I. Общая гражданская дееспособность лица. - II. Непринужденный произвол и согласие 24 страница
Широко ставить условия инвалидации сделок по поводу временной потери сознания, особенно при опьянении, которое достигнуто не поневоле, было бы опасно для надежности юридических волеизъявлений, ибо состояние опьянения, потери сознания и его степени, нетрудно симулировать; а затем нет основания облегчать уклонения от гражданской ответственности для лиц невоздержных.
Вопрос о лицах, пользующихся болезненными состояниями волеизъявляющего для своих целей, стоит, натурально, совершенно особо от вопроса о силе юридической сделки.
В. Раздел второй.
Обрядная сторона строения юридической сделки
Обрядности волеизъявлений. - Сделки обрядные или формальные в юридическом смысле. - Юридические обрядности с исторической и практической, с личной и общественной точки зрения. - Декларативный и конститутивный характер обрядностей. - Более или менее тесное сочетание сделки с реквизитом формы. - Разные способы формального волеизъявления. - Скудость обряда в действующей системе. - Причина явления. - Обрядность речей. - Русская старина. - Памяти устных сделок. - Письмо как corpus negotii
Для того чтобы воля лица вызвала в каждом конкретном случае, как causa efficiens известного события, ту или другую перемену в юридических отношениях, недостаточно одной ее наличности, необходимо еще, чтобы она была субъектом сделки выражена*(176), и притом выражена известным образом. Реквизит волеизъявления для состава сделки мы разобрали выше в ряде учений о внутреннем формализме воли (с. 101, 114 и след.). В дальнейшем нашу задачу будут составлять способы внешнего выражения воли или учение об обрядности волеизъявлений, о наружном формализме волеизъявлений.
|
|
|
Мы ограничимся здесь (в Общей части) немногими общими положениями, частности же найдут место в учениях об отдельных видах сделок.
Есть сделки, для существования и юридического эффекта которых необходим определенный обряд волеизъявления; есть другие, для коих внешняя сторона волеизъявления безразлична. Мы их называем обрядными, формальными, в первом случае, и безобрядными, неформальными, во втором.
Признаков этих, однако, далеко не достаточно, чтоб иметь в юридическом смысле достаточный критерий для различения обеих категорий сделок. Лицо может обставлять, по собственному усмотрению, свои имущественные операции такой помпой, которую нельзя объяснить ничем, кроме его личных склонностей. Безобрядная сделка не станет от этого формальной или обрядной в юридическом значении этой квалификации. Ввиду этого Савиньи, а за ним и Ihering принимают за решающий для этой группировки сделок критерий легальный, объективный, а не личный. Если обрядные реквизиты сделки установлены объективной нормой, тогда и ее юридический эффект будет, в той или другой мере, зависеть от выполнения этих обрядностей, и сама сделка должна быть рассматриваема как обрядная, формальная в юридическом смысле. Иначе это будет сделка безобрядная, хотя бы соучастники и установили для совершения ее те или другие реквизиты формы. При этом закон может предоставить заинтересованным не одну обрядность, а несколько, на выбор сторон, от чего обрядный характер сделки не изменится.
|
|
|
Необходимо, однако, чтобы несоблюдение установленных объективной нормой обрядностей сделки отражалось на ней самой, а не на субъекте сделки. Если бы все последствия невыполнения легального требования ограничивались, напр., удвоением сборов с уклонившегося от платежа пошлины (напр., гербового сбора), без всякого ослабления силы сделки, то требования этого рода, конечно, касались бы только лица, а вовсе не самой природы сделки, которая может при этом в юридическом смысле остаться безобрядной.
Мы убедимся в дальнейшем, при рассмотрении отдельных способов обрядного волеизъявления, что требования объективных норм в вопросах этого рода не представляют собой ничего произвольного, а наоборот, обыкновенно очень рельефно выражают общее состояние культуры в данную эпоху и в данном обществе*(177). Заметим здесь только, что отдаленным эпохам и невысокому уровню культуры вовсе не соответствует простота и бесформенность сделок, а скорее, наоборот, упрощение обрядностей достигается успехами культуры и общим подъемом ее уровня. Мы утверждаем это для такой сферы волеизъявлений, где волеизъявление рассчитано на юридический эффект, на высшее свойство определенности, известности и надежности правоотношений, а не на простой фактический их эффект.
|
|
|
Независимо от исторического освещения вопроса об обрядности волеизъявлений, юристы давно уже ставили себе задачу разъяснить практический смысл обрядной обстановки юридических актов вообще, сделок в особенности. Савиньи различал здесь две стороны дела. Прежде всего, думает он, осложнение волеизъявлений в вопросах права обязательным обрядом имеет всегда большую цену для лиц, совершающих сделку, стало быть, в субъективном смысле. Редко сознание содержания, значения сделки и решимость вступить в нее созревает у человека вдруг. Обыкновенно этому предшествует некоторое колебание, за которым следует решимость. Обрядная обстановка сделки нередко очень содействует тому, чтобы пробудить в субъекте соответствующее серьезности акта настроение*(178). Ihering прямо называет обрядность будильником сознания. Нет никакого сомнения, что во многих случаях, где волеизъявление могло быть несерьезным (у человека больного, с сознанием, смущенным каким-либо эффектом внешним, испуг, опьянение), обрядность способна послужить сигналом тревоги, перед которым отступит слабая, незрелая воля.
|
|
|
Это одна сторона дела. Но наряду с этим юристы дают высокую цену обрядности волеизъявлений с точки зрения удобств, которые доставляет хорошо рассчитанный формализм целям известности правоотношений в широких кругах лиц заинтересованных. Это точка зрения общественная, - объективные, по выражению Савиньи, преимущества сделок обрядных перед безобрядными. Ihering обращает, с этой точки зрения, особое внимание на легкость, быстроту обмена, сбережение труда и времени, которые получаются в результате хорошо выработанной и приноровленной к цели наружной стороны волеизъявлений. Это то же, что чекан монеты, который избавляет нас от необходимости исследовать всякий раз достоинство металла, определять его вес. При массовом обмене стереотипный обряд юридических волеизъявлений имеет в этом смысле большую цену.
При этом значение, которое дает закон соблюдению обрядовой стороны волеизъявления в составе юридической сделки, есть далеко не одинаковое.
Есть обрядности, рассчитанные главным образом на удобство судебного осуществления притязаний, основанных на сделках. В этих случаях невыполнение обряда влечет за собой только некоторое замедление или неудобство в достижении цели сделки, не делая вовсе волеизъявления ничтожным. Эта обрядность только декларативного характера. Образцов легко указать множество в любой системе (см., напр., по Code civil реквизит письма для сделок на сумму выше 150 фр., art. 1341 и след.; по нашему общему праву такой же реквизит формы в ст. 2045, 2046, 2047 т. X, ч. I).
Совершенно другое дело, когда выполнение обряда составляет самый corpus negotii, и без него вовсе не существует сделки, хотя бы в данном случае было совершенно легко доказать наличность безобрядного волеизъявления. В таких случаях указанная объективной нормой обрядность волеизъявления будет составлять конститутивный реквизит строения сделки, без которого она вовсе не существует. Примером может служить реквизит письма для волеизъявлений на случай смерти, который установляет наша действующая система. N., находясь в здравом уме и твердой памяти (ст. 1061), сделал, в присутствии совершенно достоверных свидетелей, волеизъявление о своем имуществе на случай смерти (ст. 1010), но сделал его устно (ст. 1023), и эта несомненная воля умершего не будет его духовным завещанием, ибо законным, в смысле обрядности, будет только такое волеизъявление, которое совершено на письме.
Такая связь сделки с воплощающим ее обрядом может быть более или менее неразрывная. Обрядность может быть необходима как конститутивный реквизит возникновения сделки (заемное письмо, которое затем утрачено при какой-либо случайности), или еще и в известной стадии ее осуществления (домашнее завещание явлено по смерти завещателя и утверждено в надлежащем порядке), или, наконец, самое существование сделки может быть неразрывно связано с наличностью данной формы, в которой воплотилось волеизъявление (некоторые виды предъявительных бумаг, не допускающих амортизации, напр., купоны).
Мы подвергли, таким образом, некоторому анализу обрядовую сторону волеизъявления. Мы указывали пока одни выгодные стороны юридических обрядностей и наружных обличий волеизъявления. Но это не одна их сторона. Обрядности часто могут тяготить обмен, а в этих случаях здравые интересы общежития ищут обойти их по возможности без вреда для существа дела. Вместе с успехами культуры множество формальных реквизитов волеизъявления отживают свое время, уступают место обрядам менее тяжелым, менее обременительным для гражданского обмена и, наконец, открывают все более и более простора для таких способов изъявлять волю, которые необходимы, совершенно независимо от требований легальных норм, для того, чтобы обеспечивать за ними достоверность, прочность, огласку, которая существенна для предполагаемого эффекта сделки. Таким образом, на более высоких степенях культуры мы находим в этой области права, наряду с остатками старого формализма и обрядности в юридических волеизъявлениях, множество сделок, производящих весь свой юридический эффект совершенно независимо от какой-либо специфической торжественности, к которой обязывает объективное право, при наличности простейших безобрядных средств изъявлять свою волю, письма, слова, знака, даже молчаливого допущения совершиться событию, о наступлении коего лицо было своевременно осведомлено и, в случае нежелания допустить тот или другой его эффект для себя, могло в этом смысле, в смысле протеста, изъявить свою волю.
Эту смену обрядных и необрядных способов волеизъявления мы проследим в дальнейшем, рассматривая отдельные способы или средства, какие право признает как необходимые или достаточные для совершения юридической сделки.
Что касается отдельных способов обрядного волеизъявления, то их можно насчитать весьма много. Это может быть знак, смысл которого вполне определился в юридической практике, символ, слово, письмо, тот или другой способ оставлять письменный след волеизъявления, соучастие обрядных свидетелей, общины, органов, удостоверяющих юридические события, суда, администрации, органов власти церковной и светской, начиная от низших до высших ее представителей. К числу формальных реквизитов сделки могут принадлежать реквизиты места (торг, площадь, биржа, суд, храм) и времени (дни, dies fasti, nefasti; у нас различия церковные и светские; также часы дня).
Если дух формы и обряда составляет продукт известного состояния общества, то, натурально, в процессе развития форм и обрядностей юридических легко наблюдать некоторую закономерность и преемственность форм и обрядов волеизъявления, соответствующую уровню развития общественного сознания, и замену тяжелых и грубых способов выражения понятий и актов воли более совершенными, простыми и легкими средствами достигать тех же целей.
На службу юридических актов, для внешнего их выражения, идет впереди знак, знамение (signum), эмблема, символ, образ. В истории права раньше других способов волеизъявления мы видим такие, которые в образном виде выражают мысль, делают ее осязательной для сознания, не привычного к абстракциям. С помощью таких демонстрированных, осязательных признаков для слабой мысли невидимое (власть, господство) становится видимым (меч, копье), отдаленное - близким (дерн, клок шерсти, осколок колонны), скрытое - явным (необходимость лицом показать, чего именно требуют, "оже лица не будет, дати ему железо", обрядное прикосновение, весы). Обрядовая сторона юридических актов, с их знаками и условной обстановкой, неизбежно сопровождает первоначальные явления юридического обмена во всех его видах. Эту же привязанность к внешнему, к обряду, к принятой обстановке легко наблюдать и ныне в жизни наиболее консервативных классов общества. И наряду с этим для нас важно отметить, что эта черта в действующем нашем гражданском праве и процессе не только мало заметна, но положительно менее заметна у нас, чем в обиходе западной цивильной практики и цивильного процесса. Изо всего, что можно назвать символической обрядностью при совершении гражданских сделок у нас, почти не осталось следов в составе т. X, ч. 1. Это разве передача вещи или ввод во владение, которому закон присваивает известное значение в вопросе об укреплении прав на имущество, наддрание заемного документа, коим в коммерческом суде доказывается платеж, если документ при этом передан должнику и не будет доказана иная цель такого действия*(179), вручение задатка, как знака состоявшейся сделки, удары молотка при аукционах. Эту скудость обрядного в официально действующих способах волеизъявления нельзя объяснить отсутствием преданий или потребности в обрядах этого рода. Причина лежит в том, что источником действующих норм служило не обычное наше право, как во многих западных системах, а почти исключительно указная деятельность старого времени.
Более свободным и более гибким становится дух формы, когда на службу для выражения воли приходит слово. Историки права замечают, однако, что и на самом слове долгое время лежит печать тоже известной обрядности. Для знаменования юридических волеизъявлений далеко не безразлично употребление той или другой verboram solennitas, тех или других обрядных речей, коими обмениваются лица при совершении сделок и в процессе. Этой обрядностью речей очень изобилуют старые наши памятники сделок и процесса, на коих, несомненно, лежит печать строгости и условности. Русская Правда именно указывала обрядность речей, когда требовала, чтобы стороны в процессе известным образом вызывали друг друга или обменивались речами: нерци ему мое, а рци ему тако: пойди на свод..., по сего речи емлю то; ... нелъзереци: не ведаю у кого купил. То же не только для сторон, но и для послухов. Псковская судная грамота опорочивает послушество, когда послух недоговорит или переговорит, требуя явно формального тожества речей сторон и людей, на коих стороны шлются. То же, наконец, и много позже, в Судебнике: "а хотя и не великим словом не договорил" (указ к Судебнику 21 авг. 1556 г.). Формализм слова удерживается в процессе и в XVIII в., во времена Татищева, когда истец проиграл процесс, потому что, указав свидетелей, "не домолвил и на тех шлюся"*(180), - та же nimia subtilitas, приводящая к той крайности, ut vel qui minimum errasset, litem perderet.
Слово, речь, в этих условиях служит средством юридического волеизъявления сторон и свидетелей (послухов) далеко не как обыденный способ обнаружения мысли, воли. Для силы слова часто нужен сопровождающий его обряд, известный ритуал, особая способность к этому акту со стороны волеизъявляющего, которую далеко не все имеют. Это юридический акт, а не простой разговорный обмен мыслей, для которого не нужно никаких формальных реквизитов. Точно так же не в любой обстановке речь производит свой юридический эффект. Обмен речей имеет нормально произойти перед людьми, на миру, гласно, перед созванными для этого свидетелями-соучастниками, послухами, на торгу, на суде. Какая в подробностях необходима обстановка для юридического эффекта обрядных речей, - это зависит от свойства совершаемого этим способом волеизъявления. Иной раз довольно гласно выразить решающую волю в кругу своих, семьи; в других случаях необходимо соучастие свидетелей из другого, более широкого круга лиц, родичей, общины того или другого состава, соседской, поземельной, людей одного сословия, исповедания.
Такая обязывающая сила слова в составе юридической сделки держится, несомненно, и ныне; но ныне нередко в целях упрочения известности содержания сделки устное волеизъявление сопровождается еще письменным ее начертанием. Письмо при этом может не составлять существенной для перфекции сделки обрядности и служит только средством легчайшего запоминания и воспроизведения состава сделки.
Это то же, что письменное начертание обычных юридических норм, которые от этого не перестают быть jus non scriptum. Неволин дает нам в своей "Истории рос. гражд. законов" образцы таких памятей, в которых вполне отражается живой драматизм волеизъявления сторон и послухов, тут же присутствующих и знаменующих этим свое обрядное соучастие в совершении юридического акта. Форма волеизъявления есть или очень близкая к латинской, в первом лице, "Се аз такой-то", или в третьем "Се купи такой-то" (новгородские акты); затем следует содержание акта, указание послухов "а на то послуси...", иногда наименование писца, приложение печати, но без подписи соучастников (с. 51, 55). Так что весь письменный акт представляет собой только память сделки с необходимой для ее юридического эффекта обстановкой.
Кто были у нас, как и на Западе, эти писцы, - нетрудно угадать по общим традициям грамоты и школы, которые повсюду долгое время составляли обычное призвание класса лиц духовных, у нас в особенности.
Но письмо не всегда составляет только внешнюю принадлежность сделки, привходящий элемент ее строения. Мы имеем весьма ранние указания такого назначения грамоты и письма, где явно этот способ волеизъявления образует самый corpus negotii.
Это ясно из тех случаев, когда обладание грамоты составляет необходимое условие осуществления права, в ней воплощенного, и вместе легчайший способ легитимации для любого ее обладателя. Такие грамоты были, несомненно, известны в древнерусской, допетровской практике сделок (кабалы)*(181).
Итак, внешние знаки, речь, письмо, с тем или другим его значением для совершения сделки, составляют очень ранние сменяющиеся обрядные способы юридических волеизъявлений.
Мы увидим впоследствии, что письменный способ совершения сделок представляет значительное разнообразие в смысле самого метода выполнения этого обряда.
Обрядности волеизъявления (продолжение). - Соучастие свидетелей. - Значение его в старых бытовых условиях. - Качества послухов. - Следы послушества в современных системах, Code civil и наша действующая система. - Послушество как вспомогательная обрядность при совершении сделки. - Эпоха переворота. - Теперешние реквизиты послушества. - Петровские реформы. - Фискальный интерес. - Сословный характер Екатерининских установлений для укрепления актов. - Очищение гражданских институтов и развитие общих способов корроборации. - Нотариат на Западе. - Нотариальное положение 14 апреля 1866 г. - Четыре устройства, различие способов содействия. - Волеизъявления безобрядные
Здесь нам следует особенно остановить внимание на только что указанном старинном обрядном реквизите совершения сделки непременно с соучастием свидетелей, которые тут же присутствуют, сидят, перед которыми и происходит формальное волеизъявление. Для силы сделки может не быть достаточным, в смысле формальных ее реквизитов, ни одно слово, речь, ни письмо, и быть совершенно необходимым волеизъявление именно перед людьми. Это в высшей степени характерная и живая сторона всего вопроса о правотворящей силе сделки. Обрядность эта освещает нам не только историческую сторону вопроса; но она сохранила, несомненно, решающее значение в отдельных случаях и для теперешней каутелярной практики.
Необходимость обрядного соучастия свидетелей, послухов, людей, мужей особенно рельефно выступает в старых бытовых условиях, когда не только правоспособность отдельного человека, но и самое правосознание далеко не есть настолько объективное, каким мы его наблюдаем ныне, при действии общеобязательных легальных норм и судебных органов, обязанных ex officio восстановлять нарушенное право. В условиях субъективно сознаваемого права нельзя сослаться на готовую объективную норму. Ее нет. Скрытое право надо еще раскрыть, обнаружить всякий раз, и для поддержки его найти опору в людях. Вот на какой глубокой бытовой основе держится необходимость к совершению сделки всякий раз призывать живых соучастников, на коих, собственно, и будет держаться действительная ее крепость. Более не на чем ей и держаться в этих условиях.
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 251; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!