ОБЕЗГЛАВЛЕННАЯ ФРАНЦИЯ: ПОДЪЕМ БУРЖУАЗИИ И ЖАКЕРИЯ 41 страница
Из всех предсказанных для этого века бед и напастей самым губительным было влияние раскола на общественное сознание. Если один папа отлучал от церкви приверженцев другого понтифика, то кто мог быть уверен в спасении? Каждый христианин обнаруживал, что находится под проклятием либо одного, либо другого папы и при этом не был уверен, что тот, чьим приверженцем он является, — истинный папа. Возможно, людям говорили, что святые дары, которые им давали, ненастоящие, потому что священник служит «не тому папе», или что масло для крещения не освященное, потому что его благословил епископ-раскольник. В некоторых областях могли назначить епископов, находившихся в подчинении разным папам, и святые отцы служили мессу, а ритуал другого священника объявляли кощунством. Один и тот же религиозный орден в разных странах мог вызвать локальный раскол, так как во главе монастырей стояли противоборствующие приоры и аббатства конфликтовали друг с другом. Если, например, во Фландрии в результате политического и экономического соперничества город объявлял себя приверженцем французского папы Климента, то люди, лояльные Урбану, опасаясь жить в подчинении антихристу, покидали дома, бросали лавки и мастерские и переезжали в епархию «истинной веры».
Раскол произошел не в результате принятия некого религиозного закона, но тем не менее стал установленным фактом, и противоборствующие стороны испытывали друг к другу ненависть, проявившую себя в последующих религиозных войнах. Оноре Боне воспринимал Урбана как падающую звезду из Апокалипсиса святого Иоанна, звезду, которой дарован ключ от бездны. «Дым огромной печи», поднимающийся из ямы и заволакивающий солнце, — вот чем была схизма, затемняющая папство. «Саранча и скорпионы, римляне-предатели», терроризируя конклав, силой добились фальшивых выборов.
|
|
|
Поскольку папские доходы были разорваны пополам, раскол довел финансы Папского государства до катастрофического состояния. Чтобы спасти оба папства от банкротства, удвоили симонию, фактически насильно продавали приходы и повышение по службе, возросло количество обвинений за распространение разного рода религиозных учений; взимались налоги за каждый документ, запрашиваемый в курии. Продажа индульгенций — зародыш Реформации — сделалась важнейшей статьей доходов. Множились злоупотребления, подрывавшие веру. Когда умирал французский епископ или аббат, то, по свидетельству монаха из монастыря Сен-Дени, написавшего «Хронику царствования Карла VI», сборщики налогов из Авиньона налетали, словно стервятники, под предлогом погашения долгов и уносили вещи покойного и церковное убранство. Повсеместно пренебрегали службой Богу; религиозное рвение паствы ослабевало; денег не стало, и священнослужители с унылым видом слонялись по стране.
|
|
|
Папские легаты уже не искали мира между Францией и Англией, открыто выступали за ту или за иную сторону, потому что Для уничтожения соперника каждый искал военной поддержки. Непристойная перебранка над телом церкви позорила христианство. Церковь тянут то в одну, то в другую сторону, сокрушался монах из монастыря Сен-Дени, — «словно уличную девку, найденную на месте драки». Церковь стала предметом сатиры и насмешек для людей всего мира, и о ней каждый день сочиняли куплеты.
Карл V более, чем кто-либо другой, нес ответственность за появление схизмы, ибо без поддержки Франции Климент попросту не надел бы тиару. Климент осознал свой долг, едва сделавшись папой, и отдавал королю треть налогов французского духовенства. Под конец своего правления Карл испортил все, чего прежде добился для благоденствия Франции. Стремясь подчинить папство Франции, он добился избрания французского кандидата. Но, хотя Карла и прозвали Мудрым, король не был застрахован от болезни, присущей правителям, — он переоценил свою способность управлять событиями.
|
|
|
Более ярого приверженца Климента, чем брат короля герцог Анжуйский, было не сыскать. Причиной тому оказались амбиции. Как только герцог узнал об избрании Климента, он тотчас сообщил об этом на улицах Тулузы, в соборе отслужили мессу, во всех церквях пели «Тебя, Бога, славим». Говоря о новом понтифике как о «близком родственнике, принадлежащем, как и я, к французскому двору», герцог приказал слушаться нового папу, раздал деньги кардиналам и разослал гонцов за поддержкой во Флоренцию, Милан и Неаполь. Когда Климент потерпел поражение от армии Урбана и потерял Италию, папа обратился за военной помощью к Анжуйскому. Герцог потребовал взамен королевство.
По соглашению между ними, засвидетельствованному буллой от 17 апреля 1379 года, герцог Анжуйский должен был отвоевать Папскую область в Италии и забрать себе большую ее часть — королевство Адрия. Название это происходило от Адриатики, на берегах которой королевство находилось. В состав королевства должны были войти Феррара, Болонья, Равенна, Романья, Анконская марка и герцогство Сполето. Эта территория должна была стать феодом, выплачивающим Ватикану каждый год по 40 000 франков. Каждые три года герцог Анжуйский обязывался дарить папе белого коня в знак своего вассальства. В булле отмечалось, что Адрия и Неаполь никогда не будут подчиняться одному правителю. Для сбора финансов и воинов герцогу Анжуйскому дали отсрочку в два года; было условлено, что если по истечении двух месяцев с указанного срока он не отправит в Италию экспедицию или не пошлет вместо себя «способного полководца», соглашение станет недействительным.
|
|
|
Адрия была «королевством в облаках». Папским войскам ни разу не удалось овладеть желанными территориями, и не было резона предполагать, что французский принц преуспеет там, где провалились они. Однако переоценка своих способностей все больше и больше влияла на французских политиков, а вдобавок им срочно требовалась помощь герцога Анжуйского для удержания королевы Джованны на троне Неаполя — единственной базы Климента в Италии. Чтобы у герцога был законный интерес прийти к ней на помощь, герцога Анжуйского — как дальнего родственника Джованны — сделали наследником бездетной королевы. Назвав его будущим королем Неаполя и предполагаемым королем Адрии, Климент тем самым подготавливал правление, которое он до того предавал анафеме; возможно, он не ожидал, что Анжуйскому удастся и то и другое. Неаполь поманил к себе герцога, теперь его судьба была связана с Италией, и вскоре туда же притянуло и де Куси.
Для привлечения французского общества папе Клименту требовалось нечто большее, чем просто указ. В апреле-мае 1379 года в Париже состоялось несколько публичных заседаний, целью которых было внушить горожанам мысли о незаконности избрания Урбана. Кардинал Лиможа, который едва не пострадал от Урбана, лично поведал обо всем, что случилось. Прижав руку к груди и призывая в качестве свидетелей своей искренности Бога, ангелов и святых, он поклялся, что кардиналы проголосовали за Урбана «из страха смерти». А вот Климента, сказал он, избрали законно, в обычных условиях, необходимых для выбора настоящего понтифика. Вслед за ним Карл V объявил, что все сомнения насчет избрания Климента должны быть устранены, так как совершенно ясно, что столь авторитетный и мудрый муж, как кардинал Лиможа, не станет «закладывать свою душу из любви или ненависти к живому человеку». На последующих собраниях другие кардиналы тоже клятвенно подтвердили версию о насильственном избрании Урбана.
7 мая в замке Венсенн, в присутствии короля, герцога Анжуйского, сира де Куси и других знатных персон — аристократов, прелатов и теологов — было получено официальное согласие. Король снова просил кардиналов по очереди рассказать все, что им известно об обстоятельствах избрания Урбана, дабы избавить людей от сомнений и «укрепить нашу веру». Скрывая в душе тревогу, собравшиеся единогласно высказались в пользу нового папы. Спустя неделю состоялась торжественная церемония. На площади перед собором Нотр-Дам на возвышении, специально построенном по такому случаю, четыре кардинала, поддержанные герцогом Анжуйским, провозгласили папой Климента VII и объявили раскольником любого, кто откажется ему подчиняться.
Парижский университет остался непримирим. На магистров теологии не произвел впечатления компромисс, к которому пришло общество, они сдались не так легко, как епископы. Для них избрание наследника святого Петра было делом серьезным. Под сильным давлением со стороны короны 30 мая они формально приняли Климента, однако согласие было вынужденным, не единодушным, и предвещало неприятности. Через два года после смерти Карла V все четыре факультета предложили созвать Генеральный совет, положить конец схизме и добиться от короны исполнения этих требований. Хотя вероятность подобного исхода была невелика, в истории церкви известно пятнадцать таких советов, занимавшихся решением серьезных вопросов. Обращение университета от 1381 года, представленное магистром теологии Жаном Руссом, было адресовано враждебно настроенному герцогу Анжуйскому, на ту пору регенту. В качестве устрашающего примера, чтобы другим было неповадно, герцог велел арестовать Русса и заточить в Шатле. Такое оскорбление духовенству и университету вызвало скандал, не стихший и после того, как Русса освободили при условии запрета каких-либо дискуссий о выборах папы.
Выдающиеся доктора теологии в смятении бежали в Рим, к Урбану. Уезжали и другие. Студенты и преподаватели, не желавшие подчиняться Клименту, отбыли в университеты Италии и в Оксфорд. Один магистр, уезжавший из Франции, сказал так: «У солнца познания случилось затмение». В этот период Парижский университет начал утрачивать репутацию международного научного центра.
В Англии схизма привела к поворотному моменту, из которого впоследствии родится протестантизм. Поначалу Уиклиф приветствовал Урбана как реформатора, но финансовые злоупотребления «святых отцов» становились вопиющими, и Уиклиф увидел в схизме естественный конец коррумпированного папства. С того момента как церковь позволила пастве покупать покаяние, Уиклиф понял, что из этого, кроме зла, ничего не выйдет. В 1379 году он пришел к радикальному заключению: поскольку церковь не в состоянии себя реформировать, ее следует передать под управление мирян. На короля он смотрел как на наместника Бога на земле, раздающего власть епископам, следовательно, через него, как попечителя церкви, можно провести реформы. Уиклиф готов был ликвидировать всю церковную верховную власть — папство, священноначалие, ордена. Отвергнув божественную власть церкви, он отверг и ее суть — силу обрядов, в том числе и евхаристию.
Далеко зайдя в своей ереси, он заявил, что церковь не властна спасать человека, и препоручил спасение каждому в отдельности: «Ибо всякий человек, которому грозит проклятие, получит его по собственной вине, и всякий спасшийся заслужит спасение своей добродетелью». Сам того не зная, Уиклиф стал провозвестником нового мира.
Когда Уиклиф предложит лишить церковь собственности у него нашлись могущественные друзья; когда же он отверг божественную власть духовенства, его патроны, испугавшись ереси и геенны огненной, отказались от него. В 1381 году совет, составленный из двенадцати докторов Оксфордского университета, объявил восемь тезисов Уиклифа «неканоническими», а четырнадцать — еретическими, и запретил ему читать лекции. Хотя Уиклифа заставили замолчать, работы его распространялись поскольку он перевел Библию на английский язык. Священное писание примерно из 750 000 слов было переведено Уиклифом и его учениками-лоллардами и открыло тем самым прямую дорогу к Богу в обход священников. После крестьянской революции наступила мрачная реакция, лолларды подвергались нападкам, и человека могли обвинить в ереси только за то, что находили у него Библию на английском языке, а потому изготовление копий Священного писания сделалось опасным и рискованным занятием. Поскольку 175 копий до сих пор сохранились, в то время как многие, должно быть, были уничтожены во время преследования еретиков, а другие экземпляры за несколько столетий просто утеряны, — можно предположить, что многие сотни, вероятно, были терпеливо и тайно переписаны от руки. Уиклиф умер в 1384 году, а преследование еретиков усилилось, в связи с чем назревало и недовольство. Когда в 1415 году Яна Гуса сожгли на костре за ересь, в это же время власти приказали выкопать и сжечь кости Уиклифа. Даже раздираемая расколом, церковь по-прежнему сохраняла властные полномочия. Расшатывание старых и знаменитых зданий — процесс медленный и незаметный, поскольку фасад выглядит все так же солидно.
Европу раздирали два папства, а потому церкви все труднее было покончить с расколом, поскольку противостояние с каждым годом лишь усиливалось. Умные люди понимали, насколько губительно такое положение для общества, пытались найти способ воссоединения, но в схизме, как и на войне, явная вражда не позволяла перекинуть мост через пропасть. Вселенский собор, при поддержке Парижского университета и многих заинтересованных лиц, был очевидным решением. Тем не менее оба папы решительно отвергали это посредничество. Раскол в христианстве длился сорок лет. Согласно популярному высказыванию в конце века, никто из тех, кто начал схизму, не вошел в царствие Божие.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА 17
ВОЗВЫШЕНИЕ ДЕ КУСИ
Вновь став «истинным французом», де Куси оставался правой рукой короля до самого конца его правления. Несмотря на то что Карлу V исполнился всего 41 год, он чувствовал, что время поджимает. В феврале 1378 года его супруга, королева Жанна Бурбонская, ровесница Карла, умерла от родовой лихорадки, произведя на свет дочь Екатерину. Через три недели скончалась и последняя из пяти старших дочерей, так что из восьми детей короля остались лишь двое сыновей и новорожденная девочка. Король страшно горевал по жене, и «многие другие хорошие люди — тоже, потому что они с королевой любили друг друга, как верные супруги». Спустя месяц случилась еще одна смерть — еще до раскола — скончался папа Григорий XI, с которым Карл был очень близок, в ноябре умер и дядя короля — император, а вслед за ним и давний союзник Карла, король Кастилии Энрике. Во всех этих потерях Карл не мог не ощутить приближение собственного конца, а потому он торопился оставить свое королевство в мире и согласии.
С этой целью он хотел уничтожить три источника опасности — постоянные предательства Карла Наваррского, альянс герцога Бретани с англичанами и непрекращающуюся войну с Англией. Военные и дипломатические таланты де Куси и надежность, на которую обратил внимание еще Григорий XI, сделали Ангеррана опорой для короля. Первым заданием, которое Карл дал де Куси, было окончательно изгнать Карла Наваррского из Нормандии.
Узнав об этом, Карл Наваррский снова договорился тайком — открыл Нормандию англичанам, и тогда Карл V поклялся выставить неверного вассала из всех городов и замков, которые у него имелись. У Наваррского было два сына, в Нормандии на их имя были оформлены феоды. Поскольку их мать, сестра Карла V, скончалась, дядя мог оформить опекунство, ссылаясь на закон, оспорить который было нельзя: оба сына в это время находились при французском дворе. Почему их отец позволил этому случиться, неясно, разве только он собирался замаскировать свои отношения с Англией.
Законное свидетельство измены Наваррского представилось, когда в Париж прибыл его канцлер Жак де Рю с письмами для сыновей. При допросе де Рю сознался — без пыток, как отметил в своем дневнике король, — что Карл Наваррский планировал отравить короля сразу после Пасхи, собирался устроить это с помощью королевского пекаря. Воспользовавшись суматохой и переходом трона по наследству, Карл Наваррский захватил бы французские крепости на Сене, а англичане тем временем высадились бы в Нормандии.
В эту историю легко поверили, ведь Наваррский уже покушался на жизнь своего шурина графа де Фуа, и в той мелодраме, как в зеркале, отразился весь «мертвенный блеск» XIV столетия. Де Фуа женился на кокетливой Агнес, сестре Наваррского, однако будучи человеком «с горячими страстями», не прекратил любовных интрижек, в результате Агнес обиделась и ушла искать пристанища у брата. Из-за денежной ссоры король и граф уже пребывали в натянутых отношениях. Когда пятнадцатилетний сын Агнес Гастон пришел к матери и умолял вернуться, она отказалась — пусть, мол, об этом попросит ее супруг. Карл Наваррский дал своему племяннику мешочек с порошком и сказал, что это заставит его отца пойти на мировую, только мальчик должен сохранить все в тайне, иначе ничего не получится. По возвращении Гастона домой мешочек с порошком обнаружил его брат-бастард Ивен, он показал мешочек графу, и тот скормил порошок одной из собак. Бедняга умерла в жутких судорогах.
Граф не стал убивать наследника — единственного законнорожденного сына, — но заточил его в крепость, а всю свиту Гастона, ездившую в Наварру, допросил и пятнадцать человек казнил. Гастон же, поняв, что дядя замыслил сделать его убийцей, впал в отчаяние и отказался принимать пищу. Услышав об этом, граф де Фуа, чистивший на ту пору ножом ногти, помчался к сыну, схватил его за горло, завопил: «Ну что, предатель, почему ты не ешь?» и случайно порезал ему шею ножом, который был у него в руке. Не проронив ни слова, мальчик упал, рана оказалась смертельной, и Гастон скончался в тот же день. К длинному списку прегрешений Карла Наваррского прибавился еще один смертный грех.
Подтверждением преступлений и предательств Карла Наваррского против короля Франции стала зашифрованная корреспонденция, которую изъяли у арестованного советника Пьера дю Тертра. На суде огласили все собранные свидетельства и признания, подписанные двумя советниками. Суд прошел в торжественной обстановке, на нем присутствовали множество магистратов, священнослужителей, нотариусов, торговцев и гостей Парижа. Обоим советникам вынесли смертный приговор и немедленно привели его в исполнение. На эшафоте остались лежать обезглавленные трупы, а на четырех главных городских воротах повесили отрубленные конечности.
Нормандская кампания была готова начаться. При первом сообщении о предательстве Наваррского французский король собрал в Руане армию и «спешно послал за сиром де Куси и сиром де Ривьером». Он подчинил их номинальному вождю похода, герцогу Бургундскому. Опасаясь высадки англичан, Карл V поставил де Куси и Ривьеру задачу — завоевать города и замки Наварры, особенно те, что находились вблизи побережья, и сделать это требовалось как можно скорее — силой или путем переговоров. Бюро де ла Ривьер, канцлер короля, с которым де Куси был близко связан и в этой, и в последующих кампаниях, принадлежал к выходцам из буржуазных кругов, братья короля называли их «мармозетами», имея при этом в виду каменных обезьянок, глядящих с карнизов и колонн церквей. Де Ривьер был вежливым и любезным человеком, Карл V его высоко ценил и определил ему ведущую роль в регентском совете. Король учредил этот совет, сознавая, что, когда он умрет, дофин будет еще ребенком.
В союзе де Куси и де Ривьера гармонично сочетались военная и политическая стратегии. Осада укрепленных городов была медленной и затратной. Для быстрой сдачи населенного пункта требовалось согласие осаждаемых, но для его получения необходимо было продемонстрировать силу, а в большинстве случаев и провести «предупредительный» штурм. Для придания большей убедительности своей позиции полководцы взяли с собой сыновей Карла Наваррского и «показывали их противнику, убеждая в том, что война ведется ради наследия этих детей».
Первой целью был Байе — «красивый и сильный город» на полуострове Котантен, там можно было ожидать высадки англичан. Город находился в десяти милях от места, гораздо позднее получившего известность как Омаха-бич. Де Куси и Ривьер привели войско под крепостные стены, предъявили молодого наследника Наваррского как законного правителя и предупредили горожан — «весьма внушительно», — что если город будет взят штурмом, «все вы будете зарезаны, а на вашем месте поселятся другие». В каждом таком случае у капитана наваррского гарнизона возникала проблема: его могли обвинить в предательстве, если он уступит без боя, однако горожанам не было резона сопротивляться. И поскольку в случае победы осаждающей стороны капитанов обычно запирали в цитадели, они предпочитали обороняться.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 174; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!