Глава 5. ТОЛКОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ
Когда внезапно в час глубокий ночи
Услышишь за окном оркестр незримый –
(Божественную музыку и голоса)…
Кавафис
Трель телефонного звонка вторглась в сон Георгия, запутанный и чем‑то неприятный. Не открывая глаз, он приложил трубку к уху.
– Разбудил? – проговорил отдаленный и так же чем‑то неприятный Марков.
– А сам как думаешь?
Георгий дотянулся до часов – полвосьмого утра. В комнате было сумеречно, только зеркало над камином как будто светилось изнутри.
– Ну, говори, что?
– На «Альмагесте» конструкции херакнулись, рабочему ноги раздавило, – сообщил без предисловий Саша. – Хорошо, ночь – внизу никого не убило. Две балки слетели, машину задело припаркованную.
Это были дурные новости – из тех, что всегда ожидаются подспудно, но всякий раз застают врасплох. Георгий сел на кровати.
– А какого черта тогда стяжки укрепляли по второму разу? И что там люди делали ночью?
– Ну, ты же торопил со сдачей. Прораб и поставил их в три смены. В общем, я туда, и Казька по дороге. Сейчас же понаедут – и технадзор, и телевидение, и чёрти в ступе.
Уже прикидывая возможные последствия, Георгий уточнил:
– Так что там, кто‑то сильно пострадал?
– Говорю, двух ног нету. Молодой парень, двадцать с чем‑то лет. У него еще кровопотеря сильная… Они там скорую не сразу вызвали, боялись. Чувствую, сейчас начнется – этим же только повод дай, начнут рвать нас в клочья.
|
|
|
Георгий подошел к зеркалу, разминая затекшую от неудобной позы шею.
– Ладно, не паникуй. С пострадавшим договоримся, я подключу специально обученных людей. У Анны должно быть готово на этот случай. Прораба проинструктируй лично. И вообще, спокойнее там, Саша, без резких движений.
– Какие движения в нашей позе, Гоша? – процедил сквозь зубы Марков. – Только подмахивать… В общем, ждем тебя на месте. Включай свой изощренный интеллект.
Марьяна уже завтракала в столовой – ела жидкую гречневую кашу, запивая компотом из сухофруктов.
– Доброе утро. Без масла и без соли? – спросил Георгий, кивая на её тарелку.
– Без масла, без соли, на родниковой воде, – ответила она с застывшей полуулыбкой. В последнее время он часто подмечал на её лице это выражение отстраненной дежурной вежливости, словно он был ей не мужем, а соседом по столу на официальном приеме.
Он не мог сказать, в какой момент перестал ощущать со стороны жены пристальное подозрительное внимание ко всему, что делал – перемена произошла незаметно и естественно. Но однажды чувство несвободы, доставлявшее ему неудобство с того самого дня, когда он надел ей на палец обручальное кольцо, вдруг исчезло. Можно было заключить, что она приняла правила игры, которые предлагал Георгий, но он пока не торопился с выводами.
|
|
|
– Звонил Саша Марков… У нас ЧП на стройке.
– Знаю, Васкунец меня уже поставил в известность, – кивнула она. – Но это целиком твой проект, мы не имеем отношения.
Спокойствие жены немного удивило Георгия – обычно та даже слишком эмоционально реагировала на подобные новости.
– Умываешь руки? – спросил он, наливая себе кофе.
– Мои руки и так чистые, – ответила она, помолчав.
– Ну‑ну, извини, я просто пошутил.
– Рада, что у тебя хорошее настроение, – через какое‑то время проговорила она, помешивая кашу в тарелке. – Кстати, ты не будешь против, если я уеду в Аликанте? Дней на десять. Что‑то захотелось отдохнуть, сменить обстановку.
– Ты сегодня это решила? – удивился он.
– Нет, не сегодня. У меня уже заказаны билеты. Просто всё забывала тебе сказать. Хочу проверить, что там происходит с домом – наверное, хозяйство запущено и снова какие‑нибудь обстоятельства непреодолимой силы. Васкунец меня полностью заменит. Не думаю, что я нужна тебе здесь именно сейчас. Как, впрочем, и всегда.
Георгий глотнул кофе – вкус был горький.
– Само собой, поезжай. Там, должно быть, ещё тепло. Я бы тоже присоединился, но теперь не уверен… Полетишь одна?
|
|
|
– Да, одна. Тебя это волнует?
– Конечно, меня волнует всё, что происходит с моей женой. И ты напрасно хочешь убедить себя в обратном, – заметил Георгий. – Я позвоню, как только что‑то прояснится. Когда вылетаешь?
– Сегодня днем. Но ты не беспокойся, провожать не нужно.
– Даже не заедешь в офис? А ежеквартальные?
– Закроет бухгалтерия. Ты сам просил начать относиться к этим вещам спокойнее, – возразила она. – И я отчасти согласна. К тому же ты – глава компании, принимаешь решения единолично. И, насколько я знаю, отлично умеешь улаживать дела такого рода. Во всем, что касается штрафов, налогов, отчетности и формирования бюджета…
Георгий взглянул на неё внимательнее. На секунду ему показалось, что за её словами стоит нечто большее, чем намеки на его ловкость в финансовых вопросах.
– Мы в одном окопе, – напомнил он, отодвигая тарелку с неаппетитным омлетом, поставленную перед ним горничной. – А ты упрекаешь меня, что я слишком меткий стрелок.
Марьяна не поддержала шутку, только взглянула на него с холодной усмешкой, которая уже начинала его раздражать.
– Я ни в чем тебя не упрекаю, Георгий. Каждый из нас поступает, как считает нужным…
|
|
|
– Ладно, желаю хорошего пути, ещё созвонимся в течение дня, – проговорил он, поднимаясь. – Буду держать тебя в курсе событий.
Она сидела, застыв, но он всё же заставил себя подойти и поцеловать её в щеку – правда, поцелуй запечатлелся где‑то возле виска.
Пока Георгий ехал из Озерного в офис, Марков позвонил ему три раза. Сообщил, что прораб (это был новый человек, взятый на место честного работяги Силантьева) оказался так глуп и непонятлив, что успел уже наделать дополнительных неприятностей. С пострадавшим пока не было возможности поговорить, но Эрнест взял этот раздел на себя. Инженер по технике безопасности уже разбирался на месте с проверяющими из трудовой инспекции и энергонадзора, Казимир занимался пожарниками. Особого интерес со стороны журналистов не наблюдалось – два местных новостных канала приехали подснять упавшие балки, которые почти на метр проломили асфальт.
Было уже понятно, что история не грозит особыми репрессиями, лишь оставит неприятный осадок. Тем большей неожиданностью оказался для Георгия последний звонок Саши. «Действуем по внутренней инструкции, план девять», – коротко сообщил партнер и дал отбой.
«План девять» работал в случае непредусмотренного появления в офисе налоговиков, обэповцев и других непрошенных гостей. Согласно этому плану, который был разработан лет пять назад, в период конфликта с недружественными конкурентами, Георгий должен был ехать на старую дачу в Рощино, включив только телефон экстренной связи, там ждать Эрнеста и по необходимости ставить в известность о ситуации нужного человека в прокуратуре, своих московских партнеров и Вальтера. «План десять» предполагал уже дальнее путешествие – через финскую границу в аэропорт Хельсинки и в Женеву, пока команда во главе с Марковым держит оборону на месте. Все понимали, что противодействовать системе Георгий сможет, только располагая свободой перемещения. Боксировать в наклонной позе было слишком неудобно.
Правда, на этот раз Георгий решил не придерживаться плана буквально. Он позвонил из машины главному юристу холдинга Фридману и главбуху Анне Сергеевне, которую, по странному совпадению, именно сегодня вызвали в налоговую разбираться с какими‑то прошлогодними задолженностями, а затем поехал на Мытнинскую, чтобы на всякий случай перестраховаться – почистить жесткие диски и почту на двух макинтошах, уничтожить кое‑какие документы и записки.
Эта заняло около полутора часов. За это время обыск (в ходе которого Эрнест и Фридман уже отметили ряд процедурных нарушений) продвинулся от бухгалтерии к кабинету Маркова. Камеры безопасности записывали происходящее, Осипенко даже ненадолго вывел изображение на какой‑то закрытый ресурс, и Георгий несколько минут сам наблюдал в режиме онлайн, как проверяющие с понятыми осматривают кабинеты.
Затем, отпустив машину и водителя, Георгий взял такси и поехал пообедать. Он ждал больше часа, пока, наконец, в ресторанном зале не появился Карпцов, без всяких признаков беспокойства на лице, словно бы даже довольный тем, как складывается ситуация.
– Честное слово, такого кино я не видел с конца девяностых, – заявил Эрнест с улыбкой. – ОМОН в масках, положили всех на пол, включая женщин, потом согнали в переговорную. В туалет водили под охраной… Даже кого‑то пытались лично обыскать. При этом постановление оформлено непонятно как, люди совершенно некомпетентные, действуют нагло, нахрапом…. Особо и не скрывали, что под заказ. Я вечером подготовлю апелляцию и жалобы по каждому случаю.
– Что в сухом итоге? – спросил Георгий.
– Докладываю. Мы в разработке с начала этого года. Помнишь, ты уволил такого человека по фамилии Фролов? Вот этот Фролов теперь – их источник. Тебе подумать, что и насколько он знает… Короче, возбуждено уголовное дело, что не очень хорошо, но излечимо. Арестованы счета, что совсем не хорошо, но было предсказуемо. Забрали бухгалтерию и скрутили винчестеры – но мы ведь были готовы к такому развороту событий?
– Сервер в Женеве, – напомнил Георгий.
– Да, забыл сказать – Сашу Маркова задержали и увезли для допроса. Никак было не отмазать. Фридман поехал с ним.
Эта новость обеспокоила Георгия.
– И что?
– Ну, наверное, будут вербовать… Не знаю. Или припугнуть хотят, на дурака. В любом случае, обязаны отпустить через три часа. Пусть попробуют не выполнить, упыри.
– Сам что об этом думаешь?
– Знаешь, чем Россия отличается… ну, ну например, от Катманду? – ответил Эрнест вопросом в своем стиле.
– Тем, что там сначала жарят, а у нас едят живьем?
– Ну, почти угадал – аппетитом госчиновников. Другими словами, я думаю, это такой чапаевский наскок, психическая атака… За неимением серьёзных аргументов. Кстати, Казимир не исключает, что авария с обрушением конструкций – тоже чёрное дело чьих‑то недобросовестных рук, оплаченных врагами партии. Словом, будем надеяться, что это – устрашающая акция сверху, а не первый ход в шахматной партии, которую нам кто‑то хочет навязать…
Георгий взглянул на него, расслышав ноты сомнения в журчащем голосе.
– Что замолчал? Вербализируй до конца.
Эрнест повертел в руках фарфоровую перечницу, отчего‑то розовея щеками, словно готовился признаться в тайном пороке.
– Только пойми меня правильно… Я хотел сказать, что женщины… всё же устроены иначе, чем мы. Они эмоциональные существа, более непредсказуемые. Что‑то в этом духе. Нам нужна ясность, конкретика, полный обзор. А женщина, напротив, стремится к движению в романтическом ключе. Озеро надежды, вулкан страстей, всё в тумане… Не знаю, как ты, но я постоянно с этим сталкиваюсь. Ну, то есть, мужчине не придет в голову вмешивать в бизнес личные чувства, а для них это в порядке вещей. Помнишь, Чугунков как‑то хорошо сказал про самурая и гейшу?..
– Ты хочешь просветить меня, как устроены женщины? – проговорил Георгий. – Или это намек, что я оказался в теплом месте, но в плохое время, как гигиенический тампон?
– Извини, – замялся Эрнест, – поверь, я никогда не стал бы поднимать эту тему, если бы тут не было так тесно переплетено. – Он снял и начал протирать очки. – Мы все тебя очень уважаем, Георгий. Ты лидер, человек ярких идей, с тобой интересно работать и общаться. Конечно, у каждого есть свои слабости… И это, строго говоря, абсолютно твоё личное дело. Мы ни в коей мере не посягаем… Но, может, как‑то попытаться нейтрализовать Марьяну на время? По крайней мере, не дразнить гусей?.. Знаешь, иногда лучше дорого заплатить, чтобы дёшево отделаться. Я имею в виду, было бы вполне логично, что супруги вместе отдыхают в Испании…
Георгий и сам был уже почти уверен, что этот наглый рейд обэповцев организован и оплачен по инициативе Марьяны и её дурных советчиков. В пользу этой версии говорил и внезапный отъезд жены, и её странное поведение в последние дни. Он понимал, к чему клонит Эрнест – их новое сближение с Марьяной решило бы множество вопросов. Но в этот раз он не мог, да и не хотел отступать с отвоеванных позиций.
– Я тебя услышал, – кивнул он Эрнесту. – Что ещё?
Карпцов открыл свою папку.
– Вот, посмотри, Лев Моисеевич набросал вопросы по паевому фонду. Он, кстати, нас сегодня очень грамотно поддержал. Хотя говорят, два юриста – три мнения, но лично я считаю, что лучше действовать комплексно, чтобы ничего не упустить…
– Меня‑то хотели? – задал Георгий последний вопрос.
– Хотели, но не с безумной страстью, – улыбнулся Эрнест. – Думаю, тебе стоит до завтра побыть «на даче у знакомых», а мы с Фридманом пока пропишем диалоги для кульминационной сцены.
– Сашу мне только вытащите, – особо попросил Георгий. – Как будут новости, звони по экстренной связи.
Эрик протянул руку и поднялся.
Георгий понимал, что если его захотят найти «на даче у знакомых», в первую очередь будут искать у Игоря. Но дело пока не принимало настолько серьезный оборот, а переждать временные трудности можно было и здесь, совмещая полезное с приятным. Он не хотел пока звонить Марьяне и предъявлять бездоказательные претензии; нужно было дать ей время одуматься и повернуть назад. Он охотно принимал версию, что Марьяна решила припугнуть его из женской ревности, но не мог допустить мысли, что она перешла на сторону противника, объявив ему открытую войну.
В квартире Игоря Георгий сразу почувствовал, как его отпускает нервное напряжение. Странным образом, с обретением собственного жилья мальчик изменил привычку к беспорядку и даже наладил кое‑какой домашний уют. Мерно тикали часы в коридоре; в кухне и в ванной комнате было чисто и светло, а кавардак в спальне вполне объяснялся торопливостью утренних сборов.
Георгий немного удивился, увидев черного облезлого котенка, который выскочил откуда‑то ему навстречу и сделал лужицу под кухонным столом. Заперев кота в кухне, Георгий прошел в комнату и, не раздеваясь, прилег на кровать.
Ему показалось, что он задремал на секунду и тут же проснулся, но за это время за окном совсем стемнело. Из‑под двери пробивался свет. Был какой‑то осадок на душе – да, сообразил он, ОБЭП и неприятности на стройке. Но в следующую минуту ему ярко вспомнился сон, который он только что видел. Вместе с Павлом Козыревым они сидели в ресторане на Эйфелевой башне. Как на ладони виден был весь Париж – крыши, парки, мосты через Сену. Они ели улиток в виноградных листьях и пили белое вино, беседуя о каких‑то приятных вещах. В этом сне всё было залито солнцем, пронизано летним светом, и Георгий испытывал глубокую радость, наблюдая повсюду игру живых красок… Но потом явилась тревога, угроза или предупреждение – в улитках начали попадаться косточки. Георгий стал разворачивать листья и увидел, что ест не улиток, а человеческие пальцы – и узнал пальцы Игоря, округлые розовые ногти… И тут же стальные конструкции огромной башни начали разрушаться, падая ему на голову.
– Ты дома? – позвал он мальчика и сел на постели, включил лампу над кроватью.
Игорь вошел, котенок вбежал за ним.
– Как это я уснул? – проговорил Георгий, снимая часы и массируя затекшее запястье. – Сам не заметил… Откуда взялся зверь?
– Одна девочка на курсах подарила. Он очень породистый, – заявил Игорь, приготовившись отстаивать права животного на совместное проживание.
– Ради бога, убери его из комнаты. А завтра отдай обратно. Нет оснований рассчитывать, что этот гадкий котенок превратится в прекрасного лебедя. Ещё не хватало, чтоб после каждого романтического свиданья от меня несло кошками.
– А что ты командуешь? – возмутился было Игорь, но всё же поймал котенка и выдворил за дверь. – Я приучу его, не волнуйся… Пока нужно просто обувь убирать.
– Ты вообще представляешь себе, что значит завести животное? – ворчливо возразил Георгий. – Это не игрушка. Конечно, они славные, пока маленькие… Но за ним же нужно постоянно ухаживать – мыть, чистить ковры. Я уже весь в кошачьей шерсти, посмотри…
– Хочешь выпить? – сменил тему мальчик. – Ещё остался твой кальвадос.
– Ну, выпью, да, – согласился Георгий. – Зачем я, по‑твоему, приехал?
Игорь достал бутылку, бокалы.
Георгий следил за его движениями, чувствуя, как терпкая нежность разливается в груди, словно выдержанный коньяк, деликатно обжигая. И вдруг почему‑то попросил:
– Расскажи про Майкла Коваля.
Игорь посмотрел без удивления – просто чтобы проверить, что не ослышался.
– Что рассказать?
– Ну, что он за человек? Дурной, хороший?
На лицо Игоря упала тень. В эту минуту он больше чем всегда напоминал печального Антиноя, последнего бога античного мира.
– Не знаю, я как‑то не задумывался. Просто с ним было трудно.
– Хуже, чем со мной?
Игорь издал насмешливый звук, продолжая стоять с бокалом в руке, облокотившись локтем о комод.
– Ну, почти. Он всё время говорил.
Георгий подумал, что в его наблюдении есть здравое зерно.
– Это не преступление. Даже целое искусство – всё время говорить, и так ничего и не сказать.
– Ещё у него одна нога короче другой, – сообщил Игорь. – Он такие носил специальные ботинки, ортопедические, чтоб не было заметно.
Георгий вспомнил, что в резиденции Владимира Львовича, в бане, за игрой в бильярд, Коваль и в самом деле прихрамывал в резиновых шлепанцах.
– Ты, кстати, с ним не общался после этого?
– Нет, – ответил Игорь и, поколебавшись, добавил: – Он мне только написал письмо на почту. Ну, что не обиделся… Что желает мне счастья.
– И как? – спросил Георгий, подзывая его и усаживая рядом на кровать. – Напутствие сбылось? Ты счастлив?
– Ну, типа того… полный пакет.
Георгий притянул его к себе, с наслаждением ощущая горячую тяжесть его тела.
– Знаешь, кто ты у меня? Мальчик‑праздник. Почему с тобой всегда так хорошо, скажи‑ка? Вот возьмут и отнимут у меня бизнес и все деньги, и останусь я гол и бос на радость конкурентам. Что тогда будем делать, а, любимая наложница?
– Я всё равно тебя буду любить, – ответил тот. – И очень‑очень скучать.
Георгий усмехнулся, вспомнив анекдот, который сам же и рассказывал ему.
– А без шуток? Упакуют нас с Сашкой года на два, и что с тобой будет? Ты ведь пропадешь.
– Не пропаду, – заявил он. – Сделаю себе силиконовые сиськи и буду зашибать по две тыщи баксов за ночь.
– На силиконовые сиськи тоже ещё надо заработать, – возразил Георгий Максимович, вдыхая запах его волос, скользя рукой по его спине под свитером – по бархатистым лопаткам и плавному изгибу поясницы.
Тот передернул плечами.
– Фигня вопрос, мне откроют кредит. А что, хочешь меня с силиконовыми сиськами?
– Нет уж, оставайся как есть, – решил Георгий. – Хотя, две штуки за ночь… Хороший бизнес. Может, самому вложиться?
Игорь вздохнул, позволяя снять с себя джемпер.
– Да я знаю, что ради денег ты готов на всё.
– У меня расходы, – возразил Георгий, – жена, любовник, адвокаты… Но тебя я никому не отдам. Ни за какие деньги.
– Потому что я один стою целого зоопарка?
– Потому, что ты один.
Уже начав любовный труд, Георгий Максимович краем глаза заметил какое‑то движение на полу – это котенок шмыгнул в приоткрытую дверь и побежал в сторону окна.
Глава 7. НЕЖНОСТЬ ВОЛКОВ
Я думаю, что оказался в аду,
Значит, я и в самом деле в аду.
Артюр Рембо
В машине пахло бензином и незнакомым резким мужским одеколоном. Громко звучала музыка, блатной шансон: «Гоп‑стоп, Зоя, кому давала стоя? Начальнику конвоя, не выходя из строя»… Машину вел человек с бритым затылком и со шрамами на голове; рядом с Игорем сидел такой же бритый, широкоплечий, с недобрым бычьим лицом.
Игорь почему‑то подумал, что он всё ещё живет на Владимирской с Бяшкой, и что они вляпались в какие‑то неприятности, о которых постоянно предупреждал Филипп. Потом он вспомнил, что уже осень и в его жизни всё хорошо, и Георгий Максимович, и завтра они должны лететь в Женеву. Но теперь он ехал с незнакомыми опасными людьми по разбитой грунтовой дороге вдоль разрушенных овощехранилищ, за которыми чернел лес.
Мысли путались, в затылке пульсировала боль. Подняв руку, он ощупал голову и увидел на пальцах сукровицу и засохшую коричневую грязь. Бритый бугай равнодушно следил за его движениями.
Смутно, словно сквозь похмелье, Игорь начал припоминать, что по дороге с курсов заехал в супермаркет, потом припарковался во дворе, вынул пакет с покупками из багажника, вошел в подъезд… Когда он вот‑вот был готов восстановить в памяти цепочку дальнейших событий, машина остановилась у бетонного здания с узкими щелями окон.
– Приехали, – коротко обронил бритый.
– Куда? – спросил Игорь, с трудом ворочая непослушным, опухшим во рту языком.
– Завали хавальник и вылезай, – приказал тот.
Водитель тоже вышел из машины, придержал дверь. Игорь выбрался наружу. Бритый крепко взял его за руку выше локтя и повел по бетонным ступенькам к главному входу в здание.
Это был заброшенный дом культуры или спортивный комплекс – щербатая мозаика на стене изображала бегуна с олимпийским факелом. Они свернули в темный коридор, прошли через пустой тренажерный зал, напомнивший о школьных уроках физкультуры.
Чтобы не думать о причинах и вероятных последствиях происходящего, Игорь начал цепляться за мелкие подробности жизни: на ходу рассматривал пыльные маты на полу, шведскую стенку, мясистые уши бритого шофера, который бодро шагал впереди. Одновременно он почему‑то сожалел о своем незаконченном чертеже, о чёрном котенке и ещё о чем‑то важном, что нужно было и никак не получалось вспомнить. Потом он услышал душистый горячий запах сауны.
Они миновали ещё один коридор и действительно оказались в сауне, вернее, в предбаннике – просторном помещении, отделанном белым, местами осыпавшимся кафелем. Там за накрытым столом трое мужчин ели жареную курицу. Простыни драпировались вокруг их жилистых тел, как одеяния ангелов на старинных иконах. Увидев их, Игорь почувствовал, как сердце подскочило вверх и застучало где‑то в горле – тяжело и быстро.
– Гляди, какая фея нас удостоила, – проговорил сухопарый человек лет пятидесяти, с седой щетиной на щеках, со впалой грудью и с синими от татуировок пальцами.
Двое других молча жевали и смотрели на Игоря. Лица у них были грубые и хмурые.
– Ну что, зеленоглазый, – продолжал старик притворно‑ласково. – Ходи ближе, не стесняйся. Ты как, шамать хочешь? Нет? Ну, водочки‑то хапанёшь?
Он разглядывал Игоря с умильной усмешкой, как домашнего зверька. Но в черных глазах под густыми бровями, ледяных, как замороженные ягоды, не было ни добродушия, ни улыбки.
– Ишь, какой нежный. Вот бы заслать посылку честным босякам… Кожа аж бархат. И попа как орех, так и просится на грех, – неспешно поднявшись, он потянулся рукой к щеке Игоря. Тот отдернулся. – Небось, покушать любишь сладко, поспать подольше? Бумажки хрустящие любишь, подарочки? А работать не хочется… Так, мурзилка?
Глядя в его лицо, Игорь испытал тоскливое, больное предчувствие. Ему представилось, что он уже жил когда‑то раньше, и в той прошлой его жизни уже был и этот предбанник с облупившимся кафелем, и мигающий тусклый свет дневной лампы высоко под потолком, и замороженные глаза старика – умные и злые звериные глаза с татарским разрезом.
– Вот вы сейчас в школе Маркса не проходите, – уже без усмешки продолжал тот, – а зря. Скажи‑ка ему, Костян, что Ленин с Марксом про это говорят?
– Грабь награбленное, – заявил бритый шофер.
– Ну, где‑то так, – согласился старик. – Давай‑ка, Костян, плескани ему нашего чемергесу. Может, поласковее будет с тобой.
Под недружный смех сидящих за столом, бритый налил в стакан водки, поставил перед Игорем.
– За что ж нам выпить с нашей люсей? – притворно озаботился старик. – А выпьем мы за этого… не знаешь, как и назвать.
Двое за столом снова засмеялись хриплым, каркающим смехом.
– Чего их звать‑то, Лёня? Сами придут… Пидор, он и в Гондурасе пидор!
– Ну, значит, пей за своего пидора жирного, – вкрадчиво потребовал старик. – Чтобы он уяснил себе, как не надо быть паскудой и кидать людей. И чтоб эта харкотина своё плоскожопие подняла рывком и сделала, что ему скажут. Бодро и без фокусов. Ну, глотай, чего мнешься? Водка сладкая – лекарственная вещь.
Отступив назад, Игорь мотнул головой, показывая, что не будет пить. Старик перевел взгляд на бритого шофера.
– А что пацан, глухонемой по жизни? Или слабослышащий?
– Вроде нет, – пожал плечами тот. – Ехать с нами не хотел. Уговаривать пришлось.
– Значит, сильно гордый? Не уважает компанию? Ещё не понял, что попал в финал без конкурса?
Расхрабрившись от отчаяния и страха, Игорь заявил:
– Если вы меня хоть тронете, Измайлов вам такое харакири устроит!.. Вас же всё равно найдут! У него в фирме работают люди из спецслужб!
Отвернувшись от него, старик налил себе водки и выпил. Поморщился.
– Кошмары… По‑моему, пацан не догоняет, а, Юрец? Он думает, мы тут для хохмы собрались. Что мы тут клоуны… Пропишите‑ка ему лекарство какое‑нибудь. Водные процедуры.
Повинуясь приказу, бритые парни подхватили Игоря подмышки, протащили по мокрому кафелю и спихнули в глубокий и узкий как колодец бассейн с ледяной водой. Он ушел под воду на глубину своего роста, и хотел выплыть, оттолкнувшись от дна, но наверху кто‑то пнул его ногой по голове, продолжая бить снова и снова, не давая вдохнуть воздуха. Казалось, что это продолжается мучительно долго. В последней попытке спастись, Игорь поднырнул под топчущие его сверху ноги, и ему, наконец, позволили выплыть у бортика, дали откашляться и отдышаться. Шофер даже подал ему руку, но когда Игорь поднялся на ступеньку железной лесенки, пинком в грудь столкнул его обратно.
Всё же как‑то выбравшись из бассейна, Игорь привалился спиной к стене, решив, что если бритые ещё приблизятся, он схватит скамейку и будет отбиваться. Он кашлял и дрожал, вода текла с него ручьём. Происходящее слишком напоминало нелепый сон, но Игорь знал, что не спит. В школе, на уроках ОБЖ, их учили, что, оказавшись в заложниках, нужно всеми силами стараться сохранять спокойствие. Но сделать это не получалось. Всё его тело сковывал страх.
– Как водичка? Не лётная? А как Герасим утопил свою Муму? – смеялся старик. – А то давай сто грамм для профилактики? Ещё подцепишь насморк, ребятам будет некомфортно.
Один из сидевших за столом мужчин, сутулый, с черными волосами на груди, поднялся, прощаясь со стариком. За ним встал и второй.
– Бывай, Лёня. Отдыхай, нам ехать надо. Спасибо за хлеб‑соль.
Старик вытер о простыню жилистую руку и протянул сутулому.
– Завтра кашляни мне на мобилу. Привет пехоте.
Они ушли, и старик вернулся к столу, выпил ещё водки и сказал, уже не глядя на Игоря, тяжело прокашливаясь:
– Сука, мокрота не выходит, как бы снова не воспаление… Ну что, Костян, будем дело делать? Чего откладывать? А потом тоже поедем с богом.
– А как с этим? Всё уже или добавки? – спросил бритый шофер, кивая на Игоря.
– Ну, добавь по малой, чтоб посмирнел, – хмуро кивнул старик. – А потом мешок на голову. И тряпку сунь ему в рот.
Глядя, как бритые снова приближаются, Игорь вдруг почувствовал упрямое, инстинктивное нежелание сдаваться. Отступая к стене, он поднял за ножку деревянный табурет и кинул в ноги шоферу. Тот споткнулся и громко выматерился. Второй, Юрец, проговорил, подходя:
– Спокойно, Маша, я Дубровский.
И затем ударил Игоря кулаком в живот и, зажав локтем за шею, начал садить сзади по почкам. Уже вдвоем бритые с размаху кинули его на кафельный пол.
Игоря раньше не били так равнодушно и страшно – ни дядя Витя, ни пьяные гопники на пустыре за школой. Скорчившись, закрыв голову руками, он чувствовал себя раздавленной личинкой, чье тело целиком превратилось в боль. Сознание то вспыхивало, то отключалось, как неисправная лампа, и во время одной из вспышек Игорь понял, что бритые всерьез готовы его убить. Сейчас или позже, но он умрет по воле неизвестных людей, как‑то обиженных Георгием, – для этого бандиты и привезли его в заброшенный спорткомплекс. И, возможно, будет лучше, если это случится сейчас.
Он ещё смог перевернуться на спину, чтобы пнуть одного из бритых, но затем увидел, как Юрец или Костя – Игорь уже не различал их и не чувствовал в своем теле себя, – схватил ту же табуретку и занес в воздухе над его лицом. За этим последовала темнота.
Глава 8. ТЕСНЫЕ ВРАТА
Благородный муж с достоинством принимает веления Неба.
Конфуций
В пятницу, по дороге из Выборга, с нового объекта, Георгий и Казимир заехали на дачу к Маркову обсудить положение дел. Поиски синергии несколько затянулись; было уже начало десятого, когда Саша, сдвинув со стола бумаги, достал из бара литр «черного пешехода» и предложил отметить свою «вторую ходку и блатной побег».
Казимира ждала жена – младший подхватил в садике желудочный грипп. Георгий тоже не хотел засиживаться допоздна, чтобы успеть собрать какие‑то вещи в дорогу, но все согласились выпить по глотку.
Саша разлил виски и провозгласил тост:
– За тебя, Измайлов. Ты везучий всё‑таки, паразит. Давай, чтобы твой фарт вывозил нас и дальше.
– Постучи по дереву, – потребовал Казимир и сам коснулся костяшками пальцев деревянной столешницы.
В эту минуту Георгия и застал звонок с анонимного номера.
Почему‑то он был уверен, что это звонит из Аликанте Марьяна, но в трубке послышался незнакомый мужской голос, сиплый и нарочито наглый.
– Георгий Максимович? Здорово, кучерявый. У нас к тебе две новости. С которой начать?
Ещё недавно – семь, десять лет назад, – их осаждали подобными звонками почти каждый месяц. Сейчас попытку дешевого бандитского наезда не приходилось рассматривать всерьез, но текущие обстоятельства требовали внимания к любой активности противника.
– С кем я говорю? – спросил он, с первой секунды проникаясь острой неприязнью к сиплому собеседнику. Тот проигнорировал вопрос.
– Погнали с хорошей. Можешь на ночь не подмываться. Твой пидорок сегодня с нами. Вот и плохая. Будешь делать, что тебе скажут – пацан будет жить. Начнешь восьмерить или рыпнешься к ментам – получишь сперва его писалку в коробочке, потом всё остальное в целлофане…
Георгий явственно вспомнил недавний сон: падающая башня и пальцы Игоря, лежащие перед ним на тарелке. Он стоял посреди комнаты, компаньоны смотрели выжидательно, и это напоминало сцену из какого‑то фильма пятидесятых годов. Слова застряли в горле, и он молчал, прислушиваясь к отдаленному странному вою, который всё это время сопровождал речь звонившего и который поначалу Георгий принял за помехи связи. Но вой вдруг начал становиться ближе и сложнее по обертонам, расчленяясь на невнятные возгласы и всхлипы, а затем Георгий ощутил, как у него по‑волчьи поднялись щетиной волосы на затылке.
– Какого чёрта вы там делаете?! – воскликнул он, всем сердцем обращаясь к высшим силам, чтобы они совершили чудо и не дали осуществиться его догадке. Но чуда не произошло.
– Всё понял, кучерявый? – голос в трубке охрип до сухого треска. – Нахапал, брюхо нажрал, надо делиться. Сольём у тебя чуток жирка. Короче, готовь пятьсот штук евро, наличными. Два дня тебе на сборы, один уже прошел. Получим бабки – вернем чушонка в полном комплекте. И, уж не обижайся за беспредел, пока ты суетишься, мы тут попользуемся. Пацанок твой – бланманже, ребята не остались равнодушны.
– Ты, уёбок, я же тебя найду и яйца вырву! – воскликнул Георгий в бессильной ярости. – Ты ещё не понял, с кем связался, мразь!.. Дай мне его, я хочу его слышать!..
Но в трубке уже звучали короткие гудки.
В старом, ещё довоенной постройки доме, доставшемся Маркову от деда, когда‑то жили две семьи; общий длинный коридор теперь был переделан в узкую веранду. Георгий помнил, что в дальнем углу балконная дверь открывается прямо в сад. Он прошел мимо каких‑то высоких растений в горшках, споткнулся в темноте о детский велосипед, ударил кулаком в стену.
Холодный воздух немного остудил его. Дождь прекратился, но на лицо и руки садилась промозглая влажная пыль. Мокрые ветки старых яблонь покачивались под ветром, словно соглашаясь: «Да, ты идиот, самодовольный кретин, всё прохлопал, никого не вини – сам, сам…». Не ко времени вспомнился стишок, который Игорь прочел ему пару дней назад за завтраком: «Вот она какая, наша молодежь: утром не разбудишь, ночью – хер найдёшь». Сообразил, что сейчас же нужно найти Максима.
Казимир подошел, обеспокоенно заглянул в лицо.
– Проблемы? Кто это был?
Георгий выругался, отбрасывая намокшую сигарету.
– Уроды уголовные! Мрази… Он мне ответит за это бланманже, гондон!
Марков тоже спустился со ступенек крыльца.
– Ты погоди, успокойся… В чем вопрос?
Георгий взял у Саши стакан с виски, глотнул и отдал обратно, сообразив, что если сейчас начнет пить, то уже не сможет управлять собой.
– У них Игорь, – сказал он, отерев рукой лицо.
– Ну‑у, слушай, всё это ещё надо проверять, – начал было Марков, но Казимир остановил его.
– Тихо! Когда и сколько?
– Пятьсот тысяч, два дня… Или завтра? Сказал, будет ещё звонить. Они там что‑то делают с ним, он кричит…
– Всё, всё, порядок, – Казимир обнял Георгия и повел в дом. – Главное, ты не нервничай. Сосредоточься. Сейчас надо действовать оперативно.
Марков вмешался, нервно кусая ус:
– Алё, кончайте психоложество. Во‑первых, позвони ему на телефон – уже чтобы проверить. Может, это шутка просто, ха‑ха. Ну, розыгрыш. А если нет, то это Сирожи. Или твоя жена. В любом случае, надо торговаться.
– Во‑первых, – возразил Казимир, – звоним Осипенко. Есть люди, которые этим занимаются профессионально, надо обращаться к ним.
– Во‑первых, сейчас не девяностые годы, – заспорил Марков, снова протягивая Георгию стакан. – Может, это просто левые какие‑то, залетные. Поймут, с кем связались, и подожмут хвосты. Так что не надо паники, никому не нужен твой драгоценный Игорек.
– Нет, я не буду пить, – отказался Георгий. Его душевное потрясение уже материализовалось в виде спазма желудка и ноющей боли в груди. Вкус табака вдруг сделался отвратительным. – Это не розыгрыш. Нужно позвонить Максиму.
– Правильно, действуем по плану, – согласился Казимир. – Только спокойно. Надо – заплатим. А потом по любому найдем их, и снова получат. Этих уродов надо наказывать реально.
«Мне плевать на потом, если сейчас его мучают и, может быть, убьют», – хотел возразить Георгий. Но, внезапно целиком осознав эту мысль, стряхнул её с себя, как омерзительное насекомое.
В квартире Игоря, куда Георгий приехал с Казимиром, было тихо и пусто. На кухне в раковине мокла кофеварка с приставшей на дне кофейной гущей, в мусорном ведре обнаружилась бутылка из‑под дешевого испанского вина. Мебель стояла на своих местах, не было заметно ни следов борьбы, ни какого‑то особого беспорядка – разве что в коридоре на стене и на полу виднелись небольшие бурые пятна, похожие на засохшую кровь. Сообщение, явно адресованное Георгию и более доходчивое, чем любая записка, Чугунков обнаружил в спальне. Лежащее на подушке тельце котенка с размозженной головой успело уже окоченеть.
Осипенко со своими ребятами появился довольно быстро. Осмотрев квартиру, отвел Георгия в сторону и попросил предоставить ему записи с прослушивающей аппаратуры в кабинете Марьяны – такой доступ мог быть получен только в исключительном порядке. Он также предложил привлечь к делу проверенного сотрудника, своего бывшего сослуживца – с условием, что тот будет действовать неофициально. Бандиты «наследили», и специалист из органов мог посодействовать в установлении их личностей и в скорейшем розыске. После этого разговора Георгий почти уверился, что Марьяна имеет отношение к делу.
Она не сразу взяла трубку, а когда всё же ответила, голос прозвучал неприязненно и резко:
– Ты смотрел, который час, Георгий? Я сплю. У тебя что‑то срочное?
– Кто это организовал? – напрямую спросил он. – Это твоя затея? Или Сирожей?
– Я не понимаю, о чем речь, – произнесла она раздраженно. – И ничего не хочу знать о твоих делах.
Это означало, что она уже всё знает.
– Послушай меня, Маша, – проговорил Георгий со всей силой вкрадчивого убеждения, на какую был способен. – Я признаю, что виноват перед тобой. У нас не всё сложилось… Ты задета, оскорблена – я понимаю. Допустим, ты решила отомстить, и тебе дали плохой совет… Но сейчас ещё можно всё вернуть! Нужно сделать так, чтобы этот заказ… или не знаю, как назвать, – был немедленно отменен. Я заплачу неустойку или что там, сколько нужно, даже полностью всю сумму! Но они должны освободить его немедленно, прямо сейчас. Пусть скажут, куда приехать – в лес, на дорогу, куда угодно… А я обещаю, что не буду против них предпринимать…
– Я не желаю больше слышать про твоих любовников! – перебила Марьяна, переходя на крик. – Пусть его обольют серной кислотой, разрежут на куски и пришлют тебе по почте – я буду только рада! Слышишь, мне омерзительна вся эта грязь! Если я в чем‑то и виновата, то только в том, что терпела это слишком долго!
Георгий не испытывал ни удивления, ни сочувствия к ней – только огромную, всё растущую злость. Он вышел на лестницу, прикрывая трубку рукой.
– Запомни и передай своим Сирожам, что это был очень неудачный ход. Это игра ниже пояса, и вы заплатите. Если с Игорем что‑то случится, я завтра же начну развал компании. Ты потеряешь всё, акции пойдут на сторону, у меня есть для этого очень предприимчивые ребята! А тебе я обеспечу десять лет судов и разборок с рейдерами! После чего от компании твоего отца, которой ты так гордишься, останется три пустых счета, старая мебель и ржавый сейф!!!
– Как же я тебя ненавижу, – с ответной злостью прошипела она. – Ты обкрадывал отца и меня всё это время! У нас есть доказательства, ты будешь отвечать! Ты всё вернешь до копейки, отдашь «Альмагест», который ты увел по подложным документам, и сядешь в тюрьму за мошенничество и за легализацию!
Он сосчитал до пяти и отвечал уже почти спокойно.
– Марьяна, не будь дурой, не верь им, не давай себя использовать! Прошу тебя, не ввязывайся в эти разборки. Если ты станешь помогать топить меня, я всех утащу с собой, – пообещал Георгий. – Мне есть что предъявить и тебе, и Сирожам… Я никого не пожалею!
Повисла пауза, затем она вдруг спросила дрогнувшим голосом:
– Ты сам‑то слышишь себя, Георгий? Ты совсем ополоумел. И всё из‑за этого… из‑за дрянной проститутки мужского пола? Из‑за него ты готов сломать нашу жизнь? – Замолчав на секунду, видимо, справляясь с собой, она тут же резко объявила: – Что ж, нам больше не о чем разговаривать… Я и в самом деле была дура, что когда‑то поверила тебе.
Когда она повесила трубку, Георгий сел на ступеньку лестницы, чувствуя себя опустошенным и разбитым. Он подумал, что по гамбургскому счету Марьяна права. Спасая Игоря, он рисковал всем своим благополучием – результатом труда и компромиссов, честной и шулерской игры, смелости, ловкости рук и ума. Ещё не поздно было повернуть назад – завтра же утром сесть на самолет в Аликанте, повиниться перед женой, дать задний ход сделке по «Альмагесту». Марьяна была ферзем, главной фигурой в той партии, которую разыгрывали Сирожи. Вернув её, он возвратил бы себе важное преимущество в уже открыто начатой войне. Он мог отказаться платить похитителям, или тянуть время. Никто не осудил бы его, что он не смог выручить парня, который, возможно, сам впутался в неприятности…
Опомнился Георгий так же внезапно, как отвлекся. Дверь в квартиру Игоря была приоткрыта, и кошачий трупик, лежащий на подушке, был весомее, чем все доводы в пользу «гамбургского счета».
– Два безобразных демона приехали из китайской провинции Чу и устроились работать шоферами маршрутных такси, – рассказывал Казимир по телефону ребенку, который никак не хотел засыпать. – Главная миссия демонов была – как можно больше вредить другим водителям на дороге…
– И как он, нормально спит после таких сказок? – спросил Георгий, когда они с Чугунковым уже садились в машину, чтобы ехать домой.
– Ага. У них сейчас другая реальность. «Красная шапочка» не катит. – Взглянув на Георгия, Казимир предложил: – Вот что, поехали к нам. Оксана борща наварила – с чесночком, с укропчиком, настоящий украинский борщ. Положим тебя в тёщиной комнате.
– Спасибо, я на Мытнинскую, – отказался Георгий. – И спасибо тебе за поддержку. Поверь, я оценил.
Смущаясь, как всегда, когда его хвалили, Казимир махнул рукой.
– Ладно, о чем речь… Если и правда чем‑то конкретно… Ты денег‑то соберёшь?
– Собираю, – кивнул Георгий. – Поторгуюсь завтра. Может, скинут сотню. Ты сам придумал эту провинцию Чу?
Казимир пожал плечами.
– Конфуций – мог бог и учитель, ты же в курсе. Например, притча. Один упрямый чудак вроде нашего Сашки отправился в провинцию Чу, но ошибся направлением. Дорогой он познакомился с попутчиком и рассказал, куда едет. Попутчик удивился и говорит: «Но провинция Чу находится на севере». «Не проблема, у меня комфортная повозка», – отвечает наш деятель. «Но вы направляетесь на юг», – снова возражает попутчик. «Фигня, я взял нормально денег на дорогу». «Но вы движетесь в противоположную сторону!». «Ничего, – говорит тот китаец, – мой кучер мастерски правит лошадьми».
– И что из этого следует? – спросил Георгий, почти не слушая его.
– Чем больше у тебя денег на дорогу и чем быстрее твои лошади, тем дальше ты будешь от цели, если вместо севера едешь на юг.
Поймав суть мысли, Георгий закрыл глаза и усмехнулся.
– Зато можно выиграть на скачках.
– Это да, – кивнул Казимир.
Ночь Георгий провел тяжело и беспокойно. Приехал Максим, немного удивленный тем, что за ним выслали вооруженную охрану. Он не задавал вопросов, и Георгий сам вкратце обрисовал ситуацию. Было решено, что как только будут оформлены доверенности, сын вылетит в Женеву к Вальтеру и поможет решить вопрос с закрытием фонда.
В одиннадцать утра появился Осипенко и представил своего «переговорщика», человека по фамилии Панибрат. Они уже кое‑что знали о предполагаемых похитителях. Так, по записи с камеры наблюдения в подъезде и по отпечаткам в квартире был идентифицирован Дмитрий Бубнов по кличке Бубен, мастер спорта по гребле, неоднократно судимый за разбойные нападения. Он состоял подручным у некоего Леонида Сафонова, вора в законе, коронованного в Ростове девять лет назад, известного в криминальных кругах как Лёня Крымский или Лёня Свояк. Последний провел на зоне почти двадцать лет из своих пятидесяти, сидел за разбой и убийства. Его дважды пытались привлечь по делам с похищением заложников, и оба раза он скрывался за границей, а дела разваливались в суде. Труп одной из его жертв, молодого грузинского предпринимателя, был случайно обнаружен через год после исчезновения. Студента, сына мэра подмосковного городка, за жизнь которого отец выплатил семьсот тысяч долларов, так и не нашли.
«Переговорщик» вкратце описал тактику похитителей. Банда Свояка всегда действовала по заранее продуманному плану. Заложника «брали» в подъезде или на входе в квартиру, затем какое‑то время перевозили с места на место, подвергая пыткам. Преступники были хорошо оснащены технически, переговоры вели через турецкую или иорданскую спутниковую связь. Передача выкупа проходила разными способами. Как правило, за деньгами приезжал в условленное место посредник, случайный человек, на которого оказывалось давление путем угроз и шантажа. Посредник не знал о местонахождении заложника и не был связан с преступниками напрямую. В пяти случаях по пяти возбужденным делам заложников не возвращали живыми даже после получения денег. В четырех случаях из пяти не имелось и трупов – жертвы до сих пор были заявлены в розыск. В одном деле оперативникам удалось восстановить всю цепочку событий – выйти на заказчика, обнаружить место, где содержался заложник, собрать записи переговоров, но тело так и не было найдено, и предъявить Свояку обвинение не удалось.
Рассказывая всё это, «переговорщик» хотел убедить Георгия, чтоб тот не пытался вытащить Игоря сам, а обратился с заявлением в следственный комитет и затем содействовал задержанию и наказанию бандитов. Но такой вариант пока не рассматривался.
Каждую минуту Георгий ожидал звонка похитителей, но они молчали, зато, по закону Мерфи, постоянно звонили самые неожиданные и случайные люди. Среди них был и знакомый антиквар, который пригласил заехать к нему и посмотреть новые поступления. Георгий Максимович сослался на занятость, обещая появиться на днях, но его собеседник проявил необычное упорство, настаивая на важности личной встречи и исключительной срочности вопроса, в котором, по его словам, был заинтересован не он один.
Антиквар сам открыл дверь в салон, куда Георгий приехал около семи вечера, а затем запер её. Георгий спустился в полуподвальное помещение, не слишком хорошо освещенное, и сразу увидел стоящего у витрины Майкла Коваля.
Тот протянул руку.
– Здравствуйте, Георгий Максимович. Извините за конспирацию, но я предложил это место, потому что тут вполне безопасно… В смысле лишних глаз и ушей. Хочу поговорить об ужасающем инциденте, который имеет место быть.
Антиквар проводил их в свой тесный, заставленный громоздкой мебелью кабинет, предложил кофе. Коваль напомнил, что пьет только негазированную воду; Георгий тоже отказался – за последние сутки он выпил столько кофе, что уже не чувствовал вкуса. Антиквар вызвался сам сходить за минеральной водой в ближайший магазин, заперев их в лавке, и Коваль одобрил эту инициативу и даже намекнул, что тот может не торопиться.
– В первую очередь, должен сказать, что очень сожалею, – начал Коваль, когда они остались вдвоем. – Это ещё раз подчеркивает, в какой стране мы живем. Подобные вещи не должны происходить в цивилизованном обществе.
– Вы имеете отношение к этому? – спросил Георгий.
– Разумеется, нет, – твердо ответил тот. – Но могу предположить, кто за этим стоит.
Глядя на него, Георгий почему‑то вспомнил ортопедические ботинки, и то, о чем как‑то вскользь проговорился Игорь: какие‑то его особые предпочтения в сексе, связанные с причинением боли партнеру.
– Я тоже многое могу предположить, это ничего не дает. У вас есть конкретные предложения?
Тот уставился на Георгия своим немигающим, чем‑то необъяснимо неприятным взглядом.
– Вы, Георгий Максимович, как это говорится, обласканы судьбой. Могу предполагать, что вы здоровы, к тому же хорошо обеспечены, полны сил… и обаяния. У вас прекрасный сын и заботливая жена. Я отдал бы всё, что имею, за два года жизни в вашем теле… Говорю это, чтоб вы поняли, как легко вас не любить.
– Давайте без прелюдий, – поторопил Георгий.
– Хорошо, только позвольте рассказать вам легенду про одного святого, которого искушал дьявол, – отвечал тот невозмутимо. – Сатана спорил со святым, что во всем может одолеть его. Он говорил: «Ты питаешься одной водой и хлебом, а я совсем не ем. Ты проводишь ночи в бдениях на молитве, а я совсем не сплю». «Но есть одно качество, в котором я превзошел тебя», – возразил ему святой. «Что же это?» – удивился Сатана. «Это смирение».
Георгий сразу и внезапно разозлился.
– Меня второй день кормят какими‑то баснями… Это всё, что вы хотели мне сказать?
Словно испугавшись, что он сейчас уйдет, Коваль сделал несколько суетливых движений.
– Простите за это предисловие… Просто я хотел узнать, что вы намерены делать? Вы собираетесь платить?
– Допустим.
– Вы уже подготовили достаточную сумму?
– К чему этот вопрос?
– Я возьмусь передать эти деньги, – проговорил он.
Георгий, меньше всего ожидавший подобного поворота, поднял брови.
– С какой стати вы решили, что я стану вам доверять? И каким боком вы тут замешаны? У вас есть выход на этих ублюдков? Тогда помогите просто повязать их на месте.
– Не всё так просто, – пробормотал Коваль, вскидывая голову. – Я только предполагаю, что смогу наладить с ними контакт. У меня есть некоторые связи в закрытых кругах… Конечно, данные люди, если их можно назвать людьми, не подчиняются субординации авторитетов… Но в любой ситуации есть свои методы воздействия.
– Я сам повезу деньги, – заявил Георгий. – Если нужно – один, без охраны и посторонних… Я должен быть уверен, что с Игорем всё в порядке.
– Не будьте наивны, с вами эти люди не станут сотрудничать, – горячо возразил Коваль. – Во‑первых, вас просто прикончат… а потом убьют его. Они беспредельщики, уткороботы, для них не существует общечеловеческих правил. Я же буду выступать как посредник, от имени влиятельных в определенной сфере персон, которых они хотя бы немного принимают в расчет. Для меня это тоже огромный риск, и не могу обещать, что на сто процентов уверен в успехе. Но я давно не берегу свою жизнь… Я должен хотя бы попытаться спасти близкого нам обоим человека.
Весь день сердце Георгия давало знать о себе аритмией и короткой ноющей болью. Теперь боль внезапно усилилась и сковала всю левую часть тела.
– А во‑вторых, – продолжал Коваль, – у нас просто нет другого варианта. С ним могут сделать что угодно, в любую минуту, и это будет на вашей совести. Я предупреждал вас, что не следует так легкомысленно относиться к возможностям своих врагов.
Боль мешала сосредоточиться, но Георгий изо всех сил старался понять, какой подвох кроется за предложением его странного собеседника. Он спросил:
– Кстати, откуда вы узнали? Просто интересно, как добывают информацию такого рода? Ведь был посвящен только узкий круг людей.
– Информация такого рода распространяется быстрее, чем вы можете предположить, – ответил тот уклончиво.
В этот момент в кармане Георгия зазвонил телефон.
Простуженный голос звучал на этот раз почти дружелюбно:
– Ну что, кудряш, собрал бабло?
Георгий успел подумать, что это всё напоминает шахматный этюд или нотную партитуру – похитители, не звонившие весь день, давали о себе знать именно сейчас, в присутствии Коваля.
Он вышел с трубкой в торговый зал антикварной лавки, где в полумраке матово блестел в витринах фарфор и плешивый Вольтер пьяно щурился из‑за шкафа.
– Дай мне с ним поговорить, – потребовал он, следуя инструкциям Панибрата. – Получишь деньги, только если с ним будет всё в порядке. Мне, конечно, не собрать всю сумму, но триста тысяч есть уже сейчас.
– Ты лучше меня не заводи, клоун пидорский! – захрипел уголовник с прежней злобой. – А то я найду твоей балерине применение! Слыхал, сколько в Эмиратах дают за печень от живого донора? У меня и покупатель есть!
– Я сказал, я делаю всё от меня зависящее, – ответил Георгий, стараясь сохранять хотя бы видимость спокойствия. – Это не просто, требуется время! Соглашайся на триста сразу. И пусть он скажет, что с ним всё нормально… Иначе мне не интересна эта сделка!
– Во, харя буржуйская! Ну, щас я тебя заинтересую.
Бандит прокашлялся в трубку, связь прервалась на несколько секунд, а затем Георгий услышал Игоря. Тот сказал всего несколько слов, медленно и невнятно, словно рот его был заполнен ватой. Затем он снова взвыл как больное животное. Это было настолько тягостно, что Георгий почувствовал едкие как щелочь слезы на глазах – первые слезы за несколько последних лет, исторгнутые не смехом или физической болью, но душевным страданием.
– Короче, всё осознал, говножуй? – захрипел в трубке ненавистный голос. – Жду до завтра, до утра. Давай четыреста, но ни копейкой меньше. А то вскрою твоего Игорька, как консервную банку. Мы здесь работаем без наркоза, ты понял меня?
Георгий сжал кулак, ударил по бронзовой скуле Вольтера, расшиб руку и на время отвлекся на эту боль. Коваль стоял в неосвещенном коридорчике и, видимо, слышал весь разговор.
– Вы не будете против, если я сделаю себе инъекцию? – проговорил он. – У меня поднимается сахар. Вы не поможете мне?
«Я не буду против, если ты сейчас воткнешь вилку себе в горло», – подумал Георгий, но подошел и расстегнул запонку на его манжете, помог закатать рукав.
Расставив на стекле витрины несколько пузырьков с лекарствами, Коваль выбрал нужный, распечатал одноразовый шприц.
– У вас диабет? – спросил Георгий из необязательной и ненужной сейчас вежливости.
Тот посмотрел с равнодушным удивлением.
– Неужели вы не знаете? У меня ВИЧ. Значит, Игорь вам не сказал… Он всё‑таки прелестный мальчик. Добрый, искренний, порядочный в отношениях. Это редкость в наше время, как белый единорог. Мы не должны его потерять.
– Мы? – переспросил Георгий.
– Что вы решили? – перебил Коваль, отирая обильный пот со лба и подбородка аккуратно сложенным платком. – Даете мне карт‑бланш?
– Я позвоню вам, – ответил Георгий. – Завтра утром.
– Нет, никаких звонков, – Коваль убрал лекарства в бумажный пакет. – Пусть утром ваш доверенный человек – кому вы по‑настоящему доверяете, – привезет деньги сюда. И оставит у Якова Михайловича. Я начну действовать прямо сейчас.
Яков, владелец антикварной лавки, уже спускался к ним по лестнице.
Георгий коротко попрощался с ними, вышел на свежий воздух. Сел в машину, ожидавшую его на набережной.
Голос Игоря ещё звучал у него в ушах. Он ни на минуту не доверял Ковалю, но тот предлагал пока единственный потенциально реализуемый план. В баланс нужно было засчитать и то, что он, как и Георгий, был заинтересован в деле лично.
Звонок Владимира Львовича стал ещё одной, последней неожиданностью этого дня. Уже много лет политик общался с внешним миром через многоструктурный кордон помощников и заместителей, но в этот раз звонил сам.
– Как самочувствие? – спросил он с оттенком любопытства в голосе. – Не разбудил?
– Нет, – ответил Георгий. – Как ты? Уже знаешь про наш локальный конфликт?
– Знают в Казани, что люди сказали… Когда ты в Женеву?
– Теперь как получится, – проговорил Георгий, пытаясь понять, сообщили ли ему уже о похищении. – Появились кое‑какие неотложные дела…
– Жаль, – проговорил тот после паузы. – Не успеешь к открытию лыжного сезона.
Георгий возразил:
– Задержусь всего на несколько дней.
– Мне всегда это нравилось в тебе: стараешься сохранить лицо, – проговорил Володя задумчиво. – Но есть и другие части тела.
Георгий подумал, что если люди из секретных служб прослушивают разговоры политика, для них не составит особого труда разобрать эту шифровку из центра. Алекс Юстасу: «Смазывай лыжи и уноси задницу».
Он попросил водителя Лёшу остановиться где‑нибудь на набережной у магазина и купить ему сигарет. Сам он тоже вышел из машины, глядя на чёрную, высоко поднявшуюся реку, связанную позвонками мостов и цепями нервов – фонарей.
Он вспомнил почему‑то притчу Казимира про незадачливого китайского путешественника, и подумал с каким‑то давно уже забытым лихим отчаянием: «И плевать. Всё не отнимут. Значит, придется зарабатывать на скачках. Или открыть подпольное казино».
Эта мысль немного развеселила, но тут же он вспомнил голос Игоря и направился к машине, посасывая разбитые костяшки пальцев.
Глава 9. ЭЛИКСИРЫ САТАНЫ
О Боже, как жирны и синеглазы
Стрекозы смерти.
Мандельштам
Всё это время (два или три дня, он не мог сказать точно) Игоря перевозили с места на место в кузове грузовичка, где за тюками с китайским ширпотребом была устроена потайная нора, чтобы только поместиться человеку. Наконец он оказался в каком‑то загородном доме, в подвальной комнате без окон, с голой лампочкой под потолком. Один из бритых, Костя, привел его сюда и пристегнул наручниками к железной кровати. Поставил рядом бутылку с водой и пустое ведро.
Игорь сильно страдал от боли: у него было разбито лицо, обожжены окурками руки и грудь, распухли и горели огнем половые органы. Видимо, были сломаны ребра – не получалось глубоко вдыхать и прикасаться к левому боку. Во рту ощущался противный вкус крови.
Приспосабливаться к жизни с поврежденным телом было тяжело, и всё же боль уже стала понятной и выносимой, в отличие от мучительного ожидания. Как приговоренный к казни, всякий раз, заслышав голоса своих похитителей, скрип открываемой дверцы фургона или скрежет ключа в двери, он проваливался в ледяную прорубь страха.
Он понимал, что должен скоро умереть, и эта мысль была словно остуженная вода внутри его горячей больной головы. Бритые охранники больше не били, но обращались с ним небрежно и грубо, как с приготовленной на выброс вещью. Так же груб и равнодушен был старик Леонид Игнатьевич, даже когда приходил к нему один. Правда, об этих минутах Игорь старался не думать, решив для себя, что, может быть, это тоже часть его воспаленного бреда, как тот человек, который, назвавшись Чёрным пешеходом, стал являться ему и требовать его живое сердце в обмен на своё железное.
Странность была в том, что теперь, лежа в жару на продавленном матраце, стараясь больше не плакать и не касаться локтем больного бока, то просыпаясь, то снова погружаясь в полуобморочный сон, Игорь готов был понять какой‑то самый важный смысл всего существования. В нем постоянно шла лихорадочная умственная работа – бетономешалка в голове, как выразился однажды Бяшка. Он просматривал файлы своей жизни, словно папки с фотографиями – с последних дней до времени, когда только начал осознавать себя. И всякий раз его мысли тем или иным путем возвращались к главному. К тому, чем был для него Георгий Максимович.
Он вспоминал, как жил с матерью в актерском общежитии, где его баловали балерины и молодые танцовщики из кордебалета. Они жили очень бедно, но понимать это он начал лишь потом. В детском саду у него было много друзей. Он пошел в школу, и эти друзья потерялись, но появились новые. В старших классах, в другой школе, он уже ни с кем близко не дружил.
Когда мать встретила дядю Витю, Игорь сразу почувствовал внутренний протест – ведь её любовь, раньше принадлежавшая ему целиком, теперь разделилась надвое. Но только после их переезда в квартиру отчима Игорь понял со всей очевидностью, что их история превращается в сказку с несчастливым концом.
Рядом с дядей Витей предчувствие беды глубоко поселилось в его душе, и он жил, не отрывая внутреннего взгляда от этой глубины. А мать, словно заколдованная царевна, погружалась в свой мир, отдаляясь, старея на глазах, превращаясь в чужую женщину, злую и равнодушную. Виной этому была не только болезнь. Дядя Витя сломал её, как хрупкую игрушку, и сломал бы Игоря, если бы не какое‑то почти бессмысленное его упорство. Игорь поверил, что упорствовал не зря, когда в его сердце вошел Георгий.
Лежа в темноте и привыкая дышать короткими глотками, Игорь думал о том, что Георгий Максимович перевернул и стронул с места его душу, как весенняя река вскрывает и ворочает лёд. И судьба, назначенная ему дядей Витей – армия, рабочая профессия, женитьба, гибель в пьяной драке или за рулем груженой фуры, – обернулась чем‑то совсем другим.
За это время ему только однажды позволили поговорить с Георгием, и теперь было немного стыдно за слова, которые он кричал в телефонную трубку, всхлипывая от боли. Он не хотел выглядеть трусом, хотя сейчас это, казалось бы, уже не имело значения.
Стараясь не упрекать Георгия Максимовича за то, что случилось, он всё же невольно думал об этом – почему тот не предчувствовал опасности и не предупредил о ней. И почему обидел не здравомыслящих, а самых мстительных своих врагов, которые захотели наказать его медленной казнью вины за страдания и смерть близкого человека.
Хотя, вероятно, так и было предначертано: Игорь должен был преодолеть судьбу и заглянуть в запретную комнату, где цвел зачарованный сад. За это он и был наказан, как и положено в сказке. Он должен был с процентами вернуть плату за счастье, выданное по поддельной накладной.
Вспоминал он и о том, что сам хотел умереть – тогда, направляясь в расселенный дом через дорогу. А теперь смерть желала обладать им, как жадный неумолимый любовник. Это поцелуи смерти ожогами горели на его запястьях и груди.
Дверной замок лязгнул среди ночи – по крайней мере, Игорю казалось, что была ночь, – и в комнате включили слепящий свет. Защищая локтем голову, Игорь сел на постели, приготовившись к самому плохому, чувствуя горячие удары крови в ушах и в больном боку. Прислушиваясь к голосам, он понял, что в подвал вошли сразу несколько людей. Он узнал охранника Костю, Леонида Игнатьевича и почему‑то голос Майкла Коваля, который нельзя было спутать с другим. Приоткрыв глаза, Игорь и в самом деле увидел Майкла, который стоял у его кровати. Он сообразил, что бредит, и только следил за странным развитием своего кошмара.
– Ничтёнка, пацанок попался безотказный, – скалил железные зубы Леонид Игнатьевич. – И в нашем деле есть место празднику.
– Почему он в таком состоянии?! – воскликнул расстроенный Майкл, показывая, чтобы с Игоря сняли наручники. – Кто это допустил?
– Что творится по тюрьмам советским, трудно, граждане, вам передать – как приходится нам, малолеткам, со слезами свой срок отбывать, – пропел козлиным голосом старик, издеваясь.
Майкл нервно оборвал его:
– Я, Лёня, буду ставить вопрос! Были договорённости… Есть понятия, так дела не ведут. Посмотри, что у него с лицом!
«Нет, это не сон и не бред, это на самом деле», – вдруг осознал Игорь. Как ни странно, среди всех людей, с которыми он был близок за свою жизнь, единственным, о ком он совсем не вспоминал в эти дни, был Майкл.
Удивительно и необъяснимо было появление Коваля здесь, среди уголовников, с которыми тот, очевидно, был хорошо знаком и разговаривал без всякого страха. И Игорь в отчаянии зацепился за эту надежду. Может быть, Майкла послал Георгий? Может, они нашли какой‑то способ вытащить его отсюда? Майкл подаст знак, и в дом ворвутся люди с автоматами, а старик упадет на пол, сложив руки на затылке, как показывают по телевизору в криминальных новостях?
– А какого лысого мне на него смотреть? – ухмыльнулся Леонид Игнатьевич. – Или ты насчет любви и ласки? Так пользуйся, мы не жадные. Вазелинцу одолжить?
Игорь никогда не видел у Майкла такого выражения – он сморщился и оскалился, и даже Леонид Игнатьевич отступил от него, словно боялся быть укушенным острыми мелкими зубами.
– Я к тебе приехал лично, чтоб разрулить вопрос по‑деловому, – шипел весь ощетинившийся Коваль, – а ты понтуешься, как баклан на первой ходке! Это беспредел, что ты творишь! Тебя предупреждали, а ты пошёл на прямое неуважение к людям… Так шашлычники работают, а не профессионалы! Помочь специальность поменять, Лёня!?
– Не по твоей должности, бухгалтер, – зло и нервно ответил старик, который почему‑то опасался Коваля, хотя и не хотел этого показывать. – Не ты мне жиковины на пальцы набивал, не тебе меня учить!
Майкл помолчал, а затем проговорил примирительно, видимо, решив принимать ситуацию, такой, какой её застал:
– Никто тебя не учит, Лёня. Но есть договоренности… Я не могу это клиенту показывать. Нужно обработать ему лицо, переодеть в чистое… Пластырем заклейте, хотя бы. Мне самому тяжело смотреть. Не понимаю, какая была необходимость…
В эту минуту в уплывающем сознании Игоря сформировалась новая мысль: он вдруг понял, что Майкл заодно с бандитами и что он не будет помогать, а тоже хочет отомстить Игорю за причиненную когда‑то обиду. Может быть, сам Майкл и задумал это похищение, чтобы заставить Георгия Максимовича страдать.
– Ишь, какая принцесса! – хохотнул старик и сделал знак Косте. – Ладно, веди пассажира наверх. Пускай подмоется. И выдай ему там шмотки, рубаху какую‑нибудь…
– Не понимаю, какая была необходимость, – повторил Майкл, поворачиваясь к выходу и следуя за стариком.
Костя повел Игоря в жилую часть дома, взял в шкафу одежду и полотенце. Второй охранник, Юрец, беседовал в коридоре с худым сутулым человеком, которого Игорь видел в первый день в сауне с Леонидом Игнатьевичем – видимо, тот приехал с Ковалем. Почему‑то эта встреча навела Игоря на мысль, что его убьют сегодня ночью, на рассвете, на заднем дворе дома, где уже была приготовлена большая ржавая бочка с сухим цементом. Цемент зальют водой, Костя или Юрец накинут ему на шею удавку и затянут так, что лопнет кожа над кадыком. Потом его тело погрузят в плохо перемешанный раствор, и он застынет в неловкой позе, замурованный в цементной тверди как окаменелая ракушка. Наутро грузовичок остановится у разоренных корпусов давно закрытого завода, в глухих, далеких от города местах, и бочку покатят к пожарному водоему, заросшему жесткой осокой.
Вода, текущая из душевой лейки, была чуть теплой и ржавой на вкус. Раны на лице и теле снова начали кровоточить, и от резкой боли Игорь почувствовал слабость и дурноту, но всё же смог, сидя на корточках на дне ванны, кое‑как умыться и отмыть с тела засохшую грязь.
Пока он принимал душ, Костя брил свой шишковатый череп электрической бритвой, разглядывая себя в зеркало и насвистывая блатной мотив. Тогда Игорь подумал, что это, наверное, всё‑таки продолжается бред – бесконечный липкий полусон болезни, который дозрел до того, чтобы в любую секунду прорваться кошмаром.
Он слышал механический зуд бритвы, шум воды в трубах; видел все подробности окружавшей его реальности: разводы ржавчины на желтом кафеле, седой волос, прилипший к мылу, свои опухшие ноги с разбитыми коленями. Но логика кошмара готовила его к тому, что вот‑вот из сливного отверстия поползут черви, а из зеркала появится черная рука и схватит Костю за горло. А может быть, из зеркала появится Майкл.
– Ну, чего ты там, приспал? – поторопил свежевыбритый охранник. – Вылезай.
Его испачканную одежду Костя сунул в пакет, а Игорю протянул чистую футболку и спортивные штаны. Потом он дал Игорю пластырь, чтобы тот заклеил кровоточащую бровь и подбородок.
Они уже выходили из ванной, когда раздался негромкий возглас Майкла:
– Скорее, ребята, сюда! Леониду Игнатьевичу плохо!
Костя бросился в гостиную, по пути расстегивая плечевую кобуру, а Игорь остался стоять в твёрдой уверенности, что кошмар начинает сбываться. Почти сразу он услышал два глухих хлопка и звук падения тела. Тогда, словно лунатик, бредущий во сне, он протянул вперед руки, сделал несколько шагов и заглянул в комнату.
Темноволосый человек без имени стоял посреди гостиной и клетчатым платком вытирал пистолет с накрученным на ствол глушителем, словно солдат, очищающий боевой меч пучком травы. Костя лежал у двери; из его горла, пульсируя, била кровь, напитывая цветастый ковер. Второй охранник, Юрец, сидел тут же у стены, за полированным трехстворчатым шкафом. У него была кровавая дырка в голове. В этой дыре жирно поблескивал желтый мозг, а руки и ноги мертвеца мелко дрожали.
Леонид Игнатьевич был ещё жив. Он хрипел, вцепившись в деревянные подлокотники кресла, перебирая по полу ногами, словно пытался бежать во сне.
«Лучше бы черная рука из зеркала», – с тоской подумал Игорь, чувствуя новый, на этот раз очень сильный приступ дурноты от терпкого запаха крови.
– Ради бога, не пугайся, – обходя кровавую лужу, проговорил Майкл. – Всё уже хорошо.
Игорю захотелось кричать и бежать из этой страшной комнаты, но, почему‑то потеряв равновесие, он опустился на пол на четвереньки. Его вырвало желчью и кровью.
Майкл нагнулся к нему, как к ребенку, прижал к себе его голову, осторожно вытер губы белоснежным отглаженным платком.
– Бедный мой мальчик… Это чудовищно, что с тобой сделали эти звери. Такое нельзя прощать.
Он достал из кармана пузырек с какими‑то таблетками, положил одну Игорю в рот.
– Вот выпей, это поможет. Главное – ты жив. Мы обратимся к лучшим врачам. Мы поедем за границу, в Америку, там прекрасные специалисты… Георгий Максимович сейчас имеет серьезные проблемы. Он просил меня позаботиться о тебе. Он присоединится к нам, как только сможет.
Чувствуя, что трясется уже всем телом, словно от огромного напряжения, Игорь проглотил таблетку, запил водой из протянутого стакана.
Леонид Игнатьевич, наконец, сполз с кресла на пол, выгнулся в судороге, пытаясь что‑то сказать. Падая, он опрокинул низкий столик, и по полу покатились рюмки и почти полная бутылка коньяка.
Темноволосый человек с пистолетом подошел к умирающему и хотел выстрелить, но Майкл остановил его.
– Нет, подожди. Дай‑ка мне.
Обернув ладонь платком, Майкл взял пистолет. Помог Игорю подняться. Вложил пистолет в его руки и сжал своими.
– Нужно закончить. Приставь сюда, к сердцу, и стреляй.
– Сука, цэреушник, – прохрипел Леонид Игнатьевич и попытался плюнуть в Майкла. У его губ выступила зеленоватая пена, кишечник опорожнился с характерным звуком.
Игорь закрыл глаза. Он хотел проснуться, пусть даже в подвале, прикованный к кровати, или в сауне, где его били по голове скамейкой, но только не в этой комнате с желтыми обоями и сине‑зеленым ковром, где стояло безысходное зловоние смерти.
– Милый, родной мой мальчик, – шептал Майкл, с нежностью касаясь губами его щеки. – Мы не должны их жалеть. Они надругались над тобой, чуть не убили… Ты должен понимать, что добро бывает и таким. Стреляй, еб твою мать!
Игорю казалось, что он слышит голос Чёрного пешехода. Жгучая соленая жидкость текла по его лицу, он снова чувствовал боль в боку и тяжесть какого‑то предмета в руках.
Затем он нажал курок, и в следующее мгновение наступила тишина.
Отчего‑то ему казалось, что этим выстрелом он убил не другого, а самого себя, хотя одновременно он чувствовал, что странным образом продолжает жить. Он как будто ехал в машине, но здесь же росли пальмы и бугенвилии, а он лежал у бассейна с голубой водой и мучился жаждой. Кто‑то заботливо прикладывал лед к его горячей голове, но это был не Георгий, а какой‑то чужой и жуткий человек, который – даже во сне Игорь знал это, – теперь уже никогда, никогда его не отпустит.
Апрель 2011
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 176; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!