Аверинцев, «Порядок космоса и порядок истории»

Очень кратко: статья о том, что миропонимание античной Греции входит в Европу благодаря христианству

Древнегреческая, византийская культуры: бытие в пространстве и времени связано с идеей порядка («космос» = «порядок»). Изначально – в воинском строе, либо в государственном устройстве, в убранстве «приведшей себя в порядок» женщины; было перенесено на мироздание Пифагором. В философской литературе: в контексте синонимического ряда — «диакосмесис», «таксис» — объединенного идеей стройности и законосообразности.

В античной культуре: представление о мировом порядке - представление о божественном начале (не новая идея). Мифологические, а затем философские проявлениях: язычество обожествляло самый космос (космос - «чувственно воспринимаемый Бог» по Платону). Древнегреческий идеализм: отделение источника мирового порядка от материи. Закон полиса - свойство самозамкнутого, «сферически» завершенного в себе и равного себе мира.

В средневековом сознании: особо остро переживается идея осмысленной упорядоченности вещей. В составе христианского учения – переосмысление этой идеи (теперь порядок - от абсолютно всемирного Бога; покорность космоса Богу). Законосообразность мировых процессов - послушание небесных сфер и четырех стихий.

Раннехристианское описание мира: все небесные светила — служители Бога, способные ему молиться и осмысленно покоряться. Они движутся не по собственной воле, но для Бога. Самое бытие небесных тел, монашеское послушание с терпением принимается от Бога на пользу людям. Им хотелось бы «разрешиться и быть со Христом», они предпочитают усилие своего подвига собственному духовному порыву. Так, космологический принцип - аналог церковной дисциплины, церковь — модель космоса.

Пифагорейство и платонизм особенно тяготели к идеалу безусловного повиновения сверхличному авторитету. Пифагорейцы на практике создали «орден», связанный строгой дисциплиной, и соблюдали множество ритуально-уставных предписаний. Афонские монахи XV в. - поздние наследники Пифагора и Платона.

В платонизме напряженный интерес к порядку космоса - ощущение угрозы порядку полиса. «Удобопревратность» земных законов - очевиднее, непреложность небесных законов — желаннее. Ранневизантийская транскрипция евангельской молитвы: люди должны учиться слушаться у звезд. В мире идей космологическое умозрение и социальная этика получили соединительное звено, которого они не могли иметь во времена Платона - библейский креационизм, т. е. учение о Боге как творце стихий и законодателе людей.

Языческий ли, христианский ли космос — это все равно пространственный мир, который не имеет истории.

Классическая культура Греции оттесняла начало историзма на задний план. Идеал – круговое движение (движение небесного свода как лучший пример), поэтому движения человека и человеческой истории в идеальном плане тоже круговые. Человек и его история все время трактовались как находящиеся в движении, но это движение всегда возвращалось к исходной точке. Исконно проповедуемое в античности круговращение вещества и перевоплощение душ - также циклический процесс.

Другая мыслительная возможность (контраст с эллинским умонастроением) - в ближневосточной библейской традиции мистического историзма.

Мир греческой философии и греческой поэзии — это «космос», мир Библии — это «олам» , т. е. поток временного свершения, несущий в себе все вещи, или мир как история. Внутри «олама» пространство - «вместилище» необратимых событий.

В истории приходится участвовать, поэтому мир как «космос» оказывается адекватно схваченным через статичное описание в античном вкусе, а мир как «олам», напротив, — через направленное во времени повествование, соотнесенное с исходом.

Последний итог античной мудрости - доверять не времени, а пространству, не будущему, а настоящему. Сквозной мотив Библии — обетование, на которое не только позволительно, но безусловно необходимо без колебания променять наличные блага. Будущее— это то, во что верят персонажи Библии. В кризисную эпоху пророков этот эсхатологический оптимизм приобретает вполне сложившийся облик, таким он переходит в христианство.

Итак, греческий «космос» покоится в пространстве; библейский «олам» движется во времени, стремится к переходящему его пределы смыслу. Так, «мораль» притчи переходит пределы притчи. Поэтому поэтика Библии — это поэтика притчи, не принимающая эллинскую «пластичность»: природа и вещи должны упоминаться лишь по ходу действия и по связи со смыслом действия. Они не объект самоцельного описания; люди же предстают не как объекты художнического наблюдения, но как субъекты выбора и действия.

Ближневосточный мистический историзм вошел в духовный кругозор византийского средневековья через Библию. Был свойственен и другим религиозно-культурным традициям: от раннего эллинизма - греческий тип отношения к истории. Пример – труд в трех книгах вавилонянина Беросса (Бероса) - «Вавилонская история». Это предания древнего народа в формах всемирной хроники (известны по Ветхому Завету, но чужды классической Греции). Огромная роль реальных и фантастических выкладок по хронологии: весь временной универсум истории, исчисляемый Бероссом в сотни тысячелетий, - единое целое, которое расчленено на массивные ярусы эпох. В греческой историографии Геродота и Фукидида нет этой хронологической архитектоники, оперирующей с тысячелетиями.

Фукидид не предпринял даже минимальных усилий, чтобы сделать свою хронологию стандартной, а мировое время — просматриваемым. Если бы форма восточной всемирной хроники (именно как содержательная форма) не была нужна греко-римскому миру, она не была бы им воспринята с такой жадностью. Без ее влияния оказалась бы невозможной уже универсалистская историография Посидония и его последователей (вроде Диодора).

Новый Завет - усиление традиции библейского мистического историзма. Влияние на название: «Новым Заветом» именовали себя члены Кумранской общины, чаявшие «грядущего века»; христианство считало, что Бог уже заключил новый «завет» с «новыми людьми; книги Нового Завета обещают «новое небо и новую землю». Содержание новозаветной веры — не вневременной миф и не вневременная религиозно-философская концепция; оно связано со стихией времени. Взаимоотношения Бога и человека получили временное измерение: Моисеев, новозаветный автор, замечает, что «закон» (истинное установлением Бога)ьвозник во времени и во времени же «упраздняется». Для традиционной

религиозности слово «новый» могло быть наделено только негативным смыслом — здесь официальный иудаизм и греко-римское язычество были едины. У молодого христианства слово «новый» обозначает свой «завет» и свое «Писание».

Когда религия «Нового Завета» и «хороших новостей» столкнулась с циклическими концепциями античного мышления, она не могла не объявить им войну. Христианская точка зрения на доктрину о вечном возврате: по кругу человека водит бес; устраиваемая Богом «священная история» идет по прямой линии, потому, что у нее есть цель.

Победа христианства над язычеством должна была означать победу библейского способа подходить к истории над греческим. Однако при сравнении ранневизантийской идеологии с верой Нового Завета очевидна убыль историзма, частичное возвращение к статическим мыслительным схемам метафизики и мифа.

Во-первых, заключительная стадия библейского мистического историзма скрывала в себе противоречивые возможности. Противоречивость эсхатологической установки можно увидеть у апокалиптиков (позднеиудейских авторов «откровений» о конце истории). Они оказали широкое влияние на весь ранневизантийский образ мира во времени и пространстве; (влияние через раннехристианскую литературу). Тема апокалиптиков — взрыв истории и ее переход в метаисторию, последнее сражение добра и зла и «тот свет». Для атмосферы их сочинений характерно единство двух крайностей — предельной экзальтации и предельной рассудочности. С одной стороны - напряженность интонации, непривычность и неимоверность образов, с другой - книжный и головной характер, влечение к анонимности (с помощью условных именам таинственной древности выбирается воображаемая наблюдательная точка вне истории). Апокалиптик чувствует историю как боль, которую нужно вылечить, он скорее ненавидит историю, чем любит ее, поэтому так важна идея абсолютного конца (когда все нерешенное будет решено).

Во-вторых, христианство перенимало греческие мыслительные навыки. Наблюдалось движение к тонкой интеллектуальной культуре: приближение христианства к онтологии эллинского типа, к платоновскому или аристотелевскому идеализму. Самый универсальный мыслитель христианства на протяжении нескольких столетий - Ориген: фундамент почти всей христианской философии средневековья - его труды. Из его традиций эллинистического толкования мифов и поэтических текстов александрийская школа христианского богословия разработала метод аллегорической интерпретации библейской «священной истории». Особый подход: событие во времени - иносказание о смысле вне времени. В повествовании Библии три значения текста: буквальное— плотское, моральное— душевное и мистическое — духовное. Идеальная структура снова противопоставлена конкретной истории. Если смысл события имеет вневременной характер, он может выявиться в целой цепи разновременных событий. Интерпретация александрийской школы почти не принимает всерьез время: прошлое симметрично настоящему, настоящее - будущему; необратимость времени снова приглушена гармонией как бы пространственной симметрии.

В-третьих, у александрийской школы был соперник — антиохийская школа. Антиохийцы культивировали интерес к буквально-историческому смыслу Библии. Их заинтересованность в историографическом оформлении идеологии священной державы тоже могла быть еще одним путем ухода от новозаветного, раннехристианского историзма. Основатель и классик церковной историографии, идеолог священной державы Евсевий Кесарийский, унаследовал от Оригена элементы филологически-полигисторской культуры и чисто теологические воззрения проарианского характера, но не основной уклон его философского мышления. Перспектива истории ведет в глазах Евсевия к христианской державе Константина. Эсхатологическое будущее подменено политическим настоящим: перед нами официальная идеология «благоверной» государственности, принимающая сама себя вполне всерьез. За историей оставлена конкретность, но у нее почти до конца отнята открытость —на таинственное абсолютное будущее эсхатологии. Если новозаветные авторы не устают подчеркивать новизну своей веры и своей «вести», то Евсевий энергично утверждает, что в христианстве нет «ничего нового и ничего странного»

В фидеистическом рационализме средних веков все разъяснено с самого начала, как текст некоего священного действа. Фидеистический рационализм враждебен не только духу научности; он враждебен религиозному переживанию тайны (абсолютное будущее слишком определенно, чтобы быть абсолютным).

Фидеистический рационализм характерен для всего средневековья. На Западе (где империя – слабая и обреченная) мистический историзм возведен на новую, философскую ступень. Результат этого широкого интеллектуального синтеза — труд Августина «О граде Божием». История человечества в нем - противоборство двух человеческих сообществ: мирской государственности и духовной общности в Боге («Град земной» = «любовь к себе, презрение к Богу», «град Божий» = «любовь к Богу, презрение к себе»). История — это драма, разделенная на шесть актов (сообразно шести дням творения).

V в. дал средневековью две книги, в каждой - идеологические основания огромной эпохи в обобщенном виде. Одна – на латыни, другая — на греческом ( = символ различия между латинским миром и ранневизантийской культурой). Тема трактата «О граде Божием» — мир как история (история как острый спор противоположностей). Временное начало принято у Августина по-настоящему всерьез. Тема так называемых «Ареопагитик» (сочинений Псевдо-Дионисия Ареопагита) — мир как «космос», как структура. И Августин, и Псевдо-Ареопагит идут от идеи церкви. Но для Августина церковь — это «странствующий по земле», бездомный и страннический «град» в драматическом противоречии с «земным градом» и с самим собой. Для Псевдо-Дионисия церковь — это иерархия ангелов и людей, стройный распорядок «таинств».

Дальнейшие наследники августиновской философии на Западе - Отгон Фрейзингский (написал в XII в. свою «Хронику, или Историю о двух Градах»), Иоахим Флорский ( учил о диалектике трех «мировых состояний» и вдохновлял ереси предвозрожденческой поры). Наследники Псевдо-Дионисиевой философии мирового строя - из породившей ее византийской культуры — от Максима Исповедника до Григория Паламы. Ранний перевод на латинский язык и комментарии к трактатам ведущих мыслителей средневековья и Возрождения (Фома Аквинский и Марсилио Фичино). Из «Ареопагитик» появились философские построения Иоанна Скота Эриугены и Николая Кузанского, эстетика света и символа у Сугера и Витело. Труд Августина (двадцать две книги) остался неизвестным ученым теологам грекоязычного мира: его идеи не могли быть восприняты официальным ромейским правоверием.

Мера интереса к движению «священной истории» в ранневизантийской культуре от века к веку уменьшается. Наглядный пример — жанровая эволюция церковной

поэзии: начинается с расцвета «кондака» ( = поэма, включающая в себя повествовательные и драматизированные части; ее действующие лица обмениваются репликами, изливают в патетических монологах свое душевное состояние ). Прославленный мастер такой поэзии — Роман Сладкопевец. Он придает «священной истории» черты драмы; событие приобретает облик некоей мистерии, но изображается как событие; имеет свою эмоциональную атмосферу (в речах действующих лиц/ в восклицаниях «от автора»). Потомки канонизировали Романа, но они не оставили ни одной его поэмы в церковном обиходе. Время для картинных повествований и драматических сценок прошло; наступило время для размышлений и славословий: жанровая форма кондака вытесняется жанровой формой канона. Ее классик - Андрей Критский. В его «Великом каноне» - образы Ветхого и Нового Заветов, редуцируемые к простейшим смысловым схемам. Например, Ева — это уже не Ева: это женственно-лукавое начало внутри самой души каждого человека. Андрея Критского не интересует повествование, его интересует «мораль». Весь «Великий канон» — свод «моралей» к десяткам отсутствующих в нем «басен». Конкретность «священной истории» перестает быть символом и становится не более как иносказанием.

Церковные поэты последующих веков — Иоанн Дамаскин и Косьма Маюмский, Иосиф Песнопевец и Феофан Начертанный - не наследники Романа; это продолжатели традиции Андрея. Структура канона предполагает, что каждая из его девяти «песней» по своему словесно-образному составу соотнесена с одним из библейских. Событие перестает быть событием и превращается в модус для одного и того же, все время одного и того же смысла. Победа канона над кондаком — это победа «александрийской» тенденции над «антиохийской».

Для средневековой мысли, как и для античной мысли, «благое» — это оформленное и округленное, совершенное и завершенное, потому необходимо конечное в пространстве и времени.

Мир «членоразделен», как членораздельно «Слово», вызвавшее его к жизни. Библия описывает сотворение мира, как ряд актов «отделения» одного от другого, требует от человека «отличать священное от несвященного и нечистое от чистого».

Средневековый образ мира членится во времени и в пространстве на две части (неравные по своему достоинству). У времени два яруса: «сей век» и превосходящий его «будущий век». У пространства - «поднебесный мир» и превосходящий его «занебесный мир».

С христианской точки зрения все время - «Божье» и постольку сакральное время, все пространство - «Божье» и постольку сакральное пространство; Бог есть «благословляющий и освящающий всё». Поэтому вступает в действие оппозиция «священное — священнейшее». Эта оппозиция - двуединство христианского канона Библии: Ветхий Завет свят, однако Новый Завет более свят.

Двухъярусность средневекового образа совмещает в себе дуальные противоположения, то дополняющие друг друга, то смешивавшиеся друг с другом, но различные по своему генезису и по своей внутренней логике. Во-первых, это библейская, ветхозаветная оппозиция: не до конца осуществившая себя «слава Божия» в истории. Во-вторых, это платоновская, философски-спиритуалистическая оппозиция (пара онтологически приравненных оппозиций: чувственный мир тел — умопостигаемый мир идей; время — вечность).

Особенно противоречивы отношения взаимопритяжения и взаимоотталкивания между библейским и платоническим подходами к членению всего сущего. Христианство - не религия «духа»; это религия «Святого Духа. Ее идеал — не самоодухотворение, а «покаяние», «очищение» С христианской точки зрения и плоть может быть «честными мощами», а дух может быть «нечистым духом» — нечистым вовсе не в силу контакт а с материей, но по собственной вине непослушания. Грань между добром и злом идет для христианства наперерез грани между материей и духом.

Двухъярусное членение мира: - временной, т. е. исторический, модус (противопоставление «сего века» и «будущего века» как настоящее и грядущее); - пространственный, т. е. космологический модус (противопоставление «земного» и «небесного» в буквальном смысле); - философский, онтологический модус (противопоставление материи и духа, времени и вечности, что можно также обозначить как «земное» и «небесное», но в порядке метафоры).

Все три модуса были сопряжены в единой символической системе как взаимозаменимые смысловые эквиваленты. Уравнение: духовное так относится к телесному, как небеса относятся к земле и «будущий век» относится к «сему веку». Достаточно часто приравниваются друг к другу не только отношения, но и сами члены этих отношений; взаимозаменимость как бы переносится на них.

Характерный пример — ранневизантийская легенда о поваре Евфросине. Повествуется о некоем священнике: «когда он спал на постеле своей, ум его был восхищен, и пресвитер очутился в саду, какого он никогда не зрел». Персонаж легенды проник на верхний ярус мирового бытия «вне тела»; ведь тело оставалось «на постеле», и «восхищен» был только «ум». Но в раю священник получает в дар три яблока; и вот оказывается, что эти яблоки он самым вещественным образом приносит с собой на землю, к своему же собственному телу. По логике этой легенды различие между странствием на небеса «в теле» и «вне тела», между космологической и онтологической оппозициями снимается; одно до конца приравнено к другому.

Платон, «Апология Сократа»

· «я вовсе не силен в красноречии, — конечно, если только они не считают сильным в красноречии того, кто говорит правду; если они это разумеют, тогда я готов согласиться, что я — оратор, однако не на их образец».

· «вы не услышите разнаряженной речи, украшенной, как у них, разными оборотами и выражениями, я буду говорить просто, первыми попавшимися словами — ведь я убежден в правоте моих слов...»

· «и еще прошу обращать внимание только на то, правду ли я говорю или нет; в этом ведь достоинство судьи, долг же оратора — говорить правду».

· «если вы слышали от кого-нибудь, будто я берусь воспитывать людей и зарабатываю этим деньги, так это тоже неправда, хотя, по-моему, это дело хорошее, если кто способен воспитывать людей, как, например, леонтиец Горгий, кеосец Продик, элидец Гиппий. Все они, афиняне, разъезжают по городам и убеждают юношей, хотя те могут даром пользоваться наставлениями любого из своих сограждан, — бросить своих и поступить к ним в ученики, принося им и деньги и благодарность» - про софистов.

· «этот человек только кажется мудрым и многим другим людям, и особенно самому себе, а чтобы в самом деле он был мудрым, этого нет <...> я рассуждал сам с собою, что этого-то человека я мудрее, потому что мы с ним, пожалуй, оба ничего дельного и путного не знаем, но он, не зная, воображает, будто что-то знает, а я если уж не знаю, то и не воображаю» - про государственных людей.

· «те, что пользуются самой большой славой, показались мне <...> чуть ли не лишенными всякого разумения, а другие, те, что считаются похуже, напротив, более одаренными разумом».

· «не благодаря мудрости могут они творить то, что творят, но благодаря какой-то природной способности и в исступлении, подобно гадателям и прорицателям; ведь и эти тоже говорят много хорошего, но совсем не знают того, о чем говорят» - про поэтов.

· «оттого что они хорошо владели своим делом, каждый из них считал себя самым мудрым также и во всем прочем, даже в самых важных вопросах, и это заблуждение заслоняло собою ту мудрость, какая у них была» - про ремесленников.

· «будто если я доказываю, что кто-то вовсе не мудр в чем-то, то сам я в этом весьма мудр. А в сущности <...> мудрым-то оказывается бог, и <...> он желает сказать, что человеческая мудрость стоит немногого или вовсе даже ничего».

· «Сократ преступает законы тем, что портит молодежь, не признает богов, которых признает город, а признает другие, новые божества» - обвинение, выдвинутое против Сократа.

· «И если что погубит меня, так именно это; не Мелит и не Анит, а клевета и недоброжелательство многих — то, что погубило уже немало честных людей и, думаю, еще погубит, — рассчитывать, что дело на мне остановится, нет никаких оснований».

· «Ведь бояться смерти <...> это не что иное, как, приписывая себе мудрость, которой не обладаешь, возомнить, будто знаешь то, чего не знаешь. Ведь никто не знает ни того, что такое смерть, ни даже того, не есть ли она для человека величайшее из благ, между тем ее боятся, словно знают наверное, что она — величайшее из зол».

· «Ведь я только и делаю, что хожу и убеждаю каждого из вас <...> заботиться прежде и сильнее всего не о теле и не о деньгах, но о душе, чтобы она была как можно лучше; я говорю, что не от денег рождается доблесть, а от доблести бывают у людей и деньги, и все прочие блага как в частной жизни, так и в общественной».

· «нет такого человека, который мог бы уцелеть, если бы стал откровенно противиться вам или какому-нибудь другому большинству и хотел бы предотвратить все то множество несправедливостей и беззаконий, которые совершаются в государстве. Нет, кто в самом деле ратует за справедливость, тот, если ему суждено уцелеть хоть на малое время, должен оставаться частным человеком, а вступать на общественное поприще не должен».

· «никогда и ни с кем я не соглашался вопреки справедливости».

· «Да я и не был никогда ничьим учителем, а если кто, молодой или старый, желал меня слушать и наблюдать, как я делаю свое дело, то я никому никогда не препятствовал. <...> им нравится слушать, как я испытываю тех, кто считает себя мудрым, хотя на самом деле не таков».

· «Возможно, что кто-нибудь из вас рассердится, вспомнив, как сам он, когда судился в суде и не по такому важному делу, как мое, упрашивал и умолял судей с обильными слезами и, чтобы разжалобить их как можно больше, приводил сюда своих детей и множество родных и друзей, — а вот я ничего такого делать не намерен, хотя дело мое может, как я понимаю, принять опасный оборот. <...> Не из-за самомнения, афиняне, и не из презрения к вам. Боюсь ли я или не боюсь смерти, это мы сейчас оставим, но для чести моей и вашей, для чести всего города, мне кажется, было бы некрасиво, если бы я стал делать что-нибудь такое в мои годы и при той репутации, которую я составил, заслуженно или незаслуженно, — все равно».

· «Не говоря уже о чести <...> мне кажется, что неправильно просить судью и просьбами вызволять себя, вместо того чтобы разъяснять дело и убеждать. Ведь судья поставлен не для того, чтобы миловать по произволу, но для того, чтобы творить суд по правде».

· «Избегнуть смерти не трудно, афиняне, а вот что гораздо труднее — избегнуть нравственной порчи: она настигает стремительней смерти. И вот меня, человека медлительного и старого, догнала та, что настигает не так стремительно, а моих обвинителей, людей сильных и проворных, — та, что бежит быстрее, — нравственная порча. Я ухожу отсюда, приговоренный вами к смерти, а они уходят, уличенные правдою в злодействе и несправедливости».

· «ведь сколько есть оснований надеяться, что смерть — это благо! Смерть — это одно из двух: или умереть значит не быть ничем, так что умерший ничего уже не чувствует, или же, если верить преданиям, это есть для души какая-то перемена, переселение ее из здешних мест в другое место».

· «и уж если что принимать за верное, так это то, что с человеком хорошим не бывает ничего плохого ни при жизни, ни после смерти и что боги не перестают заботиться о его делах».

Платон, «Пир»

см. «Пир»

Всего - семь речей.

Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 1331; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!