XV. Торговля пивом как основа внешней политики

⇐ ПредыдущаяСтр 5 из 13Следующая ⇒

Густав Штреземан сыграл ключевую роль в формировании новой внешней политики Германии после поражения в Первой мировой войне. В штормовые годы Веймарской республики министру иностранных дел Штреземану приходилось балансировать как во внутренней, так и во внешней политике. Однако он искусно с этим справлялся. Он удерживал Германию в равновесии точно так же, как в молодости – подносы с пивными кружками. Страна держалась, не позволяя отношениям с соседями выплескиваться через край. Штреземан создал теоретическую базу для понимания общемировых процессов, защитив докторскую диссертацию. Ее темой была торговля пивом в Берлине. Увы, после скоропостижной кончины министра в 1929 г. австрийский капрал, ставший героем предыдущей главы и относившийся к пиву с куда меньшим интересом, сумел за несколько лет разрушить то признание и уважение, которые сумел завоевать для Германии Штреземан.

Густав Штреземан родился в 1878 г. в семье берлинских обывателей, принадлежавших к низам среднего класса. Его отец работал в оптовой торговле, закупая бочками пшеничное пиво Berliner weiss, которое разливал по бутылкам и продавал в лавки. В доме детства Штреземана на Кёпеникерштрассе в районе Луизенштадт работал и принадлежащий семье бар, где подавали все то же пиво и легкие закуски. Две задние комнаты сдавались постояльцам. Густав был младшим, седьмым ребенком в семье. Едва только он сравнялся по росту с барной стойкой, он стал выполнять мелкие поручения при баре, однако больше всего умненького мальчика интересовала экономическая сторона пивной торговли.

Уже первоклассником Густав отлично знал, сколько стоит литр пшеничного пива в бочке, сколько можно просить за бутылочное и какие расходы на оплату рабочей силы предпринимателю надо закладывать при расчетах затрат на бутилирование, перевозку и другие работы.

В конце XIX в. берлинские пивоварни одна за другой приобретали собственные линии по розливу пива, что ужесточало конкуренцию на рынке бутылочного пива. Штреземаны пока справлялись, тем не менее будущее тревожило Густава. Продолжение семейного дела не выглядело достаточно надежным. Заканчивая школу, он долго размышлял, не выбрать ли ему историю и литературу, однако в итоге выбрал перспективный предмет – экономику. В 1897 г. Штреземан поступил в Берлинский университет Гумбольдта, однако на следующий год перевелся в Лейпциг изучать политэкономию. При этом он сохранил интерес к финансовым потокам в пивной отрасли. В Лейпциге Штреземан начал исследовать весьма специфический, знакомый ему с детства берлинский рынок бутылочного пива с целью сбора материалов для диссертации.

В своей работе «Развитие торговли бутылочным пивом в Берлине» (Die Entwicklung des Berliner Flaschenbiergeschäfts) Штреземан совершил экскурс в историю торговли пивом и проанализировал ситуацию на рынке Берлина на рубеже XIX–XX вв. Его симпатии были естественным образом на стороне традиционного уклада, когда пивоварни отвечали за производство, а оптовая торговля – за продажу барам и после бутилирования магазинам для розничной торговли. Однако Штреземан далек от того, чтобы критиковать в своем исследовании пивоварни, самостоятельно разливающие пиво, хотя это лишило работы многих мелких предпринимателей, подобных его отцу. Штреземан полагал, что экономическая эффективность есть обязательное условие успеха на рынке. Не стоило забывать и о том, что пивоварни и бутилировщики были друг другу не врагами, а союзниками. Если пивоваренное производство не приносило выгоды, то и сотрудничающие с ним оптовые торговцы не могли быть уверены в собственном будущем.

Мелким предпринимателям Штреземан рекомендовал специализацию и сотрудничество. Было бессмысленно в одиночку заниматься транспортировкой, бутилированием, оптовой реализацией и продажей в розлив мелких партий пива, рассчитывая достичь эффективности крупных пивоварен. Однако можно было сохранить «свой хлеб», сосредоточившись на чем-то одном. Один предприниматель совместно с пивоварней мог заниматься перевозкой пива в бочках. Другой – бутилировать отдельные партии, которые по той или иной причине не могли быть разлиты в бутылки при пивоварне. Третий – отвечать за доставку бутылок в магазины. Четвертый занимался бы только пивными барами. Оптовики могли бы еще больше упрочить свое положение, основав совместными усилиями собственную пивоварню.

Согласно диссертации Штреземана, главным «врагом» хрестоматийного берлинца, который не спеша прихлебывает пшеничное пиво, попыхивая при этом трубкой, была отнюдь не модернизация городской пивоваренной промышленности. Главной угрозой как свободе выбора в отношении сортов напитка, так и будущему предпринимателей в этой отрасли представляло нашествие баварских лагеров. Производственный процесс для пива Berliner weiss требовал времени, и объемы производства невозможно было поднять до уровня лагеров низового брожения. Основным выводом Штреземана было то, что берлинским пивоварням и оптовым торговцам следует скорее искать новые формы сотрудничества и способы повысить эффективность процесса производства, нежели держаться за свои традиционные роли. Так можно было бы избежать того, чтобы лагеры захватили берлинский рынок, как уже захватили мюнхенский.

Диссертация Штреземана получила высокую оценку. Хотя исследование и критиковали за излишнюю широту, Штреземан удостоился особых похвал за владение предметом. Также был отмечен и его взгляд на ведущую роль экономики в исторических процессах.

Едва ли профессора, оценивая работу Штреземана, могли предполагать, что его открытия, сделанные на основании опыта торговли пивом, спустя четверть века лягут в основу немецкой внешней политики.

Получив докторскую степень, Штреземан сделал карьеру в организациях промышленников. Он продолжал работать в сфере пищевой промышленности, но сменил специализацию и занимал ведущие должности в Объединении немецких производителей шоколада. Позже он стал председателем Союза промышленников Саксонии.

Наряду с руководящей работой Штреземан мало-помалу совершал и политическое восхождение на общегосударственный уровень. Когда после Первой мировой войны в Германии в 1918 г. была провозглашена республика, Штреземан основал либеральную правоцентристскую Немецкую народную партию (нем. Deutsche Volkspartei) и стал ее первым председателем. Популярность партии росла. В 1923 г. Штреземана избрали рейхсканцлером, и в период с 1923 по 1929 г. до самой своей смерти он исполнял обязанности министра иностранных дел.

Свою внешнюю политику Штреземан основывал на том же самом принципе, что и разнос кружек в баре на Кёпеникерштрассе или анализ продажи пива в Берлине: везде и всюду должно быть равновесие. По мнению Штреземана, диктат в политике с применением военной силы или угрозы использования таковой не мог работать в отношениях между странами после большой войны. Более долгосрочным решением было бы развитие международного сотрудничества, в котором каждому нашлась бы роль, более всего отвечавшая его интересам. Как на берлинском пивном рынке свое место нашлось и крупным предприятиям, получавшим доход от расширения производства, и мелким предпринимателям со своей специализацией, так и в новой Европе, в представлении Штреземана, региональные сверхдержавы и небольшие страны могли бы найти свою нишу и выработать стратегии успеха.

Другой вопрос, каким образом это интернациональное мышление можно было бы рекламировать собственным избирателям. Когда Штреземан возглавил страну в 1923 г., экономика была в глубочайшем кризисе, а гиперинфляция полностью обесценила национальную валюту. Франция и Бельгия только что заняли Рурскую область, а в различных регионах Германии вспыхивали восстания. В октябре 1923 г. Рейнская земля объявила о своей независимости, а в ноябре нацисты попытались устроить государственный переворот в Баварии. На этом фоне было непросто говорить о немецко-французском братстве или об экономическом сотрудничестве в Европе. Штреземан и не пытался. Он знал, что дома внешнюю политику запоминают по речам, а за границей – по делам и бессмысленно пытаться совмещать речи с делами внутри страны. Штреземан говорил об упрочении положения Германии, однако оставлял избирателей в неведении относительно того, что упрочению будут способствовать уступчивость и договороспособность.

Прежде чем сосредоточиться на внешней политике, Штреземан добился стабильности в немецкой политике и экономике. В период своего канцлерского срока он остановил инфляцию, введя в обращение новую валюту – рентную марку, стоимость которой соответствовала миллиарду старых марок. Штреземан понимал, что валюта будет иметь ценность лишь в том случае, если имеет обеспечение соответствующее своему номиналу. Бывшему бармену приходится думать и над тем, кому открывать кредит: само собой разумеется, что промышленнику, в отличие от уличного забулдыги, наливают в долг. В Центральном банке Германии не осталось после войны золотого запаса, однако рентная марка обеспечивалась земельными и промышленными активами, бывшими в закладе у банка, что и стабилизировало ее курс.

В качестве министра иностранных дел Штреземан старался добиться равноправия Германии со странами – победительницами в Первой мировой войне. Он осознавал, что путь к доверию между народами начинается с доверия между их лидерами. Сотни вечеров, проведенных в баре, научили его тому, как можно завоевать это доверие. Государственные визиты включали не только протокольные мероприятия и совещания. Штреземан с удовольствием проводил со своими гостями время за непринужденной беседой, которая сопровождалась дегустацией национальных напитков. В особенности это произвело впечатление на французского премьер-министра Аристида Бриана. Во Франции еще в 20-х гг. Германию считали заклятым врагом, но совместными усилиями Штреземан и Бриан сумели уверить французов в том, что унижение Германии в долгосрочной перспективе не выгодно никому. Продвигаемый Штреземаном Локарнский договор закрепил в 1925 г. западные границы Германии, и на следующий год страна была принята в Лигу Наций. Героям политики разрядки – Штреземану и Бриану – вручили в 1926 г. Нобелевскую премию мира.

Штреземан подчеркивал, что поддерживает сотрудничество между европейскими государствами «не из любви к Европе, а из любви к Германии». Он дальновидно считал, что межгосударственное сотрудничество послужит пользе каждого. Экономическая взаимозависимость соседних государств казалась ключом к предотвращению войн. Однако понадобилась еще четверть века и Вторая мировая война, прежде чем все европейские страны согласились с фактом, о котором Штреземан говорил еще в 1920-х гг.: «Вы видите нынешнюю Францию, которая обладает самыми большими в Европе запасами железной руды, но слишком малыми запасами угля. Одновременно с этим вы видите Польшу, где много угля, но слишком неразвита промышленность. ‹…› Экономическая реальность вынуждает к объединению». Начало мирному экономическому сотрудничеству положили в Центральной Европе Договор угля и стали, заключенный в 1951 г. и развившийся впоследствии в договор об экономическом сотрудничестве, и Европейский союз. Когда в 2012 г. ЕС получил премию мира, в торжественных речах говорили о возрождении сотрудничества Германии и Франции на рубеже 1940-х и 1950-х гг., однако мало кто, судя по всему, знал о том, что предвидение подобной дружбы, сотрудничества и взаимопомощи существовало уже в 1920-х гг.

Штреземан, с 1927 г. испытывавший серьезные проблемы с сердцем, умер от сердечного приступа в октябре 1929 г. Его похоронили в берлинском Крейцберге на кладбище района Луизенштадт. Немецкая народная партия была очень связана с личностью своего лидера и после его смерти утратила значительное число сторонников. Многие партии радикализовались, и в 1932 г. самой заметной политической силой в стране стала руководимая Гитлером Национал-социалистическая рабочая партия. Время разрядки и равновесия осталось позади.

Berliner Kindl Weisse

Берлин, Германия

В 1809 г., прежде чем отправиться в поход на Россию, наполеоновские войска познакомились в Берлине с пшеничным пивом, которое они назвали «северным шампанским». Традицию, которую представляет пиво Berliner Kindl Weisse, можно назвать архаической. Известно, что подобное кислое пиво с низким содержанием алкоголя в XVII–XVIII вв. производили во многих областях Северной Германии, но по мере победного продвижения лагеров пивоварни одна за другой прекращали его производство – всюду, кроме Берлина. В XIX в., в «золотой век» пива, weisse производили в Берлине сотни пивоварен. В следующем столетии популярность пошла на спад, однако XXI в. снова пробудил интерес к традиционному местному напитку. Сегодня название Berliner weisse охраняется специальным патентом. Производимый пивоварней Kindl-Schultheiss сорт Berliner Kindl Weisse – единственный в массовом производстве, однако подобное пиво предлагают и многочисленные мелкие пивоварни.

Цвет нефильтрованного Berliner Kindl Weisse в разных партиях меняется от светло-желтого до золотисто-желтого. В запахе главенствуют кислинка, цитрусовые и пшенные ноты. Вкус содержит цитрусовые и яблочные ноты. Weisse можно пить без добавок или уменьшить кислинку, по традиции добавляя в пиво малиновый или подмаренниковый сироп, который меняет цвет напитка на красный или зеленый.

XVI. Tour de Bière

«Лучше, чтобы парни занимались спортом и пили, чем чтобы они только пили» – заключил Тахко Пихкала в начале XX в. В его словах есть рациональное зерно. Спортсмены во все времена любили выпить. И хотя гимнастические и спортивные общества в Финляндии начала XX в. стали «тягловыми лошадками» движения за трезвость, совместная история спорта и алкоголя куда протяженнее, чем содружество спорта и трезвости. Даже самое авторитетное велосипедное состязание «Тур де Франс» имеет весьма нетрезвое прошлое. И по крайней мере один выигрыш на этапе данной гонки можно записать на счет пива.

Истоки нынешнего спортивного движения находятся в Англии XIX в., когда и в среде аристократии, и в среде нарождающегося рабочего класса физически активный досуг стал превращаться в регулярные спортивные занятия. Ни аристократы, ни народ не занимались спортом всухомятку. И хотя аристократы во время крикетных матчей пили главным образом чай, во время финальных игр в ход могли пойти и напитки покрепче. Также было естественным во время матча по гольфу опрокидывать бокал-другой «девятнадцатой лунки»[10]. Популярные среди простого народа виды командного спорта создавали своих кумиров – главным образом во время состязаний на ярмарках, где пиво, джин и виски делали свой вклад в карнавальное веселье. Также не стоит забывать, что пиво считалось важной частью рациона людей, занимавшихся физическим трудом. Спортсмены жаждали обладать той же силой, которую портер придавал рабочим лондонских верфей.

В 1828 г. писатель, известный под псевдонимом Джон Бэдкок, так наставлял атлетов того времени: «Лучшим напитком для спортсмена является крепкий эль. Пить его всегда следует холодным. Из пива лучшим является то, что сварено дома, крепкое и не разлитое в бутылки. Небольшое количество красного вина, с другой стороны, на пользу тем, кто равнодушен к ячменным напиткам, однако его не следует пить более чем полпинты (2,8 децилитра) после обеда. Количество же пива не должно превышать три пинты (1,7 л) в день, и пить его следует за завтраком и обедом, но не вечером. Воду не следует употреблять вообще, а крепкие напитки запрещены в любом виде, кроме как разведенными».

Можно считать, что Бэдкок опередил свое время. Алкоголь двойной перегонки еще в XIX в. был вполне распространенным спортивным напитком. Полагали, что он укрепляет общую выносливость и, прежде всего, быстро возвращает бодрость. Эту практику начали широко критиковать только в конце века. Тогда лишь самые убежденные поборники трезвости предлагали спортсменам воздержание. Более сдержанные критики рекомендовали оставить крепкие напитки и придерживаться во время соревнований «пивной диеты». Большинство же не видело в крепких напитках ничего дурного. Марафонцы предпочитали коньяк, велосипедисты восстанавливали силы ромом и шампанским. Когда в 1900 г. Маргарет Гаст улучшила мировой рекорд на сверхдлинной дистанции с 805 до 4184 км, которые преодолела за 296 часов (неполные 13 суток), она в течение этого пути выпивала небольшие количества пива и бренди.

Один из наиболее известных примеров (зло)употребления для поддержания выносливости – случай на Олимпийских играх 1904 г. во время марафона в Сент-Луисе. Выигравший марафон Томас Хикс выказал во время бега признаки усталости, и его команда предложила ему бренди с примесью стрихнина. Первый глоток не принес ожидаемого результата, и ему предложили второй «коктейль». Хикс приободрился и держался до самой финишной черты. После ее пересечения он сразу потерял сознание. Случай не имел для спортсмена необратимых последствий, однако, по оценкам врачей, третья доза могла стоить ему жизни. Стрихнин, заметим, использовался тогда в основном в качестве крысиного яда.

В первое десятилетие XX в. употребление крепкого алкоголя во время велосипедных гонок значительно сократилось. Однако причиной изменений были не только здоровье и спортивные резоны. Для снятия усталости и уменьшения болевых ощущений научились применять другие вещества, а именно кокаин и героин.

При этом пиво во время многоэтапной гонки было напитком общепринятым. Первую гонку вокруг Франции провели в 1903 г. С самого начала рядом с конечными пунктами этапов были устроены зоны отдыха, где спортсмены могли подкрепиться и утолить жажду. Этапы при этом были протяженными, и, когда питьевая вода в бутылке заканчивалась, жажда могла настичь спортсмена и до прибытия в зону отдыха. Правила запрещали помощь соперникам, и попросить глоток у другого спортсмена было нельзя. В качестве альтернативы можно было принимать напитки от зрителей, воспользоваться водой из попадавшихся по дороге источников или забежать в придорожный бар. Все три способа широко использовались. Иногда, когда все гонщики были в сборе, они могли договориться о том, чтобы устроить общий перерыв. И даже если договоренности не было, остановка на пару минут в сельской таверне обычно не вела к полному поражению в общем зачете. В 1905–1912 гг. в гонке соревновались за места, а не за время. Но и возвращение к очкам за время к большей спешке не привело. К примеру, в гонке 1914 г. разница в результате между победителем и обладателем десятого места составляла на финишной черте почти восемь часов.

Участники 29-й гонки «Тур де Франс» проснулись 24 июля 1935 г. безоблачным летним утром. Погода на юго-западе Франции стояла безветренная, и температура уже в утренние часы перевалила далеко за тридцатиградусную отметку. Давящий зной сопровождал путь гонщиков на 17-м этапе, который представлял собой равнинный маршрут длиной 124 км из города По в Бордо. Основная группа гонщиков крутила педали в спокойном ритме, продвигаясь на юго-запад в полном молчании. Никто не испытывал необходимости ускориться или вырваться вперед. Позади оставались два этапа с тяжелыми подъемами в Пиренейских горах. В последний день гонки предстояли три личных заезда на время, поэтому расходовать лишние силы на Аквитанском шоссе никто не собирался. Все говорило о том, что впереди долгий и не предвещающий неожиданностей день в седле – один из тех, о котором нечего поведать потомкам.

Неожиданно гонка приобрела новый оборот. На обочине группа зрителей махала руками, подзывая спортсменов. Перед ними стояли длинные столы, уставленные бутылками ледяного пива.

Исследования в области физиологии по поводу влияния небольшого количества алкогольных напитков на спортивные достижения дают противоречивые результаты. Исследование Виржеля Лекультре и Ива Шюца, проведенное в 2009 г., подтверждает, что алкоголь ненадолго уменьшает производительность физических усилий велосипедиста и, таким образом, его результаты в целом. Однако часть исследований, проведенных ранее, однозначно свидетельствует о том, что алкоголь не влияет на физическую производительность. Общим для всех исследований является то, что речь идет о небольших количествах алкоголя и вызываемые ими изменения невелики. Вредное влияние алкоголя на психомоторные навыки, такие как быстрота реакции, равновесие и координация глаз и рук, бесспорно. Научных данных о тонизирующем влиянии алкоголя или о возможном эффекте плацебо в наличии нет.

Если оценку влияния алкоголя расширить и принять во внимание не только этанол, но и другие составляющие, можно подтвердить, что пиво способно положительно влиять на достижения спортсмена, соревнующегося на длинных дистанциях. Пиво на 90 % состоит из воды и при отсутствии других напитков может использоваться для восстановления запасов жидкости, энергии и минеральных веществ в организме спортсмена.

Если размышлять о гонке «Тур де Франс», то одним из неоспоримых преимуществ пива перед водой является то, что во время его приготовления сусло варят. Пиво было напитком гораздо более безопасным, чем вода, особенно в том случае, когда спортсмен принимал напиток от зрителя и не мог быть полностью уверен в происхождении и чистоте воды. Если велосипедист употреблял пиво в небольших количествах, оно действовало как тонизирующий напиток без нежелательных последствий.

В упомянутом 1935 г. на 17-м этапе гонки у пива был отмечен один нежелательный побочный эффект: краткосрочное рассеяние внимания. В то самое время, когда все спортсмены уставились на подобный миражу пивной оазис, француз Жюльен Муано сумел незаметно вырваться из общей группы и рванул вперед. После перерыва у спортсменов ушло время на суету, связанную с тем, что некоторые участники припрятали дополнительные бутылки в карманы. Велосипеды упали и зацепились друг за друга рулями. Когда спортсмены выехали наконец на дорогу, Муано уже был далеко и яростно крутил педали. Он получил дополнительное питье у своих болельщиков и теперь с каждым километром наращивал разрыв, прибыв в Бордо с результатом 7.34.30. Группа лидеров пришла на 15 минут и 33 секунды позже. Это был самый большой разрыв на промежуточном финише с 1929 г.

Хотя сам Жюльен Муано никогда напрямую этого не признавал, очевидно, что ему было известно о «пивном искушении», поджидавшем спортсменов на обочине. Возможно, Муано даже принимал участие в планировании данного мероприятия, как это подозревали многие участники гонки. В любом случае француз позаботился о том, чтобы у него была возможность утолить жажду на последних десятках километров. Он также стартовал на предельно тяжелой передаче, используя переднюю звезду с 52 зубьями вместо обычной на 44 или 50 зубьев. Пока он держался в группе и скорость была небольшой (что ожидалось в связи с прогнозом погоды), тяжелая передача вызывала перерасход сил, но при отрыве она, несомненно, была в помощь.

Спланировал Муано пивную интригу или нет, он имел все основания порадоваться третьей в его карьере победе на этапе «Тур де Франс». После более чем 200 км пути он отпраздновал победу в зоне финиша, подняв бокал с пивом – можно сказать, вполне заслуженно. Ведь два часа назад он, в отличие от соперников, свое пиво не выпил.

Kronenbourg 1664

Оберне, Франция

Аквитания – юго-западная окраина Франции, где Жюльен Муано выиграл этап в «Тур де Франс», – на пивной карте мира представляет собой «белое пятно». Значительная часть пивного производства Франции расположена в Эльзасе и Северной Фландрии (Nord-Pas-de-Calais). Велосипеды и пиво – распространенное зрелище, особенно в пограничном с Германией Страсбурге.

Эльзас – популярный регион для велопрогулок. Маршрут «Тур де Франс» регулярно проходил через столицу области – Страсбург. В период спортивной карьеры Муано Страсбург был этапом гонки в 1927–1930-м и в 1932 г. В 2006 г. в городе и окрестностях состоялись как открывающий гонку заезд на время (пролог), так и первый этап самой гонки. Второй этап стартовал в Оберне, городе, который известен пивным производством и расположен в 30 км к юго-западу от Страсбурга.

Главный офис самого крупного во Франции пивоваренного производства, основанного в 1664 г. компанией Kronenbourg, расположен в Страсбурге, однако производство сосредоточено в Оберне.

Kronenbourg 1664 – освежающий лагер с привкусом солода и фруктов. Кроме осоложенного ячменя в его изготовлении используют пшеницу и сахарный сироп. Для охмеления употребляется ценимый в Эльзасе хмель сорта Strisselspalt. Во Франции сбыт этого пива занимает до 40 % всего рынка.

XVII. Самые фантастические глóтки Оксфорда

Разнообразные джентльменские клубы являются традиционной составляющей британской культуры. Мужчины, принадлежащие к высшим классам общества, имеют обыкновение встречаться в недоступных посторонним клубных помещениях и проводить время соответствующим своему достоинству способом: за сдержанной беседой, чтением газет, употреблением дорогих напитков или за игрой из числа тех, что в большей степени требуют усилий умственных, нежели физических. Членство в клубе имеет четкие ограничения, а приглашение гостей для многих клубов является нежелательным, даже если это делает действительный член.

Помимо клубов, находящихся в частном пользовании, в Британии на протяжении столетий существовала традиция публичных заведений для собраний под названием public house или проще pub. В паб мог зайти кто угодно. Правила поведения и дресс-код не были столь формальны, как в частных клубах.

В классовом обществе, а в промежуток между мировыми войнами именно такое еще в полной мере сохранялось в Великобритании, аристократы, предприниматели, офицерство и ученые были в пабе гостями нечастыми. Однако имелись и исключения. Паб «Орел и дитя» (The Eagle and Child) рядом с территорией Оксфордского университета с XVII в. был местом, где наряду со студентами насыщению духа и плоти могли предаться и профессора. В течение неполных 20 лет завсегдатаями паба были члены литературного общества, которое еженедельно утром по вторникам собиралось в отдельном кабинете побеседовать как о литературе, так и о многом другом. В общество, именовавшее себя «Инклинги» (The Inklings), входили, в числе прочих, автор «Властелина Колец» Дж. Р.Р. Толкиен и создатель книг про Нарнию К.С. Льюис.

Впервые Толкиен и Льюис встретились в мае 1926 г., когда Толкиен был 34-летним профессором англосаксонского языка, а 27-летний Льюис университетским преподавателем английского языка и литературы. По прошествии лет, когда выяснилось, что они оба проявляют интерес к древним сказаниям, формальное знакомство переросло в дружбу. Они комментировали исследовательские работы и стихи друг друга, однако толчок к началу тесного сотрудничества дал брат Льюиса Уоррен, переехавший в Оксфорд в 1932 г. Простой и компанейский Уоррен, проходя однажды мимо двери в кабинет младшего брата, встрял в литературную беседу К.С. Льюиса и Толкиена. Уоррен внес в обсуждение совершенно новый взгляд и, когда разговор стал затягиваться, предложил отобедать и пропустить по кружке в соседнем пабе «Истгейт».

В дискуссионный кружок почти сразу влились еще несколько участников из оксфордских литературных кругов, и его деятельность начала приобретать постоянную основу. Вечерами по четвергам общество собиралось на квартире Льюиса при колледже Святой Магдалины «попить пива и поболтать – а в лучшие времена случалось, что и поужинать», как описывал эти собрания Льюис. Собрания по вторникам, которые нередко затягивались до обеда и дольше, происходили в пабе «Орел и дитя». Паб, который также любя называли «Птичка и малыш», по старому английскому обычаю состоял из множества комнаток и был отделан излюбленным темным деревом. В том случае, если это заведение было по той или иной причине недоступно, вторничные посиделки проводились в пабах «Королевская армия» (King's Arms) или «Ягненок и флаг» (The Lamb and the Flag).

Встречи были неформальными, списка присутствующих или протокола на них не вели. Но дневники и переписка участников дает неплохое представление о том, какие темы и когда были актуальными. Кажется, что иногда важнее всего было просто повидаться с друзьями. Вот как Толкиен описывал визит в паб в октябре 1944 г.: «К своему удивлению, я обнаружил там Джека (К.С. Льюиса) и Уорни (Уоррен, брат последнего), которые устроились вполне по-домашнему. Дефицит пива уже миновал, и в пабах было вполне терпимо. Наша беседа прошла весьма живо».

Дух джентльменского клуба жил и в профессорской среде. Невзирая на то что собрания проходили в публичном месте, «Инклинги» были весьма закрытым обществом. Флотский офицер Джеймс Дандас-Грант вспоминает: «Мы заседали в небольшой задней комнате, где зимой приятно согревал камин. Мы перебрасывались латинскими пословицами и цитировали Гомера в подлиннике». В комментариях других посетителей здесь не нуждались и тех, кто случайно забредал в комнату, учтиво выпроваживали. Если кто-то настаивал на том, чтобы присоединиться к обществу писателей, его, конечно, не прогоняли, однако обращение с незваными гостями могло быть прохладным. Неблагосклонно смотрели и на тех членов общества, которые приводили с собой гостей. Дж. Р. Р. Толкиен не раз получал замечания по поводу нарушения принципов общества «Инклингов». Доброжелательно принимали только гостей, чей приход был заранее согласован со всеми членами общества.

«Инклинги» собирались еженедельно начиная с 1933 г. и до конца 40-х. Братья Льюисы, Толкиен и врач Роберт Хавард образовывали ядро общества и присутствовали почти всегда, прочий состав менялся. За годы существования общества через него прошли порядка двух десятков человек, но во время собраний число присутствующих редко доходило до десяти. Женщин в обществе не было.

На встречах члены общества читали друг другу произведения, над которыми работали в данный момент, и комментировали их. Говорили о литературе вообще и связанной с собственным творчеством. Достаточно часто, как представляется, предметом обсуждения становились отношения между научной и художественной литературой, что объясняется тесными связями общества с Оксфордским университетом. Не все члены общества были писателями, но всех объединяло влечение к литературе и мифологии. Многие были литературоведами или лингвистами, однако в обществе состояли также историки, офицер и врач. Встречи в кабинете у Льюиса были более деловыми, тогда как по вторникам в пабе разговор шел живее. Американский писатель Натан С. Старр так вспоминал свой визит в Оксфорд: «Я вошел в паб, и после того, как заказал у стойки биттер, меня препроводили в комнату, которую владелец заведения предоставил для собраний Льюису и его друзьям. ‹…› Беседа в пабе была совершенно обычной, не припомню, чтобы там велись сколько-нибудь серьезные дебаты. Это было совершенно неформальное дружеское общение мужчин, разделявших общее призвание и интересы».

Литературные интересы общества «Инклингов» были сосредоточены преимущественно на сказаниях и фантазии. Их лидеры Льюис и Толкиен в 1930-х гг. обдумывали сюжеты, действие которых происходило в вымышленном мире. Дебютный роман Толкиена «Хоббит, или Туда и обратно» вышел в 1937 г. Первая часть научно-фантастической трилогии Льюиса «Рэнсом» под названием «За пределы безмолвной планеты» увидела свет год спустя. Рукописи обоих произведений были прочитаны за угловым столиком паба «Орел и дитя», как и все последующие произведения писателей.

В пабе обрели свою первую аудиторию трилогия Толкиена «Властелин колец» (написана в 1937–1949 гг., опубликована в 1954–1955 гг.), этапное произведение К.С. Льюиса «Письма баламута» (1942 г.) и ставшая классикой фантастического жанра книга Чарльза Уильямса «Канун Дня Всех Святых» (1945 г.). Льюис открыто признает в своих воспоминаниях, что обсуждения в обществе «Инклингов» имели для его творческого роста решающее значение. В эти годы он отшлифовал и возникшие у него еще в молодости наметки фантастического мира, из которых выросли опубликованные в 1950–1956 гг. «Хроники Нарнии». По словам Льюиса, Толкиен был невосприимчив к критике, хотя Льюис и отмечает, что иногда его обычно сдержанный в поведении и деликатный коллега, разгорячившись, начинал «громко вещать на англосаксонском».

Тем не менее отзывы членов общества оказывали влияние и на Толкиена. Например, он после долгих размышлений убрал из «Властелина колец» эпилог, который написал в двух версиях, потому что общество «Инклингов» его не одобрило. Позже Толкиен пожалел о своем решении, и одна из версий эпилога была опубликована в собрании сочинений «История Средиземья», вышедшем под редакцией сына писателя Кристофера.

Регулярные собрания общества «Инклингов» сошли на нет в конце 1940-х гг. и полностью прекратились в привычном виде в октябре 1949 г. Правда, компания писателей в различном составе и после этого продолжала периодически заседать в пабе «Орел и дитя». В 1962 г., когда кабинет под названием «Кроличья комната» (Rabbit room) после ремонта соединили с главным залом паба, «Инклинги» поменяли место сбора. Далеко от насиженного места перебираться не пришлось. Новой постоянной точкой стал паб «Ягненок и флаг» на другой стороне той же самой улицы Святого Эгидия.

Помимо того, что структура и содержание произведений Льюиса и Толкиена получили свою огранку в пабе, влияет на их сюжет и пиво. К примеру, описанный во «Властелине колец» постоялый двор «Резвый пони» в Брыле внутренним убранством не отличается от оксфордских пабов: «В зале собрался самый разный и самый пестрый народ. Фродо разглядел их, когда глаза его привыкли к тамошнему свету, чтоб не сказать полутьме. Красноватые отблески сеял огромный камин, а три многосвечных светильника тонули в табачном дыму»[11].

В описанном Толкиеном Средиземье любители пива имеются и среди хоббитов, и среди людей, и среди гномов. Толкиен и сам был большим почитателем эля, однако хоббиты наряду с элем жаловали и портер, и медовуху. В старой застольной песне Бильбо Бэггинса также не забыты достоинства ячменного напитка:

Под горой стоит трактир.

Но не в этом диво.

Дивно то, что как-то встарь

Соскочил с луны лунарь,

Чтобы выпить пива.

Gravitas

Бриль, Англия

На сегодняшний день в Оксфорде пивоварен нет, однако в деревушке Бриль на расстоянии двух десятков километров от Оксфорда расположена пивоварня Vale Brewery, одно из самых заслуженных британских предприятий.

Помимо порядка десяти сортов эля, находящихся в постоянном производстве, пивоварня выпускает ежемесячно сменяющийся специальный сорт. Организация «Компания за настоящий эль» (CAMRA – Campaign for Real Ale), сохраняющая культуру изготовления эля, в 2009 г. присвоила этой пивоварне почетный знак.

Деревня Бриль играла в жизни Дж. Р.Р. Толкиена особую роль. Он часто совершал прогулки в Бриле и его идиллических окрестностях с их ветряными мельницами. Деревня также послужила прототипом Бри (Брыль), описанной во «Властелине колец». Пивоварня Vale Brewery связала с произведениями Толкиена многие специальные сорта пива, названные в честь эпизодов из «Хоббита» и «Властелина колец». Один из сортов был посвящен литературному обществу «Инклингов».

Самым знаменитым продуктом этой пивоварни является горький светлый эль Gravitas. Во вкусе этого золотисто-желтого пива заметны оттенки цитрусовых, смолы и хмеля. Послевкусие сухое, хмельное, горькое. В 2008–2009 гг. Gravitas завоевал премии на международных и национальных конкурсах. Пиво экспортируется за пределы Британии.

XVIII. Пивной десант

Дистанционное управление современным боевым беспилотником, которое осуществляется из бункера командного центра на другом краю света, и то, без сомнения, является непростым делом. Оператор командного центра по координации боевых действий должен быть инициативным, решительным и готовым действовать не по инструкции. С другой стороны, ему не приходится подвергать себя смертельной опасности, как летчикам-истребителям былых времен, а его рабочее место, жилье и возможности для восстановления вообще не идут ни в какое сравнение с тем, что было раньше. И кружка местного пива, выпитая после работы, для оператора беспилотника не имеет того значения, как для летчика-истребителя прошедшей войны, вернувшегося с боевого вылета.

Во времена поршневых двигателей и винтовой тяги дальность полета истребителей была невелика, но, с другой стороны, эти самолеты могли взлетать с импровизированных аэродромов, расположенных вблизи линии фронта.

Самолеты приходилось регулярно отправлять на техобслуживание в хорошо оборудованные мастерские при авиабазах, расположенных на большем расстоянии от фронта. Во время обеих мировых войн летчики-истребители прославились своей изобретательностью, позволявшей использовать эти технические перелеты с самыми различными целями – лишь бы порадовать себя и близких.

Манфред фон Рихтгофен – ас Первой мировой – во время таких технических перелетов, связанных с ремонтом и передислокацией, много раз залетал домой. Его машины «Альбатрос» и «Фоккер» были весьма непритязательны по части взлетно-посадочных полос. В январе 1918 г. Рихтгофен даже сбросил мешочек карамели для своего 14-летнего младшего брата, который был курсантом Прусского юнкерского училища.

Хельмут Липферт, на счету которого уже во время Второй мировой войны 203 победы в воздушных боях на Восточном фронте и Железный рыцарский крест с дубовыми листьями, повествует о том, как расчетливо летчики из части Jagdgeschwader 52[12] пользовались техническими и испытательными полетами. Летом 1943 г. эскадрилья Липферта дислоцировалась на аэродроме Анапы на Кубанском плацдарме к востоку от Крыма. Местность была благодатной, какая только и может быть на побережье Черного моря. В садах зрели вишня, абрикосы и персики. Летчики из Анапы были желанными гостями на аэродромах, расположенных в местах более суровых, и служившие там знакомые с удовольствием помогали коллегам из Анапы находить уважительные причины для технических, рекогносцировочных и проверочных полетов. Однажды, впрочем, это едва не вышло боком. Липферт был вынужден сесть на брюхо, управляя истребителем, в грузовом отсеке которого был патронный ящик, наполненный только что собранной в подарок друзьям черешней. К счастью, ни один придирчивый начальник не обнаружил этот груз. Согласно немецким военным законам, за использование военной техники для перевозки частных грузов могло последовать быстрое и суровое наказание.

В конце лета 1943 г. отступление с Кубани казалось все более вероятным, и настроение падало. Поскольку «Мессершмит Ме-109» не подходил для ночных вылетов, летчиков стало раздражать безделье во время темных вечеров, особенно при отсутствии напитков. Наконец один из штурманов сумел организовать себе и своему летчику вылет на большую тыловую базу. Когда по возвращении самолет подлетал к аэродрому, стала заметна большая бомба необычной формы, закрепленная под фюзеляжем. Самолет приземлился очень осторожно и под малым углом, и штурман дал ему постепенно замедлить ход, не прибегая к тормозам, тщательно следя, чтобы попадание в выбоину или неосторожное торможение не погнуло стойку шасси и груз не врезался бы в землю. Под брюхом «Мессершмита» на кронштейнах для бака с дополнительным горючим была закреплена целая бочка пива – традиционный немецкий Faß, вмещающий 157–166 л, – так что просвет составлял считаные сантиметры. Хотя штурман, фельдфебель Гейнц Сашенберг, и не угодил за эту проделку под суд, больше таких фокусов не повторяли. На немецкой стороне фронта подобная самостоятельность в вопросах снабжения была в основном под запретом и сохранялась только на уровне мелкой контрабанды.

Британское начальство относилось к инициативам своих подчиненных мягче. Когда в конце 1940 г. в битве за Британию наступил явный перелом в пользу англичан, Уинстон Черчилль в своей знаменитой речи так отметил роль истребительной авиации: «Никогда ранее столь многие не были в столь великом долгу у столь немногих». Верные себе британцы отпускали по этому поводу шуточки, намекая на долги летчиков пабам, расположенным в окрестностях авиабаз. Однако за шутками была суровая правда. И пусть даже питейные долги многих сбитых летчиков остались неоплаченными – всего несколько сотен летчиков-истребителей сумели в многомесячной схватке отразить воздушные атаки немецких сил и отодвинули планы по оккупации Англии в туманное будущее. Многие патриотично настроенные пивоварни поставляли пиво частям ВВС, причем именно истребительной авиации, по специальной цене.

В июне 1944 г. одним из основных условий высадки в Нормандии было безусловное господство союзников в воздухе над зоной высадки. И хотя силы у люфтваффе были уже, как говорится, не те, относиться к ним легкомысленно британцы не могли себе позволить даже в конце войны. Несмотря на поражения на Восточном фронте и бомбежки на территории Германии, машин у немцев хватало. Данные разведки говорили о проводимых немцами испытаниях новых реактивных истребителей, обладающих удивительной скоростью. Многие немецкие пилоты были мастерами своего дела, закаленными в боях ветеранами, которые без колебаний использовали для атаки каждый подвернувшийся шанс. Нужно было исключить малейший риск того, что немецкие истребители прорвут противовоздушную оборону и начнут бомбить десантный флот и его снабжение. Над линией фронта авангарды скоростных бомбардировщиков и штурмовиков пробивали путь пехоте, а задачей истребителей было обеспечивать им эту возможность, держа на расстоянии немецкую авиацию.

После успешной высадки союзники начали продвигаться в глубь Франции. Чтобы истребители не тратили время на подлет к линии фронта и возвращение, командование Королевских воздушных сил Великобритании уже при планировании высадки приняло решение отправить несколько эскадрилий как можно ближе к театру военных действий на южный берег Английского канала. На практике это было несложно, потому что недостатка в подходящих аэродромах не было. Задумывая всего несколько лет назад высадку в Англии, немцы поддерживали аэродромы на севере Франции в образцовом порядке и даже строили новые, а теперь при отступлении не успевали надежно вывести их из строя.

Дальность полета основного британского истребителя «Спитфайр» составляла порядка 750 км. Уже в июне 1944 г. половина этой дистанции приходилась на полет с авиабазы в Южной Англии к линии фронта во Франции и обратно. Без авиабаз в Нормандии доступ за линию фронта к немецким позициям и возможность участвовать в продолжительных и требующих большого расхода горючего воздушных боях была бы весьма ограниченна. Дальность полета можно было, разумеется, увеличить за счет дополнительных баков с топливом, укрепленных под фюзеляжем или под крыльями. С другой стороны, это увеличивало сопротивление воздуха и расход того же самого горючего. Кроме того, дополнительные баки делали в целом весьма маневренный «Спитфайр» неуклюжим на виражах, и каждый лишний литр высокооктанового бензина в подвешенных снаружи баках увеличивал риск возгорания. Вступая в бой, следовало первым делом сбросить эти баки. Более весомым, чем расход горючего, основанием для размещения истребителей на прифронтовых аэродромах было время реагирования. При объявлении тревоги или получении с передовой просьбы о помощи время подлета истребителей, дислоцированных в Нормандии, было втрое меньше, чем у размещенных на юге Англии.

Для летчиков тот факт, что они постоянно были в состоянии стресса и жили в тяжелых бытовых условиях прифронтовых баз, являлось тяжелой нагрузкой. В промежутках между полетами они начали скучать по пиву, которое разнообразило бы выбор между чаем и быстрорастворимым американским кофе, который подавали в кухонной палатке.

Летом 1944 г. через Ла-Манш шел огромный поток снабжения. Поскольку все необходимое для армии, включая туалетную бумагу, приходилось доставлять на место из исходной точки начала операции, дневной грузооборот достигал объемов, которые нечасто удавалось превысить в мирное время. Палубы транспортных судов на пути туда и обратно были забиты военными, направлявшимися на фронт и с фронта. Поначалу заторы в движении усугублялись тем обстоятельством, что в зоне высадки не было ни одной приличной гавани. Ситуацию облегчали искусственные гавани «Малберри». Их конструкции, состоявшие из бетонных понтонов и стальных сводов, были потихоньку собраны на отдаленных базах британского побережья. Теперь их отбуксировали через Канал, погрузили в воду и закрепили у песчаных берегов Нормандии. Однако довольно долгое время трюмы разгружали прямо на берег, используя носовые ворота десантных судов. В воздухе над Нормандией было настоящее столпотворение. Грузы первой необходимости десантным частям поначалу сбрасывали с парашютами, а после захвата аэродромов доставляли самолетами. Несмотря на четкое расписание и распорядок использования взлетно-посадочных полос, скопление техники и заторы были такие, что союзники потеряли намного больше морской и воздушно-транспортной техники в столкновениях и других авариях, чем в ходе боевых действий.

В таком хаосе пиво для летчиков-истребителей никак не являлось товаром первой необходимости, который подлежал бы срочной доставке. Когда снабжение в Нормандии было перегружено, офицеры снабжения сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил оставались с точки зрения графика перевозок непреклонными. В первую очередь – самое необходимое! Но поскольку мягкий, горький и светлый эль летчики пили бы на аэродромах Нормандии с тем же – если не с большим – удовольствием, чем дома, спрос на доставку все-таки был.

Основной машиной, состоявшей на вооружении истребительных соединений, передислоцированных в Нормандию, был Spitfire Mk IX. Такие машины могли взлетать с травяной взлетно-посадочной полосы длиной чуть более 600 м. Их двигатель марки Rolls-Royce Merlin 61, 27-литровый V12, оснащенный двойным механическим нагнетателем и эффективным интеркулером, использовал 100/130-октановый бензин, расход которого при равномерном полете составлял 400 л/ч, и развивал на высоте 7 км тягу до 1580 л. с., а крейсерскую скорость 595 км/ч. По сравнению с двигателями легковых автомобилей последнего десятилетия объемом 1,4 л, расходующими 5 л бензина 95-й марки на 100 км и отвечающими всем директивам Евросоюза в отношении уровня шума и загрязнения воздуха, двигатель подобной мощи можно назвать стихией. Звук двигателя и струя выхлопных газов при решительном разбеге впечатляли. Вооружение «Спитфайра» составляли две расположенные в крыльях автоматические пушки калибром 20 мм и два пулемета калибром 12,7 мм. И главное, на крыльях Mk IX имелись кронштейны для подвешивания небольших бомб, ракет или баков с дополнительным горючим.

Со скудно оснащенных нормандских аэродромов истребители регулярно отправляли для техобслуживания на британские авиабазы. К югу от Лондона в графстве Кент располагалась хорошо известная база Королевских ВВС «Биггин Хилл». Здесь в распоряжении пилотов были опытные, знающие специалисты, которые проводили обслуживание, а заодно проектировали, конструировали и монтировали различные дополнительные приспособления. А на расстоянии всего нескольких километров располагалась пивоварня Westerham.

Эдвард «Тед» Тернер более известен как конструктор мотоциклов марки «Ариель» и «Триумф», однако в военные годы он производил в своей мастерской в районе Пэкхэм, что на юге Лондона, дополнительные баки для авиационного топлива. Летом 1944 г., вскоре после высадки в Нормандии, он получил от ВВС и пивоварни Westerham необычный заказ. Баки «Спитфайров» для дополнительного топлива нужно было переделать под перевозку пива.

При модернизации баков следовало принять во внимание их способность выдерживать давление и крен. Когда по пути в Нормандию медлительные транспортные самолеты занимали все нижние эшелоны, истребители летели высоко над ними, нередко на высоте свыше 5 км. По мере набора высоты давление воздуха уменьшалось, так что содержавшийся в пиве углекислый газ расширялся и пиво либо начинало подтекать, либо его давление на стенки бака росло. Эту проблему мастерская Тернера решила, соорудив баки из более толстого по сравнению со стандартным алюминиевого листа толщиной 16,7 мм и укрепив конструкцию переборками. С другой стороны, эти баки должны были легко опустошаться снаружи. Для этого оказалось достаточно заменить входящую в комплект базового изделия пробку удобным для розлива краном. Уже в 1944 г. на авиабазе «Биггин Хилл» баки были заполнены пивом. «Под крылом» возвращающихся с техобслуживания самолетов они благополучно добрались до нормандских аэродромов. Поскольку в истребительной и разведывательной авиации использовалось большое количество модификаций «Спитфайра», самолеты, оснащенные пивными баками, получили номенклатуру Mk XXX.

Другое место разработки Mk XXX располагалось в Форде, на авиабазе «Яптон» в Западном Сассексе. Летом 1944 г. на базе, помимо прочего, проводились ремонтные работы и испытательные полеты. Доставка пива на аэродромы не составила проблемы и здесь. Всеми владел патриотический дух, сопутствовавший масштабной высадке, когда после тяжелых военных лет явственно ощущалось продвижение союзников и многие пивоварни были готовы хоть даром поставлять летчикам напитки. Из небольших местных пивоварен поставками пива особенно заинтересовалось предприятие Henty & Constable, расположенное в Литтл-Хэмптоне.

Под руководством летчика-испытателя Джеффри Куилла, хорошо разбиравшегося в разных типах и модификациях «Спитфайров», на аэродроме в Форде начали экспериментировать с подвешиванием бочки на кронштейны под крылом самолета.

Оказалось, что к замкам кронштейнов весьма легко крепятся два металлических обруча, в которых отлично держался стандартный английский кег на 18 галлонов (82 л). Расчеты показали, а испытательные полеты доказали, что ни вес груза, ни сопротивление воздуха сложностей в полете не создавали, так же как и перепад давления в толстостенной бочке. Преимущество состояло и в том, что пиво не приобретало металлического привкуса, на который жаловались поборники чистоты напитка, пробовавшие пиво из пэкхэмовских баков. Так подвешивание бочек под крыло стало получать большее распространение, чем использование баков.

Однако в этом способе была одна практическая сложность. Просвет под бочками был меньше, чем диапазон амортизации стоек шасси «Спитфайра». При разгоне на твердой и ровной поверхности взлетных полос Англии это не особо мешало, однако при посадке на «рабочие» аэродромы в Нормандии ситуация была иная.

Жизнь британских летчиков в Нормандии была посвящена отнюдь не только добыче пива. Сохранение господства в воздухе предполагало непрерывные вылеты с тем, чтобы каждый осмелившийся подняться немецкий самолет немедленно был бы атакован превосходящими силами противника. А когда немцы не показывались, истребители были полностью заняты на боевых и разведывательных операциях, поддерживающих войска. Вражеский огонь, повреждавший самолеты, и высокая летная активность способствовали тому, что даже самолеты, не имевшие серьезных повреждений, чаще отправлялись на техосмотр.

В неделю на каждую эскадрилью приходился один «пивной рейс», который заодно доставлял и забирал курьерскую почту и другие срочные отправления, которые могли уместиться в тесный фюзеляж. Британский юмор со свойственной ему сухостью и невозмутимостью превратил полет за пивом в главное событие недели. Пустые бочки крепили под крылья, избранному для выполнения задания летчику напоминали о важности и ответственности данной миссии и давали ему на дорожку полезные советы. За посадкой возвратившегося истребителя наблюдал весь свободный на тот момент состав эскадрильи. Тони Джонссон, который, к слову, был единственным служившим в рядах Королевских ВВС летчиком-истребителем исландского происхождения, а позже стал штурманом самолета Генерального секретаря ООН Дага Хаммаршёльда, говорил, что едва ли когда-либо и где-либо за посадкой истребителя следили столь пристально и критически, как летом 1944 г. в Нормандии при возвращении «Спитфайра» с полными бочками пива под крыльями. Жесткая посадка, попадание в выбоину или неосторожное торможение могли стать причиной излишней амортизации стойки шасси, из-за чего бочка – а в худшем случае обе – ударилась бы о полосу. Поскольку бочка содержала 18 галлонов пива, в каждом галлоне по 8 пинт, разбитая бочка означала, что по полосе разольются 144 пинты пива. Тому летчику, который становился виновником подобного безобразия, не давали забыть об этом по крайней мере до конца недели, когда наступал срок нового техосмотра и напряженное ожидание новой посадки.

Судя по всему, большая часть посадок была успешной. По крайней мере, ни в одном источнике не упоминается о том, что летом 1944 г. истребители чаще обычного получали повреждения крыла из-за удара о землю подвешенного на них груза – как при взлете, так и при посадке.

С приближением осени, когда вместо Нормандского плацдарма уже можно было говорить о Западном фронте, снабжение союзников заработало в полную силу и перевозка пива под крылом «Спитфайров» стала историей. И даже если пиво не слишком повлияло на ход военных действий и историю Второй мировой войны, оно, без сомнения, подняло дух бойцов в июньские и июльские дни 1944 г., когда на Нормандском плацдарме сражались по завету лорда Нельсона: «Англия ожидает, что каждый исполнит свой долг».

Если уж быть совсем точными, перевозка пива не вполне соответствовала букве закона. Британская таможня пыталась привлечь внимание командования Королевских ВВС к тому, что таким образом из страны без оформления декларации вывозился напиток, обозначенный в законе как «спиртной». Однако штаб ВВС сумел договориться с таможней.

Spitfire Premium Kentish Ale

Фэвершэм, Англия

Во время Второй мировой войны летчики освежались продукцией многочисленных пивоварен Юго-Восточной Англии. Из ранее упомянутых пивоварен Henty & Constable закрылась в 1955 г., а вот Westerham существует и до сих пор.

В 1930-х гг. и в годы войны там, скорее всего, производилось пиво British Bulldog.

Кентская пивоварня Shepherd Neame, основанная в 1698 г., является самой старой непрерывно действующей британской пивоварней. Основу ее продукции составляют традиционные эли, которые варили и в годы мировых войн. В период дефицита пиво приходилось изготавливать из того сырья, которое имелось в наличии, и продавать под маркой пивоварни, но без собственной марки. В связи с 50-летней годовщиной битвы за Британию Shepherd Neame начал продажи эля Spitfire. Пиво было данью уважения летчикам, которые отразили нацистскую угрозу в небе над Британией.

Spitfire – типичный для юго-востока Британии горький эль. Он имеет каштановый цвет, в запахе различимы аромат хмеля и сливочной помады. Вкус определяется сильным хмелеванием, произведенным с помощью трех местных сортов: Target, First Gold и East Kent Goldings.

Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 139; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!