Неподчинение приказам и побеги 9 страница
Даже когда эсэсовцы специально отбирали евреев для отдельной транспортировки, это вовсе не было прелюдией к их массовому уничтожению. Многие конвои, сопровождавшие поезда с «подлежащими обмену евреями» из Берген-Бельзена 10 апреля 1945 года, состояли из деморализованных пожилых людей – бывших солдат, практически не трогавших заключенных. Некоторые делились с ними едой и сигаретами, а начальник эшелона пытался в пути раздобыть продовольствие. Время от времени охранники даже позволяли заключенным выйти из вагонов и прогуляться по сельской местности в поисках съестного. Прежде подобное в ходе эвакуации было совершенно немыслимо[3255].
Все это подводит нас к главному выводу: основная цель подобных эвакуаций заключалась не в уничтожении евреев или других заключенных[3256]. Массовая гибель заключенных от истощения, голода, болезней и пуль была неизбежным результатом, но не самоцелью. Когда дело доходило до массового уничтожения, вроде бессмысленных боен в последние часы войны, в распоряжении эсэсовцев все еще имелись более эффективные средства[3257]. Но как бы то ни было, эти транспорты апреля и начала мая 1945 года оказались смертельными для десятков тысяч людей, умерших на дорогах Германии, в поездах и на судах, включая и убитых солдатами армий-освободительниц. Возможно, это была самая трагическая глава в истории последних эвакуаций[3258].
Все больше заключенных погибали от «дружественного огня», когда в 1944 году участились налеты англо-американской авиации, бомбившей немецкие заводы, на которых эксплуатировался рабский труд заключенных концлагерей. Один из самых смертоносных авианалетов состоялся 24 августа 1944 года, когда американские самолеты совершили рейд на оружейные мастерские Бухенвальда. При этом погибло почти 400 заключенных, в том числе и бывший председатель фракции СДПГ в рейхстаге Рудольф Брейтшейд. Погибли и эсэсовцы – более ста человек, – а также члены их семей. Герхард Маурер, фактически возглавлявший отдел D, потерял жену и троих детей, когда бомба попала в бомбоубежище[3259]. Бомбили и другие главные лагеря, а также отдельные филиалы[3260].
|
|
|
Отношение заключенных к этим авианалетам было неоднозначным. Они радовались тому, что гибнут их мучители-эсэсовцы, что господство их будущих освободителей в воздухе приближает конец войны, и в то же время они понимали, что потенциальные освободители могут убить и их, поскольку бомбы не отличают преступников от жертв. Когда в октябре 1944 года заключенные Дахау, работавшие на метизном заводе, попали под град бомб, они подумали, «что это конец для всех нас», как записал в тайном дневнике вскоре после налета Эдгар Купфер, лежа в лазарете со сломанной ногой[3261].
|
|
|
Угроза для жизни заключенных с воздуха усилилась в первые месяцы 1945 года, когда англо-американские бомбардировщики сбросили рекордное количество бомб, а истребители с бреющего полета обстреливали и военных, и гражданских. Среди их целей был и пресловутый кирпичный завод в Ораниенбурге, который 10 апреля 1945 года сровняли с землей, похоронив в его развалинах сотни заключенных. Состоявшийся несколькими днями ранее авианалет на Нордхаузен унес еще больше жизней – в «зоне смерти» Бельке погибло 1300 человек[3262]. Еще больше жертв было в окрестностях лагеря. Особенно уязвимы были эвакуационные эшелоны. Вечером 8 апреля 1945 года, например, при налете американской авиации на товарную станцию в Целле частично разбомбили длинный железнодорожный состав из Нойенгамме и Бухенвальда, в котором находилось почти 3500 заключенных. Несколько сот человек было убито, большое количество узников получило тяжелые ранения[3263].
Однако крупнейшая катастрофа произошла в самом конце войны, 3 мая 1945 года. Во время британского авианалета на немецкие корабли вблизи Киля и Любека несколько бомб попали в стоявшие в бухте Нойштадта грузовые суда «Тильбек» и «Кап Аркона». Срочное предупреждение от Швейцарского Красного Креста, что на них находятся заключенные, англичане получили с опозданием. Узники, выжившие после взрывов и пожаров на борту, умерли от переохлаждения или утонули, некоторых расстреляли английские истребители. «Я успел немного отплыть, – вспоминал позднее Анатолий Куликов, – но мои силы были на исходе». Его спасли товарищи, втащив в спасательную шлюпку, – кто-то из 500 счастливчиков, переживших эту, быть может, крупнейшую в истории военно-морскую катастрофу, жертвами которой стали более 7 тысяч человек[3264].
|
|
|
Простые немцы
Во второй половине дня 26 апреля 1945 года в сонной деревушке Оберлиндхарт, затерянной в горах Нижней Баварии, появились заключенные концлагеря. Жившая на ферме брата 52-летняя домохозяйка Зента Шмазль была дома одна, когда заметила колонну, состоявшую примерно из 300 заключенных, медленно тянувшуюся по улице в сопровождении нескольких десятков эсэсовцев. Взвинченный начальник конвоя колонны, краснолицый пожилой эсэсовец, сказал Зенте Шмазль, что они заночуют на ферме. После чего потребовал постель для женщины, которую представил как жену, и еду для подчиненных, по-хозяйски расположившихся на кухне. Шмазль видела, как охранники избили заключенных, осмелившихся попросить у нее еду. Избили они и жившего в деревне француза-поденщика за то, что тот дал заключенным воды. Все-таки раздав заключенным по несколько картофелин, эсэсовцы заперли их в сарае, однако ненадолго. Когда после полуночи по соседству прогрохотал взрыв, эсэсовцы в панике выгнали узников на улицу. Незадолго до ухода колонны Зента Шмазль услышала звук выстрелов, донесшихся из сарая. Через минуту появился эсэсовец, который велел ей избавиться от трех трупов, лежавших в сарае. Остальные заключенные пошли дальше и скрылись в ночной темноте[3265].
|
|
|
Это колонна была частью «марша смерти» более чем из 3 тысяч заключенных, преимущественно евреев из «малого лагеря», который 7 апреля вышел из Бухенвальда и разделился на несколько групп. Оберлиндхарт был лишь одним из бесчисленных мест преступлений, в данном случае на пути колонны в Дахау[3266]. Весной 1945 года похожие сцены происходили по всей Германии. На улицах, площадях, железнодорожных станциях местные жители столкнулись со смертями эвакуируемых заключенных. Они видели избиения, слышали выстрелы, вдыхали запах смерти. Эсэсовские зверства стали сильнее бросаться в глаза еще с конца 1943 года, когда по всей стране начали расползаться филиалы концлагерей, теперь же, когда заключенные появились даже в таких медвежьих углах, как Оберлиндхарт, они выплеснулись на поверхность окончательно[3267].
Реакция простых немцев, как и прежде, была разной. У кого-то увиденное вызывало потрясение, и отдельные свидетели даже много месяцев спустя теряли самообладание и не могли давать показаний[3268]. Иногда местные жители оставляли еду и питье на обочине или протягивали их заключенным[3269]. Кто-то помогал беглецам. При транспортировках происходило немало побегов, когда, пользуясь хаосом, самые отчаянные заключенные покидали колонны и убегали[3270]. Нередко заключенных спасало то, что одежда на них была гражданская, поскольку запас арестантских роб подошел в ВФХА к концу еще несколько месяцев назад[3271]. Для успешного побега часто требовалось, чтобы местные закрыли на все глаза или предоставили беглецам укрытие[3272]. Единственный раз за всю историю эсэсовских лагерей, 28 апреля 1945 года, около 15 сбежавших заключенных присоединились к восстанию местного гражданского населения в городе Дахау, месте, где и зародилась система нацистских концлагерей. Небольшая группа мятежников, решившая без кровопролития сдать город американцам, захватила ратушу. Вскоре эсэсовцы окружили здание, и, хотя большей части восставших удалось убежать, шесть человек были убиты[3273].
Однако молчание встречалось чаще, чем поддержка населения. Молчаливое большинство, стоявшее в стороне или отворачивавшееся, когда мимо них гнали колонны заключенных, существенно преобладало над немногочисленными помощниками. Как мы уже видели, за подобной пассивностью скрывались разные эмоции – любопытство, безразличие и смирение[3274]. Но в первую очередь – страх. Страх перед эсэсовцами, угрожавшими местным жителям за помощь заключенным расправой и иногда подкреплявшими свои слова делом[3275]. Это был страх вины в соучастии, поскольку, когда войска союзников были уже совсем близко, гражданское население не хотело иметь ничего общего с преступлениями эсэсовцев. Так, когда в одной из деревень близ Оберлиндхарта охранник отволок в сторону изможденного узника, местная жительница начала умолять не расстреливать его возле ее дома[3276]. И наконец, был страх перед заключенными. В стране глубоко укоренилось представление о том, что заключенные концентрационных лагерей – опасные преступники, и многие местные жители, когда мимо гнали заключенных, открыто выражали отвращение, выкрикивая: «Изменники!», «Бандиты!» и «Негодяи!»[3277]. Эсэсовцы эти настроения всячески поддерживали, напоминая местным: «Это преступники»[3278]. Страх иногда принимал форму паранойи и паники с апокалиптическими видениями беглых преступников, якобы нападавших на беззащитных мирных граждан. На деле беглые заключенные старались никому не попадаться на глаза. Но это не останавливало слухи об ордах беглых преступников и байки о бандах мародерствующих иностранных рабочих. Местные власти и средства массовой информации распространяли истеричные предупреждения, подпитывавшие многочисленные недостоверные рассказы о грабежах, изнасилованиях и убийствах, особенно после эвакуации Бухенвальда[3279]. Пожилые активисты из ландштурма, подростки из гитлерюгенда, мелкие партийные функционеры и просто сильные мужчины из числа местных жителей доносили властям о беглых заключенных и принимали участие в полицейских облавах. Это была типичная картина последних дней Третьего рейха[3280].
Среди их жертв были узники, сбежавшие из эшелона в Целле накануне налета американской авиации 8 апреля 1945 года. На следующее утро немецкие солдаты, полицейские и отряды СС прочесали соседние сады и леса, где спряталась большая часть бежавших узников, порой расстреливая их в упор. Участвовали в этом и местные жители. Этой кровавой бойней руководил командир местного военного гарнизона, заявивший, что заключенные «грабят и убивают мирных граждан» во всей округе. Всего в окрестностях Целле было убито примерно 170 заключенных[3281]. Во многих других городах и деревнях Германии беглых заключенных убивали при содействии местных жителей. Это была настоящая «кровавая баня», написал свидетель подобного преследования, потрясенный вспышкой ярости, охватившей некоторых из его соседей, расстреливавших людей, прятавшихся в подвалах, сараях и овинах[3282].
Некоторые местные жители участвовали в убийствах узников, находившихся под контролем эсэсовцев. Подобный случай произошел 13 апреля 1945 года в Гарделегене, небольшом городке, расположенном в 45 километрах к северу от Магдебурга. Туда прибыло несколько колонн заключенных. Эта местность была уже полностью окружена американскими солдатами. Утверждая, что пленники представляют смертельную опасность для местных жителей, молодой фанатичный функционер нацистской партии призвал к массовым убийствам. Его поддержали другие местные жители, подстегнутые историями о произволе, творимом беглыми заключенными. Днем 13 апреля узников выгнали из армейских казарм в центре города и заперли в отдельно стоящем кирпичном сарае. Убийцы – разношерстная свора эсэсовцев, парашютистов и других – факелами и огнеметами подожгли пропитанную бензином солому и закидали заключенных гранатами. Вскоре сарай охватило пламя. «Крики и стоны сжигаемых заживо людей раздавались все громче», – вспоминал позднее польский заключенный Станислав Маевич, один из 25 оставшихся в живых лагерников. Пытавшихся бежать расстреливали из пулеметов. 15 апреля, когда в город вошли американские войска, они обнаружили около тысячи обгоревших тел[3283].
Новость об этом злодеянии быстро распространилась в американской прессе, и Гарделеген стал символом военных преступлений нацистов. Однако этот случай представлял собой скорее исключение, а не правило. Лишь немногие представители местных властей были склонны к массовым убийствам, как их коллеги из Гарделегена. Всего в 30 километрах от этого города, например, другой функционер НСДАП в своей деревне защитил колонну из 500 заключенных. И даже в Гарделегене лишь горстка горожан активно участвовала в убийстве заключенных. Многие другие немцы в разных городах и деревнях не испытывали желания участвовать в проигранном деле[3284].
Концентрационные лагеря и их заключенные всегда вызывали у рядовых немцев самые разные чувства. Общественное мнение никогда не было едино, ни в начале существования Третьего рейха, ни в конце. Все возможные реакции проявились даже в такой маленькой деревушке, как Оберлиндхарт. Большинство местных жителей безмолвно наблюдали за тем, как 26 апреля 1945 года к ним вошла колонна узников Бухенвальда. Несколько человек призывали к массовым убийствам. Другие, в том числе и деревенский староста, позднее приютили беглецов. Местная драма не закончилась даже после ухода колонны. Несколько особо ретивых местных жителей выдали беглецов, спрятавшихся в сарае семьи Шмальзль. Однако дальше произошло нечто совершенно неожиданное: схваченных беглецов, взмолившихся о пощаде, пожалел местный полицейский и отвел на другую ферму, где они прятались до прихода на следующий день американских солдат. Они стали наконец свободными[3285].
Конец
В начале мая 1945 года даже самые узколобые нацистские фанатики понимали, что игра проиграна. Третий рейх лежал в руинах, и многие карьерные эсэсовцы, вроде Рудольфа Хёсса, чувствовали, что «с уходом фюрера рухнет и наш мир». Последней надеждой был Генрих Гиммлер. Когда 3–4 мая 1945 года Хёсс и другие высокопоставленные эсэсовцы готовились ко встрече с рейхсфюрером СС в Фленсбурге, они, скорее всего, надеялись услышать последний боевой клич. Предложит ли Гиммлер им новое фантастическое видение лучезарного будущего? Или прикажет погибнуть, сгорев в огне славы? Но никакой последней линии обороны не было. Гиммлер, уже освобожденный к этому времени Дёницем от всех должностей, с улыбкой объявил, что для руководства концентрационных лагерей у него больше нет указаний. Прежде чем отпустить подчиненных, он, обменявшись с ними рукопожатиями, отдал последний приказ: всем эсэсовцам обзавестись новыми документами и спрятаться, что намеревался сделать и он сам[3286].
После разгрома Германии вожди СС последовали приказу Гиммлера. Несколько офицеров из отдела D переоделись в военно-морскую форму и раздобыли фальшивые документы. Герхард Маурер стал Паулем Керром. Рудольф Хёсс превратился во Франца Ланга. Переодевшись, Хёсс и Маурер вместе с несколькими другими деятелями ВФХА нашли работу на фермах на севере Германии и поначалу избежали плена. Их бывший начальник Рихард Глюкс, избравший себе веселый псевдоним Зонненманн («Солнечный человек»), за крестьянина сойти не надеялся. Глюкс превратился в тень того корпулентного малого, которым был шесть лет назад, когда возглавил систему концлагерей СС. Постепенная утрата им власти, наглядно проявившаяся во все более редких встречах с Освальдом Полем, сопровождалась заметной физической деградацией. Много пивший и злоупотреблявший успокоительными средствами, он, по слухам, потерял рассудок и доживал в военном госпитале в Фленсбурге, будучи скорее мертв, чем жив. 10 мая 1945 года, сразу после капитуляции Германии, Рихард Глюкс покончил с собой, раскусив ампулу с цианистым калием[3287].
Смерть Глюкса стала лишь каплей в целой волне самоубийств, прокатившейся по Германии весной 1945 года. Нацистская пропаганда всячески превозносила самоубийства как высшее самопожертвование. На деле свести счеты с жизнью бывших нацистских бонз заставили главным образом страх и отчаяние[3288]. Тон задал Генрих Гиммлер, покончивший с собой 23 мая 1945 года в британском плену, через два дня после ареста. Его примеру последовали Энно Лолинг и последний комендант Дахау Эдуард Вейтер[3289]. Большинство самоубийц были несгибаемыми ветеранами СС. Правда, некоторые из них испытывали по отношению к концлагерной системе противоречивые чувства. Таков был Ганс Дельмотт, молодой врач, у которого во время его первой селекции в Освенциме случился нервный срыв[3290]. Несколько чинов лагерных СС, подобно Гиммлеру и Глюксу, покончили с собой, воспользовались цианистым калием, специально для этого испытанным несколько месяцев назад в Заксенхаузене в ходе смертельных экспериментов над заключенными. Другие, наподобие коменданта Гросс-Розена Артура Рёдля, ушли из жизни драматичнее: человек с давней склонностью к рукоприкладству, Рёдль избрал более кровавую смерть, подорвав себя гранатой[3291].
Однако большинство офицеров концлагерной охраны хотели Третий рейх пережить. Они, вполне вероятно, могли говорить о героическом самопожертвовании в духе японских камикадзе, но в конечном итоге всеми силами пытались спасти собственную шкуру[3292]. Так же поступила и основная масса лагерных охранников. В оставшихся лагерях, которые в последние дни существования рейха продолжали функционировать, они заняли позицию невмешательства, строя планы бегства от наступающего противника. И когда подходящий момент настал, они переоделись в штатское и быстро скрылись[3293]. Аналогичным образом попытались избежать плена охранники, сопровождавшие последние транспорты смерти. Если у них не оказывалось под рукой гражданской одежды, они натягивали арестантские робы[3294].
Прежде чем сбежать, эсэсовцы, охранявшие колонны заключенных, должны были решить их судьбу. Кто-то выбирал убийство. Например, ранним утром 3 мая 1945 года, когда колонна бухенвальдского «марша смерти» подошла к небольшому лесу у баварского города Траунштайна, эсэсовцы приказали заключенным построиться и открыли огонь, убив 58 человек. Затем охранники «бросили оружие и быстро сбежали», свидетельствовал единственный выживший, получивший ранения и лежавший под телами двух погибших товарищей[3295]. В других местах эсэсовцы, думая лишь о том, как сохранить свои жизни, скрывались во время привалов или с наступлением ночи[3296]. Утром 2 мая 1945 года, когда оставшиеся в живых узники заксенхаузенского «марша смерти» проснулись на лесной поляне за околицей небольшой деревни близ Шверина, они удивились увиденной картине. Ни одного охранника рядом не было. Все они куда-то исчезли. «Мы не могли этого осознать, не могли поверить собственным глазам», – вспоминал после войны австрийский еврей Вальтер Симони[3297]. Но брошенные эсэсовцами заключенные еще не были в полной безопасности. Они были «свободными, но пока не освобожденными», как выразился позднее один из выживших заключенных. Для них оставалась опасность пасть жертвой нацистских фанатиков. Потрясенные, плохо стоявшие на ногах от голода и болезней заключенные тем не менее, уже без всякой охраны, двинулись дальше[3298]. Лишь приход союзников положил конец транспортам смерти. Мы никогда не узнаем точного числа заключенных, освобожденных в апреле и начале мая 1945 года в немецких городах и селах, в поездах, в лесах и на открытых дорогах, но их общее количество, вероятнее всего, превышает 100 тысяч человек[3299].
Еще большему числу мужчин, женщин и детей посчастливилось живыми встретить освободителей на территории лагерей. В последние пять недель существования Третьего рейха войска стран антигитлеровской коалиции освободили 160 тысяч человек в главных нацистских лагерях – Бухенвальде, Берген-Бельзене, Дахау и Маутхаузене-Гузене. Кроме того, более чем в ста лагерях-филиалах освободители обнаружили еще примерно 90 тысяч человек, иногда уже после официальной капитуляции Германии. Большая часть освобожденных концлагерных отделений были относительно невелики. В них содержалось менее тысячи заключенных. Но были среди них и огромные, как Эбензе, где 6 мая 1945 года американские войска обнаружили около 16 тысяч переживших лагерный ад узников. В их числе был и доктор Миклош Нисли, которого в январе 1945 года депортировали туда из Освенцима, и давний обитатель лагеря чешский переводчик Драгомир Барта. Когда первые американские солдаты появились в Эбензе, Барта записал в дневнике, что их встречали «с неописуемой радостью и восторгом»[3300].
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 294; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!