ПИСЬМА БЛИЗКИМ И ПАСТВЕ С СОЛОВКОВ



Nbsp;  

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ИОАНН СТЕБЛИН-КАМЕНСКИЙ

«НЕ ОТХОДИТЕ ОТ КРЕСТА»

ПИСЬМА С СОЛОВКОВ БЛИЗКИМ И ПАСТВЕ

 

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА ИОАННА СТЕБЛИН-КАМЕНСКОГО (1887-1930)

 

Священномученик Иоанн родился 26 октября 1887 го­да в Санкт-Петербурге. Отец его, Георгий Георгиевич Стеблин-Каменский, был директором канцелярии Морского Министерства, а в последние годы перед революцией — сенатором по департаментам герольдики и судебному Правительствующего Сената. Кро­ме того, он был председателем Российского обще­ства морского права. Дед Ивана, Георгий Павлович Стеблин-Каменский, в последние годы своей жизни был виленским губернатором в чине тайного советни­ка. В это время он приобрел имение Биюцишки в Ви­ленском уезде, где прошло детство Ивана. Здесь в име­нии была погребена его мать, Ольга Александровна, дочь вице-адмирала Александра Павловича Жандра, умершая 17 августа 1902 года.

Первоначальное образование Иван получил дома. Ольга Александровна оказала огромное влияние на него и на двух его сестер, Ольгу и Елизавету, - это были благочестивые девицы строгой и праведной жизни; они умерли в 1981 году в городе Кашине Тверской области. С детства мальчик чувствовал тепло материнской люб­ви и силу ее благословения. «Ты ведь мой?» - говори­ла мама, и это было для него самой дорогой лаской. Но она умерла рано, когда Ивану исполнилось четырнад­цать лет. Глядя на мать и переживая ее потерю в день ее смерти, он чувствовал, как два понимания совершивше­гося захватывают его целиком: первое - это острая боль от безвозвратной потери того, что было самым ярким, самым теплым в золотые дни детства, и второе — что дальнейшая его жизнь без матери будет свидетельство­вать о том, какое движение души она в нем развила. Ему тогда казалось, что каждый дурной поступок его после­дующей жизни явится оскорблением ее светлой памяти и нарушением обязательств по отношению к ней.

После смерти матери Иван окончил четыре клас­са гимназии и, в соответствии с семейной традицией, выбрал службу на флоте, поступив в Морской кадет­ский корпус, который окончил в 1908 году со званием корабельного гардемарина. При окончании Морского кадетского корпуса Иван Георгиевич был награжден пре­мией имени адмирала Нахимова. В1908 году он получил назначение на крейсер «Богатырь» и в 1908-1909 годах находился в заграничном плавании. В1909 году он был

 

 

произведен в мичмана, переведен в 1-й Балтийский флотский экипаж и назначен в дивизион испытываю­щихся миноносцев. В1909-1910 годах Иван Георгиевич исполнял должность ротного командира на крейсере «Адмирал Макаров». В 1911 году он был награжден итальянской серебряной медалью за оказание помощи пострадавшим во время бывшего в 1908 году землетря­сения в Сицилии и Калабрии. В1912 году Иван Георгие­вич был произведен в лейтенанты. В 1914 и 1915 годах он был награжден орденами Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом и Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом. В июне 1917 года Иван Георгиевич, уволился из флота по состоянию здоровья.

Летом 1918 года он стал работать в научной экспеди­ции, обследовавшей невские отмели. В1919-1921 годах Иван Георгиевич по мобилизации служил помощником директора маяков Балтийского флота и одновременно исполнял должность псаломщика в Свято-Троицком храме в Петрограде. В это время он бесповоротно ре­шил стать священнослужителем, отдать всего себя и всю свою жизнь на служение Богу, стать воином Хри­стовым. Благодатная поддержка, которую он ощутил, когда принял это решение, дала ясно почувствовать, что Господь его призывает и не оставит его в земных испытаниях.

Воспитанный в христианской семье, основой жиз­ни которой было следование заповеданным Христом нравственным принципам, военный офицер, обучен­ный послушанию флотскому уставу, он был чужд дву­смысленности и лукавства. В бескомпромиссности жизни во Христе, твердом следовании за Христом было что-то сродное и близкое жизни боевого мор­ского офицера. Но воин земного отечества рискует и напрягается только в период военных учений и бое­вых действий, а воин Христов рискует и напрягается ежеминутно, и в особенности если судил ему Господь жить во времена гонений. Готовясь к принятию сана священника, Иван Георгиевич готовился и к испы­таниям. Не только утешительным, но и скорбным и горьким оказывался в то время путь священнослу­жителя, где его ждали зачастую узы тюремные. Отец

 

 

Иоанн вспоминал впоследствии о своем заключении как о времени, когда наиболее ясно ощущалось при­сутствие Божие.

Приняв решение стать священником, всецело вру­чив себя воле Господней, он поехал на могилу матери в принадлежавшее им когда-то имение неподалеку от Вильны. Прикладываясь к земле, он почувствовал, что в душу нисходят мир и покой, и ему сделалось тепло, как в детстве, как будто ощутилось, что мать снова благословляет его. По возвращении в Петро­град Иван Георгиевич был в 1920 году рукоположен в сан диакона.

 

 

В 1921 году отец Иоанн был впервые арестован ЧК, но после непродолжительного заключения освобож­ден. Летом 1923 года он был рукоположен в сан священ­ника ко храму Святой Троицы на Стремянной улице, а вскоре назначен настоятелем этого храма и возведен в сан протоиерея. Новое служение целиком захватило его. Пастве он отдавал все свое время и силы.

2 февраля 1924 года власти арестовали священни­ка. В это время происходило массовое возвращение храмов из обновленчества в патриаршую Церковь. Активизировалась жизнь приходов, и организовы­вались братства.

 

 

Чтобы положить этому конец, ОГПУ стало все силь­нее вмешиваться в церковную жизнь; в Петрограде было арестовано около сорока человек духовенства и мирян. Отца Иоанна обвинили в том, что он объединил вокруг себя православных и они стали собираться не только в храме, но и в квартирах, где читались акафи­сты, Священное Писание и священник объяснял одну или две главы из апостольских посланий. Вызванный на допрос, отец Иоанн сказал, что служил в квартирах некоторых своих прихожан молебны, после которых гости пили чай, а ожидая пока подадут, вели беседы на религиозные темы. Этого для властей оказалось

 

 

достаточно: 26 сентября 1924 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Иоанна к трем годам заключения в Соловецкий концлагерь. Всего по тому делу к заключению в концлагерь было приговоре­но тридцать пять человек - духовенства и мирян.

В Соловецком концлагере отец Иоанн держался независимо, всегда ходил в священнической одежде и посещал церковные службы, доколе это позволялось; они были большим утешением в суровых условиях ла­герной жизни. Отец Иоанн писал из Соловецкого лаге­ря письма, адресуя их своему отцу, сестрам и духов­ным детям.

 

 

К концу срока заключения становилось все очевид­нее, что власти не разрешат отцу Иоанну жить в Петро­граде и духовным детям придется смириться с продол­жением разлуки. Так и случилось: его отправили в адми­нистративную ссылку в город Воронеж, куда он прибыл в ноябре 1927 года. Здесь он получил место священника в Алексеевской церкви бывшего Девичьего монастыря, а через некоторое время был назначен ее настоятелем и одним из благочинных епархии. Благодаря его уси­лиям и активной поддержке, воронежскими прихожа­нами постоянно собирались и пересылались средства в Соловецкий концлагерь Воронежскому архиепископу

 

 

Петру (Звереву) и другим находящимся в заключении православным. Одна из свидетельниц на следствии поз­же показывала об отце Иоанне: «Священник Иван Георги­евич Стеблин-Каменский, проживая в рабочем поселке, среди верующих пользовался громадным авторитетом, поэтому у него всегда на квартире и вообще, где он бы­вал, собиралось много верующих. Все бывшие "зверевцы" группировались около священника Каменского».

В 1928 году безбожные власти стали организовы­вать очередное гонение на Церковь, в результате ко­торого должны были быть окончательно закрыты все монастыри и многие приходские храмы. Повсюду по

 

 

инициативе властей устраивались собрания рабочих, требующих закрытия церквей, усилилась пропаганда против веры и Церкви. 2 сентября 1928 года в рабочем поселке, в котором находился Девичий монастырь, уже наполовину занятый безбожниками, состоялось собрание жителей поселка. Всего на территории мо­настыря было устроено 275 квартир, в которых людей неверующих, а также остававшихся в кельях монахинь проживало 872 человека. На собрании присутствова­ло 217 человек, и 100 человек было приглашено со сто­роны, так как даже и в таких условиях безбожники не были уверены, что им удастся закрыть церковь. Один

 

 

из выступивших сразу указал на то, что почитатели и последователи арестованного архиепископа Петра (Зверева) начали религиозную деятельность: «...Зверевщина опять подняла голову, гнездо ее полностью не было уничтожено, нужно их уничтожить через ГПУ».

Выступавшие говорили: «До сих пор еще многие не знают рабочего поселка, а знают Девичий монастырь, и действительно, рабочие живут в стенах монастыря. В прессе часто встречаются сообщения о закрытии мо­настырей, церквей и тому подобного и об использо­вании их помещений под жилье и рабочие клубы. 500 рабочих должны жить сами и воспитывать своих детей в культурных условиях, а мы видим, что антисоветские элементы здесь в монастыре берут под свое влияние подрастающее поколение...»

«...Или рабочий поселок или монастырь: если до­рога нам советская власть, нам нужно бороться с контр­революцией. В монастыре имеется поп, ставленник Зверева. Зверевщина погубила и некоторых из наших товарищей рабочих. Есть и сейчас помогающие зверевщине. Со зверевщиной нужно покончить».

«В 31-й келье живет поп Иоанн, ставленник Зве­рева. Я живу в келье № 89 и вижу, как этого попа по­сещают жены контрреволюционеров Нечаева и Пуш­кина (бывший ктитор Терновой церкви). Монашки учат детей рабочих подходить к этому священнику за благословением...»

«Всем уже ясно, что музыка колоколов - это музы­ка контрреволюции. До тех пор, пока будет существо­вать здесь контрреволюционное гнездо, рабочего по­селка фактически существовать не будет...»

«Монашки мешают культурному развитию под­растающего поколения и завоевывают сочувствие жи­телей не только в стенах монастыря, но и далеко за его стенами...»

8 сентября 1928 года в Воронежской газете «Ком­муна» была опубликована статья «Новодевицкий мо­настырь - под рабочие квартиры. Церковь - под клуб».

В статье, в частности, говорилось: «…Всюду вынесены резолюции, в которых рабочие всецело присоединяют­ся к требованиям населения поселка и со своей сторо­ны настаивают на скорейшем выселении всех бывших монашек, а также закрытии церкви в черте поселка и оборудовании в ней клуба или школы. Выступавшие в прениях рабочие выражали удивление по поводу того, что до сих пор с монашками "церемонились". Указывалось также на необходимость решительной борьбы с контрреволюционными выходками "чер­ничек" и их верховода - "отца Иоанна", ставленника Петра Зверева».

По публикациям в безбожной прессе, где прямо требовали ареста отца Иоанна, становилось ясно, что этот арест неизбежен, причем безбожники вос­пользуются любым, даже самым незначительным поводом.

4 марта 1929 года помощник начальника мили­ции отправил в ОГПУ сообщение: «По имеющим­ся непроверенным сведениям в доме № 4 по Вве­денской улице проживающий там священник Иван, ставленник архиерея Зверева, ведет ожесточенную агитацию против советской власти, и вообще в этом доме замечается какая-то группировка, о чем сооб­щается для сведения».

В пять часов утра 1 мая 1929 года, когда безбожни­ки пришли ломать крест на куполе храма, скончалась игумения Девичьего монастыря. Это совпадение пору­гания храма со смертью игумении настолько поразило верующих, что об этом долго говорили в городе. Впо­следствии власти обвинили отца Иоанна в том, будто он утверждал, что ее смерть явилась результатом го­нений на Церковь. 4 мая состоялись похороны игуме­нии. Отец Иоанн сам отпевал игумению в ее квартире в монастыре, превращенном безбожниками в рабочий поселок, откуда в сопровождении многих молящихся со служением по пути литий все прошли на Терновое кладбище. После погребения отец Иоанн всех благо­словил, посоветовав оставшимся монахиням и прихо­жанам монастыря держаться вместе.

19 мая 1929 года отец Иоанн был арестован и 21 мая допрошен. На вопросы следователя священник отвечал с большим достоинством, стараясь ни в чем не уронить свой сан. Он добился разрешения собственноручно за­писать свой ответ. «Я по отношению к советской власти лоялен, — писал отец Иоанн, — но не сочувствую ме­роприятиям, направленным против религии. Считаю неправильным обучение детей в школах в противорелигиозном направлении и тому подобное. Поскольку я другого оружия не знаю, кроме креста, то как в про­шлое время, так и в настоящее я нахожу единственно правильным действовать на массы умиротворяюще. Осуждал всякое выступление против гражданских зако­нов. Для меня нет сомнения, что вера в распятого Хри­ста непобедима, что кажущееся торжество материализ­ма есть временное явление. С просьбой о молитве мне

подавали множество записок, так как я на память ни­каких просьб о молитве не принимал. Среди записок имеются такие, в которых просят о молитве за заклю­ченных и за заблудших. Под "заблудшими" я понимал отошедших от веры или хотя на словах и верующих, но живущих беззаконно. За все время своей служ­бы в бывшем Девичьем монастыре я неопустительно каждый праздник и каждое воскресенье, а иногда и на буднях говорил поучения чисто духовного характера или разъясняющие богослужения, отнюдь не касаясь ни гражданской власти, ни необходимости запасаться теми или иными продуктами. После смерти игумении ни лично, ни через кого-либо другого никаких слухов по городу не распускал. Что смерть игумении, после­довавшая во время снятия креста с церкви бывшего Девичьего монастыря, вызвана этим снятием, не мог говорить, так как ее поразил, если не ошибаюсь, тре­тий по счету удар за два дня до смерти, и с тех пор она не приходила в сознание, так что я даже не мог ее при­частить перед смертью. Еще менее я виновен в том, что когда-либо побуждал называть себя или сам называл себя истинным пастырем, в исключительном смысле призванным спасать верующих от темных сил адовых большевизма, но не отрекаюсь оттого, что считаю себя одним из верных пастырей Христовой Церкви, обязан­ных словом, житием, духом, верою и чистотою быть образцом для верных и ограждать их от тьмы неверия, и исповедую, что по вере моей не только материализм, но и сами "врата адовы" не одолеют Церкви Христо­вой. С могилы игумении я ушел до ее закрытия, недей­ствительно благословлял подходивших ко мне, причем как умел утешал, но слов "не печальтесь, мы добьемся своего лучшего" не говорил».

29 мая власти снова допросили отца Иоанна. Услышав, в чем его обвиняют, священник ответил: «Виновным себя в предъявленном мне обвинении не признаю ни в малейшей степени. За все время своего пребывания в Воронеже как на духу, так и с амвона, и в частных беседах, не столько по страху наказания, сколько по своему миросозерцанию, всегда учил кро­тости, терпению и покорности гражданским законам. Никого около себя не группировал и, оставшись слу­чайно временно исполняющим должность епархиаль­ного благочинного, с марта сего года с духовенством епархии имел лишь официальные сношения справоч­ного характера. Распускать какие бы то ни было слухи считаю ниже своего достоинства как служителя духа. Обвинение в агитации о походе держав против совет­ской власти считаю явным показателем совершенно неверной осведомленности ГПУ о моей личности, так как подобная неразумная деятельность совершенно не соответствует ни направлению моих мыслей, ни харак­теру моих отношений чисто духовно-назидательных к верующим. Слов, приписываемых мне 16 февраля се­го года: "граждане, хлебных запасов нет, грозит голод, запасайтесь кто может", я также не говорил, и они также мало соответствуют моей деятельности. Никакой агита­ции в связи со смертью игумении не вел. Темные силы адовы, по пониманию Церкви и учению апостольскому, ничего общего с политическим устройством страны не имеют и действуют при всяком режиме (наша борьба не против плоти и крови, то есть не с людьми, но про­тив духов злобы поднебесных). Лицам, приходившим ко мне и вопрошавшим о вступлении в кооперацию, колхозы, коммуны и тому подобном участии в новом устройстве сельского хозяйства, всегда отвечал в том духе, что если при этом... не требуется отказа от веры, то, разумеется, в подобном участии греха быть не мо­жет... Лицам, приходившим ко мне из разных мест за помощью от разных болезней, я всегда советовал об­ращаться к врачам, ссылаясь на Священное Писание. Вместе с тем советовал им и причаститься и не отказы­вал в своей молитве».

4 июля 1929 года следователи составили обвини­тельное заключение, в котором говорилось, что свя­щенник занимался деятельностью, подрывающей ав­торитет и мощь советской власти.

16 августа 1929 года постановлением Особого Со­вещания при Коллегии ОГПУ отец Иоанн был пригово­рен к заключению в Соловецкий концлагерь сроком на три года.

Из Воронежской тюрьмы отец Иоанн писал своим духовным детям: «Ведает "Седяй одесную Отца" скорбь разлуки пастыря со своей любимой паствой. Ведает

 

 

 

"Пастырь Добрый", с какой скорбной силой вырыва­ется в минуту разлуки молитвенное воззвание: "Отче Святый, соблюди их во имя Твое". Ведает Сердцеве­дец, что делается и в моем сердце при разлуке с вами, возлюбленные во Христе сироты... Ныне хочется мне в последний раз со слезами просить вас: не унывайте никогда, не сомневайтесь в непрестающей любви к вам Начальника Жизни. Помните, что терпеливым перене­сением скорбей мы как бы идем навстречу Сошедшему к нам с небес и крест нас ради Претерпевшему: открой­те Ему ваши сердца, чтобы Он вошел в них, чтобы Он вечерял с вами и вы с Ним. Терпите до конца...»

 

 

По прибытии в Соловки отец Иоанн был определен во 2-е отделение концлагеря. Зимой 1930 года отсюда он писал в Воронеж одному из прихожан:

«...В Воронеже вообще меня ценили не по заслу­гам. Я часто себя чувствовал "золушкой" в золотой ка­рете. Кому как не мне известно, что я действительно знаю, что я действительно читал, как я действительно трудился, как я в действительности сам по себе заслу­живаю того, что мне воздавали как служителю Вседер­жителя. Сам по себе я действительно золушка, но си­лою Божиею я действительно, как это мне самому ни удивительно, имею не только одежду, но и внутренний облик служителя Духа. Дорожа этой незаслуженной ко мне милостью свыше, я понимал всю ответственность, с нею связанную, считался с нею по мере сил и постоян­но жил в известном напряжении...

У нас до сих пор не было настоящих морозов, и, строго говоря, хорошенького санного пути еще тоже нет. Однако я милостью Божиею здоров, по крайней мере все члены действуют без отказа и без боли. В этом отношении мне гораздо лучше, чем в прошлом году. Но все же скоро уже наступит зима и, думаю, с боль­шими морозами, так как средняя температура года почти неизменна. Хорошо, у кого есть запас топлива и теплая одежда. Для него зимняя стужа лучше теплой осени. Я лично, как всё имею, боюсь холодов лишь за других. Во всяком случае, уже конец января, и через два месяца дело пойдет к теплу.

Я здесь живу не совсем так, как Вы себе представ­ляете... Моя работа протекает хорошо знакомым мне руслом, но не тем, которого ищет моя душа. Ну что ж, видимое внешнее есть образ невидимого внутренне­го. Бывает и для души зима, которую мы должны уметь переживать. Любовь близких людей, как солнечные лучи, несет сердечное тепло через огромные простран­ства, не только не теряя своей силы, но, наоборот, да­вая эффект тепла, только достигнув объекта действия. Всё, что я имею, всё, что я получаю, так много мне гово­рит о любви близких, что мое сердце согрето на многие годы, хотя бы зима души продолжалась без перерыва.

...Меня страшит не крестный путь, а, наоборот, когда мне живется слишком хорошо; я все боюсь, уж не свер­нул ли я стесного пути, ведущего кЖизни, и не попал ли на широкую дорогу, заманчивую лишь до времени...»

На этот раз пребывание отца Иоанна в Соловец­ком концлагере было недолгим. Начальник б-го от­деления СО ОГПУ Тучков в 1930 году развернул энер­гичную деятельность, направленную на уничтожение церковно-священнослужителей. 23 апреля 1930 года в Соловецкий концлагерь поступило распоряжение об аресте и отправке в Воронежское ОГПУ священни­ков Николая Дулова и Иоанна Стеблин-Каменского. В начале мая отец Иоанн был доставлен в Воронеж­скую тюрьму.

Первый допрос был 15 мая. Так как священник Николай Дулов согласился давать показания, нужные следствию, то следователю оставалось всего лишь до­казать наличие близкого знакомства между священ­никами. Отец Иоанн на вопросы следователя отвечал: «В бытность мою в Воронеже на свободе священник Дулов приезжал в Воронеж два раза; один раз на Тро­ицу (в начале июня) 28-го года, а второй раз в ноябре того же года. Оба раза мы виделись с ним в храме, при­чем первый раз он служил в соборе с причтом бывшего Девичьего монастыря, а второй раз лишь присутство­вал на службе. После первой службы я пригласил его со мной пообедать. Никаких совещаний священников с участием Дулова не устраивалось. Никаких брошюр священник Дулов мне не привозил; брошюра "Что дол­жен знать православный христианин" мне не знакома. Вообще я интересовался лишь мнениями авторитетных иерархов, а не безличными брошюрами».

20 мая священнику Иоанну Стеблин-Каменскому было предъявлено обвинение. Он обвинялся в том, что распространял церковно-монархические листов­ки и брошюры, распространял и разного рода антисо­ветские провокационные слухи и вел агитацию против всех мероприятий советской власти в области коллек­тивизации, индустриализации СССР, имея конечной целью подготовить верующую массу к выступлению против советской власти, свержению ее и восстанов­лению монархии. «В результате вышеизложенного во многих районах Центральной Черноземной области были массовые выступления населения против совет­ской власти и ее мероприятий.»

Ознакомившись с обвинительным заключением, отец Иоанн стал писать, что с обвинением не согласен, и объяснять почему, но дописать ему не дали. Однако священник потребовал, чтобы ему дали возможность ответить на предъявленное обвинение. Через два дня следователь разрешил ему написать объяснительную записку. Отец Иоанн написал: «В предъявленном мне обвинении виновным себя категорически не признаю. В монархической церковной организации я не со­стоял... Ко мне приезжали по церковным делам кре­стьяне, члены общин и духовенство и из ближних сел чернички... Никаких бесед организационных, полити­ческих я не вел ни с кем».

14 июля 1930 года отцу Иоанну было предъявлено постановление об окончании следствия. 23 июля об­винительное заключение было отправлено в Коллегию ОГПУ. 28 июля Коллегия рассмотрела «дело» и приго­ворила обвиняемых к расстрелу.

Прошли праздники преподобного Серафима Са­ровского и пророка Илии. Вечером 2 августа обвиняе­мым объявили приговор. Затем их погрузили в маши­ну, чтобы отвезти в окрестности Воронежа и учинить расправу. В десять часов вечера того же дня священник Иоанн Стеблин-Каменский и другие священники и ми­ряне были расстреляны.

Память о. Иоанна, помимо общецерковного празд­нования Собора новомучеников, отмечается в день его мученической кончины 2 августа (20 июля ст. ст.).

 

ПИСЬМА БЛИЗКИМ И ПАСТВЕ С СОЛОВКОВ

 

Христос раждается, славите!

Дорогие мои родные и во Христе любимые, радуй­тесь! Радуйтесь наступающему великому празднику, в зимнюю стужу вещающему о грядущей весне. Пусть еще крепнут морозы, пусть зимние вьюги закрыва­ют от наших глаз солнце — мы ведь знаем, что при­рода вершит свое дело и за февральскими морозами непременно выплывает весеннее солнышко. Пусть и в истории человечества еще царит нравственная стужа, пусть народы мятутся еще в безумном эгои­стическом стремлении к материальному личному благополучию, — дело Божественного строитель­ства совершается; Солнце Правды неуклонно согре­вает все то, что призвано к жизни; мир от земли неотъемлем, не тот мир, который не может устоять при первой брошенной кости, первом столкновении материальных интересов, а тот мир, которым напол­няется душа голодного человека, когда он поделится своим последним куском с чужим ему нищим. Этот мир непобедим потому, что это мир любви, а не согла­шения. Прежде бесплодное стремление лучших лю­дей утвердить свою волю к доброделанию с явлением на земле Бога Слова получает обильную благодатную помощь и благоволение в человеках, воплощается в жизнь. Но чтобы и нам исполниться праздничной радости, чтобы и нам поклониться родившемуся Солнцу Правды, вспомнив благовестие ангела, пой­дем мысленно в город Давидов, исполнимся настрое­нием псалмопевца, царя, пастуха и пророка.

Дорогие мои, неужели вы еще не научились еже­дневно читать слово Божие, неужели вы еще — не скажу не поняли, но не почувствовали, что этот духов­ный хлеб вам нужнее обыкновенного? Когда мне при­ходится читать положенные на каждый день отрыв­ки, я думаю о всех вас и о том, какую пользу, утешение и радость каждый из вас мог бы в них получить.

Всем сердцем поздравляю всех с праздником и молю Господа, чтобы, призрев на всех Его ищущих, Он Сам отряс бы их греховную скверну, известил бы их в вере, утвердил в надежде, совершил в любви и соде­ял бы их верными чадами Своей Святой Церкви. Пусть мои милые племянники, радуясь о дарованном им

Господом разуме и возможности получить образова­ние, не возносятся мыслями, но вспоминают Того, Кто, разумом уже в двенадцать лет превосходя ученых старцев пребывал в послушании у некнижного Иоси­фа, и учатся высшей премудрости — духовному сми­рению. Пусть начало высшей премудрости — страх Господень—ляжет в основу всей их деятельности.


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 319; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!