Динамический прагматизм» в экзистенции и творче- стве Мандельштама.



М  со своим «динамически-прагматическим»  стремлением

к РЕАЛЬНОМУ миру44 является ярко выраженным носителем

 

42  Там же, с. 153.

43  В работе 70-х гг. А. Жолковский  формулирует «глубинную тему» поэзии М  как «самочувствие,  в  котором преобладают…неустойчивость, неуверен- ность в себе, личное (‘слабое’, ‘теплое’, ‘родное’) начало, нечто “неправильное”, пульсирующее…»  [84, c. 60].

44  Например,  акмеизм для М – прорыв к миру РЕАЛЬНОСТИ, миру ДЕЙ- СТВИЯ и прагматическому РЕЗУЛЬТАТУ действия. В статье «Утро акмеизма» (1912/13) М говорит (о себе и своих единомышленниках: «Мы не летаем, мы поднимаемся только на те башни, которые сами можем построить» [II, с. 145].


 

этой (см. 1. 3) матрицы (установки) ЕЦ как в своем поведении, так и в своем мировоззрении, в своей ЯКМ и в творчестве. «Уста- новка» М на динамику отмечалась рядом исследователей45.

 

2.3.1. Примеры текстов М, в которых эксплицитно заявляется психологическая  «установка» на динамику, движение, переме- щение.

(1912)  «Бродяга46  – я люблю движенье», сказал он о себе еще в 1912 г. в стихотворении «Шарманка» [I, с. 287].

(1914)  О себе же в стих. «Автопортрет»: «В закрытьи глаз, в покое рук – / Тайник движенья непочатый./ Так вот кому летать и петь  / <…> Чтоб прирожденную неловкость /Врожденным ритмом одолеть!» [I, c.

295].

(1929 ?) Э. Герштейн в своих мемуарах сообщает, что М был недово- лен статичностью просмотренного  фильма «Потомок Чингис-хана»:

«Он объяснял  недовольно: кинематографу  нужно ДВИЖЕНИЕ,  а не статика»47 [8, с. 17].

(1933)  В РД: «Произнося “солнце”, мы совершаем как бы огромное ПУТЕШЕСТВИЕ <…>  говорить – значит всегда находиться В ДО- РОГЕ».

 

Еще пример: в «Путешествии в Армению» М восхищенно говорит об армянах, в обычном для себя стиле идентифицируя  себя с объектом своего дискурса:

«…их  неизъяснимое  отвращение ко всякой метафизике и прекрасная фами- льярность с миром реальных вещей – все это говорило мне: ты бодрствуешь, не бойся своего времени, не лукавь» [II, с. 104].

45  Например, С. Шиндин в статье 1996 г. говорит об идее «активной, дина- мической нестабильности, характеризующей мандельштамовский мир в целом и проявляющейся в самых разнообразных смысловых сферах» [31, c. 353].

46  Ср. более позднее  высказывание  Ахматовой о М  (в материалах  П. Лук- ницкого): «Это был человек с душой БРОДЯГИ в самом высоком смысле этого слова, что и доказала его биография. Его вечно тянул к себе юг, море, новые места»  [57, с. 85]. Ср.  также (пусть несколько  обиженно-раздраженное)  вы- сказывание Тициана Табидзе о пребывании М в Грузии (1921) в заметках 1922 г.: «…этот голодный БРОДЯГА, Агасфер, пользовался случаем и попрошайни- чал», цит. по [94, с. 91].

47  Л. Панова по близкому поводу проницательно  отмечает, что некоторые стихотворения М «построены не по принципу “статической” живописи, а по принципу “движущейся” живописи, которой и является кинематограф  в са- мых лучших своих проявлениях»[142, с. 216].


 

(1933)  «Надо всегда путешествовать,  а не только  в Армению и в

Таджикистан», – в письме к М. Шагинян48.

(1935)  «Жизнь – это ДВИЖЕНИЕ,  событие  – его нельзя описать.

<…>  поэзия понимается <…>  как отказ от твердых форм значения за счет углубления роли сочетаний. Здесь куча частностей. Программа: все это В ДВИЖЕНЬЕ. О нем, О ДВИЖЕНЬЕ, написан “Дант”», – в раз- говоре с С. Рудаковым49.

 

2.3.2.  Мемуаристы  фиксировали повышенную  динамику

физического облика и поведения М.

Э. Миндлин, вспоминающий 1919-20 гг. в Феодосии, говорит о «его [M] БЫСТРОЙ  в движениях, СТРЕМИТЕЛЬНОЙ фигу- ре <…>, весь остроугольный, очень БЫСТРЫЙ»50.

В. Шкловская-Корди,  рассказывая о М начала 20-х, посто- янно употребляет глагол «бегать»: «А Осип Эмильевич БЕГАЛ по всем своим знакомым <…>, он вдруг ПРИБЕЖАЛ ко мне и говорит <…>. Он не говорил, а БЕГАЛ, БЕГАЛ по всем вот этим вот комнатам…»  [66, с. 103-104].

Э. Герштейн (в передаче Варвары Шкловской-Корди)  об М (начала 30-х ?): «…Шкловский сидел по-турецки (он любил си- деть по-турецки)  на кровати Мандельштама, а Мандельштам БЕГАЛ, БЕГАЛ, они спорили о литературе…» [66, с. 294].

Э. Герштейн, вспоминая  М в 1929 г. и в начале 30-х, также часто употребляет слова, передающие быстрое движение (даже для передачи его внутреннего состояния): «БЕГАНЬЕ из ком- наты в коридор к телефону» [8, с. 16], «ходил по комнате, почти ТАНЦУЯ»  [8, с. 20], «пребывал в постоянном внутреннем ДВИ- ЖЕНИИ» [8, с. 21], «БЕГАЛ по комнате» [8, с. 408], «вдруг Осип Эмильевич стал СУЕТЛИВО  беспокоиться <…>,  БЕГОТНЯ  в коридор к аппарату» [8, с. 425].

О. Кретова описывает  манеру М  двигаться  (в Воронеже по-видимому, в конце 1934 и в 1935): «…манера неожиданно вскидывать голову, и привычка “МЫКАТЬСЯ”  туда-сюда даже

 

48  Цит. по [64, с. 287].

49  В письме С. Рудакова, цит. по [8, с. 130-131].

50  Цит. по [51, т. II, с. 511, 515]


 

на скудном пространстве нашей заставленной канцелярскими столами комнатки…»  [71, с. 36].

C. Рудаков описывает М в письме (август 1935 г.): «Веселый БЕГАЕТ по комнате, ПОДПРЫГИВАЕТ, МАШЕТ  руками…» [цит. по 8, с. 126].

 

 

2.3.3. В серии текстов М пытается нащупать язык ЕЦ как «ци- вилизации движения» и описать  («передать») его – здесь М снова выступает в своей функции «медиатора» (2.1).

(1926) В очерке <Михоэльс> (плюс черновые наброски)  М пытается  передать  эту «иудейскую динамику движения»,  го- воря о театре «иудаистического  актера» Михоэлса:  «…сила ев- рейства в том, что оно выработало и пронесло через столетия ощущение формы и ДВИЖЕНИЯ, обладающее всеми чертами моды, непреходящей, тысячелетней» [II, c. 307], «Вся сила юда- изма, весь ритм отвлеченной пляшущей  мысли, вся гордость пляски <…>  уходит в дрожание рук, в вибрацию мыслящих пальцев, одухотворенных, как членораздельная речь» [II, c. 308],

«…это пляска мыслящего тела, которой учит нас Михоэльс» [II, с. 374], «…трудный  и славный путь от иудейской созерцатель- ности <…> к раскованной мудрой пляске…» [II, с. 374].

Там же М говорит в своем обычном «интерфейсном» (см.

2.1) стиле об искусстве Михоэлса: «…тогда стираются границы национального  и начинается  ХАОС трагического  искусства.

<…> еврейскому <нрзб> из Москвы  мелькает тень Еврипида».

Здесь дело в том, что для М «хаос» не есть статический анти- ном «порядка-космоса», но динамический маркер трагического процесса и его результата, в частности, процесса и результата разрушения. Например, в ШВ «иудейский хаос» = «иудейские развалины»51.

Замечательная  иллюстрация  к  способу понимания Ман- дельштамом взаимодействия управляющих архетипов «ин- формационности» (см. 1.1) и «динамичности» (см. 1.3) ЕЦ – это

 

51  Ср. приводимое в 1.2 рассмотрение В. Топоровым пары: «порядок vs. бес- порядок» Хаоса.


 

высказывание52  о стихотворении «Вы помните, как бегуны…», приводимое в комментарии Н. Мандельштам: «о старике, кото- рый бегает быстрее, потому что он больше знает» [2, с. 421].

Еще один пример попытки М нащупать язык ЕЦ как «циви- лизации движения» и описать его, мы встречаем в набросках к очерку «Французы» [II, c. 361], на этот раз в контексте живо- писи: «И я начинал понимать, <…>  что цвет не что иное, как чувство старта, окрашенное дистанцией…».

В «Канцоне» М сказал про красный цвет, связанный для него в этом тексте с еврейством («малиновая ласка начальника евре- ев»), что «в красной [краске] – нетерпенье» (перед стартом!).

 

 

Управляющая матрица» (установка) ЕЦ, состоящая в ориентации всюду на поиск единства, единой исходной точ- ки (см. 1.4), ярко и вполне осознанно проявилась в дискурсе и поведении М.

 

(а) Поиск некоего религиозного единства. Например, марксизм связан у М с религиозными переживаниями (письмо В. Гиппиусу). Позд- нее53  М пишет: «…русской поэтической мысли снова открылся За- пад, новый, соблазнительный, воспринятый весь сразу, как е диная религия» [II, c. 264].

(б) Поиск некоего «культурно-цивилизационного»  единства. «На За- паде е динство!»  – одобрительно восклицает М, говоря о духовных поисках Чаадаева.

(в) Поиски е диного языка поэзии, «синтетической» поэзии»: «…поэ- ты говорят на языке ВСЕХ  времен, ВСЕХ  культур <…>  СИНТЕ- ТИЧЕСКИЙ поэт современности <…> говорит на совершенно не- известном языке…» [II, c. 172].

(г) Ориентация на включение ВСЕХ  текстов в некий е диный текст.

См. 2.1.3.

(д) В программной  статье «О природе слова» (1921–1922) М говорит о Бергсоне, явно разделяя его «иудаистический»  подход: «Чтобы

 

 

52  По-видимому, скрытая цитата из устного высказывания М.

53  «Письмо о русской поэзии», 1922.


 

спасти ПРИНЦИП ЕДИНСТВА в вихре перемен и безостановоч- ном потоке явлений, современная философия, в лице Бергсона, чей глубоко ИУДАИСТИЧЕСКИЙ ум одержим настойчивой потреб- ностью ПРАКТИЧЕСКОГО МОНОТЕИЗМА, предлагает нам уче- ние о системе явлений. <…> Движение бесконечной цепи явлений, без начала и конца, есть именно дурная бесконечность, ничего не говорящая уму, ИЩУЩЕМУ  ЕДИНСТВА И СВЯЗИ…»  [II, c. 173].

(е) Единство времени и пространства. М ориентирован (возможно, отчасти под влиянием А. Бергсона) на «синхронистичность» вре- мени, на совмещение всех событий, прошлых и будущих, в одной

«пространственно-временной»  точке. Как бы установка на «сжа- тие» в точку «здесь и сейчас»54.

(ж) По-видимому, с этой же психологической установкой М «на поиск единства» связан его постоянный  интерес к личности и работам Гете, у которого он видел такую же «установку» на моногенез во всем и везде55.

 

Вот еще высказывания самого М:

(1915)  «Взят в руки целый мир, как яблоко простое» [I, c. 300]. (1923)  «Оглядываясь  на весь девятнадцатый  век русской культу- ры – <…> вижу в нем е динство непомерной стужи, спаявшей десяти- летия в один денек, в одну ночку» [II, c. 49].

(1933)  «…вся  поэма [Данта] представляет собой одну единствен- ную, е диную56 и недробимую строфу», «Время для Данта есть содер- жание истории, понимаемой как е диный синхронистический  акт»57 [II, c. 224, 234].

(1935)  «И вы, часов кремлевские бои, – / Язык пространства, сж а то- го до точки»58 [I, c. 212].

 

54  О «синхроничном» восприятии М истории писали «пять авторов» [82, c.

284].

55  См. об этом подробнее в [133, Сh. 2].

56  Отсюда явствует, что и все свое творчество М рассматривал как единый текст.

57  Как и все в РД, это относится, одновременно, к самому М и его текстам.

58  Здесь слово ЧАСЫ относится в большей степени к концепту времени, чем к аппарату кремлевских часов, а ПРОСТРАНСТВО – это «пространственно- временной континуум».


 

2.5. Отношения М с текстом вполне соответствуют отноше- ниям ЕЦ с текстом (см. 1. 5).

 

2.5.1. Мир как текст. Интертекстуальность.  В 2.1.3. мы уже рассматривали ориентацию М на интертекстуальность как частное проявление  общей «управляющей  матрицы»  медиа- тивности М.

Но следует подчеркнуть,  что отношение к миру как к еди- ному тексту,  отношение  к порождению  собственного  текста (а также к чтению и интертекстуальной интерпретации читае- мого текста) как к экзистенциально главному средству59  позна- ния мира, средству для ориентации в мире и даже для управле- ния собственным поведением60  – в высшей степени характер- ная черта его личности61.

Е. Таборисская в работе 1990 г. определила это явление так:

«…у Мандельштама – первенство словесного образа, подчи- няющего  себе реальные явления и их пропорции» [71, с. 518]. Сравним высказывание М. Бубера: «у евреев недостаточно раз- вито отношение  к бытию».  Замечательным  образом дискурс Бубера начала 20-го века о евреях совпадает с дискурсом со- временного исследователя о Мандельштаме.

 

2.5.2. Комментарий для М важнее комментируемого.

Вот характерное высказывание М (в ЕМ): «Уничтожайте ру- копись, но сохраняйте то, что вы начертали сбоку…» [II, с. 86].

 

59  При этом самому «надежному»  средству. Ср. высказывание М  о книге:

«Из всего материального, из всех физических тел книга – предмет, внушаю- щий человеку наибольшее доверие» [II, с. 121].

60  Например, главная акция в ситуации «измены жене» для М – это создание текста, обращенного к другой женщине. Н. Мандельштам пишет в своих ме- муарах: «…он [М] болезненно переживал всякое стихотворение, обращенное к другой женщине, считая их несравненно большей изменой, чем все другое» [159, с. 152]. Губительная  ситуация «измены  родине»,  актуализированная  в СССР к началу 30-х гг., точно так же связывается у М, прежде всего, с чтением (губами) или созданием текстов на «чужих наречиях»: «не искушай чужих на- речий, но постарайся их забыть», «получишь  уксусную губку ты для изменни- ческих губ», «себя губя…мне хочется уйти из нашей речи» и т.п. Отчасти – это преломление у М традиционной РЦ-установки  на подозрительное отношение к текстам на «чужих наречиях».

61  Как и всей ЕЦ: см. пп. 1.1, 1.5.0 и 1.5.1.


 

Это высказывание «оксюморонно»,  потому что, в понимании М (и в соответствии с традиционной установкой ЕЦ, см. 1.5.2), маргиналии способствуют СОХРАНЕНИЮ ядерного текста62.

Фактически  об этом же М  говорит  в РД: «…сохранность черновика – закон сохранения  энергетики произведения»  [II, с. 231].

Ср. (упоминавшееся в 2.1.3) высказывание М в РД про текст Данте (и, конечно, свой собственный): «…комментарий  (разъ- яснительный) – неотъемлемая структурная часть самой “Коме- дии” » [II, с. 253].

2.5.3. М а сс о во с ть и рутинность «сверток» и сокращений

в текстах М.

См. об этом подробнее в 6.5.10 – высказывания критика Н. Берковского и др. О соответствующем феномене в традицион- ных текстах ЕЦ см. 1.5.3.

Наиболее частотный для М способ создания сверток – это

«ре-семантизация» («поли-семантизация»)  слова в тексте, т.е. намеренная  «загрузка» его различными, часто изначально не связанными, смыслами.  Например, поли-семантизация  через межъязыковую омофонию,  когда «блуд» означает одновремен- но и ‘блуд’ и ‘кровь’ и т.п. Еще один способ – это «разрушение» синтаксиса, позволяющее сокращать целый ряд связок, соеди- нителей, разделителей и т.п., платя за это повышенной «крип- тограммностью» текста.

 

2.5.4. Принципиальная нелинейность, многомерность текста М. Текст М, «плотно» пронизанный  ссылками и аллюзиями63 на другие тексты и на себя самого, совершенно удивительным образом,  структурно  напоминает  текст Талмуда  или Мидра- ша64. Как и в случае традиционного  еврейского текста, полная

 

 

62  Про это писала Н. Поллак:  «The present poet’s work is just such a marginal commentary to the work of the past (and what is written in the margins preserves what lies in the center)» [133, с. 9].

63  Часто межъязыковыми, см. п. 2.5.6.

64  Интересно, что еще соученик М по Тенишевскому училищу Борис Сина- ни называл М «оратором-талмудистом», по-видимому,  имея в виду какие-то особенности  его дискурса  [150, с. 34]. М. Эпштейн в эссе [149] (конец 80-х) также называет М «талмудистом», сравнивая его с Пастернаком, которого Эп-


 

«развертка» текста М принципиальным образом представляет собой не линейную, но многомерную структуру – «мало в нем было ЛИНЕЙНОГО…».

Вот пассаж в РД, иллюстрирующий многомерное во сприя- тие  Мандельштамом  текста: «…композиция65  складывается не в результате  накопления66  частностей,  а вследствие  того, что одна за другой деталь отрывается от вещи, уходит от нее, выпархивает,  отщепляется  от системы,  уходит в свое функ- ционально пространство, или ИЗМЕРЕНИЕ,  но каждый раз в строго узаконенный срок и при условии достаточно зрелой для этого и единственной ситуации» [II, с. 218].

 

2.5.5. Диалогичность Æ полилогичность текста  М. Просма- тривается установка на «диалог» текста (т. е. читаемого) с чи- тателем,  на «соучастие»  читателя  в процессе формирования

«читаемого».

Этот феномен67, который можно рассматривать как прояв- ление общей интертекстуальности, относится как к собствен- ным текстам М («Читателя! советчика! врача! На лестнице ко- лючей разговора б!»)68, так и к восприятию «чужих». В «Путе- шествии в Армению» М пишет о «физиологии чтения», явно подразумевая эту установку на активное «соучастие»: «Книга,

 

штейн квалифицирует как «хасида». Эпштейн пишет одновременно про текст М  и Пастернака: «Речь отчуждена от языка — словно бы проступает в ней другой язык, подлежащий  многозначной,  хитроумной  расшифровке.  Чтобы разгадать эту систему отсылок, переносов, аллюзий, сквозящую иным, еще не прочитанным  текстом, каждый читатель поневоле становится талмудистом и каббалистом». Эпштейн  указывает на принципиальную интертекстуальность дискурса М, на его ориентацию на комментарий» и говорит, что М  «…стал величайшим талмудистом именно на светском поприще, превратив поэзию в своеобразную талмудическую дисциплину, кропотливое и законопослушное истолкование знаков мировой  культуры. Культура выступает как священная книга, требующая все новых добросовестных комментариев и расшифровок». О некоторых «талмудических» особенностях текста М упоминает и Н. Поллак в монографии [133].

65  Т.е. с т ру к ту р а текста: Данте и своего собственного.

66  Т. е. «линейного» процесса нанизывания деталей.

67  Полностью совпадающий с одной из установок «традиционного» дискур- са ЕЦ, см. 1.5.5.

68  «Куда мне деться в этом январе» [I, с. 237].


 

утвержденная на читательском пюпитре, уподобляется холсту, натянутому на подрамник» [II, с. 121]69.

Более того, можно утверждать, что в случае М имеет место70 оксюморонная  ситуация активного взаимодействия (диалога) автора, «генератора текста», с «генерируемым текстом»: порож- даемый  «автором»  текст «воздействует»  на автора, изменяет его, «строит» его71.

 

2.5.6. У с т а новка М на мультилингвистичность  дискурса, на

«межъязыковую интерференцию», на игру РАЗНОЯЗЫЧНЫХ

смыслов в  высказывании.  Масса примеров в  Приложениях

1 и 2.

 

2.5.7. П о вышенная частотность и даже рутинность «игры слов», ориентация на полисемантичность  отдельных слов, со- четаний и целых блоков  текста М. Многочисленные примеры см. в Гл. 8 и в Приложениях.

 

2.5.8. Частотность синтаксических нарушений в тексте М.

В текстах М наблюдается усиливающаяся ориентация на разрушение, «выворачивание» стандартного синтаксиса, даже на полный «отказ» от синтаксиса. Характерные высказывания М  в РД72: «Нет синтаксиса  – есть намагниченный  порыв…»,

«…нас путает синтаксис. Все именительные падежи следует за- менить указующими  направление  дательными. <…>… Здесь все вывернуто: существительное является целью, а не подлежа- щим фразы» [II, с. 250, 254].

Приведем простейший  пример намеренного  разрушения синтаксиса у М.

 

 

69  Этот смысл отметила в своей монографии Н. Поллак: «The comparison of the reader to the painter suggests the reader’s active role in determining what is read. This reader is another hypostasis of the poet who proceeds by quotation; his relation to the poet is like the poet’s relation to the voices of the past» [133, с. 5].

70  В полном соответствии с системой установок ЕЦ, см. 1.5.5.

71  В. Топоров рассматривает эту ситуацию для случая Мандельштама в ра- боте «О  “психофизиологическом”  компоненте  поэзии Мандельштама»  [98, с. 428-445].

72  Про текст Данте и, как обычно, про свой собственный текст.


 

В стих. «Адмиралтейство»  (1913) в строфе «Ладья воздуш- ная и мачта-недотрога, / Служа линейкою преемникам Петра, / Он учит: красота – не прихоть полубога…»  – полное синтакси- ческое рассогласование  всех 3 строк73. Среди синтаксических

«нарушений» в текстах М (в особенности, в 30-х гг.) исследо- ватели отмечают частотное несогласование грамматического времени в глаголах74.

Статья «пяти авторов» [82, c. 296] очень точно описывает феномен «разрушенного  синтаксиса»  у  М:  «Существенным фактором создания [семантической]  неопределенности  яв- ляется расшатывание  [в тексте М] обычного “прозаического” синтаксиса. Отдельные элементы изолируются, появляется отчетливая  тенденция  к повышению  удельного веса односо- ставных предложений без “нормальной”  предикативной связи. Часто встречаются случаи, когда неясна синтаксическая  соот- несенность сегментов или сегменты являются  синтаксически незаконченными. В том же направлении  действует и “немоти- вированное”  употребление союзов: так и употребляется  при отсутствии семантической общности в объединяемых сегмен- тах, н о – при отсутствии противопоставления и т.п. Сказанное распространяется и на “макросинтаксис” – на синтаксическую организацию  текста как целого <…>  в силу преобладания не- фабульных  принципов организации,  логические  и реальные связи ослаблены, их место занимают, прежде всего, семантиче- ские связи».

Отметим, что этот пассаж написан так, как если бы «пять авторов» анализировали синтаксис Талмуда (см. к этому 1.5.8).

 

73  Этот пример приводится в [142, с. 444] Л. Пановой, которая считает, что

«десинтаксизация»  здесь служит для «синхронизации  Петра Великого,  его преемников и нас, ‘живущих сейчас’».

74  Л. Панова отмечает у М «безразличие к тому , каким временем обозна- чить действие». Она называет М «аграмматическим поэтом»  [142, с. 475-476]. Эта характеристика (совершенно  не случайно)  отсылает к высказыванию  И. Бабеля, в большей степени, чем М, подвергшегося в юности воздействию «тал- мудического дискурса»: «В Одессе я освобождаюсь от уз грамматики. Мне хо- чется подойти к киоску и произнести: “Налейте мне стакан водá”» (мемуары С. Липкина).


 

2.5.9. Выводы. Таким образом, мы наблюдаем  поразительное соответствие между «устройством» традиционного еврейско- го текста и «устройством»  текста М. Причина этого феномена не ясна. Ведь не могли же несколько уроков древнееврейско- го языка и традиции, данные юному М «еврейским учителем» (и упомянутые в ШВ), так мощно повлиять на дискурс М.

Рабочая  гипотеза здесь – это воздействие на М в раннем возрасте дискурса отца. В ШВ Мандельштам (который в этом тексте  вообще отрекается  от еврейства)  презирает  и отвер- гает этот дискурс, попутно  сообщая  детали, ясно демонстри- рующие, что дискурс Эмилия Вениаминовича  был как раз

«традиционно еврейским» во многих отношениях, даже «тал- мудическим»:

«Совершенно отвлеченный,  придуманный язык,  витие- ватая и закрученная речь самоучки, где обычные слова пере- плетаются  со  старинными  философскими терминами  <…>, причудливый  синтаксис талмудиста, искусственная,  не всегда договоренная фраза – это было все что угодно, но не язык, все равно – по-русски или по-немецки»75  [II, с. 20].

При всем демонстративном пренебрежении к речи и миро- воззрению отца («косноязычие и безъязычие», «замысловатый талмудический пантеизм»), проговорки типа «отец переносил меня в совершенно  чужой век» показывают  массированное воздействие дискурса отца на сознание М в раннем детстве.

Существенно в этом контексте, что во второй половине 20-х М как бы «возвращается» к отцу, подчеркивая (напр. в пись- мах) их с отцом духовную близость, см. 2.6.

Можно  утверждать,  что к моменту завершения  «Египет- ской марки»76 Мандельштам  изменил свое отношение к языку Талмуда (вообще, к еврейскому традиционному дискурсу) и к

 

 

75  Ср. явно похожий, но «позитивный»  по отношению  к отцу, дискурс А. Нимцовича, знаменитого  гроссмейстера  и теоретика шахмат:  «…Все  усилия моих воспитателей, а главным образом отца, были направлены именно к тому, чтобы развить во мне комбинационный дар и любовь к тому миру с холасти- ческих умозаключений и витиеватых  хитросплетений, который так хорошо известен каждому, кто когда-либо занимался изучением Талмуда».

76  Текста, к которому в полной мере относится вышеприведенный (в 2.5.8)

пассаж «пяти авторов».


 

языку своих собственных  текстов, на диаметрально противо- положное (!), что, по-видимому, было связано со своеобразной тешувой самого Мандельштама, см. 2.6.

 

 

* * *

 


Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 224; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!