К. Маркс о категории свободного времени
Маркс характеризовал свободное время как «пространство» свободного развития и свободной жизнедеятельности, в котором происходит творческое становление человека как индивидуальности и как гармонической личности. Свободное время — это время за пределами материального производства: «Царство свободы начинается в действительности лишь там, где прекращается работа, диктуемая нуждой и внешней целесообразностью, следовательно, по природе вещей оно лежит по ту сторону сферы собственно материального производства», где, по словам Маркса, «начинается развитие человеческих сил… истинное царство свободы, которое, однако, может расцвести лишь на… царстве необходимости, как на своем базисе. Сокращение рабочего дня — основное условие»[3].
{14} Для Маркса исторический процесс в плане свободного времени — это процесс создания все большей массы такого именно времени, постепенное вытеснение человека из сферы собственно материального производства для «более возвышенной деятельности», осуществляющейся наряду с изменением характера материального труда («непосредственного труда», по терминологии Маркса) до пределов, допустимых его объективно-производственными условиями. Вместе с тем это и процесс осознания самим человеком того настоящего богатства, которое сосредоточено в свободном времени. Согласно Марксу, свободное время есть время «духовного освоения природы», есть подлинное богатство коммунистического общества, где «развитие человеческих сил, которое является самоцелью», протекает в формах научной, художественной и другой деятельности… «… Настоящее богатство — такое время, которое не поглощается непосредственно производительным трудом, а остается свободным для удовольствий, для досуга, в результате чего откроется простор для свободной деятельности и развития… Рабочее время, даже когда меновая стоимость будет устранена, всегда останется созидающей субстанцией богатства и мерой издержек, требующихся для его производства. Но свободное время, время, которым можно располагать, есть само богатство: отчасти для потребления продуктов, отчасти для свободной деятельности, не определяемой, подобно труду, под давлением той внешней цели, которая должна быть осуществлена и осуществление которой является естественной необходимостью или социальной обязанностью, — как угодно»[4].
|
|
|
Эту характеристику свободного времени как «пространства» свободной деятельности, где происходит творческое развитие человека в качестве гармонически совершенной личности, можно вполне распространить на содержание праздника как такового, на его понятие. Но при этом необходимо учитывать, что праздник не занимает всю территорию свободного времени, а только его часть, которая может изменяться как в сторону увеличения, так и в сторону уменьшения. К тому же, в ситуации праздника свободное время предстает в своем эстетически оформленном виде, следовательно, оказывается наделенным {15} особыми свойствами, своей спецификой, а потому нуждается в дополнительных качественных характеристиках. Наконец, всегда необходимо иметь в виду само конкретное социальное содержание свободного времени, которое, конечно же, не является одинаковым у различных классов и при разных общественно-экономических формациях.
|
|
|
В условиях социализма и тем более коммунизма свободное время служит царством свободы для всех. Отличаясь от рабочего времени, оно тем не менее здесь не противостоит ему, ибо свободная деятельность при отсутствии эксплуатации возможна и в сфере материального производства, т. е. в рабочее время. Поэтому можно сказать, что при социализме и коммунизме праздник и праздничная жизнедеятельность, отличаясь от труда, не становятся, однако, его принципиальными антагонистами. Иное дело в условиях эксплуататорских обществ, где свободное время может быть царством свободы только для господствующих классов, способствует их физическому и духовному развитию, а для трудящихся масс продолжает фактически оставаться такой же сферой несвободы, как и сфера материального производства. Вот тут-то праздник и оказывается антитезой и антагонистом труда, что не мешает ему быть в полной зависимости от последнего, причем эта зависимость, как правило, приобретает отрицательную форму. О том, что означает конкретно подобное отношение, можно отчасти судить по такому наблюдению И. Снегирева. Русский крепостной крестьянин, отмечал он, «ждет праздника как дня жизненной отрады, и, являясь на оном в праздничном кафтане, веселится с упоением, оправдывая свою отечественную поговорку: кто празднику рад, тот до свету пьян. В его понятии праздник есть льгота и веселье, в коих он почерпает новые силы к тягостным трудам…»[5]. Это ли не иллюстрация того, как несвобода в сфере материального производства жизни, обусловленная эксплуататорским, в данном случае крепостным, характером труда, накладывает свою печать на содержание праздника и сильно деформирует его. Заметим только, что Снегирев говорит о фольклоризированном крестьянском быте начала XIX века, где праздник, будучи альтернативой подневольному {16} труду, еще во многом ориентировался на «благообразие», чему немало способствовали традиционные, строго ритуализованные нормы праздничного поведения. С исчезновением фольклора — этот процесс начался в после-реформенную эпоху, — с последующим усилением эксплуатации и обнищания народа русский крестьянский праздник попадает в полную зависимость от несвободного труда и оказывается связанным в огромной степени не с переходом к особому праздничному поведению, а с реализацией не-поведения, с эксцессом, с хмельным разгулом и безобразием[6].
|
|
|
|
|
|
Таким образом, в оценке праздника недостаточно исходить из абстрактной характеристики свободного времени вообще. В анализе конкретных типов исторических праздников необходимо всегда учитывать само социальное содержание свободного времени, разную степень его свободы и несвободы у различных классов и при разных общественных системах. И это легче всего сделать, если опираться на указания Маркса, в частности на те, которые относятся к социальным системам, основанным на эксплуатации и неравенстве, где деятельность различных классов и групп всегда разделена между рабочим и свободным временем: «… Самодеятельность и производство материальной жизни были разделены вследствие того, что они являлись уделом различных лиц, и производство материальной жизни еще считалось в силу ограниченности самих индивидов, второстепенным видом самодеятельности…»[7]. Поскольку, с другой стороны, в условиях классового неравенства рабочее время делится на необходимое и прибавочное, являясь преимущественно временем эксплуатации, постольку и свободное время содержит в себе элементы несвободы, что отражается на содержании праздников. Такой вывод напрашивается сам собой, а его обоснованием могут служить следующие суждения Маркса: «… при капиталистической, как и при рабовладельческой системе и т. д., он (эксплуататорский, прибавочный труд. — А. М.) имеет только антагонистическую форму и дополняется полной праздностью известной части общества»[8]. Здесь свободное {17} время, «“время, которым можно располагать”, и пользование тем, что создано в рабочее время других, выступает как истинное богатство, но… в рамках антагонизма»[9].
Так как праздник располагается на территории свободного времени, то это зафиксированное Марксом противоречие в равной мере распространяется и на него. Вопрос лишь в том, какова специфическая форма данного противоречия в случае с праздником и как оно отражается на содержании последнего. Ответить на этот нелегкий вопрос отчасти помогает античная эстетическая мысль с ее уникальным опытом осознания праздника в условиях рабовладельческого общества, где и когда присущие этому феномену противоречия впервые открыто заявили о себе. Разумеется, античная эстетика не может быть нами сколько-нибудь полно охарактеризована. Мы ограничимся кратким анализом суждений Платона и Аристотеля, которые плодотворно размышляя о свободном времени, сумели благодаря этому раскрыть многие загадки праздника. О реальных достижениях самой праздничной культуры античности будет сказано позднее.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 2948; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!