II. Борьба за полическую свободу 9 страница
Небольшая диссертация Руссо написана весьма поверхностно. Соображения автора совершенно необоснованны. Сам автор принужден был впоследствии признать, что в этом сочинении "много жара и силы, но вовсе нет логики и последовательности"*(924). Красноречие заставило его сказать гораздо более, чем он сам хотел, и ему самому пришлось опровергать приписываемую ему мысль, будто он безусловно отвергает знание. И, тем не менее, книга Руссо имела колоссальный успех. По выражению современника его Гримма, диссертация произвела целую революцию в умах парижан. По словам Дюссо, густая толпа стояла у дверей книжного магазина, где продавалась книга Руссо. Вокруг диссертации разгорелась горячая полемика, выразившаяся в массе брошюр и статей.
В чем же причина успеха этой слабой по содержанию диссертации? Общество, тревожно настроенное, почуяло в ней новый камень, брошенный в тот же ненавистный общественный строй, хотя камень и задел до крови тех, кто уже раньше шел против этого строя. Общество прочло в книге более, чем в ней было написано, оно прочло в ней то, что ему самому хотелось. Такому отношению к книге, нередкому в моменты общественного подъема, не мало способствовала форма изложения. Страстная речь, приподнятый тон увлекали как самого автора, так и читателей далеко за пределы действительности.
V. В полемике, возгоревшейся по поводу первой диссертации, критики указывали Руссо, что он исходит из ложного предположения, будто люди от природы невинны и извращаются с успехами культуры; что, наоборот, грубые и злые по природе, люди подвергаются облагораживающему влиянию культурного государства.
|
|
|
Это утверждение заставило мысль Руссо работать в обратном направлении и готовиться к заявлению, что само государство составляет такое же зло, как и культура. Толчок был дан тою же Дижонскою академиею, выставившей в 1753 году тему: Каково происхождении неравенства между людьми и основано ли оно на естественном праве? Ответом и послужила вторая диссертация Руссо.
Руссо берет исходным пунктом естественное состояние. По его заявлению, изображенное им состояние следует принимать не как историческую истину, а как гипотетическое предположение, хотя это не мешает ему ссылаться на современные ему этнографические данные и указывать, что естественное состояние относится к весьма отдаленному времени*(925). В этом состоянии потребности крайне умеренны и могут быть удовлетворены окружающею каждого природою. Привычка к природе не возбуждает в нем желания проникнуть в ее тайны, а потому ему чужды науки и философия. "Бродя по лесам, лишенный дара слова, без промышленности, без жилища, далекий от войны и всякой связи, чуждый всякой потребности в других, как и желания вредить им, может быть никогда не встречаясь лично с другими людьми, первобытный человек удовлетворяется самим собою"*(926). Характерные черты такого состояния - свобода и равенство. Руссо признает, что "люди в этом состоянии, не связанные между собою никакими нравственными отношениями, ни признанными обязанностями, не могли быть ни добрыми, ни злыми"*(927). Однако, чувствуя всю невыгоду такого положения для развития своей темы, Руссо изображает первобытное состояние, как состояние чистоты и невинности.
|
|
|
Такое чудное состояние прекращается вследствие размножения рода человеческого и необходимости перейти к усиленной хозяйственной деятельности. Переворот произошел вследствие открытия металлов и перехода к земледелию. "Как только один человек почувствовал нужду в другом, как только обнаружилось, что одному выгодно иметь припасов на двух - равенство исчезло, установилась собственность, труд стал необходимостью и обширные пространства заменились веселыми полями, которые надо было орошать потом людей и в которых вскоре вместе с жатвою произросли рабство и нищета"*(928). Размножение повело к интенсивному хозяйству, последнее к собственности, а собственность явилась первым источником неравенства, потому что с этого момента установилось различие между богатыми и бедными. "Первый, который, огородив свой участок, осмелился сказать: это мое, и нашел людей достаточно наивных, чтобы поверить ему, был истинным основателем гражданского общества. Сколько преступлений, войн, убийств, сколько бедствий и ужасов вычеркнул бы из истории человечества тот, кто, выдернув колья или засыпав ров, крякнул бы своим ближним: берегитесь слушать этого нахала, вы погибли, если забудете, что плоды принадлежат всем, а земля ничья"!*(929). Это знаменитое место очень эффектно. Но сила его значительно ослабляется признанием со стороны самого Руссо, что переход к земледелью и собственности был неизбежен.
|
|
|
Раз появилась собственность и обнаружилось различие между богатыми и бедными, раздоры стали неминуемы.
Это состояние постоянной борьбы не могло не вызвать мысли, главным образом у богатых, которым вражда была особенно неприятна, о необходимости найти мирный исход. Если в защите своего каждый принужден надеяться на собственную силу, то, говорили богатые, слабым приходится плохо. Не лучше ли организовать соединенную силу, которая бы защищала всех от каждого? Таким рассуждением нетрудно было обойти простодушных людей, которые "все сами протянули руки к своим цепям, воображая, что им дается свобода; имея довольно смысла, чтобы понять выгоды государственного сплочения, они не обладали достаточным опытом, чтобы предвидеть угрожающие опасности"*(930). Люди, уже образовавшие общество, организовали власть и перешли в государственное состояние. "В основе государственного сплочения лежит договор между народом и теми, кому вручена власть, договор, посредством которого обе стороны обязываются к соблюдению законов, изданных по соглашению и служащих связывающею нитью соединения"*(931). Видимою целью государственного союза является защита бедных против богатых и многие философы эту видимость готовы принимать за истину. Но в действительности государство служит интересам богатых, давая им такую силу и обеспеченность, какой они не имели без государственной власти. "Таково было или должно было быть происхождение государства и права, которые наложили новые оковы на бедного и придали новые силы богатому, разрушили безвозвратно естественную свободу, установили навсегда законы собственности и неравенства, превратили ловкий захват в несокрушимое право и к выгоде нескольких честолюбцев обрекли весь человеческий род труду, рабству и нищете"*(932). Государство и право создают новое различие - сильных и слабых.
|
|
|
Государственная власть организовалась различно, смотря потому, каково было в обществе соотношение между богатыми лицами. Но, во всяком случае, первоначально, была ли вручена эта власть одному или нескольким, она была общественною обязанностью и лица властвующие определялись не иначе, как избранием. Но вскоре эти избранные вожди, пользуясь раздорами, утвердили власть за собою, превратив ее в свою наследственную собственность. Государство стало их достоянием, власть перешла в произвол, а граждане стали рабами. На этой ступени установилось третье, и пока последнее, неравенство, основанное на различии между правящими лицами и подвластными им рабами.
Рассуждение Руссо имеет чисто отрицательный характер. Оно подвергает критике само государство, тогда как философская мысль того времени задавалась лишь исправлением государственного строя. Но Руссо отвергает систему заплаток, наставляемых по мере назревшей потребности. По его мнению, необходимо, вместо ремонта, "очистить воздух, убрать все старые материалы, как это сделал Ликург в Спарте, и приступить к построению совершенно нового здания"*(933). Эта радикальная точка зрения произвела впечатление на общество и осталась в памяти деятелей революционной эпохи.
VI. Но если строить заново, то оставаться при одних разрушительных взглядах невозможно. Нужно перейти к творчеству. На каких же основаниях должно быть построено вновь государство, чтобы оно было чуждо недостаткам, которыми страдают современные общества, исторически сложившиеся? Ответ на этот вопрос пытается дать Руссо в своем главном политическом трактате "О государственном договоре", появившемся в 1762 году. Интересно, однако, то обстоятельство, что это сочинение было готово уже в 1754 одновременно с "Рассуждением о происхождении и основаниях неравенства", с которым оно сильно расходится в основных воззрениях. Сам Руссо был не очень высокого мнения о своем произведении. "Что же касается моего Contrat social, то те, которые хвалятся, что понимают его, умнее меня. Эта книга нуждается в переработке, но у меня на это не хватает ни времени, ни сил".
Такое мнение автора соответствует достоинствам сочинения, которому суждено было иметь такое огромное влияние на события. Основные положения автором не продуманы, почему и встречаются на каждом шагу противоречия, затрудняющие понимание истинных взглядов писателя. Сочинеяие не обработано, почему оно страдает несистематичностью, непоследовательностью, повторениями.
Автор не дал себе ясного отчета о методе, с которым он приступает к разрешению социальных вопросов. "Я хочу исследовать, нет ли в общественном порядке законного и твердого начала управления, принимая людей такими, каковы они есть, а законы такими, каковы они могли бы быть"*(934). Но Руссо в своем исследовании принимает не исторически сложившегося человека, а человека абстрактного, независимого от времени, места и условий. Автор оставляет в постоянном недоумении, считается ли он с относительностью политического идеала или же он выставляет его как безусловное требование разума. "Основные начала всякого хорошего учреждения должны быть согласованы в каждой стране с теми условиями, которые вытекают как из местоположения, так из характера населения, и только на этих условиях следует строить для каждого народа систему его учреждений, каковая будет наилучшею, быть может, не сама по себе, но для того государства, для которого она предназначается"*(935).
Подобно Монтескье, Руссо ставит политические учреждения каждой страны в зависимость от климата. "Свобода, не являясь продуктом каждого климата, не может быть достоянием всякого народа"*(936). Но все изложение направлено к тому, чтобы внушить всем народам, от чего зависит народная свобода и как ее обеспечит. Так было понято учение Руссо его современниками и ближайшими поколениями, которым пришлось осуществлять на практике его идеи. И напрасно впоследствии Руссо приписывал недобросовестности писателей то, что "великие нации приняли на свой счет, что относилось только к небольшим республикам"*(937). Возможно, что, описывая политические учреждения, Руссо имел в виду Женеву. Но своим изложением он давал понять, что те требования, какие он ставит небольшой республике, безусловно, обязательны для каждого политического организма.
VII. "Человек родился свободным, а между тем везде он в оковах... Как произошло это превращение? Я не знаю. Что может придать ему правомерность? Мне кажется, я могу разрешить этот вопрос"*(938).
Формы общественности, налагающие оковы на свободного человека, обязаны своим происхождением не семье и не силе. Основою государства может быть только договор.
"Я предполагаю, что люди дошли до такого состояния, когда обстоятельства, препятствующие сохранению естественного состояния, оказываются выше тех сил, какие может противопоставить им отдельный человек в стремлении остаться в этом состоянии. С этого времени первобытное состояние не может удержаться и род человеческий погиб бы, если бы не изменил своего образа жизни"*(939). Когда силы в отдельности оказываются недостаточными, остается прибегнуть к соединению сил.
Таковы причины перехода из естественного в государственное состояние. Теперь встает такая задача: "найти форму соединения, которая защищала бы и охраняла всею соединенною силою личность и собственность каждого из соединяющихся, и при которой каждый, соединяясь со всеми, повиновался бы лишь самому себе и оставался столь же свободным, как и прежде"*(940). Эта задача находит себе разрешение в государственном договоре, в силу которого каждый из договаривающихся отдается полностью со всеми своими правами общине. "Если каждый отдается весь, положение становится равным для всех, а если положение для всех равно, то никто не имеет интереса сделать это положение более тяжелым для других"*(941). "Каждый, отдаваясь всем, не отдается никому в частности, и так как нет никого, над кем не было бы приобретено такое же право, какое уступаешь ему над собой, то приобретается эквивалент того, что потеряно, а также и большая сила для охранения того, что есть"*(942).
Этот договор может быть признан только при единогласии: никто не может без своего согласия утратить естественную независимость*(943).
Очевидно, этот государственный договор не есть исторический факт, а логическое обоснование исторического факта существования государств.
VIII. Переход от естественного состояния к государственному представляется автору Contrat social вовсе не таким проклятием, каким он представляется автору Discours sur l'origine de rinegalite. Это противоречие оказывается особенно пикантным, если принять в соображение, что оба сочинения написаны одновременно.
"Этот переход от естественного состояния к государственному производит в человеке весьма значительную перемену, заменяя в его поведении инстинкт справедливостью и придавая его действиям нравственный характер, которого они были до того лишены". "Хотя в государственном состоянии человек лишается некоторых преимуществ, которые давала ему природа, зато он приобретает столь значительные новые, его способности изощряются, его идеи расширяются, его чувства облагораживаются, вся душа его возвышается до того, что если бы злоупотребления новым положением не низводили его часто на степень низшую той, с которой он поднялся, он должен бы непрестанно благословлять счастливый миг, вырвавший его оттуда навсегда и превративший ограниченное и грубое животное в существо разумное, в человека"*(944).
"По государственному договору человек теряет естественную свободу и неограниченное право на все, что его манит и к чему он тянется; зато он приобретает гражданскую свободу и право собственности на все, чем обладает".
IX. Государство, являясь нравственною личностью, нуждается в силе, которою можно было бы приводить в действие каждую часть согласно видам целого. Государственный договор дает политическому организму верховную власть над всеми; эта власть, направляемая общею волею, называется суверенитетом, а само государство, когда оно действует, носит название суверена*(945). Признавая верховную власть за народом, Руссо вновь выдвигает идею народовластия. С этой идеей мы встречались в средние века, эта идея не раз проявлялась в новое время, она была подсказана женевскому философу Локком, но общеевропейское значение она получила через Руссо, благодаря тому влиянию, какое приобрели его идеи в эпоху французской революции.
Аттрибуты верховной власти: неограниченность, неотчуждаемость, нераздельность.
a. Как природа дает каждому человеку неограниченную власть над всеми своими членами, так государственный договор дает политическому телу абсолютную власть над всеми его гражданами. "Все услуги, какие может оказать гражданин государству, должны быть им оказаны, как только того требует суверен"*(946). Руссо не останавливается перед жизнью граждан. "Кто хочет сохранить свою жизнь за счет других, должен быть готов отдать и свою, когда это требуется"*(947). Гражданин не судья того, насколько бесспорна необходимость пожертвовать жизнью - это решает суверен. "С этой же точки зрения можно смотреть и на смертную казнь, которой подвергаются преступники: чтобы не сделаться жертвою какого-нибудь убийцы, необходимо приготовиться к смерти, если делаешься сам таковым". Суверен не стеснен решительно ничем, а менее всего самим собою: у него не может быть обязанностей относительно самого себя.
В этой безграничности власти слышится голос Гоббса, только демократизированный. Руссо в порыве преклонения перед всемогуществом народовластья, забывает о естественных правах человека. Также поступят и его ученики: начав с декларации прав, кончат террором.
b. К атрибутам верховной власти относится еще неотчуждаемость ее. Суверенитет, как осуществление общей воли, никогда не может быть передан, а суверенитет, как коллективное существо, не может быть никем представлен. Какова бы ни была форма правления, верховная власть всегда принадлежит народу.
Это теоретическое представление заставляет Руссо в практическом отношении отнестись отрицательно к идее представительства, которую отстаивал Монтескье, ссылаясь на пример Англии. "Депутаты народа не являются и не могут быть его представителями, они только его комиссары; они не могут ничего решить окончательно. Всякий закон, который не утвержден народом в полном составе, недействителен, - это вовсе не закон. Английский народ воображает, будто он свободен; он сильно заблуждается, он свободен только в то время, когда производятся выборы в парламент; как только представители выбраны - он раб, он ничто. То употребление свободы, которое делают англичане в короткие промежутки ее существования, вполне оправдывает ее потерю, которой они заслуживают"*(948).
Идея представительства уже потому не стоит поддержки, что происхождением своим она обязана средним векам, этому мрачному периоду в жизни человечества. Классическим народам эта идея была совершенно чужда.
с. Из неотчуждаемости Руссо выводит нераздельность верховной власти. Если она вся принадлежит народу, то никому иному не может принадлежать, какая бы ни была часть ее. "Японские фокусники разрезают на части ребенка на глазах зрителей, потом, подбрасывая вверх на воздух один член за другим, они делают так, что ребенок падает на землю живым и целым. Такими же почти жонглерами являются и наши государственники: разделив государственный организм с чисто ярмарочным искусством, они соединяют потом все в одно совершенно непостижимым приемом"*(949). Это вылазки против Монтескье с его началом разделения властей.
X. "Общая воля всегда права и имеет в виду общее благо, хотя отсюда еще не следует, чтобы решения народа были всегда правильны. Желаешь всегда своего благополучия, но не всегда его видишь. Народа никогда не совратить, но обманывают его нередко, и вот тогда, кажется, будто он хочет себе зла"*(950).
Руссо различает общую волю и волю всех. Первая имеет в виду общий интерес, вторая - частный и представляет собою лишь сумму частных воль. Здесь Руссо останавливается в нерешительности перед выбором механической и органической точек зрения на народ и кончает принятием обеих.
Невольно возбуждается вопрос, какое же соотношение между общею волею и волею всех? Каким образом сумма частных воль делается общею волею? Особенно недоумение вызывает вопрос, каким образом большинство воль становится общею волею и как согласовать, с точки зрения самого Руссо, свободу человека с обязанностью подчиниться решению, которому он не сочувствует?
Это сомнение Руссо разрешает софизмом. По его мнению, вопрос ставится неверно. В действительности каждый гражданин согласен на все решения, даже те, которые приняты вопреки нему. Постоянная воля государства - это общая воля, благодаря которой граждане свободны. "Когда в народном собрании предлагается закон, то граждан спрашивают не о том, одобряют ли они проект или нет, но о том, согласен ли он с общею волею, которая также и их воля, или нет. Каждый, подавая голос, выражает свое мнение по этому вопросу и счет голосов раскрывает общую волю. Поэтому, когда берет верх мнение, противное моему, это доказывает только, что я ошибся, так как считал общею волею то, что ею не было. Если бы взял верх мой личный взгляд, я достиг бы противного тому, чего желал, и вот тогда я не был бы свободен"*(951).
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 160; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!