ФАБРИКА СМЕРТИ ПАНА ПИЛСУДСКОГО



 

Могилами отмечена история Польши… Такой могилы еще не было…

Из отчета Технической комиссии ПКК по Катыни

 

Когда наша армия интернировалась, то у польского министра Сапеги спросили, что с ней будет. «С ней будет поступлено так, как того требуют честь и достоинство Польши», – отвечал он гордо. Неужели же для этой «чести» необходим был Тухоль?

Из воспоминаний поручика Каликина, офицера белогвардейской группировки генерала Бредова

 

В последнее время бытует следующая версия: Сталин-де приказал расстрелять польских офицеров в Катыни, чтобы отомстить за гибель десятков тысяч наших военнопленных, умерших в польском плену в 1920–1921 годах. По сути это, конечно, полный бред – ну какое отношение имеет учитель Юзеф Лоек к тем, кто издевался над беззащитными пленниками двадцать лет назад? И уж кто-кто, а Сталин никогда не был склонен к мелкой мстительности – как, впрочем, и к крупной. Другое дело – возмездие, но уничтожение одних пленников в отместку за других возмездием не назовешь. Взять в плен и повесить Пилсудского – это да, дело, а сводить счеты, не в силах дотянуться до главных виновников, с капралами и лейтенантами… Фи, как мелко и как пошло!     

Однако ввиду ведущихся разговоров о «нечеловеческих страданиях» поляков в советских лагерях этим вопросом надо бы заняться. Хотя бы для того, чтобы разобраться, в какой теме какой корове надо бы помолчать.           

 

…Поскольку Польша, едва народившись, сцепилась со всеми соседями, с кем только могла, пленные в ней имелись самые разнообразные. Солдаты армий ЗУНР и УНР, русские белогвардейцы, литовцы, немцы… Но основную массу составляли красноармейцы.  

Уже самый первый и самый простой вопрос – сколько их было – оказывается на поверку чрезвычайно непростым. Поляки склонны их количество преуменьшать – странно, ведь большое число взятых в плен солдат неприятеля свидетельствует о доблести войска. Впрочем, у ляхов есть на то причины, и пустяковыми их не назовешь. Наши исследователи, наоборот, склонны  к преувеличению, и у них тоже есть причины: жутко надоели вопли о Катыни.

Подсчитать общее число пленных, опираясь на советские источники, невозможно. В Красной Армии и вообще-то учет был поставлен кое-как, а в условиях неконтролируемого отступления тем более совершенно невозможно сказать, сколько солдат попало в плен, а сколько разбежалось, прибилось к другим частям или просто безвестно лежит по оврагам. Вот интересно, расстрел двухсот только что взятых в плен красноармейцев в отместку за то, что красные конники порубали польский эскадрон – был такой факт, зафиксирован в показаниях красноармейцев – это еще война или уже военное преступление? И куда включить этих расстрелянных – в боевые потери или в число погибших в плену? 

Известно, что в Советскую Россию вернулись, по советским данным, около 76 тысяч военнопленных. Из их рассказов можно оценить уровень смертности в разное время в отдельных лагерях. За всем остальным приходится обращаться к полякам – а они не спешат делиться информацией.

Какое-то количество тех, кто был родом с польских территорий, поляки отпустили – в основном, галичан. Существовал приказ о том же относительно выходцев с Правобережной Украины, но он датирован апрелем 1920 года, когда судьба была к польскому войску еще благосклонна. Сколько времени он выполнялся и выполнялся ли вообще – неведомо. Какое-то количество пленных сумели бежать. Поляки утверждают, что около 25 тысяч человек завербовались в антисоветские формирования Петлюры и Савинкова – в чем, правда, кроется элемент мухлежа: 25 тысяч – общая численность этих формирований, в которых, кроме бывших пленных, служило еще множество самого разного народа. Некоторое количество пленных не пожелали возвращаться в РСФСР. А где остальные?

Ответ один: остальные – умерли. Именно поэтому поляки всячески занижают общее число советских пленных, иногда даже вопреки здравому смыслу. Потому что с ним напрямую связано количество умерших. 

Еще в соответствии с Рижским договором польская сторона должна была предоставить информацию обо всех советских военнопленных – однако она этого не сделала. В 1936 году НКИД СССР получил сведения о захоронениях примерно на 6,5 тысяч человек – что, кстати, косвенно доказывает: в Кремле не забыли об этих людях и продолжали интересоваться их судьбой, причем очень настойчиво. Едва ли паны по собственной инициативе начали ворошить столь неудобное прошлое…

Тогда эти увертки были понятны и обусловлены, но поляки продолжают врать и путать даже теперь, когда прошло почти сто лет. В предисловии польской стороны к сборнику «Красноармейцы в польском плену» его авторы нашли место для того, чтобы изложить историю советско-польского конфликта, ход боев, привести пространное и опровергающееся всем содержанием сборника мнение британского посла о положении военнопленных. Но там не нашлось десятка строчек для основных цифр: взято столько-то, передано советской стороне столько-то, отпущено… вступило в армию Савинкова… изъявило желание остаться в Польше… Более того, этот вопрос нарочито топят в словах, словах, словах…  

Что, поляки за столько лет не удосужились его исследовать? Мол, подох москаль – и пес с ним? Позвольте не поверить. От современной демократической Польши вполне можно ожидать такого отношения, но кто бы позволил такое социалистической Польше? И если во время дружбы между нашими странами этот вопрос не поднимался, то это не значит, что он и не исследовался.

Тем не менее, цифр этих нет. Есть другие. И они достаточно странные. Например, вот это: «В ноябре 1919 г…. в Польше находилось немногим более 7 тыс. советских военнопленных». Между тем в документах, датированных осенью 1919 г., приводится общее число заключенных в лагерях Брест-Литовска – 3861 человек и Стшалково – почти 5 тысяч. Уже больше.

Тут имеет место хитрая подтасовка. Поляки делили пленных на «украинцев» (выходцев с территории правобережной Украины, а также армий УНР и ЗУНР) и «большевиков» (остальных красноармейцев). Но ведь при обмене пленными должны быть возвращены все обитатели лагерей родом с территорий, оставшихся за советскими республиками – кроме тех пленных, кто отказался возвращаться. А стало быть, большинство «украинцев» тоже входят в «наш» контингент. 

Вот еще пример мелкого мухлежа. В польском предисловии о лагере в Брест-Литовске говорится следующее: «сохранившиеся данные свидетельствуют о том, что в брестском лагере из-за эпидемии инфекционных заболеваний в 1919 г. умерло более 1 тыс. российских и украинских военнопленных».

Во-первых, эти самые сохранившиеся данные свидетельствуют, что более тысячи (а именно 1124 человека) умерли за один месяц 1919 года. А в другие месяцы что – не было смертности?

Но это бы еще ничего. В конце концов, с эпидемиями бороться очень сложно, это и у наших плохо получалось. Но из них 284 человека, или около 25%, умерли не от болезней, а от истощения. С каких это пор истощение входит в число инфекционных заболеваний?    

Так как же быть с общей численностью? В предисловии польской стороны говорится: «На основании сохранившихся архивных материалов можно установить, что поздней осенью 1920 г. в Польше максимально было около 80–85 тыс. российских военнопленных».

Итак, считаем. По польским же данным, в 1921–1922 годах советской стороне было передано около 67 тысяч пленных, еще 1 тысяча изъявила желание остаться в Польше, и 1 тысяча родом из других стран захотела вернуться домой. Но по нашим данным, вернулось не 67, а 76 тысяч, плюс еще две… как раз и выходим на цифру примерно 6500 человек умерших, сообщенную в 1936 году. Подгонка под ответ? Или нам следует спросить: «А сколько было украинских и белорусских пленных»?

Более разумные польские исследователи признают, что за три года в польском плену умерло «не более 16–17 тысяч человек».

Вас еще не утомила арифметика? Нас – уже, так что перейдем к предисловию российской стороны. Российские исследователи считают, что советских пленных в Польше за все время военных действий перебывало от 145 до 165 тысяч человек. В этом случае получается, даже если поверить полякам, что армии Савинкова и Балаховича формировались только из пленных, уже не 16–18, а 40–60 тысяч погибших. 

А есть ведь и еще один документ… По сводкам оперативного отдела Верховного командования войска Польского с 13 февраля 1919 г. по 18 октября 1920 г. было взято в плен около 207 тысяч человек. Приписка?

Приписки не вчера придуманы, и страдают ими практически все армии, преуменьшая свои потери и преувеличивая потери противника. И все же цифра такая есть, и в этом случае получается, что в плену умерло около 100 тысяч человек. А согласно еще одному польскому документу того времени – письму начальника II отдела Генштаба Войска Польского Матушевского в кабинет военного министра, датированному 1 февраля 1922 г. – только в одном лагере в Тухоли умерло около 22 тысяч пленных красноармейцев. Повторяем – это польские данные того времени!

Впрочем, дело не в  том, сколько человек умерло, а в том, как они умирали… Существует такая вещь, как объективные обстоятельства. Ясно, что в блокадном Ленинграде или после сталинградской битвы смертность немецких военнопленных была не такая, как на Урале или в Сибири. Ясно, что тиф есть тиф, и он свое возьмет. Вопрос в другом: что и в какой мере стало причиной смерти этих людей – объективные обстоятельства, халатность администрации или намеренная политика умерщвления? Насколько сыграла тут роль историческая ненависть поляков к «москалям»?    

 

Мы живем хорошо… Здоровье наше хорошее…

 

Еще в Торне про Тухоль рассказывали всякие ужасы, но действительность превзошла все ожидания. Представьте себе песчаную равнину недалеко от реки, огороженную двумя рядами колючей проволоки, внутри которой правильными рядами расположились полуразрушенные землянки. Нигде ни деревца, ни травинки, один песок. Недалеко от главных ворот – бараки из гофрированного железа. Когда проходишь мимо них ночью, раздаётся какой-то странный, щемящий душу звук, точно кто-то тихо рыдает. Днём от солнца в бараках нестерпимо жарко, ночью – холодно...

Из воспоминаний поручика Каликина

 

…Ладно, давайте читать документы – что-то давно мы не занимались этим полезным делом.    

Итак, для начала свидетельство Винсента д`Абериона, посла Великобритании в Германии, который с 25 июля по 25 августа находился в Варшаве как представитель держав Антанты. Оно приведено в том самом предисловии польской стороны как доказательство, что с пленными обращались хорошо.

«Я решил лично убедиться, в каких условиях живут русские пленные, и из того, что видел, могу сказать, что отношение к пленным совершенно удовлетворительное. Я не заметил никаких следов издевательств над беззащитными. Поляки считают пленных скорее несчастными жертвами, чем ненавистными врагами. Я видел, как их здорово и хорошо кормят, а большинство из них производит впечатление счастливых из-за того, что живут они в безопасности и далеко от линии фронта…Я видел также, что отношение офицеров или польских властей не было ни плохим, ни жестоким… Ни разу ни один пленный не показал мне каких-либо следов избиения».

Ясно, что для таких случаев у поляков существовали образцово-показательные лагеря – они были даже у Гитлера. Но какие же надо иметь мозги, чтобы приводить это свидетельство в предисловии к такому сборнику. (Какому именно – увидим чуть ниже.)

Кстати, дальше забавно: господин посол раскрывает свое представление как о Советской России, так и о войнах вообще. Это – просто песня о европейском менталитете!

«Помимо безопасности, которую им обеспечил плен, они имели достаточное, даже чрезмерное количество еды, без опасности быть расстрелянными еврейскими комиссарами в случае дезертирства и пыток, которых не жалели китайцы за малейшие провинности или нарекания на советские порядки».

Ну это все перепевы эмигрантских рассказов о страшных «жидах-комиссарах» и «китайцах-наемниках», над которыми можно было бы только посмеяться, если бы они сегодня не обрели вторую жизнь в российской прессе. Но какое у него милое представление о русских: много еды, мало кнута, и мужик счастлив. Интересно, если бы кто-нибудь говорил в таком тоне о британцах – господин посол так же улыбался бы или все же обиделся?

«Кроме того, советские пленные как-то не грустили по утехам войны и не вспоминали радости победы. На основании пережитого они пришли к выводу, что добыча от грабежа захваченных городов намного мизернее выглядит на практике, чем в теории, а также что вообще переоцениваются все военные удовольствия»[69].

Да уж точно, нам, серым, никогда не понять просвещенного европейца, для которого война – грабеж и удовольствие. Нам обычно доставалась обратная сторона этого веселья, выраженная все тем же Солоневичем: «Придет сволочь и заберет в рабство». По крайней мере, к советско-польским войнам это относится на все сто процентов. Это ведь потом Красная Армия рванула на Варшаву – а до того что было?  

Согласно инструкции департамента Министерства военных дел Польши, пленных должны были содержать в условиях, к которым трудно придраться. Правда, качество бараков и нормативы заселения не оговариваются, что настораживает – впрочем, из текста документа следует, что в бараках должны быть нары, печи, окна, а в лагере – больница, церковь или часовня, баня и прачечная, а также буфет, где его обитатели могут покупать какие-то вещи и продовольствие. Далее, для пленных устанавливался следующий паек: хлеб – 500 г; мясо – 150 г; картофель – 700 г; овощи или мука – 150 г, кофе – 2 порции по 100 г и т. д. А также деньги – 30 пфенигов в день, работающим – 70 пфенигов[70]. Не курорт, но и не блокада Ленинграда. Это документ от 17 мая 1919 года.

А вот реальность первого периода советско-польских войн.


Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 196; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!