XI . ЛЮБОВЬ ОПАСНЕЙ ДВАДЦАТИ КИНЖАЛОВ
Вадим шел на вечернюю репетицию, как обычно за последнее время думая о Даше. Это начинало мешать ему жить. Настолько, что не раз спрашивал себя, не заглушить ли в себе все это на корню? Отец сказал ему как-то, что мужчина ни при каких обстоятельствах не должен терять голову.
В одной книге Вадим встретил мысль: не верно считать, что любовь всегда возвышает, облагораживает. Бывает, что она наоборот, принижает человека, тянет его, как камень на шее,
ко дну.
А у него? И что это вообще? Серьезное чувство?..
Конечно, Даша не вполне соответствовала его идеалу, и он это понимал. Вадим замечал манерность Даши, избалованность и часто нечуткость. И в то же время не мог не восхищаться ею. И дело было не только во внешности. Он прощал Даше недостатки характера, потому что считал ее высоко талантливым человеком: она была очень музыкальна, пластична, выразительна на сцене. Обо всем этом он сказал однажды ребятам — Антону, Кириллу; тут же была Лида. Она спорить не стала, но почему-то обиделась...
Голова Вадима была занята одним и тем же, и это создавало для него дополнительные трудности. Надо было усилием воли переключать себя на учебу, на занятия студии. Последнее было, конечно, легче, потому что в это же время в нем окончательно формировалось неколебимое убеждение, что театр, режиссура — его призвание...
Чувство к Даше мешало этому и — помогало. Не зря, наверно, Вера Евгеньевна призывала постигать жизнь и искусство сердцем. Вадим иначе теперь понимал, чувствовал музыку, живопись, самоё природу. Для него открылись вдруг совершенно новые миры.
|
|
|
В общем, все было не так-то просто...
И в этот раз Вадим пришел на репетицию раньше всех.
Он вошел в репзал и присел у окна. Два монтировщика уточняли выгородку сцены у балкона. Реквизитор по списку раскладывал в определенных местах разные предметы. Гена на-лаяшвал магнитофон.
§ дни театра.
ц, о было во всем этом что-то завораживающее. Что? Может
ть„то> Что свои ежедневный труд люди отдают не ради житейских благ, а во имя чего-то высшего, что также необходимо человеку, как хлеб насущный. И все-таки была в этом какая-то загадка; конечно, шутник Кулиска успевал носиться
81
везде: от колосников и крыши до служебного хода и зрительского подъезда с манящими световыми табло, всюду подлавливая людей, затевая свои штучки...
Но вот один за другим появились Инаева и Сланцев в репетиционных костюмах. Она — в спортивной майке и длинной юбке с веером в руках, он — в тренировочном костюме и мягких сапожках.
Привычно поздоровались и стали готовиться к репетиции, проверяя реквизит и прочность станков и ставок*, обозначающих дерево, балкон, садовую стену.
|
|
|
— Старуха, ты на втором курсе Виолу репетировала или Джулию?
— Розалинду.
Дальше разговор не пошел. Вадим видел, что между будущими Ромео и Джульеттой в жизни действительно существовало то устойчивое равнодушие вчерашних однокурсников, когда люди, что называется, знают друг друга наизусть. «Вега, очевидно, еще не поговорила с ними»,— размышлял Вадим.
Но вот вошел Зотов и с ходу попросил пройти сцену полностью.
Вадиму понравилось, как репетировали актеры: тепло и благородно. Был растроган, видимо, и Александр Федорович.
— Вот это любовь! Я и не предполагал, что Ромео и Джульетта так самозабвенно влюблены... каждый сам в себя!
Исполнители растерянно молчали. Зотов попросил начать сначала.
— Но тише! Что за свет блеснул в окне?
О, там восток! Джульетта — это солнце...—
произносил Сланцев просто, искренне. Инаева отвечала ему тем же:
— Ромео, о, зачем же ты Ромео!..
— Минутку, Олег, вы с кем сейчас общались?
— Сам с собой.
— А вы, Гутя?
— Ни с кем.
— Вы — сомнамбулы?
— Как это?
— Все мы, сколько не спим, общаемся.
— Ведь я его не слышу!
— Джульетта же не знает, что я здесь!
— Так что?
— Может быть, я с воображаемым Ромео общаюсь?
|
|
|
— Наверно, я общаюсь с не слышащей меня Джульеттой!..
— Уже ближе! Пробуем!
Всё зазвучало гораздо конкретнее.
* Ставка — одностворчатая ширма для осуществления выгородки. Крепится к планшету сцены или полу репетиционного помещения.
82
— Так поклянись, что любишь ты меня...
__ Стоп! Где ваш Ромео?
— Я представляю себе его вот здесь, на стенке. _- Так Джульетта страдает галлюцинациями? Ай-яй-яй! Ей надо к доктору.
.,,— А как иначе общаться с отсутствующим человеком? _- Гутя, вы любите своих родителей? _ Конечно! А что?
— Если я продержу вас на репетиции до трех часов ночи и не разрешу отлучиться позвонить, что с ними будет?
— Ужас!
— Что вы представили себе, когда отвечали мне?
— Как отец звонит в милицию, а мама, бледная, смотрит в окно. Я вхожу — она бросается ко мне и плачет.
— Вам не понадобилось воображать родителей на стене? Вот так и говорите с Ромео, как мы заочно общаемся с теми, о ком постоянно думаем. Свободнее! Еще раз!
— Ждать мне еще иль сразу ей ответить? Все правдивее и музыкальнее становился дуэт влюбленных, но режиссеру этого было мало.
— Джульетта, вы ощущаете присутствие любимого в саду?
— И нет, и да.
— А вы, Ромео?
— Я готов, что она меня заметит. '
|
|
|
— Верло. Так и постарайтесь быть — и вместе, и каждый сам по себе. Как все влюбленные — и при встрече, и в разлуке.
Лишь после этого уточнения' Вадим почувствовал: между Ромео и Джульеттой возникли какие-то необъяснимые, почти сказочные токи. Тем временем сцена перешла в диалог:^
— Ах, кто же ты, кто под покровом ночи Подслушал тайну сердца моего?
— Я не знаю Как мне себя по имени назвать...
Как было установлено, герой уже взбирался выше и выше, возлюбленная же его по длинному балкону перемещалась ему навстречу. Они все более шли на сближение, почти на поцелуй.
— Да-с... — озадаченно сказал режиссер.— Голубки...
— А разве это не так? — необдуманно возразила Августа.
— А вы сами как считаете? Два сентиментальных создания, по-вашему,— это тема для трагедии Шекспира?
— Мы слащавы?
— И я с вами! — отрезал Зотов.— Что-то неладно в технике общения. Все время между вами как бы знак равенства.
— Знак равенства?.. А чем это плохо?
— Как еще можно назвать общение?
83
— Взаимодействие! — без запинки ответили исполнители.
— А когда есть взаимодействие, разве можно поставить знак равенства? Это скорее переменный ток. Вслушайтесь в текст: то один, то другой переходит в наступление. Проверим!
— Как. ты попал сюда? Скажи, зачем? наступала Джульетта.
— Я перенесся на крылах любви...
оборонялся Ромео.
И вновь наступая, Джульетта опять говорила о безумстве его поступка:
:— Но встретив здесь, они тебя убьют!
— В твоих глазах страшнее мне опасность!
не сдавался Ромео.
. Вадим наблюдал этот поединок, затаив дыхание. И отношения в жизни безразличных друг к другу людей все более трансформировались во взаимное восхищение:
— Клянусь тебе священною луной...
— О, не клянись луной непостоянной...
А Александр Федорович был неудовлетворен.
— Полной правды общения все-таки нет. Вас здесь двое или трое?
— Двое.
— Вы уверены?
— А кто же еще? Кормилица?
— Это лишь внешнее препятствие. А тут с вами третий герой, не менее важный, чем Ромео и Джульетта.
— Любовь! — догадался Сланцев.— Ей не преграда — камен ные стены!
— В том-то и дело! Со вчерашней встречи она растет с невероятной скоростью. Сейчас она уже так велика, что никаких голубков и в помине быть не может. Это уже не просто чувство, но .серьезное обстоятельство в жизни обоих. Скажите, у вас какие взаимоотношения с ней?
— У меня пока сложные,— размышляла вслух Инаева.— Нельзя же отдаваться ей бездумно, я борюсь, сколько есть сил.
— И кто побеждает?
— Конечно, любовь.
— Прекрасно! А у вас, Ромео?
— Мы заодно.
— Сильный у вас союзник?
— Гигантский! — уверенно заявил Сланцев.
— Так в бой!
И началось взаимодействие двух реальных и третьего незримого партнера. Вадим, не отрываясь, наблюдал, как
84
к-великан вел в ^ой Юношу и как маленькая, хрупкая С°Юушка с каждой минутой обретала в этой неравной битве
мужество.
Зотов, тоже воодушевленный тем, что репетиция наконец ошла как надо, старался, не показывать этого, чтобы не успокаиваться на достигнутом.
__ Многовато движения, братцы,— сказал он уже чуть мяг-„е __ И слово звучит как попало. ' _ д\ы работаем над стихом.
— Стихи вы произносите грамотно, но это еще не все. Как и певцы, вы должны быть не только актерами, но и музыкантами. Ищите не только смысл сцены, но правду и музыкальность стиха. Ну-ка, сядьте друг к другу спинами, закройте глаза. Проговорим негромко весь эпизод, чтобы услышать все, что есть в слове: четкую сцепку общения, мысль и ее звучание в музыке фразы.
Актеры лишились возможности общаться зрительно, и от этого их диалог стал глубоким и проникновенным, словно разговор влюбленных по телефону.
— Попробуйте теперь,— предложил режиссер,— прожить всю сцену в движении, не произнося ни слова.
И Ромео и Джульетта, будто онемевшие, прошли весь эпизод, не потеряв ни одного нюанса.
— Обещайте мне пользоваться и словом и движением экономно, и я верну вам и то, и другое. И не забывать еще об одном виде общения — косвенном. С нами!
— С вами?!
— А для чего же, по-вашему, мы здесь сидим?
— Вы же всегда предостерегаете, чтобы мы не работали на зрителя!
— В начале репетиции вы только и делали, что общались с нами напрямую, забыв и о Ромео, и о Джульетте, показывая нам, какие вы талантливые, красивые, темпераментные. Сейчас вам уже не удастся забыть о главном — друг о друге. Но ведь ваши герои давно умерли.
— Как умерли?
— Вы полагаете, живы? Вспомните финал трагедии. И кости их давно истлели. Мы же, современные люди, попробуем рассказать языком театра о немногих счастливых часах их жизни. И так, чтобы все всё увидели, услышали и поверили нам. И чтобы в рассказе этом не было ничего лишнего! Сначала!
На следующем 'занятии Галанова попросила ребят сыграть
в жмуруг Но на особый манер: двоим завязывали глаза,
каждого раскручивали, после чего связывали тонкой ниткой.
нужно было в две минуты, не говоря ни слова, найти
дорогу к двери. Если это не удавалось или нитка рвалась, пара
проигрывала. / .
85
После перерыва еще нескольким парам был предложен этю он и она на противоположных балконах читают. Друг дру1 они неинтересны, поэтому между собой не общаются.
Это никому не удавалось. Партнеры постоянно чувствовав один другого, даже когда пытались внимательно вчитыватьс в книжки.
— Вывод ясен? — спросила Вера Евгеньевна по окончавд эксперимента.— Общение — это тонкая нить, которая связывае находящихся рядом людей, даже если они никак друг в дру] не заинтересованы. На сцене же нить общения рвется с малейшего нарушения правды.
Студийцы знали, что Галанова предпочитает не расстг ваться с сюжетом этюда, пока не исчерпает его полностьн
Лиде и Вадиму была предложена та же ситуация, но п взаимоотношениям приближенная к Ромео и Джульетте: влюб ленные на двух балконах, родители запретили им встречатьс?
Вадим вообразил на месте Лиды — Дашу. Он представи, себе, что ему не разрешено даже разговаривать с ней. И сраз ощутил большое волнение.
— Кто выскажется? — спросила Вера Евгеньевна по окон чании этюда.
— Лида Вадима видела, а он ее — даже не замечал,— отметил Стае. Ему было неинтересно, что с ней происходи и как она на него реагирует.
«Выходит, зрителя не обманешь,— понял Вадим.— Общатьа можно только с тем человеком, кто действительно перс; тобой».
— Давайте-ка облегчим обстоятельства,— предложила Гала нова.
— А зачем это? — не поняла Лида.
— Если правда на сцене теряется, надо упрощать задачу Вариант такой: молодые люди немного нравятся друг друп или слегка влюблены,— мы об этом не знаем. А родители межд) собой в хороших отношениях, но считают, что у ребят пустяк! в голове. Начали!
Вадиму стало значительно легче. Он забыл обо всем, чтс касается Даши, и попробовал вообразить себе, что эта девочка на другом балконе симпатична ему. Незначительное «если бы» — и он увидел ту же Лиду другими глазами. «Обаятельная девчонка! Интересно, о чем она сейчас думает?» Лида покраснела и отвернулась.
Кое-кто, возможно, догадался, что Лиде было нелегко выполнять этот этюд по своим причинам. Ей мешали собственные чувства, и она ощущала себя в ложном положении. На минуту ее охватила паника, желание убежать со сцены. Но магическое если бы выручило и ее: «Никаких чувств она к Вадиму не испытывает. Он ей немножко нравится, хотя... смешной!..» И этюд сразу завязался. Каждый заставлял себя читать, но
86
минутно отвлекался, искренне интересуясь другим. Им меша-е еще и приличия: «Нельзя же на девчонку глазеть беспре-ЛИ но!», «Не буду показывать, что он мне так уж интересен». Ры временем Вадим вспомнил еще об одном обстоятельстве — родителях — и осторожно оглянулся в комнату. Вслед за ним Пида повторила его движение...
Все одобрили этюд, отмечая, что общение было подлинным. Вадим был счастлив не потому, что его похвалили, а оттого, что с пользой для себя употребил критику товарищей и испытал на сцене редкие минуты истинности сценического бытия, то, что Станиславский называл словами «я семь». То есть не притворяюсь на сцене, пусть даже очень искусно, а действительно существую, сливаюсь с вымыслом, чувствую, что я семь!
XII . НЕСИТЕСЬ ШИБЧЕ, ОГНЕННЫЕ КОНИ!
Кирилла отличала смелость во взаимоотношениях с людьми. Он недоумевал: чего стесняться, если дело хорошее?
Кирилл постоянно интересовался, как идет работа у режиссера с художником. Галанова рассказала, что Арефьев склеил черновой макет, расписал его так, как будет расписана декорация, по просьбе режиссера кое-что изменил в нем и наконец приступил к работе над чистовым макетом. Художник работает один, без макетчика, и очень торопится.
— Может, помочь ему?
— Спроси.
На следующий день вечером Кирилл пошел в театр, отыскал макетную, постучался:
— Владимир Платонович, вам рабочая сила не требуется?
— Еще как требуется-то! Если, конечно, вы что-то умеете и не лень.
— Не лень. А не умею, так научусь.
И Кирилл включился в работу.
Постепенно стали рваться в макетную и другие. Посоветовавшись с Арефьевым, Кирилл принял заявки троих: Ильи, Дениса и Нины. Заходить в макетную он разрешил еще Вадиму, остальным не позволил даже заглядывать.
Вадим, когда был свободен, тоже с удовольствием включался в работу. Ребята с увлечением выпиливали, вырезали, клеили, красили. Но это не было похоже на кружок «Умелые руки»: они уже знали, что «игрушка», которую они мастерят, вскоре превратится в приказ — сначала бухгалтерии, госбанку и администрации театра на закупки материалов на несколько тысяч рубле^ затем — производственным цехам; и всякая недо-Думанносчг неточность в макете обернется выброшенными деньгами^ напрасно затраченным трудом людей.
Студийцы наблюдали, как Кирилл день за днем заво-
87
евывает авторитет у маститого художника. Когда они с вещались между собой, другие не вмешивались, понимая, ч1 идет профессиональная работа и напутать здесь горазд легче, чем помочь.
— Кирилл, скажи, не темновата у нас первая сцена?
— Пожалуй. Она ведь веселая.
— Неситесь шибче, огненные кони,— повторил про се( художник строчку из пьесы, словно из модного шлягер Пока были заняты только руки, а голова свободна, художш понемногу посвящал ребят в тайны своей профессии:
— Когда на сцене тьма, зрителю не до смеха. Он жд| из темноты человека с ножом...
— Владимир Платонович, может и мраморную скамь нам мхом покрыть?
— Верно! Надо, чтобы она тоже старая была, с трещинками Кирилл-то у нас растет не по дням, а по часам!.. Вот глядит братцы, арка. Как считаете, велика она или мала? Не знаете Я тоже. Теперь поместим в нее человека,— Арефьев постави в арку вырезанного в масштабе картонного человечка,— сразу нет вопроса: велика! На сцене все меряйте по человею Помните это, когда станете сценографами.
Арефьев говорил так, как будто можно было не сомш ваться, что присутствующие здесь наверняка станут театрал! ными художниками. Ребята понимали, что взрослые тоже бываю наивны (и большей частью это хорошие люди), во всяко случае, такой стиль общения был им по душе.
Наиболее сложные, ювелирные работы Владимир Платонови выполнял сам, а иногда поручал Нине. У этой молчаливо девочки — никто раньше и не догадывался — были удивитель ные руки. Если она что-то предлагала, то не словом, а дело^ Например, взяла и сделала еще один вариант занавеск в спальню Джульетты: протравила узор и обработала ег серебром.
— Видали! — поражался Арефьев.— В тихом-то омуте... \ тебе смекалка, и вкус...
Тем временем художник уже что-то мастерил из дерева
— Так люблю на сцене жалюзи!
— А что это за штука?
— Жалюзи? Ставень такой французский — из поперечны реек. На просвет хорошо работает, человек за ним — чиста графика. Александр Федорович примет — тогда и на сцен увидите.
— А как быть, когда художник не согласен с режиссером? -интересовался Кирилл.
— Режиссер с художником должны договариваться «н, берегу». Не поняли друг друга — разошлись. А взялся -помогай, а не мешай. Помнишь басню «Лебедь, Рак да Щука» В общем замысле надо работать, в едином ключе. И во
88
время следить, куда ведет мысль режиссера. Себя тоже, конечно терять не стоит. Бывает, кое от чего и удержишь постановщика' если ясно, что он сам себе вредит в чем-то. Но деликатно, под РУКУ не говорить... Неситесь шибче, огненные кони!..
Арефьев прилаживал жалюзи к оконным проемам макета.— так надо работать, чтобы у режиссера душа раскрылась! Чтобы крылья вырастали! Такое наше призвание — художников на театре. Дело, скажу вам, ребятки, хорошее. Только сцену надо знать как свои пять пальцев. А это со временем дается, братцы, не сразу...
Художник замолкал, ребята тоже. Работали руки. И только время от времени кто-нибудь повторял: Неситесь шибче, огненные кони!
Зотов заходил в макетную каждый вечер. Репетицию он всегда начинал и заканчивал минута в минуту, так что по его появлению можно было проверять часы — дверь открывалась в 21.03. Такая «вежливость королей» настолько интриговала Дениса, что он придумал трюк. Принес из дому будильник и стал ставить его на 9.03. Звонок неизменно раздавался через несколько секунд после появления Александра Федоровича.
В первый раз Зотов, услышав звонок, проговорил, не сосредоточившись:
— Будильник откуда-то взялся...
Во второй недоуменно посмотрел на будильник и ничего не сказал. В третий — рассеянно обронил:
— Будильники звонят...
Зато в макете он сразу отмечал каждое изменение. И режиссер с художником начинали «мараковать». Эти минуты Кирилл особенно любил. Доволен ли был Александр Федорович тем, как шла работа над макетом? Об этом он не говорил. Но, уходя, каждый раз бросал всем таинственную фразу:
— Ну-ну, созидатели! Или:
— Ну-ну, ювелиры!
И почему-то у всех после этого на душе становилось весело.
...До звонка будильника оставалось около часу...
— Неситесь шибче, огненные кони!
А тем временем репетировались сцены Джульетты с кормилицей. Моносцена с собиранием цветов наконец-то мало-мальски удовлетворила режиссера. Очевидно, актриса работала над нею дома, не жалея сил.
— Гутя, после прихода няни что вы делаете?
— Пытаюсь узнать, что сказал Ромео.
— А^ Елена Константиновна?
— К^чу Джульетту. Только вот — сознательно ли?
— А сами как полагаете?
89
— Чаще решают, что нарочно. Но ведь- в следующей сцене, где я сообщаю Джульетте о несчастье, я веду себя точно так же. Безбожно было бы так издеваться над ней.
— Согласен. Мы не омолаживаем кормилицу — если молодой Шекспир выписал действительно старуху, то по старости она искренне не понимает: зачем такая спешка? Ей важнее узнать, не пропустила ли она обед, перевести дух, сбросить лишние предметы верхней одежды.
— А для меня все это пытка каленым железом! — добавила Инаева.
Прогнав сцену до половины, Зотов остановил:
— Гутя, так вы ничего не достигнете.
— Почему?
— Надо добиваться, а не добивать кормилицу. Если по стене долго бить кувалдой в одном месте, она в конце концов треснет. Но человек устроен по-другому. Он требует подхода. Зачем вы мешаете няне делать то, что ей хочется? Поищите более тонких приспособлений!
Режиссер то и дело останавливал репетицию и сгонял с исполнительниц те самые «сто потов». Впрочем, Елене Константиновне, втрое старшей, чем Инаева, было проще: она как следует подготовилась к репетиции, много .прочла по истории быта и костюма эпохи и так оделась, что все время у нее было «хлопот полон рот».
Отправляясь с поручением к Ромео, кормилица, изображавшая из себя важную даму, оснастила себя в соответствии с принятыми обычаями многочисленными деталями: на голове — сетка, украшенная камнями, берет; кружевная мантилья приколота к волосам перламутровым гребешком, сверх всего надет плащ с капюшоном — для особой важности и чтобы никто не узнал. Во всем этом актрисе было на самом деле жарко, и теперь хотелось сбросить лишнее, обмахнуться веером, напиться воды из фонтана. Зотов добивался, чтобы Джульетта подластива-лась к кормилице, услуживала ей, а та все как-то уходила от ответа. Благовидова и Инаева постоянно меняли приспособления, а ребята с интересом следили за поединком юности и старости. И вот измученная до предела Джульетта услышала добрую весть о скором тайном венчании.
— Мне кажется, у вас не та о ц е н к а,— сказал Зотов.— Так можно прыгать, получив в подарок дорогие духи. Много ли бессонных ночей вы провели, размышляя, что будет с вами, если Ромео передумает, откажется от вас?
— А разве такое возможно?
— В жизни все бывает. А уж в любви!.. Самые фантастические предположения кажутся нам иногда почти свершившимися.
Александр Федорович одобрил сцену лишь после того, когда, получив долгожданное известие, Джульетта — Инаева едва не~ падала без чувств.
90
После перерыва прочли за столом другую сцену. В ней кормилица сообщает Джульетте о том, что Тибальт погиб, а Ромео
изгнан.
И эта сцена начиналась с монолога Джульетты:
— Неситесь шибче, огненные кони, К. вечерней цели...
Прослушав монолог, Зотов спросил:
— Откуда такая обреченность?
.— Но ведь эта сцена другая, мрачная.
— Слышали, в живописи есть закон светотени?
— Да.
— На чем он строится?
— На контрасте.
— Именно! Невозможно получить на холсте ослепительно светлое пятно иначе, как окружив его гаммой темных тонов. И это не только закон искусства. В жизни, в нашем сознании тоже, так сказать, существует светотень. Недаром мы иногда говорим, что судьба смеется над нами. Мы суеверно опасаемся несчастья, а все обходится — как для Джульетты в вашей первой . сцене. И напротив, иногда нам свойственно уводить себя от дурных предчувствий, и мы усиленно внушаем себе, что все будет благополучно, ан... Таково во второй вашей сцене ожидание счастливой встречи с любимым, которое потом оборачивается бедой. Скажите, сколько у вас здесь оценок?
— Одна: убит Тибальт, а Ромео изгнан.
— Только ли? Давайте-ка посчитаем!
Инаева уткнулась в текст роли и начала считать:
— Сперва я так поняла, что погиб Ромео, но ведь это оценка ошибочная!
— Что значит — ошибочная? Пока мы верим, что факт свершился, правда это или нет — какая разница? Считайте!
— Погиб Ромео — раз. И Тибальт тоже — два, Ромео жив, но пролил кровь Тибальта, за что изгнан — три...
— Минутку! По вашему, можно в одно мгновение оценить три жизненно важных события? Проверим по тексту с третьей оценки, когда кормилица говорит: Убит один Тибальт, Ромео — жив. Что прежде всего оценивает Джульетта?
— Ромео — убийца Тибальта!
— Конечно. Значит, прежде всего — не изгнание, даже не то, что Ромео жив, а то, что он оказался негодяем — убил вашего брата. Это оценка номер четыре. Затем?
— Я о.бл'" :иваю на голову Ромео проклятия, пока не понимаю, что Ромео заколол Тибальта вынужденно, обороняясь.
— Верно — пятая!
— Вслед за этим я осознаю, что страшнее всего для меня Даже не гибель брата, а изгнание Ромео.
91
— Точно! Шестая оценка. Дальше?
— А есть еще?
— А разве нет?
— Сейчас!.. А! Я узнаю от няни, что, несмотря ни на что, ночью я все-таки увижусь с Ромео.
— Что это такое?
— Солнечный луч сквозь тучи.
— Хорошо. Имейте в виду: мы не будем переходить к мизансценам, пока вы дома не осмыслите для себя все эти семь жизненно важных событий.
Взглянув на часы, Зотов поблагодарил артистов (а они — его) и отправился в макетную.
Когда режиссер и актеры вышли, Галанова сказала ребятам:
— Вы познакомились с еще двумя важнейшими понятиями Системы Станиславского. Назовите их для памяти!
— Приспособление и оценка факта.
— Будем овладевать тем и другим в наших этюдах.
Зотов вошел в макетную немного раньше обычногв. За его спиной тихо проскользнул Виктор: уж очень любопытно ему было посмотреть, как работают режиссер и художник.
— Так-так!.. — произнес Александр Федорович, замечая в
макете происшедшие за сутки изменения. И замолк, фанта
зируя. Денис, видя, что шутка его будет сейчас некстати, успел
отключить будильник.
| — Неситесь шибче, огненные кони... — проговорил Зотов ед
ва слышно. И это прозвучало как нетерпеливое желание
подтолкнуть время вперед, к премьере.— Балкон Джульеттин
очень длинный...
— Плохо? — обеспокоился Арефьев.
— Наоборот, хорошо. А как Ромео будет взбираться?
— По уступам.
— Понятно. Все-таки у нас разросся плющ... Не сахарно получится?
— Как вы скажете.
— Лучше бы посуровее. Люди вскормлены средневековьем, как Древний Рим молоком волчицы. Мне, помнится, приглянулись ваши кактусы. Где они?
— Не вписывались, но можно вернуть. А как вам жалюзи, Александр Федорович?
— Неплохая находка... Да, Владимир Платонович, никак нельзя второй план еще немного поднять?
— Очень важно?
— Да, хоть на ступеньку. Мне нужны рельефные группы, а то будет «забор» — все головы на одном уровне.
— Понятно. Поднимем второй план.
Похоже, на сей раз Зотов был особенно доволен дви-
92
нем дел в макетной, потому что, когда уходил, глянув на ?ебят, сказал: р —Ну-ну, колдуны!
Виктор хотел исчезнуть так же, как возник, но Денис с встревоженным видом догнал его на лестнице:
_. Слушай, Витька, Инаева уже ушла?
_ Не знаю. Да вон она, внизу, расписание смотрит!
— Задержи, а то уйдет! __ Что сказать?
— Пусть подождет, пока ты под сцену в трюм слазаешь, достанешь ей штук десять приспособлений. Скажи, режиссер
велел!
Виктор от души расхохотался. Он был не обидчив; к тому же читал «Ходжу Насреддина» и знал, что когда над тобой подшутят, лучше всего самому смеяться веселее всех.
Ребята удивлялись, как Денис узнал, что происходило на репетиции. Впрочем, все уже понимали: это — театр! Не иначе как ему успел шепнуть об этом его приятель Кулиска!..
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 192; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!