Беспомощный перед лицом твоей красоты 11 страница
Куда, черт побери, делась Культура?
В его голове раздался ужасный рев, и неясное мерцание за маревом – солнце – начало пульсировать. Сабля поблескивала с одной стороны, глиняный горшок сверкал с другой. Девушка стояла прямо перед ним. Подняв руку, она вцепилась ему в волосы.
Рев заполнял уши, и он сам не понимал, кричит и визжит он или же нет. Человек справа от него поднял саблю.
Девушка дернула его за волосы, оттягивая голову. Он закричал, заглушая рев, и крик тут же отозвался в сломанных костях. Он уставился на пыль, осевшую на рубчике одеяния девушки.
«Ах вы, уроды», – подумал он, даже сейчас не осознавая, кого в точности имеет в виду.
Ему удалось выдавить из себя один слог:
– Эл!..
И меч вошел в его шею.
Имя умерло. Все кончилось, но это по-прежнему продолжалось.
Боли не было. Рев стал тише. Он смотрел на деревню и на коленопреклоненных людей. Все наклонилось перед его глазами; ощущения остались при нем, и он чувствовал, как корни волос тянут за собой скальп. Его перевернули.
Его безжизненное, безголовое тело истекало кровью, которая стекала на грудь.
«Это был я! – подумал он. – Я».
Его снова перевернули. Человек с саблей стирал тряпкой кровь со своего клинка. Человек с горшком, стараясь не глядеть в его выкаченные глаза, протягивал к нему горшок, держа другой рукой крышку.
«Так вот это для чего», – подумал он, чувствуя себя оглушенным – и потому объятым каким-то жутким спокойствием. Потом рев, казалось, собрался в одну точку и тут же начал ослабевать. Перед глазами все стало краснеть.
|
|
|
«Сколько это еще может продолжаться? – недоумевал он. – Как долго может существовать мозг без кислорода?»
Закрывая глаза, он подумал: «Теперь я действительно стал двумя».
И еще он подумал о своем сердце, которое, как ему стало понятно лишь теперь, остановилось, и захотел заплакать, но не мог, потому что наконец потерял ее. Еще одно имя всплыло в его мозгу: Дар…
Грохот расколол небеса. Хватка девушки ослабла. На лице парня, державшего горшок, нарисовался почти комический испуг. Люди из толпы подняли головы. Рев перешел в крик. Столб пыли с резким звуком взметнулся в воздух. Девушка, державшая его, пошатнулась. Над деревней пронеслась темная тень.
«Припозднились…» – подумал он про себя, уходя в никуда.
Еще секунду или две шум усиливался – может, это были крики, – что-то ударило его по голове, он покатился прочь, пыль забивалась в рот и глаза… но он начал терять интерес к происходящему и был рад погрузиться в темноту. Может быть, позже его подобрали снова.
Но это, казалось, случилось уже с кем-то другим.
Когда раздался страшный шум и громадная резная скала черного цвета приземлилась в центре деревни – сразу после того, как подношение небесам было отделено от его тела и тем самым соединилось с воздухом, – все бросились в рассеивающийся туман, чтобы скрыться от пронзительного света. Жалобно крича, люди сбились в кучу у небольшого пруда.
|
|
|
Спустя всего пятьдесят сердцебиений нечеткий темный силуэт снова появился над деревней, поднимаясь к небесам, где туман был не таким густым. На сей раз грохота не последовало: двигаясь быстро, загадочный предмет исчез с шумом, похожим на вой ветра.
Шаман отправил ученика посмотреть, как обстоят дела. Дрожащий юнец исчез в тумане, а потом вернулся целым и невредимым. Тогда шаман повел селян, все еще охваченных ужасом, назад в деревню.
Тело, от которого взяли подношение небесам, по-прежнему безвольно висело, привязанное к раме на вершине кургана. Голова исчезла.
После долгих ритуальных песнопений, измельчения внутренностей, разглядывания фигур в тумане и троекратного вхождения в транс жрец и его ученик пришли к выводу, что это хороший знак, но в то же время и предупреждение. Они принесли в жертву животное мясной породы, принадлежавшее семейству девушки, которая уронила голову-подношение. Вместо нее они положили в глиняный горшок голову скотины.
|
|
|
Глава пятая
– Диз. Как ты там, черт возьми? – Он взял ее за руку, помог подняться на деревянную пристань с крыши только что всплывшего модуля, обнял женщину и рассмеялся: – Рад тебя видеть!
Сма похлопала его по пояснице, поняв вдруг, что уклоняется от ответных объятий. Он, похоже, ничего не заметил и, отпустив ее, стал смотреть, как из модуля поднимается автономник.
– И Скаффен-Амтискав! Тебя по-прежнему выпускают одного, без охраны?
– Привет, Закалве, – сказал автономник.
Он обвил рукой талию Сма.
– Ну, идем в мою лачугу. Позавтракаем.
– Идем, – согласилась та.
Они пошли по маленькой деревянной пристани к выложенной камнем тропинке среди песка, направляясь в тень деревьев, синих и пурпурных. Громадные распушенные кроны – темные массы на фоне бледно-голубого неба – шевелились от порывов теплого ветерка. От верхней части серебристо-белых стволов исходил тонкий аромат. Несколько раз на тропинке появлялись другие люди, и тогда автономник поднимался к вершинам деревьев.
Мужчина и женщина прошли по залитым солнцем проходам между деревьями и наконец оказались у большого озера, в воде которого отражались с два десятка белых строений; у деревянного причала стоял небольшой обтекаемый гидроплан. Пройдя между зданиями, они поднялись по ступенькам на балкон, выходивший на озеро и узкий канал, который вел в лагуну на дальней стороне острова.
|
|
|
Сквозь кроны деревьев пробивались солнечные лучи. По веранде, маленькому столику и двум гамакам скользили тени.
Он предложил Сма сесть на один из гамаков. Появилась девушка-служанка, и он попросил принести ланч на двоих. Когда служанка ушла, к ним подплыл Скаффен-Амтискав и приземлился на парапете веранды, прямо над озером. Сма устроилась в гамаке поудобнее.
– Это и правда твой остров, Закалве?
– Гмм… – Он оглянулся с неуверенным видом, потом кивнул: – О да, мой.
Скинув сандалии, он плюхнулся на другой гамак и стал слегка покачиваться, потом взял с пола бутылку и с каждым качком гамака принялся разливать вино по двум стаканам, стоявшим на столике. Закончив, он качнулся посильнее, чтобы передать один из стаканов женщине.
– Спасибо.
Отхлебнув вина, он закрыл глаза. Сма разглядывала стакан на его груди, который он придерживал рукой, следя за тем, как вяло покачивается коричневатая жидкость, а потом перевела взгляд на его лицо. Нет, он не изменился. Волосы – чуть более темные, чем ей помнилось, – были убраны с широкого загорелого лба и связаны сзади в конский хвост. Судя по внешнему виду, он, как и всегда, был в форме. И конечно, ничуть не постарел, потому что возраст его оставался неизменным – это являлось частью платы за услуги.
Глаза его медленно открылись; он посмотрел на женщину, медленно растягивая рот в улыбке. Пожалуй, глаза стали старше – так показалось ей. Но это впечатление могло быть ошибочным.
– Ну так что, Закалве, – сказала она, – играем здесь в игрушки?
– О чем ты, Диз?
– Меня прислали за тобой. Они хотят, чтобы ты сделал для них еще кое-что. Ты, видимо, уже догадался, так что скажи, попусту я трачу время или нет. Нет никакого желания тебя уговаривать…
– Диз! – обиженно воскликнул он, сбрасывая ноги с гамака и убедительно улыбаясь. – Не говори так. Конечно, ты не тратишь время попусту. Я уже собрался.
– Тогда к чему вся эта беготня?
– Какая беготня? – невинным голосом произнес он, снова укладываясь в гамак. – Я отправился сюда, чтобы попрощаться с близким другом, только и всего. Но я готов лететь. В чем проблема?
Сма посмотрела на него, открыв рот, потом повернулась к автономнику:
– Ну так что, отправляемся?
– Не имеет смысла, – возразил Скаффен-Амтискав. – Судя по курсу всесистемника, вы можете пробыть еще два часа здесь. Потом мы возвращаемся на «Ксенофоб», а он встретится с кораблем «Каковы последствия» примерно через тридцать часов.
Автономник повернулся и посмотрел на мужчину.
– Но только нам нужно знать наверняка, – добавил он. – Громадный всесистемник с двадцатью миллионами человек на борту меняет направление. Если он будет дожидаться нас, то должен для начала замедлиться, так что он должен быть уверен. Вы летите? Сегодня?
– Автономник, я только что сказал об этом. Я лечу. – Он повернулся к Сма. – Что за работа?
– Воэренхуц. Цолдрин Бейчи.
Он засиял в улыбке, сверкнув зубами.
– Старина Цолдрин все еще жив? Буду рад снова его увидеть.
– Тебе придется уговорить его снова надеть рабочую одежду.
Закалве беззаботно махнул рукой.
– Нет проблем, – сказал он и отхлебнул из стакана.
Сма посмотрела, как он пьет, и покачала головой.
– И ты не хочешь узнать зачем, Чераденин? – спросила она.
Он хотел было сделать жест, равнозначный пожатию плечами, и уже дернул рукой, но потом передумал.
– Гмм, ну да. Так зачем, Дизиэт? – вздохнул он.
– На Воэренхуце наметилось противостояние двух групп. Та, которая сейчас взяла верх, собирается взять курс на масштабное приспособление планеты к обитанию людей…
– Что-то вроде, – он рыгнул, – переделки экстерьера планеты?
Сма на мгновение закрыла глаза.
– Да, примерно. Называй это как хочешь, но, мягко говоря, это грозит тяжелыми последствиями для экологии. Эти люди – они называют себя Гуманистами – хотят ввести, ко всему прочему, подвижную шкалу прав для разумных существ, что при достаточной военной мощи позволит им захватывать любые миры, населенные мыслящими обитателями. Сейчас там идет несколько локальных конфликтов, и любой может перерасти в большую войну. Гуманисты в какой-то мере поощряют все это, ведь войны вроде бы подтверждают их тезис о том, что Скопление перенаселено и необходимо искать новые планеты, пригодные для обитания.
– А еще, – добавил Скаффен-Амтискав, – они отказываются считать машинный разум полноценным. Тамошние компьютеры пока обладают лишь протосознанием, и эти люди утверждают, что только субъективный человеческий опыт имеет истинную ценность. Органофашисты.
– Понятно. – Закалве кивнул, на лице его появилось озабоченное выражение. – И вы хотите, чтобы старина Бейчи оказался в одной упряжке с этими ребятами… Гуманистами, верно?
– Чераденин!
Сма нахмурилась, а поля Скаффен-Амтискава, казалось, стали ледяными. Закалве уязвлено посмотрел на нее:
– Но ведь они называются Гуманистами!
– Это лишь название, Закалве.
– Названия важны, – сказал он, причем, судя по всему, серьезно.
– Они так себя называют, но от этого вовсе не становятся хорошими парнями.
– Ну ладно. – Он ухмыльнулся, глядя на Сма, и попытался напустить на себя деловой вид. – Вы хотите, чтобы Бейчи склонил чашу весов на другую сторону, как в прошлый раз?
– Да.
– Отлично. Похоже, это будет нетрудно. Никаких игр в солдатики?
– Никаких игр в солдатики.
– Ладно, – кивнул Закалве.
– Кажется, я явственно слышу скрип, – пробормотал Скаффен-Амтискав.
– Отправляйте подтверждение, – велела ему Сма.
– Хорошо. Подтверждение отправлено. – Он выразил свое одобрение впечатляющими переливами ауры. – Только вы уж не передумайте.
– Одна лишь мысль о необходимости быть в вашем обществе, Скаффен-Амтискав, могла бы заставить меня отказаться от полета на Воэренхуц с прекрасной госпожой Сма. – Он кинул озабоченный взгляд на женщину. – Ты ведь летишь, я надеюсь.
Сма кивнула и отхлебнула из своего стакана. Служанка тем временем поставила несколько маленьких блюд на столик между гамаками.
– Значит, вот просто так, Закалве? – спросила она, когда служанка ушла.
– Что «просто так», Дизиэт? – улыбнулся он, держа стакан у самых губ.
– Улетаешь спустя сколько?… Пять лет. Строил свою империю и планы, как сделать мир безопаснее, использовал наши технологии, пытался применять наши методы… И ты готов бросить все, сколько бы времени ни потребовало новое дело? Черт возьми, ты сказал «да», еще не зная, что речь идет о Воэренхуце. А если бы речь шла о другом конце галактики? Где-нибудь в Облачностях? Ты мог бы, не зная того, подписаться на путешествие длиной в четыре года.
– Я люблю долгие путешествия.
Некоторое время Сма смотрела в его глаза: перед ней был спокойный человек, полный жизненной силы. При виде его на ум приходили слова «энергия» и «жизнерадостность». Сма почувствовала к этому человеку подспудное отвращение. Закалве пожал плечами и положил в рот какой-то плод с одного из блюд.
– И потом, за моими владениями присмотрят до моего возвращения. Станут распоряжаться ими по доверенности.
– Если будет к чему возвращаться, – заметил Скаффен-Амтискав.
– Конечно будет, – сказал Закалве, выплевывая косточку поверх стены веранды. – Эти люди любят говорить о войне, но они не самоубийцы.
– Ну, тогда все в порядке, – отворачиваясь, сказал автономник.
Закалве улыбнулся в ответ на эти слова и кивнул на нетронутое блюдо, стоявшее перед Сма.
– Ты не голодна, Дизиэт?
– Потеряла аппетит.
Он качнул гамак, выпрыгнул из него и потер рука об руку.
– Пойдем искупаемся.
Сма наблюдала за тем, как он пытается поймать рыбу из маленького пруда, бродя по воде в своих длинных шортах. Она уже искупалась – в трусах.
Закалве нагнулся – весь внимание – и принялся сосредоточенно вглядываться в воду, где отражалось его лицо. Казалось, он говорит со своим двойником.
– Знаешь, ты по-прежнему отлично выглядишь. Надеюсь, это тебе льстит.
Сма продолжала вытираться.
– Я слишком стара для лести, Закалве.
– Чепуха, – рассмеялся Закалве; вода зарябила у него подо ртом. Он сурово нахмурился и медленно погрузил руки в воду.
Сма видела, как он сосредоточен; руки мужчины тем временем уходили все глубже под воду, отражаясь в ней.
Закалве снова улыбнулся, сощурившись. Руки его замерли, погруженные глубоко под воду. Он облизнул губы.
Резко дернув руками, он испустил радостный крик, сложил ладони чашечкой, вытащил их из воды и подошел к Сма: та сидела у груды камней. Широко ухмыляясь, он протягивал к ней руки – мол, погляди. Она привстала и увидела, как в его ладонях бьется маленькая рыбка – блестящая, цветастая, пестрая, сине-зелено-красно-золотая вспышка. Закалве вновь удобно устроился на камне, и Сма нахмурилась.
– А теперь верни ее туда, где взял. И чтобы все осталось, как было, Чераденин.
Лицо его погрустнело. Сма хотела было сказать ему еще два-три слова, не столь резких, но тут Закалве снова ухмыльнулся и бросил рыбку в пруд.
– Как будто я мог сделать что-то еще.
Он подошел к ней и сел на соседний камень.
Сма посмотрела в сторону моря. Автономник тоже расположился на берегу, но чуть дальше – метрах в десяти. Она тщательно пригладила темные волоски на своих предплечьях – так, чтобы те прилегали к коже.
– Зачем ты сделал все это, Закалве?
Он пожал плечами.
– Зачем я дал эликсир молодости нашим славным вождям? В то время это казалось хорошей идеей, – беззаботно признался он. – Не знаю. Я думал, это возможно. Я решил, что вмешаться – это далеко не так сложно, как считаете вы. Если человек имеет разумный план действий и не заинтересован в собственном возвеличивании…
Он пожал плечами и посмотрел на женщину.
– Из этого еще может что-то получиться, – заявил он. – Заранее сказать трудно.
– Ничего не получится, Закалве. Ты оставляешь нам здесь черт знает что.
– Ага, – кивнул он. – Значит, вы не останетесь в стороне. Я так и думал.
– Думаю, нам так или иначе придется это сделать.
– Желаю удачи.
– Удача… – начала было Сма, но потом замолкла и провела пятерней по влажным волосам.
– Меня ждут неприятности, Дизиэт?
– Из-за этого?
– Да. И еще из-за ножевой ракеты. Ты слышала о ракете?
– Слышала. – Она покачала головой. – Вряд ли неприятностей будет больше, чем обычно. А обычно неприятности у тебя возникают просто потому, что ты – это ты, Чераденин.
Он улыбнулся.
– Ненавижу эту… толерантность людей Культуры.
– Ну, – сказала Сма, натягивая через голову блузку, – так каковы твои условия?
– Без платы не обойдется, да? – Он рассмеялся. – За вычетом омоложения… то же, что и в прошлый раз. Плюс на десять процентов больше свободно конвертируемых.
– Именно то же, что и в прошлый раз?
Сма печально посмотрела на него, качая головой; ее мокрые длинные волосы колыхались в такт. Закалве кивнул:
– Именно.
– Ты идиот, Закалве.
– Не оставляю попыток.
– Все будет как раньше.
– Этого никто не может знать.
– Я могу предполагать.
– А я могу надеяться. Слушай, Диз, это мой бизнес, и если ты хочешь, чтобы я полетел с тобой, то должна согласиться на это. Так?
– Так.
Он подозрительно посмотрел на нее:
– Вы по-прежнему знаете, где она?
Сма кивнула:
– Да, знаем.
– Значит, договорились?
Она пожала плечами и перевела взгляд в сторону моря:
– Да-да, договорились. Просто я думаю, что ты не прав. Мне кажется, не надо тебе больше встречаться с ней. – Она заглянула ему в глаза. – Это совет.
Закалве встал и отряхнул песок с ног.
– Я его запомню.
Они пошли назад, к зданиям и спокойному озерцу в центре острова. Сма села на стенку, дожидаясь, когда Закалве попрощается со всеми. Она прислушалась – не донесется ли плач или шум скандала, – но ничего не услышала.
Ветер легонько поигрывал ее волосами. Удивительно, но, несмотря ни на что, ей было тепло и хорошо. Вокруг стоял запах высоких деревьев, а их подрагивающие тени создавали иллюзию, будто с порывами ветра земля колеблется и покрывается рябью, как ярко-темная вода в лагуне. Сма закрыла глаза, и звуки пришли к ней, как преданные домашние зверьки, стали тыкаться мордой ей в уши: шелест крон, вроде шороха подошв сошедшихся в танце усталых любовников; плеск волн, что перекатывались через скалы и ласкали золотой песок; совсем незнакомые звуки.
Может, она вскоре вернется в дом под серо-белой плотиной.
«Какая же ты скотина, Закалве, – подумала она. – Я могла бы остаться дома, они могли бы послать мою дублершу… да черт побери, просто отправить автономника. А ты бы все равно согласился…»
Он появился, бодрый и свежий, в пиджаке, наброшенном на плечо. Служанка – другая – несла сумки.
– Ну, я готов, – сказал он.
Они пошли к пристани. Автономник, поднявшись повыше, следовал за ними.
– Кстати, а почему денег больше на десять процентов? – спросила Сма.
Они ступили на деревянную пристань. Закалве пожал плечами:
– Инфляция.
Сма нахмурилась:
– Это что еще такое?
Вылет на задание
IX
Когда спишь рядом с головой, полной всяких образов, происходит осмос, ночной обмен мысленными картинами. Так думал он. Он много думал тогда – пожалуй, больше, чем когда-либо прежде. А может, просто острее осознавал процесс и глубинное тождество мысли и течения времени. Иногда ему казалось, будто каждое проведенное с нею мгновение – это драгоценный футляр любви: тебя помещают в него и осторожно переносят в прекрасное место, где нет никаких опасностей.
Но целиком он осознал это позднее, а в то время не понимал до конца. В то время ему казалось, что полностью он осознает лишь ее.
Нередко он лежал, глядя на нее спящую, на ее лицо в свете нового дня, который проникал сквозь открытые стены этого странного дома. Он разглядывал ее кожу и волосы с открытым ртом, завороженный ее живой неподвижностью, ошеломленный самим фактом ее существования – вот некая беззаботная звезда, которая спит, совершенно не осознавая своего яркого могущества. Его поражало, как небрежно и легко она спит, – трудно было поверить, что такая красота может существовать без сверхчеловеческого и притом сознательного усилия.
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 178; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!