I. Общая гражданская дееспособность лица. - II. Непринужденный произвол и согласие 22 страница
Все, чем, притом исключительно с обрядной стороны, осложняется в указан, проекте этот упрощенный состав абстрактной сделки, - это требованием письменного волеизъявления со стороны должника (§ 683 1-го проекта).
Учение об обязательствах в проекте 1888 г. тотчас стало известно во Франции вместе со всем литературным движением, предшествовавшим его выработке в целом, и с ходом разработки абстрактного обещания и договора признания в особенности, как оно определилось с начала 40-х годов и подвигалось вплоть до публикации этого проекта. Всю эту обширную работу выполнил тогда же (1890 г.) дижонский, теперь парижский, профес. Raymond Saleilles*(158).
Насколько эти положения первого проекта подверглись видоизменению в последующих чтениях и как они формулированы в составе действующего ныне Гражданского уложения немецкой империи, - это было нами выше показано в связи с анализом понятия абстрактной сделки вообще. Независимо от общего улучшения редакции статей в действующем уложении, в отношении к рассматриваемому учению новая редакция (§ 813 и 814) подчеркивает свойство абстрактного договора не только как отрешенной от правооснования (материального), но именно как самостоятельно дающей основу (формальную) обязательству сделки. Этот новый оттенок редакции особенно важен ввиду того, что Виндшейд*(159) до конца настаивал на том, что смысл признания и должен собственно состоять в том, что оно дает силу некоторому предшествующему (каузальному) моменту сделки. Это было бы необходимо отметить, если бы мы трактовали признание как medium probationis. Между тем мы здесь признание рассматриваем как Verpflichtungsgrand, как основу обязательства. Дело вовсе не в подлинности того, что признано, а в нем самом, в признании как самостоятельной правотворящей обязательство силе.
|
|
|
Это и есть прегнантное выражение автономного характера цивильного обмена. Весь юридический эффект сделки сконцентрирован в одном волеизъявлении, в нем самом, без всякой опоры извне. И этому вовсе не противоречит последующая возможность упразднить так или иначе эффект сделки, когда должник докажет, допустим, свою ошибку в основе принятого им на себя обязательства (813, 814), или когда обязательство окажется противным добрым нравам или публичному порядку*(160).
Такой глубокий знаток той и другой техники строения сделки в обеих современных системах, французской и немецкой, как Raymond Saleilles, не мог не угадать и не почувствовать всего достоинства легкости, силы, подвижности новой немецкой конструкции в сравнении с отечественной, французской.
Вопрос о том, за какой конструкцией будущее, в которой из двух виден залог возможности будущей общей, универсальной системы строения цивильной сделки, которой так смело коснулся Цительман (см. выше. С. 178), тоже не ускользнул от пытливой мысли ученого - критика обеих систем.
|
|
|
Сознание своих несовершенств - всегда дело тяжелое. И чтобы сделать этот гнет полегче, вот выход, которого ищет Saleilles из трудной дилеммы. Цивилисту всегда особенно тяжело отречься от этой черты самоопределения воли, поступиться самобытностью строения сделки... Салейль и ставит свою задачу в этом духе. Если, говорит он, наш Code хочет в принципе во что бы то ни стало наличности материально-каузального момента в составе сделки, если ему необходим этот контрольный над самоопределением аппарат, то вот и компенсация, которую дает нам наш Code за это вмешательство в автономию обмена. La theorie de la cause, dans le Code civil francais, constitue, a la fois, une atteinte et une garantie, a l'egard du principe de l'autonomie de la volonte; elle en trace les limites, mais, en meme temps, elle marque comme une frontiere infranchissable aux investigations du juge*(161).
Вот что хочет сказать Салейль: наш закон предоставляет суду вмешаться в расчет сторон, когда они совершили сделку. Да, но зато этот же закон ставит тому же суду нерушимую границу его взысканиям тем только, что обязательно (art. 1108) должно быть дано самым составом сделки, и ни шагу дальше этого предела. Немецкий кодекс де идет другим путем. Волеизъявление в строении сделки, по новому уложению, бесконтрольно, автономно и не стеснено ничем. Но в то же время суд, призванный ограждать заинтересованного в порядке кондикционных исков, или вооружаясь против сделки во имя публичного интереса, ограждения добрых нравов, защиты неопытных, беспомощных против эксплуатации сильного, вынужден выходить для этой цели за пределы данного сделкой состава.
|
|
|
Итак, французская практика требует материально-каузального момента, но не идет дальше этого предела, в область мотивов. Для сделки немецкого стиля, формальной, - этот момент материально-каузальный не нужен. Но вот, минута сомнений, спора, и немецкий судья не остановится на границе данного в составе сделки содержания, он пойдет дальше, внутрь волевого процесса.
Мы сочлись, таким образом, с немецким кодексом, с его совершенствами, и наш Code, посягая на автономию воли, в то же время ограждает ее нам, не пуская исследовать внутренних процессов воли, ее мотивов.
Так ли это, или это только выход из-под гнета сознания своих несовершенств, чтобы легче вздохнуть?
Мы именно так думаем! Вопрос сведен к различию мотива и основания (cause). Но разве мы установили это различие? Baudry думает (см. выше), что это brouillard и nuage, который, будучи существенно все тем же, принимает для нас то вид тумана, то образ облака, смотря по расстоянию, на которое мы отошли от явления.
|
|
|
Разве можно сказать, что, уплачивая недолжное и требуя кондикционным процессом возврата, я указываю ошибочный мотив, а не ошибочную основу (cause) солюции? Saleilles говорит: cause есть то, что в составе сделки, мотив - то, что вне ее состава. Пусть causa будет то, что в составе сделки. Но сделки есть двух родов, один род со скрытой, хотя и существующей causa (это формальные сделки), другой род с выраженной в их составе causa. Causa платежа не перестанет быть каузальным моментом сделки (solutio), потому только, что, высылая Авлу Агерию платеж долга, я не специфицировал этой цели.
Итак, немецкий кодекс, допуская инвалидацию сделки путем кондикций, исследует не мотив, а основание, каузальный момент уплаты.
То же самое следует сказать и о других случаях кондикционного процедирования. В них вообще основой требования служит тот или другой порок в каузальном моменте, а не в лежащем за этим юридическим составом строения сделки, внешнем, экономическом, психическом двигателе, не в мотиве. При этом кондикции могут иметь приложение безразлично и к сделке с выраженным, и к сделке с не выраженным в ней основанием.
Разве это иначе во французском праве? По art. 1132 в ее теперешнем толковании все контракты суть материально-каузальные. Но разве эта статья исключает применение двух других, 1131 и 1133, которые допускают une fausse cause, une cause illicite, prohibee par la loi и проч. (art. 1133)? И разе этот порок каузального момента будет или должен быть виден из самого состава сделки-акта, и не может быть скрыт, замаскирован фидуцией, симуляцией, которую открыть возможно из данных, лежащих вне сделки-акта, особенно из так назыв. Contre lettres*(162)? Это должно быть ясно почтенному критику. И ввиду этого едва ли правильно компенсировать несомненную в Code atteinte a l'autonomie такой garantie, которая будто полагает нерушимый предел изысканиям суда данными состава сделки, за которыми все неприкосновенно!
Для сопоставления двух систем нам остается сделать еще один шаг. Это вопрос об инвалидации сделки противозаконной, вредной для интересов публичных, противной добрым нравам, направленной на эксплуатацию нужды, легкомыслия и проч. (последнее особенно по § 138 нем. гр. Улож.). Эта проблема (недействительность сделки) имеет свое место в системе, и мы коснемся ее здесь лишь для поверки мыслей Saleilles о пределах вмешательства суда в оценку сделки наличными в ее составе данными, без покушения исследовать мотив, внутреннее побуждение субъекта сделки, интимную сторону дела.
Так ли это? То есть может ли какой угодно судья, французский, немецкий, определить опасное для добрых нравов, для публичного интереса свойство операции, облеченной в гражданскую сделку, исключительно из данных ее состава, отнюдь не переступая, в интересах ограждения частной автономии, этой границы? Если это возможно, то разве в тех редких случаях, когда операцию совершает новичок в деле. Нормально опасные для добрых нравов, для публичного интереса, направленные на эксплуатацию нужды, легкомыслия сделки выполняют люди бывалые, во всяком случае умеющие скрыть концы своих проделок. Итак, применять § 118 нем. гражд. Уложения, art. 1131, 1133 С. с. судье придется не иначе, как именно переходя границу ее состава и обнаруживая то, что скрыто за этой ширмой, за пределами сделки-акта, на территории сделки-титула (titre primordial по французск. терминологии).
При этом надо иметь в виду, что вопрос об опасном для добрых нравов, для публичного интереса, для социального равновесия сил направления сделки заключает в себе две стороны. При наличности в деяниях подобного рода состава преступления судебному рассмотрению будет подлежать вовсе не вопрос о силе сделки, а о вменении, и тогда суд не обойдет ни одного из внутренних моментов, побуждений, мотивов, которыми, так или иначе, установляется степень виновности лица. В задачах такого рода все направлено на внутреннюю сторону деяния, на индивидуальное исследование. Это задача суда уголовного. Инвалидация сделки будет составлять только простую консеквенцию наличности преступления как мотива операции с виду цивильной*(163).
Вопрос о применении к сделке критерия добрых нравов, расчетов на неопытность или нужду ближнего не связан необходимо с деянием преступным или противонравственным и не ограничивается этими пределами (С. pen. Art. 406). Опасными для добрых нравов, вредными в смысле эксплуатации чужой неопытности, нужды, могут быть деяния, не признаваемые преступлениями. Для оценки сделки с этой точки зрения вовсе нет нужды судье входить во внутренний мир контрагента. Никакого индивидуального расследования не нужно. Гражданская юрисдикция не выходит вовсе из своих пределов, она ограничивает свое изыскание составом юридической сделки, натурально, не тем только ее составом, который выражен, обнаружен в ней, но и той юридической каузальностью, которая скрыта, не выступила наружу. Критерий, по которому судья определяет допустимость сделки с точки зрения добрых нравов или безобидности в пользовании неопытностью или нуждой ближнего, тоже не есть идеальный, построенный на одних мечтах о желательной чистоте нравов и высоком разумении задач социальной солидарности. Это критерий деловой, объективный, общий, который установляется знанием существующих, практикуемых в общежитии порядков, судейским опытом. Такое изучение и такая оценка состава сделки для признания ее силы или для ее инвалидации не выходит вовсе из пределов требований хорошо функционирующего органа гражданского правосудия; она составляет прямую их задачу. В этих границах неуместны никакие опасения за целость приватной автономии. Там, где эта автономия угрожает добрым нравам или определившимся в жизни основам социальной солидарности, она перестает быть только приватной автономией, а переходит в злоупотребление ею, слегка, быть может прикрытое наружной правильностью операции.
Нет сомнения, что в этих общих задачах гражданского правосудия территория применения немецк. гражд. Улож. и Code civ. не представляют никаких существенных различий. Из этой области нечего взять для компенсации того ущерба (atteinte) приватной автономии, который терпит она во Франции вследствие неправильного понимания art. 1132 или неразвитости во французской доктрине учения об абстрактной сделке, о самобытной, не зависящей от наличности в составе сделки ее материально-каузального момента, силе одностороннего волеизъявления или договора признания, как достаточного самого по себе основания обязательности сделки (Anerkennungsvertrag als Verpflichtungsgrand).
Итак, atteinte a l'egard du principe de l'autonomie de la volonte в действующем Code civ., как его ныне понимают, есть налицо, а никакой компенсирующей за это garantie по отношению к той же автономии в указании frontiere infranchissable aux investigations du juge, выраженными в составе сделки данными, в Code civ. нет и быть не может.
Читатель легко убедится в этом, внимательно проштудировав прекрасный этюд в названной книге (Declaration), который Saleilles посвятил изучению § 138 нем. граж. Ул. в особенности*(164). В нем очень много меткого и важного, кроме общего исходного выписанного нами положения, назначенного, очевидно, скорее для замирения взволнованного чувства, чем для настоящей оценки двух систем строения сделки.
Мы не можем заключить этого небольшого очерка учения об абстрактной сделке, не указав здесь же на заметку г. А. Гасмана, напечатанную им в журнале Мин. юстиции за 1896 г. (март), с. 332 и след. "Обещание как абстрактный договор "*(165). Это случай из практики прибалтийских судов. Дело шло о применении ст. 2907, 2910, 3105, 3106 и 3134 Св. местн. узакон. губ. Остз., ч. III, по силе коих "сделанное кому-либо обещание платить, если только оно принято другой стороной, само по себе устанавливает вполне действительное право требования (ст. 3209 и 3212), независимо от основания, побудившего должника дать обещание" (см. с. 333 указ. кн. Журн. Мин. ю.). Здесь мы имеем случай прямого и категорического применения учения Бэра о договоре признания (Anerkennungsvertrag), которое усвоено практикой прибалтийских судов со времени*(166) появления в свет этой классической работы (с. 339, там же). Весь случай крайне характерен и вразумителен для ознакомления с учением Бэра, как оно было выше нами изображено, в приложении его к жизни. Весьма, конечно, было бы желательно, чтобы применение этого учения нашло себе место не в одних остзейских судах, а повсюду, где цивилистическая техника достаточно развита, чтоб отвечать прямым и разумным требованиям живого имущественного обмена.
Наш проект, по крайней мере в составе его Общих положений, не заключает в себе никаких данных для рассмотрения этого важного вопроса в Общей части.
Этими учениями мы, собственно, могли бы заключить нашу задачу сделать общий анализ содержания волеизъявлений в составе сделки и определить основные черты различия их стилей. С этим вместе мы все время имели в виду существенную для всего чтения о юридической сделке основную черту ее построения, которую мы назвали внутренним формализмом воли, составляющую в той или другой степени свойство всякого волеизъявления, рассчитанного на юридический эффект. В учении о сделке нам следовало бы перейти к другой стороне дела, к формализму внешнему или обрядности волеизъявлений. Но мы считаем удобным здесь же коротко указать на ряд явлений в практике юридических сделок, который представляет собой любопытное отклонение от нормального способа волеизъявлений, но не невольного, какой мы видели в случаях принуждения или ошибки, а преднамеренного, рассчитанного.
Мы довольно близко подходили к этим явлениям, когда трактовали выше внутренний формализм воли в составе сделки. Мы разумеем здесь сделки фидуциарные, симулированные, так называемую reservatio mentalis и шутливые волеизъявления. Такие отклонения от нормы будут замечаться не в сфере сделок абстрактных, хотя некоторые из них возможны и здесь, а чаще всего в сделках материальных. Стороны, обе или одна, хотят скрыть подлинные свои виды и так маскировать их показным составом сделки, чтобы этим достигался юридический эффект показной сделки, которого иначе, почему-либо, или вовсе нельзя, или трудно достигнуть. В сделке абстрактной всегда, согласно ее конструкции, остается скрытой ее подлинная материальная основа. Это ее нормальная черта. Сделки фидуциарные и симулированные не представляют собой особого применения этой легальной техники. Сокрытие и маскирование в них подлинного основания или цели представляет собой технику нелегальную. Это некоторым образом юридическая контрабанда, прикрытие пропускным флагом или свидетельством товара, который, собственно, пропуску не подлежал бы.
Такой способ действия никогда не будет нормальным и даже безвредным для следующих ему. Есть случаи, где такое прикрытие подлинного содержания операции показной сделкой не представляет собой ничего прямо воспрещенного и недобросовестного, а лишь непредусмотренную, в скудных категориях выработанных в данной системе типов сделок, комбинацию. Тогда стороны поневоле и все же не без некоторого риска будут следовать этой методе.
Мы знаем ее в разных образцах классической и современной практики. Слабо выработаны институты вещного кредита. Ввиду этого, у нас в старину совершается сделка, по составу своему направленная вся на пересвоение имуществ (mancipatio, купля-продажа недвижимости), совершаемая нормально aliemandi или dominii transferendi causa, никогда не credendi causa.
В данном, однако, случае мы прикрываем ею именно кредитную операцию, продаем, с уговором перепродать вещь вновь нам (точнее, удерживаем право выкупить вещь), cum pacto fiduciae de remancipando, так что подлинная цель сделки будет не отчуждение вещи, а кредит продавцу суммы, которую составляет цена вещи. В основе операции лежит взаимное доверие сторон. Однако фидуциарный собственник, перепродав имущество дальше, воспользовался бы формально принадлежащим ему правом распорядиться вещью, и для доверчивого продавца не оставалось бы другого средства вознаградить свои потери, как иск об убытках, ничего более. Итак, фидуциарная вещно-кредитная сделка, в смысле своего эффекта, опирается на понятие отчуждения права собственности, стало быть, на институт, выработанный правом вовсе не для тех целей, для коих его здесь утилизируют, и ввиду того, что специфического института кредитно-вещного в данной системе вовсе нет.
Фидуциарные операции совершаются часто между людьми близкими или близко заинтересованными в одном и том же деле. Мы, товарищи, однако, приобретаем недвижимость для общего дела так, что я буду фигурировать как собственник на ипотечной книге, a N, мой товарищ, как ипотечный веритель. Мы приобретаем имение на общий капитал. N никогда не кредитовал мне ни копейки, и между тем, ввиду слабого развития в нашем законодательстве применительных и легких для возникновения и прекращения форм товарищества, мы вынуждены облечь коллективное приобретение в эту форму кредитной операции, которая, допустим, совершается проще и надежнее. Неудобства, которые могут произойти от этой фидуциарной кредитной сделки, лягут, конечно, эвентуально, на нас, ибо мы не могли воспользоваться прямо подходящими к случаю нормами правоотношений товарищеских, а прибегли к искусственному, не подлинному для данного случая типу правоотношений и сделок кредитных. То же будет иметь место, если вместо доверенности для взыскания с моего должника я фидуциарным путем уступлю моему поверенному, цедирую мое требование. Когда взыскание будет произведено и долг погашен, то невыполнение поверенным условия фидуциарной сделки откроет мне путь для его преследования, но не по нарушенной доверенности, ибо таковой не было заключено, а лишь по убыткам, которые я понес ввиду так или иначе приноровленной к случаю цессии требования.
Указанные сделки (продажа имущества, занесение двух лиц в разные отделения ипотечной книги, уступка требования) суть совершенно легальные, но искусственно и иной раз невпопад прилаженные к отношениям, для коих они не подходят, юридические формы. Это то же, что платье не впору. Никто в этом не виноват, кроме тех, кому оно нужно и кто не умеет себе устроить надлежащего выбора готовых образцов. Типы сделок составляют своего рода готовые облачения. Если не во что облачиться, приходится брать платье не впору или не по сезону, лишь бы вовсе не остаться в деле серьезном без всякого юридического облачения.
В указанных случаях фидуциарной сделки мы имели дело, очевидно, с несовершенной техникой, которая встречается всегда и везде на невысоких ступенях развития юриспруденции. Стороны хорошо знают, чего они хотят, не преследуют при этом никаких противоправных целей и, однако, не могут прийти к легальной цели иначе, как путем обходным, фиктивным, во всяком случае, не прямым, не прямо рассчитанным на предположенную цель*(167). Сделке неподвижной (см. выше) они дают некоторую подвижность. На одном этом основании нет возможности инвалидировать силу сделки, не представляющей собой никаких иных пороков.
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 215; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!