ОБЕЗГЛАВЛЕННАЯ ФРАНЦИЯ: ПОДЪЕМ БУРЖУАЗИИ И ЖАКЕРИЯ 43 страница
В Ле-Пюи, Ниме, Клермоне и других городах люди собирались в вооруженные толпы, грабили богатые дома, убивали чиновников и совершали дикие преступления — даже, как сообщали, «вспарывали ножами крещеных людей и поедали». В октябре в Монпелье были убиты пятеро советников герцога Анжуйского, восемьдесят других, по слухам, были зарезаны. Восставшие рассылали гонцов, надеясь поднять всеобщее восстание, однако У них не было солидной производственной базы и традиций фламандской борьбы, а потому бунты быстро вспыхивали и так же быстро подавлялись. Климент VII, зависевший от способности герцога Анжуйского наводить порядок, немедленно послал кардинала Альбано, уроженца Лангедока, успокоить людей и предупредить их о страшном наказании за «оскорбление величия». Опасаясь возмездия, заправилы бунта покорились.
Судьба Монпелье драматизировалась намеренно. В январе, в день возвращения герцога Анжуйского, кардинал провел через городские ворота большую процессию горожан, в том числе и четырнадцатилетних подростков, там же были уцелевшие чиновники, священники, монахи, образованные люди и студенты университета. Все они встали на колени по обеим сторонам дороги и, обращаясь к ехавшему верхом герцогу и его вооруженной свите, кричали: «Смилуйтесь!». Магистраты стояли без плащей, шляп и поясов, женщины в платьях без украшений, горожане с веревками на шеях, и все, в том числе и дети младше четырнадцати лет, молили о пощаде. Герцогу униженно подали ключи от городских ворот и язык от большого колокола. В последующие два дня, по приказу герцога Анжуйского, все оружие сдали, а главные здания города передали рыцарям.
|
|
|
Затем с возвышения, сооруженного на главной площади, герцог сделал ужасное объявление: шестьсот человек приговаривались к смерти — одну треть из них должны были повесить, вторую обезглавить, а третью сжечь. Все имущество преступников подлежало конфискации, а дети приговаривались к пожизненной каторге. Половина собственности всех прочих горожан была конфискована, налагался штраф в шесть тысяч франков и возмещение расходов, понесенных герцогом за время восстания. Стены и ворота города надлежало снести, а университет терял все свои права, собственность и архивы.
После оглашения приговора послышались громкие крики, кардинал и прелаты умоляли пожалеть людей, университетские рыдали; женщины и дети завывали, стоя на коленях. На следующий день приговор значительно смягчили. Предыдущее представление устроили, чтобы как следует напугать горожан. Карл V в письме, адресованном кардиналу за два месяца до восстания, предлагал проявлять милосердие, однако для укрепления власти короне требовалась показательная порка.
|
|
|
События в Лангедоке имели далеко идущие последствия: отчаяние подданных заставило короля испытать муки совести. Он понимал, что брат его алчен и жесток и его непопулярность плохо сказывается на авторитете короны, а потому Карл снизил подымный налоги отозвал герцога Анжуйского из Лангедока. К несчастью, после краткого «губернаторства» Дюгеклена сменил его герцог Беррийский, чье правление, «исполненное наживы», не оправданной политической выгодой, оказалось, если такое возможно, даже более хищническим, чем правление его брата.
В апреле 1379 года де Куси и Ривьер с несколькими товарищами снова отправились в Булонь для мирных переговоров. Им разрешили сделать новые уступки территории и суверенитета и предложить бракосочетание — на сей раз сватали грудную дочь Карла за Ричарда II. Шесть переговоров за последние шесть лет — те, кто хотел обрести мир, гонялись за миражом. В этот период, если не считать успех французов в Нормандии, война не принесла успеха ни той ни другой стороне; напротив, вырос взаимный антагонизм и подозрения, закончить войну становилось все труднее.
Англичане прибыли на переговоры с двойственными намерениями: с одной стороны, они хотели воспользоваться дипломатическими средствами, а с другой — показать свою заинтересованность, пока ведется подготовка к новому вторжению. Восстание Монфора предоставило им возможность еще раз вторгнуться во Францию и отвоевать территории, которые они считали своими. С тех пор как Карл отказался от договора в Бретиньи и последовавших за этим неприятностей, они возненавидели французов за вероломство и за то, что те несправедливо лишили англичан собственности. Защита соотечественников, возможно, была довольно вялой, но в заморских сражениях всегда можно поживиться, и потому недостатка в желании воевать не было, только вот денег недоставало. Другие средства были израсходованы, деньги на поход в Бретань в 1379 году собрали благодаря введению различных степеней подушного налога — нового способа, предназначенного для взимания денег у духовенства и крестьян, обладавших более низкими доходами. При предварительном подсчете, с даже неясными представлениями о численности населения, этот способ должен был принести 50 000 фунтов стерлингов, однако собрали всего двадцать тысяч и все деньги вложили во флотилию сэра Джона Арундела.
|
|
|
Выход в море, ввиду отсутствия ветра, отложили до зимы, а затем еще раз, из-за угрозы вторжения французов. Арундел перевел часть войска в Саутгемптон — охранять от врага прибрежную территорию, однако там английские солдаты вели себя не лучше, чем противник. Мало того, что они грабили население, — Арундел разместил пехотинцев и лучников в монастыре, позволил им насиловать монахинь и бедных вдов, а потом и забрать их с собой на корабли. Наконец войско приготовилось к отплытию. Арундел заявил, что пока ему не выдадут деньги, он не станет защищать города южного побережья от набегов французов. Если верить Уолсингему, деньги он тратил на себя без всякого удержа. Говорят, он приехал с гардеробом, включавшим в себя пятьдесят два расшитых золотом костюма и привез лошадей и разного снаряжения на сумму в семь тысяч фунтов стерлингов.
|
|
|
Отчалили в декабре и сразу попали в сильный шторм; чтобы облегчить корабли, Арундел приказал выбросить за борт захваченных женщин. С командой он обращался отвратительно, избил лоцмана, и в результате корабли налетели на скалы ирландского побережья. Из тридцати двух кораблей погибло двадцать пять со всем снаряжением. Тело Арундела выбросило на берег три дня спустя. Оставшиеся корабли так и не дошли до места назначения, то есть налоговые средства пропали зря.
Еще в 1378 году Общины жаловались, что деньги уходят на войну и не служат национальным интересам. Пусть война являлась доходной статьей не только для нобилей, Общины заявляли, что это все затея короля и что он потратил 46 000 фунтов стерлингов на удержание Кале, Шербура, Бреста и других городов. Правительство ответило, что удержание заморских «барбаканов» суть залог спокойствия королевства, «иначе мы никогда не отдохнем и не примиримся с нашими врагами, потому что они придут к нашим порогам и навяжут войну, которую запрещает Господь». Такие доводы не смогли убедить города южного побережья, уже настрадавшиеся от войны, пришедшей к их порогам, ведь на них то и дело совершали набеги французы и кастильцы. В августе 1380 года задрожал даже Лондон, когда дерзкий кастильский отряд поднялся на пятнадцать миль по течению Темзы, разграбил Грейвсенд и оставил его полыхать в огне.
В ответ на протесты Общин королевский совет заявил, что опорные пункты во Франции дают королю «удобный проход к врагу, противник пожалеет, когда король начнет действовать». Это было открытое утверждение о намерении продолжить войну, и возглавить ее должен был молодой дядя нового короля, граф Бэкингем. Гордый, агрессивный, нетерпеливый молодой человек двадцати пяти лет от роду, он был новой версией Бертрана де Борна, жившего в XII веке; тот однажды с чувством воскликнул, обращаясь к рыцарям, собратьям по оружию: «Никогда не прекращайте войну!».
В марте 1380 года англичане снова пообещали помочь Монфору, но отложили свое намерение, пока в Булони шли переговоры о мире. На встрече де Куси вместе с товарищами предложил новые уступки — целое графство Ангулем в качестве приданого за Екатериной, но англичане почувствовали подвох. А вдруг французы предлагают это, чтобы помешать им прийти на помощь Монфору? Однако на самом деле нежелание англичан достичь мирного соглашения объяснялось просто: им хотелось продолжить войну, тем более что в христианском мире произошел церковный раскол.
Папа Урбан, пока еще окончательно не сошедший с ума, делал все, лишь бы не допустить брака Ричарда с французской принцессой; он видел для него другую невесту — сестру Венцеслава Анну Богемскую, это заставило бы Англию и империю вращаться вокруг Урбана. Когда в мире имелся всего один папа, Англия была настроена против папизма, но существование двух пап требовало от нее выбора. Советники Ричарда отвергли французский брак, переговоры сорвались, и спустя два года король Англии женился на Анне Богемской. По иронии судьбы, схизма, за которую нес ответственность Карл, оказалась повинна в том, что мир, за который он боролся, так и не был заключен.
Не смог Карл прийти к соглашению и в Бретани. Де Куси и другие советники выехали с разными миссиями, по-видимому изыскивая способы выхода из сложившейся ситуации. Бретонское собрание трех штатов умоляло простить своего герцога, но Карл не доверял Монфору, а потому не простил его. Монфор, со своей стороны, не желал мириться с правителем, конфисковавшим его владения. Другие, особенно Дюгеклен, смотрели на ситуацию как на запутанный узел конфликтующих лояльностей. Дюгеклену не хотелось сражаться с бретонскими соотечественниками, к тому же придворные затеяли против него интриги, а потому Дюгеклен покинул Бретань и повел свое войско в Овернь, на войну с бригандами. Осаждая крепость, он внезапно заболел и в июле 1380 года скончался. Пока его с почетом хоронили в королевской усыпальнице в Сен-Дени, «словно сына короля», тронулась в путь новая английская экспедиция под предводительством Бекингема. Франция осталась без коннетабля в то время, когда враг стоял на пороге, а в Бретани и Фландрии было неспокойно.
Срочно собрали советников — надо было решить, кто станет преемником Дюгеклена. Главными кандидатами были де Куси и Клиссон. Поскольку де Куси пользовался в Нормандии доброй славой, ему и предложили эту должность, самую высокую и прибыльную в королевстве.
Коннетаблю как главному офицеру армии подчинялись принцы королевской крови; нападение на него считалось оскорблением величества — lese-majeste. Он отвечал за сплоченность вооруженных сил и за тактику, когда король не принимал участия в походе. Коннетабль контролировал призыв в армию, отвечал за обеспечение провиантом и за прочие приготовления к войне, а потому возможности для увеличения состояния были у него огромными. Если король был в отлучке, над побежденными городами реяло знамя коннетабля, все трофеи теоретически принадлежали ему, за исключением денег и пленных, зарезервированных за королем и за мастерами, изготовлявшими арбалеты и стрелы. В дополнение к фиксированному жалованию в две тысячи франков в месяц — как во время войны, так и в мирное время — ему платили и за погашение мятежей (сумму, равную ежедневной оплате службы воина-наемника). Даже если отбросить военные расходы, получалась колоссальная выгода. Помимо всех привилегий, коннетабль получал реальную власть при расширении военных действий.
По загадочным причинам, от этого назначения де Куси отказался. Королю он сказал: чтобы удержать Бретань, коннетабль должен быть человеком, которого знают, человеком, хорошо знакомым с бретонцами, таким, как де Клиссон. Его кандидатуру де Куси и предложил. Объяснение де Куси кажется неубедительным. Бретань представляла собой серьезную проблему, тем не менее если бы удалось заключить соглашение с Монфором, де Куси, как бывший шурин Монфора, скорее сумел бы договориться, чем смертный враг Монфора де Клиссон. Де Куси и Монфор были женаты на дочерях Эдуарда III. Хотя жены их скончались, родство в Средние века имело большое значение и фактически определяло выбор де Куси в качестве посредника при следующем правлении.
Чего-то в объяснениях де Куси недоставало. Невероятно, чтобы он отказался из-за неспособности исполнить задание. Скромность явно не была чертой рода де Куси, а Ангерран VII, судя по его печатям и ордену перевернутой короны, был о себе весьма высокого мнения. Он без колебаний принимал другие назначения — участие в боях, дипломатическую службу, секретные миссии, войну за рубежом, службу на родине, — никогда не сидел без дела, включая и последнее, стоившее ему жизни. Он был не просто рыцарем на коне, нет, он был из числа тех аристократов, которым в силу осложнений в публичных делах выпала судьба стать государственными деятелями. Высокое положение де Куси, отвага и обладание большими территориями в любом случае гарантировали командную должность, но столь необходимыми короне делали его другие качества. Ум, такт, красноречие и хладнокровие были более важными достоинствами, чем традиционная бездумная порывистость закованного в железный кокон рыцаря.
Почему же тогда он отказался от должности коннетабля? Тот факт, что маршал Сансер, следующий, кому предложили эту должность, тоже отказался, предполагает некий общий мотив, возможно связанный с ухудшением здоровья короля. Карлу V оставалось два месяца до смерти, и, вероятно, это было очевидно. Маленький дофин и три алчных, амбициозных и враждебно настроенных друг к другу брата, каждый из которых хотел стать регентом, — такая ситуация могла оказаться опасной для нового коннетабля. Де Куси мог потерять больше, чем выиграть. В отличие от Клиссона, готового принять пост, Ангерран не хотел наживать врагов; к тому же ему, с его огромными землями и древним наследием, не требовались дополнительная власть и могущество.
Услышав отказ, король назначил де Куси главнокомандующим Пикардии и подарил ему Мортань вместе с городом и замком, на северной границе между Турне и Валенсинье, с тем, чтобы этот аванпост находился в надежных и сильных руках. Король также включил де Куси в регентский совет. После смерти королевы Карл все больше беспокоился о сыне. А поскольку герцоги не хотели Клиссона, должность коннетабля осталась вакантной.
В тот день — 19 июля 1380 года, — когда де Куси получил Пикардию, герцог Бэкингем высадился в Кале. Судя по казначейским документам, с войском численностью 5060 человек, он начал грабительский поход по региону, прервать который теперь оказалось обязанностью де Куси. Чтобы оплатить экспедицию, английский король прибегнул к церковной десятине и наложил экспортный налог на шерсть и овечьи шкуры, но, так как доходы еще не поступили, вынужден был заложить корону за десять тысяч фунтов стерлингов, чего хватило лишь на начало операции. Впоследствии солдатам пообещали платить с грабежей. Поскольку Англия понесла потери на море, кораблей не хватало, и войска вынуждены были переправляться постепенно: две недели понадобилось на то, чтобы пройти по узкому горлу пролива к Кале, а о прямой переправе к Бретани нечего было и думать.
Рейд Бэкингема оказался вынужденным повторением похода Ланкастера семилетней давности — герцог шел с открытыми глазами навстречу нужде и голоду, сознавая тщетность этой попытки. Стратегическая цель экспедиции состояла в оказании поддержки Монфору в Бретани и возвращении власти Англии над этой территорией. Бэкингем, однако, как и Ланкастер до него, вместо того чтобы прямо пойти к месту назначения, двинулся в обход на восток, через Шампань и Бургундию, в поисках добычи. Поскольку эта тактика принесла предсказуемый результат, встает вопрос: к чему эта безумная настойчивость?
Томас Бэкингем — вот часть ответа. Агрессивный и отчаянный, «на редкость властный», как и его брат Черный принц, Бэкингем осуждал Ланкастера за чрезмерное властолюбие и считал, что именно ему должна достаться слава, которой были окружены его отец и старший брат. Англичанам казалось, что они до сих пор живут в триумфальную эпоху Пуатье и Нахера. «Англичане, — сказал Клиссон после того, как ушел от них, — так гордятся собой после многих счастливых дней [на войне], что просто уверены: проиграть они не могут».
Во Францию Бэкингема сопровождали самый опытный английский воин — сэр Роберт Ноллис — и другие знаменитые рыцари, такие как лорд Томас Перси и сэр Хью Калвли. Манила их и людей помоложе возможность скрестить оружие с французами, обрести славу, добычу и желание навредить Франции. Для бедных рыцарей, оруженосцев и йоменов война была средством заработать на жизнь. Бэкингем говорил: «Они предпочитают жить войной, а не миром, потому что в лежании на боку нет никакой заслуги». Большинство рыцарей шли на войну «показать себя». О стратегической национальной идее они не помышляли, так что Бретань была не более чем поводом.
С войском, половину которого составляли тяжеловооруженные всадники, а вторую половину лучники, англичане проехали Артуа и северную Пикардию, держась близко друг к другу на случай французской атаки. «Им будет дан бой, прежде чем они закончат переход», — заверил де Куси французских рыцарей, которые принесли ему сведения о продвижении противника, хотя Ангерран и знал, что король запретил сражение. Карл V не отступал от своей философии войны. Не будучи сам воином, он тем не менее страдал при воспоминании о былых поражениях. Собственная инициатива вступить в войну в ужасный день Пуатье оставила неизгладимый след в королевской памяти. Англичане были убеждены в том, что «проиграть они не могут», а Карл страдал от противоположного чувства. Из опыта крупных сражений на начальной стадии войны он вынес убеждение, что войсками не всегда можно управлять, и война — слишком серьезное дело, чтобы оставлять ее на волю случая.
Из ставки в Перонне на реке Сомма де Куси обратился ко всем рыцарям и оруженосцам Артуа и Пикардии. Судя по документам, он переезжал с места на место — в Эден, Аррас, Аббевилль и Сен-Кентен, — беседовал и расставлял отряды для защиты городов, «потому что он тревожился и не хотел, чтобы по его вине были понесены потери». Насколько де Куси, человек военный, соглашался с политикой короля, сказать трудно; он отдавал приказы избегать сражений с Бэкингемом, даже если герцог оставлял после себя горящие деревни в домене де Куси, однако, судя по некоторым поступкам, видно, что он разделял нетерпение рыцарей сразиться с врагом.
Отряды французских рыцарей держались близко к английскому войску, и эта близость манила: хотелось вступить в драку. Несмотря на то, что одно сообщение описывает французов неподвижными, словно камни (immobilis quasi lapis ), схватки были неизбежны, и славы в них никто не снискал. В одном случае ожесточенное сражение длилось час, в нем были задействованы и всадники, и пехота; англичане взяли в плен восемнадцать человек из тридцати; в другой схватке французы, поняв, что противник сильнее, подали сигнал к отступлению и бежали. «Лошади ощущали боками шпоры, и весьма уместно для оных всадников, что городские ворота перед ними распахнулись», но не прежде чем были взяты в плен пятнадцать человек. Еще один отряд из тридцати англичан, желавших затеять бой, вышел на рассвете с фуражирами, однако цель не была достигнута: группе французских аристократов удалось уйти. «Боже! — восклицали англичане. — Как бы мы обогатились, если б захватили их, они бы заплатили нам 40 000 франков».
Ограбив территорию, под страхом нападения англичане требовали от городов еду. Получив отказ от Реймса, надежно защищенного крепостными стенами, они за неделю сожгли шестьдесят соседних деревень. Обнаружив несколько тысяч овец, пасшихся во рву за городскими стенами, англичане под прикрытием лучников послали солдат вывести животных. Лучники были столь меткими, что ни один житель Реймса не осмелился не только выйти, но даже и появиться на стене. Еще англичане пригрозили сжечь урожай зерна на поле, и горожанам пришлось отдать шестнадцать возов хлеба и вина.
Вот так Бэкингем добрался до Бургундии, где две тысячи французских рыцарей и оруженосцев собрались с желанием отказаться от «позорного бегства» и вступить в бой. Первые нобили королевства — Бурбон, де Куси, герцог де Бар, граф д’Э, адмирал Жан де Вьен — собрались под предводительством герцога Бургундии Филиппа Смелого. Вооруженный с головы до ног, с боевым топором в руке, герцог был настроен воинственно. Он оглядел свое войско: герольды выехали с обеих сторон, готовясь призвать солдат к подвигам. И все же король из Парижа запрещал вступать в бой до тех пор, пока французы не окажутся в явном преимуществе. Бургундский не осмеливался нарушать этот запрет, но сдержанности пришел конец, когда в стычке был убит английский оруженосец. В ответ на вызов противника рыцари, в том числе и де Куси, вступили в бой за воротами Труа. Исход схватки оказался неубедительным — Бэкингем отступил, французы двинулись следом, умоляя короля не позволить противнику ускользнуть из рук. Карл лишь ответил: «Оставьте их в покое, они уничтожат себя сами».
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 159; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!