Платон о празднике как инструменте стабилизации государства
Взгляд на праздник как на вместилище высших ценностей человеческого существования в эллинском мышлении пересекается с другим убеждением, которое возлагает на праздник сугубо технические функции по поддержанию социальной системы в состоянии равновесия. Греки отлично сознавали эстетико-культурный смысл праздника, и то, что было изложено выше, подтверждает это достаточно красноречиво. Но они не обошли вниманием и социологического аспекта проблемы праздника.
В «Законах» Платона, на которые нам уже приходилось ссылаться, обстоятельнейшим образом описан тот социальный механизм, включение в действие которого приводит к тому, что праздник, со стороны своих эстетико-культурных возможностей призванный отвечать высшим целям человеческого существования, свободе, со стороны своих технико-социологических функций оказывается тончайшим, изощреннейшим, эксплуатирующим самые сокровенные потребности человека инструментом реализации необходимости в ее самой строгой общественной форме — в форме Закона, гарантируемого всей мощью рабовладельческого государства. Самое примечательное, что здесь по-прежнему проблема праздника ставится и решается в плане свободного времени, максимально {23} расширившего свою территорию. В платоновских «Законах» речь идет о «величайшем досуге» свободнорожденных, которые благодаря труду многочисленных рабов избавлены от необходимости трудиться, снабжены всем необходимым и проводят свою жизнь в наипрекраснейших играх, всевозможных жертвоприношениях, песнопениях и плясках. Однако абсолютная регламентация самих праздников и всего того, что составляет их содержание, со стороны государства продиктованная сугубо охранительными целями, превращает свободное время в его полную противоположность.
|
|
|
Платоновские «Законы» особенно интересны в части социологии праздника. Их автору удалось охарактеризовать этот феномен с точки зрения условий его функционирования в классовом обществе и тех внешних обязательств, которые данные условия объективно на него накладывают. Конечно, речь идет здесь о модели античного празднества, к тому же значительно «отредактированного» Платоном и в этом виде приспособленного для нужд своего политического проекта. Тем не менее некоторые тенденции праздника как элемента функционирования социальной классовой системы, теоретически обозначенные впервые Платоном, имеют, на наш взгляд, универсальное значение и проявляются в той или иной форме на всем протяжении истории и во всех без исключения обществах, основанных на эксплуатации и классовом неравенстве, где, как уже говорилось выше со ссылкой на Маркса, свободное время выступает в качестве истинного богатства, но… в рамках антагонизма.
|
|
|
«Законы» Платона дают в известном смысле возможность конкретно представить то, как противоречие между свободным временем и временем труда, присущее и рабовладельческой системе и капитализму, отражается на празднике, на его социально-художественной природе. В качестве иллюстрации сошлемся на некоторые наиболее характерные места из «Законов», особо примечательные именно в социологическом отношении. В них говорится об отдельных художественных компонентах праздника — песнопениях, играх, состязаниях, пиршествах, танцах и т. п. Платон отождествляет их смысл с наслаждением и свободной жизнедеятельностью. Фактически же все обстоит прямо наоборот. Праздничные песнопения, игры, танцы выступают здесь в значении {24} средств, привлекающих людей к Добродетели, высшим олицетворением которой является Благо социальной системы (рабовладельческого государства), ее равновесие и стабильность.
Согласно Платону, ошибаются те, кто связывает с праздником мысль о воспитании вообще. Здесь следует выражаться точнее, а именно говорить о «надлежащем воспитании»: «… воспитание есть привлечение и приведение детей к такому образу мыслей, который признан законом правильным… Чтобы душа ребенка не приучалась радоваться и скорбеть вопреки закону… и были выработаны песни (имеются в виду песни, исполняемые на празднествах. — А. М.). Мы их так называем; на самом же деле это заклинания, зачаровывающие душу; они имеют серьезную цель — достичь гармонии, о которой мы говорили. А так как души молодых людей не могут выносить серьезного, то их и надо было назвать забавой, песнями и исполнять их только в качестве таковых: ведь людям больным и слабым телом ухаживающие за ними стараются подносить полезную пищу в сладких блюдах или напитках, а вредные средства — в несладких, чтобы больные правильно приучались любить первые и ненавидеть вторые. Точно так же и хороший законодатель будет убеждать поэта прекрасными речами и поощрениями; в случае же неповиновения он уже станет принуждать его творить надлежащим образом…»[17] «… Можно убедить души молодых людей в чем угодно, — утверждает далее Платон, — поэтому ни о чем другом он (законодатель. — А. М.) так не должен заботиться, как о том, чтобы разыскать все то, уверенность в чем доставит государству величайшее благо. Законодатель должен найти всевозможные средства, чтобы узнать, каким образом можно заставить всех живущих совместно людей постоянно, всю свою жизнь, выражать как можно более одинаковые взгляды…»[18]
|
|
|
|
|
|
Одним из таких средств и выступают в «Законах» праздничные песни-заклинания, о чем красноречиво говорит такое пожелание Платона, обращенное к законодателям: «Каждый человек, взрослый или ребенок, свободный или раб, мужчина или женщина, — словом, все {25} целиком государство должно беспрестанно петь для самого себя очаровывающие песни… Они должны и так и этак видоизменять и разнообразить песни, чтобы поющие испытывали удовольствие и какую-то ненасытную страсть к песнопениям»[19].
Чтобы расположить людей к песнопениям, Платон рекомендует вино: «Ведь Дионис даровал людям вино как лекарство от угрюмой старости, и мы снова молодеем и забываем наше скверное настроение, жесткий наш нрав смягчается, точно железо, положенное в огонь, и потому делается более гибким… Разве не с большей охотой пожелает всякий, испытывающий подобное состояние, петь…»[20]
Во время праздника, предваряемого и сопровождаемого винопитьем, «всякий чувствует себя в приподнятом настроении; он весел, преисполнен словесной несдержанности, не слушает окружающих, воображает, что он в силах управлять самим собою и остальными людьми… В этом случае души пьющих людей охватываются огнем и, точно раскаленное железо, становятся мягче, моложе, а вследствие этого и податливее в руках того, кто может и умеет воспитывать их и лепить. Таким лепщиком является… законодатель. Он должен установить законы, касающиеся пиров, так, чтобы они смогли заставить поступить наоборот человека, окрыленного надеждами, ставшего дерзким и позабывшего стыд более, чем должно, до того, что он не желает соблюдать порядка… Они должны внушить этому человеку справедливый страх… Стражами, содействующими этим законам, должны быть люди спокойные и трезвые; именно они должны быть начальниками над нетрезвыми… Если бы трезвые руководили нетрезвыми, все взаимное общение на пирах совершалось бы согласно законам»[21].
Дальнейшие рассуждения касаются другого компонента праздника — игр и танцев. Они также рассматриваются Платоном с точки зрения исповедуемой им идеи о «надлежащем воспитании», согласуемой с интересами государства.
{26} «Я, — говорит философ, — утверждаю, что характер игр очень сильно влияет на установление законов и определяет, будут ли они прочными или нет. Если дело постановлено так, что одни и те же лица принимают участие в одних и тех же играх, соблюдая при этом одни и те же правила и радуясь одним и тем же забавам, то все это служит незыблемости также серьезных узаконений. Если же молодые колеблют это единообразие игр, вводят новшества, ищут постоянно перемен… то мы полностью вправе сказать, что для государства нет ничего более гибельного, чем все это»[22].
Избегнуть всего этого, по мнению Платона, можно с помощью приема, который заключается в том, чтобы «всякую пляску и всякое пение сделать священными». Это значит, что «никто не должен петь либо плясать несообразно со священными общенародными песнями и всеми принятыми плясками… Кто будет это соблюдать, останется безнаказанным; ослушника же… наказывать…»[23]
Платон восстает против традиции осмеяния государства и священного культа посредством праздничных смеховых действований: «Когда какое-либо должностное лицо совершает от лица государства какое-то жертвоприношение, то вслед за этим является туда хор, становится неподалеку от алтаря, а иной раз и подле него самого и начинает извергать всяческое злословие по адресу священнодействия… Неужели мы не отменим этот обычай?»[24] Заметим в этой связи, что и жанру комедии «Законы» отказывают в праве на существование: «Никогда и ни в коем случае не следует заниматься этим серьезно. Свободные люди… не должны обнаруживать познаний… относительно смешных забав, называемых… комедией»[25].
Особые требования, по Платону, должны выдвигаться к поэтам и музыкантам, разрабатывающим репертуар праздничных песнопений и плясок: «Поэт не должен творить ничего вопреки обычаям государства… Свои творения он не должен показывать никому из частных лиц, прежде чем не покажет их назначенным для этого судьям {27} и стражам законов и не получит их одобрения». «Песнопения и пляски, — советует философ, — надо устанавливать так: в мусическом искусстве есть много прекрасных древних произведений старых поэтов, а для тела также есть много плясок. Никто не мешает выбрать из них то, что подобает и соответствует устрояемому государству. Оценщиками их будут избраны лица не моложе пятидесяти лет. Они произведут выбор из древних произведений, допустят те, что окажутся подходящими; вовсе неподходящие сочинения они совершенно отринут; сочинения с недостатками они многократно подвергнут исправлению. Для этого они привлекут поэтов и музыкантов, используя их поэтическое дарование; и они не будут считаться с их вкусами и страстями — разве лишь в немногих случаях, — но как можно лучше истолкуют им намерения законодателя, дабы в этом духе были составлены пляски, песнопения и все относящееся к хороводам»[26].
Платон оговаривается, что греческий мир, античная государственность еще очень далеки от того «идеала», который он выдвигает в области праздничной культуры. То, что хочет Платон, характеризовало, по его словам, Египет: «Искони… было признано египтянами то положение, которое мы… высказали… Установив, что прекрасно, египтяне объявили об этом на священных празднествах и никому — ни живописцам, ни… тем, кто занят мусическими искусствами, не дозволено было вводить новшества и измышлять что-либо иное, не отечественное»[27].
Прервем на этом месте цитирование «Законов» Платона и обратимся к одному из интерпретаторов их смысла. Это сочинение, считает Андрэ Боннар, «явило людям IV века до н. э. обманчивый образ государства полного равновесия, в котором ничто не нарушит порядка, установленного раз и навсегда… Ничто и никогда здесь не движется… Это как бы упразднение самой истории…»[28]
Чему же обязано «государство» Платона этими своими столь необычными качествами? Его исключительная статичность или неподвижность обусловлена, конечно, {28} сочетанием многих факторов. Однако главным и решающим из них является праздник как социальный институт. Такой вывод напрашивается сам собой, когда мы знакомимся со следующим установлением из «Законов»: «Пусть празднеств будет не менее трехсот шестидесяти пяти, чтобы всегда какое-нибудь одно должностное лицо совершало жертвоприношение какому-нибудь богу или гению за государство, за граждан и за их достояние. Пусть толкователи, жрецы, жрицы и прорицатели соберутся вместе со стражами законов и определят то, что неизбежно пропустит законодатель… Пусть будет двенадцать празднеств в честь двенадцати богов, имена которых носят двенадцать фил. Каждому из этих богов пусть совершаются ежемесячные жертвоприношения; пусть устраиваются хороводы и мусические состязания; что же касается гимнастических состязаний, то их надо добавить положенным образом, соответственно всем этим богам и временам года. Надо определить, на какие женские празднества не допускаются мужчины, а на какие допускаются. Кроме того, почитание подземных богов не следует смешивать с почитанием богов, которых следует назвать небесными, и их спутников… С жертвоприношениями надо объединять приятные забавы; надо, чтобы при этом происходили торжественные бои, по возможности наглядно воспроизводящие настоящие. Того, кто будет признан самым лучшим, будут увенчивать, а самого худшего подвергать порицанию. Не всякий поэт будет иметь право воспевать эти подвиги… Пусть поются, хоть и не очень складные, сочинения тех поэтов, что и сами по себе хорошие люди, и пользуются почетом в государстве за мастерство в прекрасных делах. Суждение об этих поэтах должен иметь воспитатель и остальные стражи законов; лишь таким поэтам предоставят они как почетный дар полную свободу для сочинительства, остальных же поэтов лишат этой возможности полностью. Никто не осмелится воспевать презренную Музу, не получившую одобрения стражей законов, даже если он будет петь слаще Орфея или Фамиры»[29].
Итак, огромное число празднеств, продиктованное стремлением создать для граждан «величайший досуг», но, с другой стороны, абсолютная регламентация их помогли {29} Платону теоретически добиться результата, которого в реальной истории не достигала ни одна правящая элита. Это упразднение исторического движения, достигнутое с помощью абсолютно регулируемой и санкционированной эксплуататорским классовым государством системы праздников. Будучи своего рода теоретическим гротеском, оно тем не менее содержит в себе некое поучение относительно содержания праздничной культуры и ее судеб в условиях социальных систем, основанных на эксплуатации и классовом неравенстве.
Статичность или неподвижность платоновского «государства» можно в известном смысле рассматривать и как внутреннее свойство праздника вообще, которое он приобретает в силу своей включенности в систему классовых, зависимых отношений и главным образом в результате оказываемого на него давления со стороны господствующей власти, ее идеологии и интересов. Ясно, что в «Законах» данное свойство — назовем его условно социологическим — предстает в своем историческом виде, являясь отражением того этапа в развитии праздничной культуры, когда она не просто играла роль регулятора и регламентатора всего хода общественной жизни в сфере свободного времени, но играла эту роль особенным образом. Она была священным регулятором и регламентатором и в силу этого носила характер обязательности и принудительности, не всегда даже осознаваемых. Ее внедрение осуществлялось негласным законом — обычаем, нарушить который было невозможно.
Историческая эволюция праздника от этого состояния к последующим — это процесс постепенного смягчения его обязательности и принудительности[30]. Тем не менее его зависимость от социальной системы классового типа является неустранимой до тех пор, пока существует эксплуатация, следовательно за праздником сохраняется, естественно в измененном виде, регуляционная функция, так подробно описанная в «Законах» Платона. Эта функция в свою очередь может рассматриваться и как имманентное свойство праздника, бытующего в классовом антагонистическом {30} обществе. А если это так, то, очевидно, понятие праздника вообще, ранее сформулированное нами, нуждается в определенных коррективах, если мы хотим, чтобы оно выражало реальность, а не было всего лишь идеальной моделью.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 830; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!