Модальная интенсивность. Чудо и воздержание 40 страница



Через слово макрокосм языка становится микрокосмом, свертывается в наименьшую свободную единицу. Но через слово и микрокосм языка может обратно развертываться в макрокосм. В словотворчестве внутренний морфемный состав слова может превращаться в свободно соединяемые значимые единицы. Если речь, повесть, сочинение любого жанра и размера может стать «словом», то и слово может стать «целым сочинением», произведением особого, «однословного» жанра.

 

*Воязыковление, Логодицея, Логопоэйя, Однословие , Словопонятие, Языководство

Однословие как литературный жанр // Континент. № 104. 2000. С. 279–313.

Знак. С. 309–320.

 

 

СЛОВОПОНЯ ТИЕ

 

СЛОВОПОНЯ ТИЕ  (word-concept). Лексико-ментальная единица, возникающая на пересечении языка и мышления. Согласно известной концепции В. Налимова, язык состоит из дискретных единиц (фонемы, морфемы, лексемы…), тогда как мышление континуально и делит значения этих единиц до бесконечности, увеличивая объем их толкований. Однако на некоторых уровнях категории языка и мышления пересекаются, и словопонятие – одна из базовых единиц их общности. Такие общепринятые концепты, как «время», «знание», «любовь», «число», «культура», являются одновременно и понятиями, и словами, то есть ментальная и вербальная артикуляция этих единиц совпадает, что и приводит к словопонятию «словопонятие». Именно словопонятия  образуют базисную единицу толковых и энциклопедических словарей.

 

*Логопоэйя, Слово

Лит: Налимов В. Вероятностная модель языка. М.: Наука, 1974.

 

 

ТРАНСФОРМАТИ В, ТРАНСФОРМАТИ ВНОЕ ВЫСКА ЗЫВАНИЕ

 

ТРАНСФОРМАТИ В, ТРАНСФОРМАТИ ВНОЕ ВЫСКА ЗЫВАНИЕ  (transformative, transformative utterance). Тип высказывания, которое радикально меняет сами условия речевого акта, отношение между его участниками.

Как известно, наряду с информативными высказываниями, сообщающими о некоторых фактах, о положении вещей, выделяются перформативные высказывания. Открытые и истолкованные Дж. Л. Остином, перформативы осуществляют те события, о которых объявляют, самим фактом такого объявления. «Провозглашаю открытыми Олимпийские игры». К этому разряду относятся клятвы, обещания, договоры.

Наряду с информативными и перформативными высказываниями можно выделить третий класс высказываний: трансформативные . Они трансформируют исходную коммуникативную установку (presupposition) речевого акта, сообщают об отношении говорящего к собеседнику нечто такое, что радикально меняет само это отношение. К их числу относятся признания: «Я тебя люблю», «Я больше тебя не люблю», «Я решил уйти от тебя», «Я – твой отец», «Я убил твою сестру», «Мы больше не друзья». Они меняют коммуникативные роли говорящих вплоть до противоположных. Друзья становятся любовниками или, наоборот, врагами; малознакомые люди оказываются отцом и сыном; господин и раб меняются местами, и т. п. Знаками такой трансформации может быть прекращение знакомства, переход с «вы» на «ты» и наоборот, переход к внеязыковым способам коммуникации или дискоммуникации (удар, драка, выстрел…).

Например, «Я тебя люблю» – это, как правило, не чисто констативное высказывание, которое сообщает о наличии такого чувства (в отличие от высказывания в третьем лице: «Иван любит Марью»). Это и не перформативное высказывание, так как оно не осуществляется актом самого говорения (в отличие, например, от провозглашаемого священником: «Объявляю вас мужем и женой»). Это трансформативное высказывание, поскольку оно не только сообщает нечто об отношении говорящего к собеседнику, но и меняет это отношение самим фактом сообщения о нем. Это момент напряженной бифуркации в эмоционально-речевой сфере: от признания в любви предполагается переход к внесловесной коммуникации – языку жестовому, тактильному (прикосновение, объятие, поцелуй) либо, в случае отрицательного ответа, разрыв коммуникации (молчание, уход, пощечина).

Трансформативaми богаты сочинения Ф. Достоевского. Например, в «Преступлении и наказании» трансформативом в разговоре Раскольникова с Соней служат его слова «Погляди-ка хорошенько», вдруг открывающие Соне, кто перед ней.

 

«– Угадала? – прошептал он наконец.

– Господи! – вырвался ужасный вопль из груди ее» [301].

 

Знаком изменившихся отношений служит переход Сони на ты с Раскольниковым. Теперь перед ней – не господин студент, а преступник, отверженный, брат по несчастью:

 

«– Нет, нет тебя  несчастнее никого теперь в целом свете! – воскликнула она…»

 

Первооткрывателем трансформативов, хотя и не в специально лингвистическом смысле, можно считать Аристотеля. В «Поэтике» он выделяет два элемента трагического действия: перипетию и узнавание:

 

«Перипетия – это перемена происходящего к противоположному… Так, например, в “Эдипе” вестник, пришедший с целью обрадовать Эдипа и избавить его от страха перед матерью, объяснив ему, кто он был, произвел противоположное действие».

 

Трансформативный речевой акт ведет к перипетии, перевороту ситуации. Причем часто это происходит благодаря узнаванию, то есть выявлению иной идентичности в говорящем либо его собеседнике. «Узнавание, как обозначает и самое слово, – это переход от незнания к знанию, или к дружбе, или вражде тех, кого судьба обрекла на счастье или несчастье. А самые лучшие узнавания те, которые соединены с перипетиями, как, например, в «Эдипе» [302].

Трансформативный тип высказывания аналогичен совмещению перипетии и узнавания . Высказывается нечто, что приводит к перестановке ролей говорящих и изменению типа коммуникации между ними. Так, Эдип узнает от старого пастуха, что, вопреки приказу Иокасты, тот пощадил младенца Эдипа, который впоследствии становится убийцей своего отца и мужем своей матери.

 

Пастух.  О, горе! Страшно молвить…

Эдип.  А мне страшней услышать… Говори!..

Пастух.  Дитя – я помню – звали царским сыном… <…>

Когда ты тот, кем он тебя назвал,

О, царь мой, ты несчастен!..

Эдип. Горе! Горе!

Отныне мне все ясно. Свет дневной,

Погасни же в очах моих! Я проклят…

Софокл . Эдип-царь (пер. Д. Мережковского)

 

Изучение трансформативов имеет для философии и логики не меньшее значение, чем изучение перформативов и семантических парадоксов. В таких высказываниях, как «критянин говорит, что все критяне лжецы» (парадокс Эпименида), объект высказывания совпадает с его субъектом, что ведет к известным логическим парадоксам (если критянин прав, то он лжет). В трансформативах объект высказывания чаще всего совпадает с его адресатом: «Я жду от тебя ребенка», «Ты написал на меня донос», «Я тебя убью», «Между нами все кончено», «Все, что я говорила тебе раньше, – неправда». Именно превращение адресата сообщения в его объект, как в случае узнаваний или интимных признаний, чаще всего ведет к трансформативному эффекту, к установлению или разрыву коммуникации или изменению ее типа.

Различие между информативными и трансформативными высказываниями позволяет, в частности, определить дискурсивную разницу естественных и гуманитарных наук. Только в этих последних предмет дискурса совпадает с адресатом: сообщение производится о том классе явлений, к которым принадлежит и сам слушатель (в отличие от естественных наук, которые говорят с человеком, но не о человеке). Этим определяется трансформативный потенциал гуманитарных наук, в отличие от информативной доминанты наук о природе.

 

*Вит, Контраформатив , Лингвовитализм, Трансформация

Творчество.  С. 260–270.

Paradoxical Speech Acts: Transformatives and Counterformatives // Parallax (Routledge). 2015. Vol. 21. Is. 2. Р. 134–142.

 

 

ФАМИ ЧЕСКАЯ ФУ НКЦИЯ ЗНА КА

 

ФАМИ ЧЕСКАЯ ФУ НКЦИЯ ЗНА КА (famic function of sign; от лат. fame, слух, молва, и от англ. fame, известность, слава). Функция самоозначивания, саморепрезентации знака, спроецированная на его означаемое как добавочная значимость, «слава». Знак, по определению, – то, что замещает нечто другое при передаче сообщения о нем. При этом обозначаемый предмет приобретает дополнительные свойства, которые выступают благодаря самому факту означивания, замещения. Знак создает «прибавочную стоимость» своему означаемому, что в обиходе именуется славой или известностью . Если у человека, работающего на скромной должности, вдруг появляется заместитель, тем самым он сразу выходит в начальники. Всякий предмет, имеющий много знаков-заместителей, тоже выступает в роли «начальника», приобретает некую важность и неуловимость, поскольку мы гораздо чаще встречаем отсылки к нему, чем его самого.

Эту функцию знаков – увеличения ЗНАЧИМОСТИ означаемого – нельзя обнаружить ни в денотативном, ни в коннотативном плане. Значимостную  функцию знака, сигнификантность, significity, можно определить как самозначимость  знаковых отношений, как магичность самого процесса передачи информации. Например, в американской прессе стали мелькать сообщения о том, что Энди Уорхол, знаменитый основатель поп-арта, носил трусы только зеленого цвета. Очевидно, эти сообщения имеют только ту информативную ценность, что Энди Уорхол предстает в них как фигура, чье исподнее заслуживает публичного интереса: фамическая функция выступает здесь в своей чистоте. Когда мы читаем некое сообщение о писателе А, актере Б, политике В, то мы воспринимаем в этом сообщении еще и сам факт его передачи. Каждое сообщение содержит не только свой предмет, но и факт сообщения о нем – это принцип самосообщаемости сообщения. Это автореферентная функция знакового процесса: семиозис в квадрате , знак того, что знак произведен и передан. Причем это дополнительное значение выражается через тот же самый знак. К содержанию любого сообщения можно добавить: «оно сообщает о передаче самого себя».

Фамическая функция  выделяется по аналогии с «фатической» функцией, которая давно уже выделена у актов коммуникации (от греч. phatos , говоримый, от phēmi , говорю). Как известно, фатическая функция речи – устанавливать и поддерживать сам процесс коммуникации, не позволять ему прерваться (таковы приветствия, разговоры о погоде и т. п.). Фамическая функция сходна с фатической в том, что обе – автореферентны. Фамическая  функция информации – поддерживать процесс распространения информации в виде сообщений о самом акте сообщения. «Актер Б. женился, об этом сообщают “Коммерсант” и телеканал “Россия”». Возникает новый виток семиозиса – знаки знаков.

В результате у всех потребителей информации образуется не просто картина данного события, но картина, тонущая в фамическом  излучении, в сиянии славы, то есть знаков, передающих значимость своего означаемого . Это совершается экономно, без всяких экспликаций (типа «это знаменитость»), поскольку знаки информации, благодаря своей дополнительной фамической  функции, репрезентируют не только предмет, означаемое, но и самих себя. Вокруг информационно раскрученных фигур светится магический ореол чистой значимости, которую трудно перевести на язык простых означаемых. Добавляется нечто вроде бессмертия, вездесущности, «всегдасущности», то есть на предмет проецируются свойства тех знаков, которые его замещают. Поскольку знаки сохраняются на долгосрочных носителях и способны к быстрому распространению и умножению, публичная фигура становится мифической, единой во всех своих лицах: здесь, и там, и сейчас, и тогда, и потом.

Именно на такое бытие «знаковых» фигур – Пушкина, Толстого, Ленина, Гагарина – мы ориентированы с детства, именно они преподносятся нам как образцы, с которыми мы должны сверять свою жизнь. Мы окружены медиасредой, с ее ореолом бессмертия и сверхзначимости. В жизни рядовых потребителей информации образуется пустота, минусность существования, поскольку точкой отсчета берется сверхзначимость, раздутая СМИ и всей информационной средой. Мы просто живем, а они живут . Мы женимся, а они женятся . Мы страдаем, а они страдают . Это, по сути, слова-омонимы, которые совпадают по написанию, но различаются по значению, точнее по значимости. Фамическая  функция не имеет своего познавательного наполнения, она просто добавляет к знанию о людях еще и веру в их всемогущество. Слава – это мирская святость. По контрасту степень неудовлетворенности своей жизнью растет в прямой пропорции к интенсивности медиальной среды: работая на сверхзначимость одних фигур, она в такой же пропорции уменьшает значимость бесславного большинства. Все острее ощущается несправедливость в распределении символического капитала. Одним – все, другим – ничего. А ведь в информационный век символический капитал не менее значим, чем материальный, создает не меньшее ощущение богатства, могущества, полноты жизни.

Вот почему Энди Уорхол провозгласил, хотя бы и в шутку, принцип равенства символического капитала: каждый имеет право на свои 15 минут славы. Имелось в виду телевидение, но теперь, с распространением Интернета, символический капитал становится все более вседоступным – и тем более желанным. Сколько раз мое имя упоминается в инете, на каких сайтах, сколько человек записалось ко мне во френды, посещают мой блог, сколько посещений приходится на мой сайт ежесуточно, ежечасно, сколько лайков мне выставляют и т. д.? Таковы вопросы нового, демократического мироустройства в распределении символического капитала, когда какой-нибудь смышленый или острый на язык юзер может сравняться в сетевой, а значит, национальной и даже всемирной славе с иными писателями, актерами, политиками. В наше время домашняя хозяйка в аляскинской или оклахомской глуши, выстукивая на компьютере свои откровенные блоги, может стать владелицей большего символического капитала, чем актер на нью-йоркской сцене. Подобно тому как имущественный капитал все более равномерно распределялся по мере исторического развития: от рабовладельческого и феодального общества к современному капиталистическому, – так и символический капитал начинает распределяться более ровно и справедливо благодаря Интернету и виртуальным мирам, которые позволяют каждому проникнуть в сознание каждого и стирают неравенство географических и профессиональных различий.

 

*Информагия , Семиократия, Семиомания, Скриптомания, Трасосфера

Слава и семиосфера: Фамическая функция знака // Критика и семиотика. 2012. № 7. С. 95–99.

 

 

ФИЛО НИМ

 

ФИЛО НИМ  (philonym; от греч. philia, любовь, и onyma, имя; ср. синоним, антоним ). Ласковое обращение. Среди самых распространенных филонимов: киска, рыбка, голубка, ласточка, зайка, лапушка, детка, душечка, золотце, солнышко, ягодка … Список филонимов не может быть исчерпывающим, поскольку они постоянно обновляются. В письмах Чехова к Ольге Книппер как любовные обращения употребляются слова «собачка», «конопляночка», «таракашка», «бабуля», «балбесик мой», «лошадка моя» и даже такое, казалось бы, малопригодное, как «крокодил». В принципе, любое слово может ситуативно превратиться в филоним, особенно под тем напряжением лирического чувства, которое мы находим, например, в стихотворении Георгия Иванова:

 

Отзовись, кукушечка, яблочко, змееныш,

Весточка, царапинка, снежинка, ручеек.

Нежности последыш, нелепости приемыш,

Кофе-чае-сахарный потерянный паек.

 

Имеет смысл разграничить узуальные  (устойчивые, повторяющиеся) и окказиональные (однократные, случайные) филонимы. В число последних входят и чеховский «крокодил», и какая-нибудь «люлюнечка», и «мусипусикусечка», и все, что в порыве нежности способен изречь язык. Эти окказиональные обращения образуются стихийно; либо они приживаются в любовном, семейном быту, либо забываются и утрачиваются. От каждого из этих прозвищ могут вырастать свои производные в разных частях речи.

 

*Криптоним, Эротонимика

Любовь.  С. 387–392.

 

 

ФУТУРОЛОГИ ЗМ

 

ФУТУРОЛОГИ ЗМ (futurologism; буквально – «будесловие »). Разновидность неологизмов, новое слово, которое обозначает еще не существующее явление, возможное в будущем.

Традиционно в лексической системе языка выделяются два типа устаревших слов: историзмы и архаизмы, – и только один тип слов, обозначающих новые явления или по-новому обозначающих известные явления: неологизмы. В этой системе категорий, охватывающей слова по признаку устарелости-новизны, недостает по крайней мере одной категории: слова, которые обозначали бы не новые, а еще не существующие явления. Такие слова, которые относятся к возможному или будущему, можно назвать футурологизмами .

В предлагаемой классификации языковых категорий футурологизмы составляют один из трех разрядов неологизмов, то есть новых слов в широком смысле, куда входят еще два разряда: актуализмы , означающие новые, ранее неизвестные явления (типа «компьютер» или «нейлон»); и экспрессизмы – новые слова, созданные в целях художественной выразительности (типа «смехачи» и «времыши» у Хлебникова). Отношение слова и явления (означающего и означаемого) у футурологизмов  принципиально иное, чем у актуализмов или экспрессизмов. Футурологизмы – это слова, которые предшествуют самим явлениям, как бы опережают, а возможно и предвещают их , формируют те понятия, из которых в свою очередь могут формироваться сами явления. Среди лексических категорий футурологизмы в какой-то степени симметричны историзмам, указывая, соответственно, на реалии, которых еще нет или уже  нет.

Футурологизмы появлялись и раньше – некоторые из них впоследствии обрели свои реалии и вошли в широкое употребление. Таково, например, слово «робот», изобретенное братьями К. и Й. Чапеками (писателем и художником) в 1920 году; или слова «киберспейс» и «киберпанк» (cyberspace, cyberpunk), введенные американским фантастом Уильямом Гибсоном в 1984 году. Будущее последовало за этими футурологизмами – появились роботы, киберпанки и киберпространство. Категория футурологизмов имеет важное значение для языка политики и философии, понятия которой, поначалу умозрительные, могут постепенно обретать историческую плоть, как это произошло с такими прогностическими терминами, как «утопия» и «коммунизм».

Такой посыл значений в будущее становится все более характерным для словотворчества ХХ – ХXI веков, когда история и техника вступают в «сговор» с самыми смелыми и странными фантазиями и начинают их воплощать. Не только искусство, но и наука и техника оперируют множеством понятий, проектирующих мир будущего. Примеры современных футурологизмов из данного Словаря: *ангелоид (существо, приобретающее в результате технической эволюции некоторые свойства, традиционно приписываемые ангелам), *виртонавтика (навигация по трехмерным виртуальным мирам), *вочеловечение , *креаторика , *синтеллект , *хронократия

 

*Кенотип , Однословие, Проективный словарь, Протеизм, Прото-, Протологизм , Семиургия, Футуроскопия

Типы новых слов: футурологизм, однословие, протологизм // Русская академическая неография (К 40-летию научного направления): Материалы междунар. конф. / Отв. ред.: Т. Н. Буцева, О. М. Карева. СПб., 2006. С. 180–184.


Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 161; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!