Не хватает 2 страницы, их просто не удалось отсканить- физическое повреждения. 1 страница

Джон Гриндер

Ричард Бэндлер

 

СТРУКТУРА МАГИИ

ТОМ 1

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Из глубины веков доходят до нас песни и леген­ды о чудесной власти магов и кудесников. Обычного чело­века всегда захватывала мысль о существовании колдунов, ведьм, чародеев, шаманов и гуру, вызывая в нем чувство благоговения и ужаса. Эти наделенные властью и облачен­ные покровом таинственности люди поразительным обра­зом противостояли традиционным способам взаимодейст­вия с миром. Заклинания и заговоры этих людей вызывали в других неимоверный страх и одновременно привлекали к себе обещанием помощи и избавлением от бед. Совершая свои чудеса при большом скоплении народа, эти люди од­новременно умели поколебать представления об обычной реальности времени и пространства и представить себя но­сителями качеств, не поддающихся научению и усвоению.

В наши дни мантия чародея чаще всего обнаруживает­ся на плечах динамичных по своей природе практиков пси­хотерапии, которые поразительно превосходят своими умениями других специалистов в этой области. Наблюдая за их работой, испытываешь поразительные чувства удив­ления, неверия и полного недоумения, тем не менее, магия этих психотерапевтических колдунов и чародеев, подобно магии колдунов и чародеев всех времен и народов, сведе­ния о которых, передаваемые из поколения в поколение, дошли до наших дней, — обладает определенной структу­рой.

Принц и маг

Жил однажды на свете один принц, который верил во все, кроме трех вещей, в которые он не верил. Он не верил в принцесс, он не верил в острова, и он не верил в Бога. Отец принца, король, сказал ему, .что таких вещей на све­те не существует. Так, во владениях отца не было ни прин­цесс, ни островов и никаких признаков Бога; и принц ве­рил своему отцу.

Но вот однажды принц сбежал из дворца и оказался в другой стране. И в этой стране он с любого места побережья мог видеть острова, а на этих островах странные, вызыва­ющие волнение в крови, существа, называть которые у не­го не хватило духу. В то время, как он был занят поисками лодки, к нему подошел человек в вечернем наряде.

— Это настоящие острова? — спросил юный принц.

— Разумеется, это настоящие острова, — ответил ему человек в вечернем платье.

— А эти странные волнующие существа?

— Это самые настоящие, самые подлинные принцессы.

— Тогда Бог тоже должен существовать! — восклик­нул принц.

— Я и есть Бог, — ответил ему человек в вечернем наряде и поклонился.

Юный принц изо всех сил поспешил к себе домой.

— Итак, ты вернулся, — приветствовал его король-отец.

— И я видел острова, видел принцесс, и я видел Бога, — заметил ему принц с упреком. Король отвечал непреклонно:

— На самом деле не существует ни островов, ни прин­цесс, ни Бога.

— Но я видел их!

— Скажи мне, во что был одет Бог?

— Он был в вечернем наряде.

— Были ли закатаны рукава его пиджака? Принц вспомнил, что рукава были закатаны. Король улыбнулся.

— Это обычная одежда мага, тебя обманули. Тогда принц вернулся в другую страну, пошел на тот же берег и снова встретил человека в вечернем наряде.

— Король, мой отец, рассказал мне, кто вы такой, — заявил ему принц с возмущением. — Прошлый раз вы об­манули меня, но на этот раз это не пройдет. Теперь я знаю, что это ненастоящие острова и ненастоящие принцессы, потому что вы сами — всего лишь маг.

Человек на берегу улыбнулся в ответ.

— Ты сам обманут, мальчик мой. В королевстве твоего отца множество островов и принцесс. Но отец подчинил тебя своим чарам, и ты не можешь увидеть их.

В раздумье принц вернулся к себе домой. Увидев отца, он взглянул ему прямо в глаза.

— Отец, правда ли, что ты не настоящий король, а всего лишь маг?

— Да, сын мой, я всего лишь маг.

— Значит, человек на берегу был богом?

— Человек на берегу — другой маг.

—Я должен знать истину, истину, которая лежит за магией!

— За магией нет никакой истины, — заявил король. Принцу стало очень грустно. Он сказал: “Я убью себя”. С помощью магии король вызвал смерть. Смерть стала в дверях и знаками подзывала к себе принца.

Принц содрогнулся. Он вспомнил о прекрасных, но ненастоящих принцессах и о ненастоящих, но прекрасных островах.

— Что же делать, — сказал он. — Я смогу выдержать ЭТО.

— Вот, сын мой, — сказал король, — вот и ты начина­ешь становиться магом.

(Джон Фаулз)

 

 

Глава I

СТРУКТУРА ВЫБОРА

...операции почти непостижимого характера, парадоксальные и противоположные общепринятым про­цедурам. На наблюдателя, если он не посвящен в дело и не владеет этой техникой с таким же мастерством, эти мето­ды производят впечатление магических.

В современной психотерапии на передний план вышел целый ряд харизматических суперзвезд. Возникает впе­чатление, что эти люди решают задачу клинической психологии с чудесной легкостью психотерапевтического ма­га. Вторгаясь в страдание, боль и мертвенное безразличие своих пациентов, они превращают их безнадежность в но­вую радость жизни, возвращают им надежды. Хотя их под­ходы к решению задачи отличаются один от другого, как день и ночь, одно качество, по-видимому, свойственно им всем: уникальная чудодейственность присущей им силы. Шелдон Коп описал свой опыт общения с одним из таких людей s книге “Гуру” (стр. 146):

“Перлс обладает чрезвычайно сильным личным обая­нием, независимостью духа, готовностью рисковать и идти в любом направлении, которое подсказывает ему его инту­иция, а также высокоразвитой способностью вызывать чувство интимной близости у любого, кто внутренне готов к работе с ним...

Наблюдая за тем, как он ведет за собой другое сущест­во, открывая ему новый опыт, нередко чувствуешь слезы на собственном лице, чувствуешь себя то совершенно опу­стошенным, то заполненным радостной энергией. Интуи­ция Перлса настолько тонка, а его методы настолько дей­ственны, что иногда сну достаточно несколько минут, что­бы отыскать у пациента “горячую точку”. Пусть вы немы, лишены гибкости, ваши чувства омертвели, вы нуждаетесь в помощи и одновременно боитесь, что она придет и изме­нит привычное. Перлс прикасается к “горячей точке” и совершает чудо. Если вы готовы сотрудничать с ним, возникает такое впечатление, будто он просто протягивает вам руку, сжимает пальцами замок-молнию и стремитель­ным движением вниз распахивает ваше нутро, так что из­мученная наша душа падает на пол между ним и вами”.

Перлс, разумеется, не единственный из психотерапевтов, кто обладает магической силой подобного рода. Вирджиния Сатир и некоторые другие известные нам психоте­рапевты, владеют этой способностью к чуду. Отрицать су­ществование этой способности или называть ее просто талантом, интуицией или гениальностью — значит зара­нее налагать ограничения на собственные возможности оказывать людям действенную помощь. А это значит, что вы теряете возможность предложить приходящим к вам за помощью людям, опыт, который они могут применить, чтобы изменить собственную жизнь и начать жить более полно и радостно. Наша задача в этой книге состоит не в том, чтобы подвергнуть сомнению магические свойства де­ятельности этих психотерапевтических чародеев, которые мы ощутили в полной мере на самих себе: напротив, мы хотим сказать, что их магия похожа на другие сложные формы человеческой деятельности, вроде живописи, сочи­нения музыки или запуска ракеты с человеком на борту на Луну, и обладает структурой.

А это значит, что ее можно усвоить, при наличии, ко­нечно, соответствующих данных. Мы не собираемся убеж­дать вас, будто наличие этих данных и чтение этой книги гарантирует вам обладание этими динамическими качест­вами. Мы стремимся лишь предоставить в ваше распоря­жение конкретный комплекс инструментов, проявляю­щихся, как мы думаем, в неявной форме в действиях психотерапевтов, о которых говорилось выше, чтобы вы могли начать или продолжить бесконечный процесс совершенст­вования, обогащения и роста диапазона умений, необходи­мых в вашей практике психотерапевта.

Так как для обоснования этого комплекса инструмен­тов мы не можем сослаться на какую-либо известную уже психологическую теорию или указать на существующий психотерапевтический подход, необходимо, как нам кажется, дать краткое описание процессов, свойственных че­ловеку, исходя из которых, мы создавали описываемые ни­же инструменты. Мы называем этот процесс моделирова­нием.

 

СТРУКТУРА ВЫБОРА

ЧЕРЕЗ СТЕКЛО, ТУСКЛО

Вмешательство логической функции в тех случаях, когда оно имеет место, изменяет данность, уводит ее от реальности. Мы не можем описать даже элементарных психических процессов, не наталкиваясь на каждом шагу на этот возмущающий — а, может, правильно сказать “по­могающий” — фактор. Войдя в сферу психического, ощу­щение вовлекается в круговорот логических процессов. По своему произволу психика изменяет данное, представлен­ное ей. В этом процессе следует различать две вещи: во-первых, действительные формы, в которых происходит это изменение: во-вторых, продукты, полученные из исходно­го материала в результате этого изменения.

“Организованная деятельность логической функции втягивает в себя все ощущения и строит свой собственный внутренний мир, который последовательно отходит от ре­альности, сохраняя с ней в некоторых точках такую тесную связь, что происходят непрерывные переходы от одно­го к другому, и мы едва замечаем, что действуем на двой­ной сцене — в нашем собственном внутреннем мире (который мы, разумеется, объективируем, как мир чувст­венного восприятия) и, одновременно, в совершенно ином, внешнем мире”.

(Н. Vaihmder. The Philosophy of As If. pp. 159-160).

Мысль в том, что между миром и нашим опытом этого мира существует неустранимое различие, высказывали мно­гие мыслители, известные нам из истории цивилизации.

Будучи людьми, мы не имеем дела непосредственно с миром. Каждый из нас создает некоторую репрезентацию мира, в котором мы все живем. То есть все мы создаем для себя карту или модель, которой пользуемся для порожде­ния собственного поведения, В значительной степени именно наша репрезентация мира задает наш будущий опыт в этом мире: то, как именно мы воспринимаем этот мир, с какими выборами сталкиваемся в своей жизни.

“Не следует забывать, что назначение мира идей в це­лом (карты или модели — авт.) не состоит в изображении мира, — такая задача была бы совершенно невыполнима, — а в том, чтобы у нас был инструмент, позволяющий нам легче отыскивать свой путь в мире”.

(Н. Vaihinger. The philosophy of As If. p. 15).

В мире нет и двух людей, опыт которых полностью совпадал бы между собой. Модель, создаваемая нами для ориентировки в мире, основывается отчасти на нашем опыте. Поэтому каждый из нас создает отличную от других модель общего для нас мира и живет, таким образом, в несколько иной реальности.

“...следует отметить важные характеристики карт. Карта — не территория, которую она представляет: но ес­ли это правильная карта, ее структура подобна структуре территории, что и служит объяснением ее полезности…” (Л. Korzybski, Science I Sanity, 4th ed. 1958. p. 58-60).

Нам хотелось бы отметить здесь две вещи. Во-первых, между миром и любой конкретной моделью или репрезен­тацией мира неизбежно имеется различие. Во-вторых, мо­дели мира, создаваемые каждым из нас, также отличаются одна от другой. Показать это можно множеством различ­ных способов. Для наших целей мы выделили три катего­рии:² нейрофизиологические ограничения, социальные ог­раничения и индивидуальные ограничения.

Опыт и восприятие как активный процесс (нейрофизиологические ограничения)

Рассмотрим системы рецепторов у человека: зрение, слух, осязание, обоняние и вкус. Существуют физические явления, которые лежат за пределами, доступными восп­риятию через эти пять общеизвестных сенсорных канала. Например, звуковые волны, частота которых либо меньше 20 колебаний в секунду, либо, наоборот, больше 20000 ко­лебаний в секунду, человеческим ухом не воспринимают­ся. Однако в структурном отношении эти физические яв­ления не отличаются от тех, которые укладываются в оз­наченные рамки: это физические волны, которые мы называем звуком. Зрительная система человека способна улавливать волны, располагающиеся в интервале от 380 до 680 миллимикрон. Волны, отклоняющиеся от этих вели­чин в большую или меньшую сторону, человеческим гла­зом не воспринимаются. В данном случае мы в соответст­вии с генетически детерминированными нейрофизическими ограничениями также воспринимаем лишь часть непрерывного физического явления.

Человеческое тело чувствительно к прикосновению — к контакту с поверхностью кожи. Тактильное чувство представляет собой прекрасный пример того, насколько сильно наша нейрофизическая система может влиять на наш опыт. В серии экспериментов, проведенных еще в про­шлом веке (Boring, I957. стр. 110-III), Вебер установил, что одна и та же действительная ситуация, имеющая место в мире, может восприниматься человеком как два совер­шенно различных тактильных ощущения. В своих опытах Вебер обнаружил, что присущая нам способность ощущать прикосновения к поверхности кожи, резко различается в зависимости от того, в каком месте человеческого тела рас­положены точки контакта. Для того, чтобы две точки на предплечье воспринимались отдельно друг от друга, необ­ходимо в тридцать раз увеличить наименьшее расстояние между двумя точками, воспринимаемыми в качестве двух отдельных точек, — на мизинце. Таким образом, целая область идентичных, реально присутствующих в мире си­туаций стимулирования воспринимаются как два совер­шенно различных опыта исключительно из-за особенно­стей нашей нервной системы. При прикосновении к мизин­цу мы воспринимаем одну и ту же ситуацию, как прикосновение в двух различных местах, а при прикосно­вении к предплечью — как прикосновение к одному месту. Физический мир остается неизменным, а наши пережива­ния под воздействием этого мира в этих двух случаях рез­ко отличаются одно от другого, как функция нашей нерв­ной системы.

Подобные различия между миром и нашим восприяти­ем мира можно продемонстрировать и на примере других чувств. Ограниченность нашего восприятия хорошо осоз­нается учеными, осуществляющими в исследовании физи­ческого мира различные эксперименты и стремящимися с помощью приборов раздвинуть эти границы. Приборы вос­принимают явления, не воспринимаемые нашими чувства­ми или не различаемые ими, и дают их нам в форме сигна­лов, воспринимаемых нашим сенсорным аппаратом; с этой целью применяются фотографии, датчики давления, термометры, осциллоскопы, счетчики Гейгера, датчики аль­фа-излучения и т.д. Таким образом, одно из неизбежных отличий наших моделей мира от самого мира объясняется тем, что наша нервная система постоянно искажает или опускает целые части действительного мира.

В итоге круг возможного человеческого опыта сужает­ся, и возникают различия между тем, что происходит в мире на самом деле, и тем, что представляет собой наш опыт второго мира. То наша нервная система, которая изна­чально детерминирована генетическими факторами, пред­ставляет собой первый комплекс фильтров, обусловливаю­щих отличие мира — территории — от нашей репрезента­ции мира — его карты,

Через стекло тускло: в очках с социальным предписанием (социальные ограничения)

“...Мысль состоит здесь в том, что функцией мозга, нервной системы, органов чувств является, главным обра­зом, устранение, а не производство. Каждый человек в лю­бой момент своей жизни способен вспомнить всё, что когда-либо с ним случилось, воспринять всё, что происходит на всём пространстве вселенной. Функция мозга и нервной системы заключается в том, чтобы защитить нас от угрозы испытывать потрясение и замешательство перед этой мас­сой в значительной мере бесполезного знания, не имеюще­го отношения к делу, заслонить нас от большей части того, что в любой момент могло бы быть воспринято нами или возникнуть в памяти, оставив нам лишь чрезвычайно ма­лую и тщательно отобранную часть материала, возможно­го материала, которая, по всей вероятности, может быть практически полезной. При таком понимании каждый из нас представляет собой потенциально Вольный Разум... Чтобы обеспечить выживание, Вольный Разум должен проходить через редукционные клапаны мозга и нервной системы. В результате на выходе мы имеем лишь тонкую струйку того вида сознания, которое помогает нам выжить на поверхности разнообразных содержаний этого редуци­рованного сознании, человек придумал и до деталей разра­ботал системы символов и неявные философии, которые мы называем языками. Каждый индивид одновременно пользуется благами той конкретной языковом традиции, которой он принадлежит от рождения, и испытывает на себе ее тяготы — пользуется благами, поскольку язык дает доступ к накопленному опыту других людей; испытывает тяготы, поскольку язык укрепляет в нем мнение, будто это урезанное сознание представляет собой единственное осознание и вводит в обман его чувство реальности, так что человек слишком легко начинает принимать свои по­нятия за ложные, а слова — за действительные вещи”, (Aldous Huxly. The Doors of Perception. New York. Harper I Raw. 1954 pp. 22-23).

Второе отличие нашего опыта мира от самого мира воз­никает благодаря множеству социальных ограничений или фильтров (очков предписаний), которые мы называем социально-генетическими факторами. Под социальной гене­тикой мы имеем в виду всевозможные фильтры или катего­рии, действию которых мы подвержены в качестве членов той или иной социальной системы: язык, общепринятые способы восприятия и разнообразнейшие функции, отно­сительно которых в данном обществе существует относи­тельное согласие.

Наиболее общепринятым социально-генетическим фильтром является, очевидно, наша языковая система. В рамках любой конкретной языковой системы, к примеру, богатство нашего опыта связано отчасти с числом разли­чии, проводимых в какой-либо области наших ощущений. В языке майду североамериканских индейцев Северной Калифорнии для описания всего цветового спектра имеет­ся только три слова. Они делят цветовой спектр следую­щим образом (в скобках приведены наиболее близкие анг­лийские эквиваленты обозначений языка майду):

тит (сине-зеленый)

лак (красный)

ту лак (желто-оранжево-коричневый)

В то время, как человеческие существа способны раз­личать в видимом цветовом спектре 750000 различных от­тенков (Boring, 1957), носители языка майду распределя­ют свой цветовой опыт, как правило, по трем категориям, которыми они располагают, благодаря родному языку. Три вышеназванных цветовых термина охватывают тот же ди­апазон ощущения действительного мира, что и восемь цве­товых терминов английского языка. Суть сказанного заключается в том, что человек, говорящий на языке майду, как правило, осознает только три категории опыта цвето­вого ощущения; носители английского языка обладают в данном случае большим числом категорий, а значит, и большим числом первичных перцептуальных различении. Это значит, что в то время, как говорящий на английском языке будет описывать собственный опыт ощущения двух объектов, как два различных опыта (скажем, желтая книга и оранжевая книга), для говорящих на языке майду описа­ния, сделанные в идентичной ситуации действительного мира, в этих двух случаях не будут друг от друга отличать­ся (две книги цвета тулак).

В отличие от нейрофизиолого-генетических ограниче­ний, социально-генетические ограничения легко преодо­лимы. Самым убедительным образом об этом свидетельст­вует наша способность разговаривать на разных языках — то есть для организации собственного опыта и репрезенти-рования мира мы способны применять несколько комплек­сов социально-генетических категорий или фильтров. Возьмем, к примеру, предложение “Книга голубая*. — Слово “голубая” представляет собой имя, которое мы, но­сители английского языка, научились применять для опи­сания собственного опыта восприятия определенной части континуума видимого света. Введенные в заблуждение структурой нашего языка, мы начинаем думать, будто “го­лубая” — представляет собой некое свойство объекта, на­зываемого нами книгой, а не имя, которым мы назвали собственное ощущение.

---

Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 155; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!