Предложения к программе социальных мер на 2006 год 8 страница
Это был еще тот удар, поскольку материальные ресурсы были изрядно истощены и ему грозил голод. Слава Богу, Владимиру не отказали в общежитии. Позже ему удалось выбить и крошечную стипендию - тридцать пять рублей. Да и мать обещала высылать тридцатку.
Вот на эти шестьдесят пять рублей в месяц он и жил пять лет учебы. Конечно, плохо питался, плохо одевался. Что можно купить на шестьдесят пять рублей? Нужно было платить за общежитие, покупать книги. И про ежедневное питание надо не забыть. Чего уж тут говорить о ресторанах или о чем-либо подобном. Это не для бедного провинциала из Алма-Аты.
Но зато Владимир с азартом накинулся на учебу. Ведь теперь его не мучили нелюбимыми им предметами. ИВЯ был стопроцентный гуманитарный вуз. Тут уже не было математики, физики, химии, биологии. Только гуманитарные науки. Хотя и среди них были нелюбимые, например, введение в спецфилологию и другие филологические дисциплины. А вот история нравилась, но факультет-то был историко-филологическим. И от филологии никуда не деться. Кто-то все-таки захочет поинтересоваться: "Зачем Жириновскому надо было идти на филологическое отделение?". Почему при поступлении он не написал в заявлении "история – Турция", а написал "турецкий язык – литература" и оказался на филологическом отделении. Это была просто ошибка. Впрочем, не самая страшная. Жириновский попал на турецкое отделение, а ведь мог бы и на монгольское, и на вьетнамское. Или даже стал бы изучать африканский язык бамбара или малинке.
|
|
|
Итак, Жириновский - студент с мизерной стипендией, с койкой в общежитии, без друзей, один в незнакомом городе. Конечно, много энергии ушло на адаптацию, знакомство с первыми товарищами, контакты личного плана. Но большая часть сил пошла все-таки на учебу. Владимир прилежно учился, и уже на втором курсе стал получать повышенную стипендию. А это было сорок семь рублей пятьдесят копеек. Владимира избрали старостой группы, а на четвертом курсе - комсоргом.
С 1967 года Жириновский стал проявлять и политическую активность.
15 апреля 1967 года он направил письмо в ЦК КПСС с предложением провести реформы в области образования, сельского хозяйства, промышленности. В декабре 1967 года Владимир сделал еще один шаг. Резко выступает на диспуте "Демократия у них (т.е. на Западе) и у нас (т.е. в СССР)".
Это не понравилось кое-кому из завсегдатаев подобных диспутов. Так Владимир попал на заметку руководства института, в частности, ректора ИВЯ А.А. Ковалева и проректора М.Ф. Юрьева. В январе 1968 года - первый политический удар. Владимиру не утверждают характеристику для поездки переводчиком на один месяц со спортивной делегацией в Турцию как политически неблагонадежному. Это было предостережение – перестань выпендриваться, будь таким же правоверным комсомольским зомби, как и большинство советских студентов.
|
|
|
В те годы в СССР уже появились диссиденты. Над ними шли шумные общественные процессы. Кого-то запрещали, кого-то высылали. Но Владимир был далек от этого. Диссиденты хотели развала СССР и превращения его территории в прозападные карликовые образования. Жириновский же хотел всего лишь совершенствования общества, соответствия политического режима требованиям времени.
Владимир решил не конфликтовать с советской властью и на время законсервировал продвижение своих предложений по улучшению жизни в стране. Тем более вскоре предстояла преддипломная практика. Было бы крайне неразумно идти на конфронтацию.
Весь пятый курс студенты ИВЯ проходили практику в советских госучреждениях. Владимира распределили в Радиокомитет, где он и проработал восемь месяцев в качестве стажера. В турецкой редакции на иновещании. Потом Жириновский перешел на стажировку в ГКЭС (Госкомитет по внешнеэкономическим связям). Ему очень хотелось попасть в Турцию, ведь он много лет изучал эту страну, ее язык. Владимир узнал, что есть возможность с делегацией инженеров поехать в Турцию через ГКЭС, и приложил максимум усилий, чтобы ему все-таки утвердили характеристику. В апреле 1969 года Владимир впервые поехал в капиталистическую страну.
|
|
|
Итак, практически сам себя родил, теперь практически сам себя направил в заграничную стажировку в Турцию на восемь месяцев. Там произошел небольшой казус. Жириновского попытались обвинить в ведении коммунистической пропаганды, поскольку он раздавал советские значки местным турецким ребятам. Юмор ситуации заключался в том, что дома Жириновского считали политически неблагонадежным вольнодумцем. А здесь, за границей, – коммунистическим фанатиком.
Вуз Жириновский окончил с отличием. В актовом зале МГУ на Ленинских горах он получил красный диплом. А на заработанные в Турции сертификаты купил самую дешевую в СССР машину "Запорожец". Она стояла под окнами общаги, без гаража. Но не долго пришлось Жириновскому колесить по столичным магистралям. Его ждало распределение в Советскую Армию. Он должен был отправиться в Тбилиси. Опять чужой город, чужая республика. И вот Жриновский едет на своем "Запорожце" в холерное лето 1970 года в Тбилиси. Прощай, Москва! У Хемингуэя есть роман "Прощай, оружие!". А тут как раз наоборот - здравствуй, армия.
|
|
|
Многим его назначение на Кавказ вовсе не показалось интересным. Чужие края. Жара. Военная дисциплина. То ли дело – сидеть в посольстве где-нибудь в Европе, ожидая приглашения на очередной дипломатический прием. Но для простых русских людей, как Жириновский, такая жизнь была всего лишь несбыточной мечтой.
Его тянуло в политику. Он отдавал отчет в том, что служба в армии может помочь, даже и в смысле карьеры. Потому что всегда могли кадровики спросить: "Почему не служил в армии? Почему избежал этот важнейший институт нашей общественной жизни? По болезни или просто сдрейфил и сачканул?"
Жириновский служил лейтенантом в политическом управлении штаба Закавказского военного округа. Тут он не без труда наконец-то впервые в жизни получил комнату в двадцать шесть квадратных метров в коммунальном доме. Конечно, опять эти большие коридоры, общие кухни, туалеты. Но зато хоть не казарменный барак, уже хорошо.
Тогда в Грузии еще правил Мжеванадзе. Это был предпоследний грузинский "царь" - первый секретарь ЦК Компартии Грузии. Взяточничество и кумовство при нем процветали самым пышным цветом. Жириновский застал именно этот период, познав сущность продажной восточной деспотии в то время, когда большинство советских людей еще верило в интернационализм и "священную дружбу народов".
Два года армии были для Жириновского очень полезны. Во-первых, он узнал саму армейскую среду, узнал политработу. Узнал методы спецпропаганды, разведки, глубже изучил национальный вопрос. Владимир неплохо знал национальные проблемы и раньше, но Кавказ все-таки отличается от Средней Азии.
На Кавказе тогда уже воцарился феодализм с элементами родового строя. Не было никакой советской власти и не было в руководстве настоящих коммунистов-интернационалистов. Здесь национальный вопрос переплелся со сложнейшей этнической многоязычной родоплеменной структурой. Каждый элемент этой структуры мнил себя краеугольным камнем общества, требовал привилегий и грозил уголовным беспределом.
Тут, на Кавказе, Владимир познакомился с ситуацией, которая впоследствии довела СССР до перестройки и развала. Он изучал данные по Турции, Ирану, Ближнему Востоку, арабскому миру. Немало поездил по Грузии, побывал в Армении, Южной Осетии. Освоил быт, культуру местных народов. То есть познал азы не просто политики, а того явления, которое он позже назовет этногеополитика, ее теорию и практику.
Именно в армии Жириновский получил превосходную школу искусства пропаганды и агитации. Читал в войсках лекции, писал листовки, готовил разные агитматериалы. Это было полезно для общего развития и дало возможность глубже познать внутренние процессы в стране, а также и внешнеполитические обстоятельства.
В июне 1972 года Жириновский демобилизуется из армии и переходит на гражданскую службу. Ему удалось скопить небольшую сумму денег. В Москву вернулся, уже имея в кармане на первый взнос кооперативной трехкомнатной квартиры. К этому времени Владимир женился, и первое время жил с родителями жены. Потом получил квартиру, в которую молодая семья переехала уже втроем - с сыном. Жена Жириновского, Галина Лебедева, по специальности была биологом. По этой же специальности и работала, не имея возможности большую часть времени сидеть дома с сыном. В тогдашнем СССР позволить себе быть домохозяйками могли только женщины в семьях высокопоставленных чиновников.
Несмотря на то, что Жириновский с отличием окончил Институт восточных языков (в настоящее время - Институт стран Азии и Африки), чувствуя потребность в новых знаниях, он поступает на вечернее отделение юридического факультета МГУ и успешно оканчивает его в 1977 году.
Случай помог Жириновскому устроиться на работу в Комитет защиты мира, в сектор международных связей (западные страны). Там была вакансия на должность референта со знанием французского языка, который был не очень популярен в Москве и трудно было подыскать специалиста по этому языку. Тут и появился Владимир, только что окончивший службу в армии в политических органах.
Здесь он смог познакомиться с Западом, много работал с делегациями из Франции, Бельгии, Швейцарии, Италии. Участвовал в конгрессе сторонников мира в Москве (октябрь 1973 года) и Всемирном фестивале молодежи и студентов в Берлине. Жириновский окунулся в серьезную политическую жизнь, контачил с людьми различных стран и убеждений, вероисповедания. Это дополнило его опыт общения с иностранцами, который он получил, когда учился в ИВЯ и как переводчик работал по линии союзов, обществ дружбы с различными делегациями.
У Жириновского наладились хорошие, почти дружеские отношения с доктором Максом Хабитом, швейцарским юристом, который был кандидатом на пост президента Швейцарской Конфедерации. Тот даже приглашал Владимира к себе в гости. Но в те времена было очень трудно поехать не родственнику в капиталистическую страну, и поэтому контакты ограничивались, главным образом, приездами Хабита в Советский Союз. Несколько раз, когда приезжал в Москву, он обязательно привозил Жириновскому редкие издания по интересующим его вопросам.
Референтом Комитета защиты мира Жириновский проработал с 1972 по 1975 годы. Затем в 1975 году он - переводчик-воспитатель Высшей школы профсоюзного движения ВЦСПС. Затем с 1975 по 1983 год - консультант Отдела Европы коллектива адвокатов при МГКА "Инюрколлегия". И, наконец, последняя должность перед полным растворением в политической профессиональной деятельности - старший юрисконсульт издательства "Мир" (1983-1990 гг.).
Однако большая часть способностей Владимира пропадала зря. Как не вполне благонадежный он не смог вступить в КПСС. Как не член КПСС не имел права на работу за рубежом и на ответственных постах в СССР.
Здесь в Москве Жириновский познакомился еще с одной разновидностью гнета - политического. Он - б/п, т.е. беспартийный. В работе, близкой к политической, этот "недостаток" особенно остро ощущался. Ибо и по первому образованию, и по второму он так или иначе был связан с госаппаратом, с работой в центральных учреждениях, где роль КПСС была безусловной, обязательной. Но как беспартийный он оказался заранее обречен на второсортную роль, так как б/п никому тогда не были нужны. Кадровики его личное дело отодвигали в сторону, едва заметив в графе "партийность" - б/п. Жириновский как бы оказался представителем другой расы, иной касты. Даже как начальник юридического отдела издательства "Мир" он не ощущал себя полноправным сотрудником. На партийных собраниях, куда иногда его приглашали поприсутствовать, случалось, что председательствующий говорил: "А теперь - закрытая часть собрания, Владимир Вольфович, Вам нужно уйти". Это было очень противно. Но такова советская жизнь при однопартийной гегемонии КПСС.
Но если до 1985 года таким, как Жириновский, путь в политику был заказан, то думать ему не мог запретить никакой секретарь партбюро.
Именно тогда вырабатывается у него то мировоззрение, та идеологическая канва, которая впоследствии найдет проработку в новой отрасли политологии - этногеополитике. Сперва это будут наметки, которые составят потом первую этногеополитическую повесть Жириновского "Последний бросок на юг". А затем уже, применяя этногеополитическую методологию к исследованию судьбы своего поколения политиков, в романе "Иван, запахни душу!" Жириновский выйдет и на более крупные обобщения, познакомится с трудами замечательного советского ученого-самородка Льва Николаевича Гумилева. Это сын Анны Ахматовой и Николая Гумилева, расстрелянного по навету молодчиками ЧК в Петрограде в 1918 году. Жириновский с удивлением и одновременно с законной гордостью обнаружит, что самостоятельно, не зная еще произведений Льва Гумилева, он пошел по тому же пути, который начертал наш талантливый и даровитый ученый - этногеополитолог.
Вряд ли стоит выпячивать значение личности Жириновского, акцентируя внимание на его "я" как ученого - обществоведа, разумеется, будущего. Тогда, в середине 80-х годов, все это было лишь в проекте, лишь только замышлялось, чтобы затем воплотиться в тексты гораздо позднее, с политическим и философским возмужанием. Но факт есть факт. И не констатировать его было бы просто неверно. Тем более, что у Жириновского во многом совпадают с Гумилевым и личные переживания, личные счеты с идейными течениями прошлого и тогдашнего настоящего. Гумилев раньше, потому что старше по возрасту, Жириновский позже него, фактически уже после смерти Гумилева, начали с того, что усомнились в марксизме, обнаружили узость его доктрины.
С позиций марксизма, ставящего во главу угла исключительно социальные, общественные факторы – классовую борьбу, единство производительных сил и производственных отношений, диктатуру господствующего класса и др. – невозможно ни понять ни объяснить динамику развития очень многих макро, не говоря уже о микро, общественных явлений.
Ну, например, если господствующим направлением в развитии человечества является прогресс, то есть развитие производительных сил и производственных отношений, как утверждается в марксизме, почему одни этносы-народы развиваются быстрее, другие – медленнее? Почему, если всё объясняется прогрессом, люди и даже целые общества людей совершают глупости? Скажем, завоевания Александра Македонского или наполеоновские войны. Какую пользу они принесли тому что называется прогрессом и конкретно греческому (македонскому) и французскому народам?
Ответить на эти и массу других вопросов, используя сугубо марксистскую доктрину, невозможно. Кстати, косвенно это демонстрировали и сами Маркс с Энгельсом, не говоря уже о Ленине со Сталиным и других более ничтожных марксистах. Маркс, будучи сам евреем, считал евреев "народом-тунеядцем", у которого нет никакого будущего, если он не растворится, то есть не ассимилируется, среди народов проживания и прежде всего столь любимых и почитаемых Марксом немцев. Или Энгельс. Он тоже самое писал в отношении балканских славян. У них, мол, нет будущего. Они должны быть растворены либо среди турок, что по мнению Энгельса было бы "реакционно", либо среди немцев, что по мнению того же основоположника было бы "прогрессивно". Спрашивается, чем же не угодили Марксу и Энгельсу евреи со славянами и почему они должны были уступить столь обожаемым основоположниками австронемцам? То есть Маркс и Энгельс явочным порядком прибегали к этногеополитике, разумеется, не признавая ее как науку. Заимствовать у других, обгаживая этих же других – типичный приём всех марксистов.
Или ленинско-сталинская теория о победе социализма в одной отдельно взятой стране. Ничего общего с марксизмом эта теория не имела. Она всецело вытекала из русла этногеополитики. Конкретно – мессианской роли русского народа. Социализм здесь был притянут за уши. Опираясь на эту теорию, Сталин создал могучую советскую империю, которая после второй мировой войны разрослась до размеров мировой социалистической системы. Это вовсе не лоскутное одеяло чингизидов, наследников Чингисхана, а реально работавшая система. Лопнула она не потому что подвела этногеополитика. Споткнулась об этнос. Конкретно – русский народ. Он надломился и всё поехало в тартарары.
То есть всё время, везде и всюду триада – этнос-гео-политика!
Общая у Жириновского с Гумилёвым не только научная, но и личная биография. Они оба выросли без отца. Жириновский с Гумилевым не знали отцовских ни ласки, ни грубости. Оказались бастардами – сыновьями без отца. Безотцовщина. Целое поколение советских детей после 1945 года выросло без отцов. Они до сих пор ощущают этот ущерб.
У Льва Гумилёва родители были не простыми людьми, как у Жириновского. Его отец и мать принадлежали к цеху русских поэтов. Но и его отец – Николай Гумилёв, и его мать – Анна Ахматова известны, прежде всего, не как поэты. Поэтами они были средней руки, что называется представителями "второго эшелона" русской поэзии, которые отнюдь не задавали в ней тон . Вообще, женщина-поэт всегда настораживает. Ещё со времён основательницы женской поэзии знаменитой греческой гетеры, то есть по-нашему проститутки, Сафо. Она жила на островке Лесбос, что в Эгейском море. Отсюда – лесбиянство, однополая любовь женщины с женщиной. И впоследствии из трёх поэтесс в какой бы стране или каком времени они не творили, как правило, две оказывались лесбиянками. Например, ровесница Ахматовой Марина Цветаева или Зинаида Гиппиус. Ленинградская блокадница, автор прекрасных поэтических строф о Родине-матери, выбитых на памятнике Пискарёвского кладбища, Ольга Берггольц оказалась алкоголичкой. Ну, и так далее.
Трудно сказать, кем была мать Гумилёва Анна Ахматова. Сам Гумилёв никогда не говорил о своих родителях, Да и фактически он не жил с матерью под одной крышей. Как только закончил школу, ушёл из дома, как говорили в старину "в люди". У Максима Горького есть на эту тему целая повесть, которая так и называется "В людях". Но то, что Ахматова в 1949 году попала под жестокую критику-проработку Жданова в связи с делом так называемых космополитов (Антисионистский комитет, режиссер Михоэлс, жена Молотова Полина Жемчужная и проч.), весьма показательно. Сталин вместе со Ждановым и другими вдохновителями этого "дела" были очень консервативны в вопросах половых отношений. А то, что "дело космополитов" по многим его участникам можно было назвать "делом голубых", не вызывает сомнений. Политику, точнее "космополитизм", выразившийся в симпатиях к государству Израиль (евреи весьма кощунственно обманули здесь Сталина, пообещав ему безраздельную поддержку на Ближнем Востоке в случае его содействия в создании государства Израиль, они затем переметнулись на сторону США), участникам этого "дела" пришили к их уже известным всему обществу порокам.
Отец Гумилёва тоже больше известен не как поэт, а как бывший офицер царской армии, расстрелянный в августе 1918 года. С этого расстрела нескольких сотен бывших царских офицеров председателем Петросовета Гришкой Зиновьевым, "в девичестве" Апфельбаумом-Радомысльским, началась одна из самых кровавых страниц в истории гражданской войны в России – "красный террор". Почему Николай Гумилёв и его товарищи оказались невинно пострадавшими? Да потому, что их расстреляли в ответ на убийство председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого. Убил его тоже бывший царский офицер, еврей по национальности, что для царской армии было не столь уж большой редкостью, Канигессер. За что убил? Никто так и не понял. Собственно говоря, и понимать не собирались, потому что никто всерьёз не расследовал ни мотивы убийства, ни его совершение. А зря. Урицкий и Канигессер очень тесно дружили. Играли в шахматы. То есть по всем признакам являлись гомопарочкой. Кто из них кому "изменил" и почему, не ясно. Но то, что политика тут не при чём – очевидно на 100 процентов.
Дата добавления: 2018-05-31; просмотров: 234; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!