Владимирско-суздальское летописание
Некоторые летописные своды Северо-Восточной Руси реконструируются на основе сопоставления содержания четырех летописей – Радзивиловской, Московско-Академической и Лаврентьевской летописей, а также Летописца Переяславля Суздальского.
Радзивиловская летопись представлена сегодня двумя списками. Основной список датируется концом XV в. Его содержание иллюстрируют более чем 600 миниатюр. Второй список был снят с этого иллюстрированного списка, принадлежавшего в XVII в. Радзивилам, по поручению Петра I в городе Кенигсберге в начале XVIII в. Последняя погодная запись в летописи – статья о событиях 1206 г. – обрывается на полуслове. Конец летописи, скорее всего, утрачен.
С Радзивиловской сходна с начала текста до 1206 г. Московско-Академическая летопись. В отличие от Радзивиловской летописи она имеет продолжение до 1419 г. После 1206 г. текст Московско-Академической летописи состоит из двух частей разного происхождения: с 1207 г. до 1238 г. и с 1238 по 1419 гг. Примечательно, что последняя часть наиболее самостоятельна и не имеет близких совпадений с другими известными сегодня летописями. Здесь отразился, по-видимому, какой-то независимый от великокняжеского московского летописания свод, возможно, владычный ростовский свод.
Еще одним летописным сочинением, привлекаемым для реконструкции ранних этапов летописания на Северо-Востоке, является Летописец Переяславля Суздальского (XV в.). Самоназвание этого текста – «Летописец русских царей». На хронологическом отрезке с 1138 г. по 1206 г. изложение событий в Летописце сходно с повествованием Радзивиловской летописи. Главное отличие Летописца Переяславля Суздальского от Радзивиловской и [31]Московско-Академической летописей в том, что его текст имеет продолжение до 1214 гг. включительно.
|
|
|
Сопоставление между собой всех перечисленных летописей привело Шахматова к заключению, что в их основе был переяславский свод 1214 г., к которому, возможно, восходят и иллюстрации Радзивиловской летописи. В Радзивиловской и Московско-Академической летописях окончание этого свода было утрачено.
Все названные летописи в начальной части включают киевский свод начала XII в. – Повесть временных лет в редакции 1116 г. После него в летописях читаются только южнорусские известия, затем они перемежаются с северо-восточными известиями. Непрерывный поток северо-восточных известий начинается с 1157 г., южно-русские обрываются на 1175 г. В дальнейшем южно-русские события приведены только в погодных записях 1185, 1186 и 1188 г., еще раз в 1199 г. и 1200 г.
Для восстановления более ранних летописных сводов, созданных на Северо-Востоке Руси в период феодальной раздробленности, привлекается и Лаврентьевская летопись, последняя статья которой датируется 1305 г.
|
|
|
Сравнение, с одной стороны, Радзивиловской и Московско-Академической летописей, Летописца Переяславля Суздальского, а с другой – Лаврентьевской летописи обнаруживает существенные расхождения между ними в освещении владимиро-суздальских событий, начиная с 1157 г. Выразительным смысловым несовпадением в текстах сравниваемых летописей является описание в погодной статье 1176 (6684) г. событий, в которых участвовал князь Михаил Юрьевич (Михалко). В Радзивиловской и Московско-Академической летописях, а также Летописце Переяславля Суздальского рядом с его именем названо имя Всеволода Юрьевича. Если же обратиться к Лаврентьевской летописи, то в ней Михаил Юрьевич выступал как единственный персонаж всех событий. На протяжении одной годовой записи в Радзивиловской летописи в повествовании о деятельности Михаила Юрьевича имя его брата Всеволода включено не менее 13 раз:
| Лаврентьевская летопись | Радзивиловская летопись |
| «Володимерци же укрепив-шеся послашася Чернигову по Михалка...» «Михалко с Москвы поеха Володимерю...» «Заоутра поеха изъ Суждаля борзо яко жиназаяць дружине постигающе его Михалку не доехавше Володимеря...»[14]. | «Володимерци жеукрепившеся послашася к Чернигову по Михалка и по брате его Всеволода...» «Михалко с Москвы поеха с братом со Всеволод(о)мъ к Володимирю...» «Заоутра поеха изъ Суждаля борзо яко ж иная же на заяцъ дружине постигающи его Михалку не доехавше Володимеря собратомъ Всеволодомъ...»[15] |
[32]
|
|
|
Эти различия свидетельствуют о том, что в основании Лаврентьевской и Радзивиловской летописей были разные летописные источники. Шахматов, а позднее и Приселков пришли к выводу, что в основе северо-восточных известий Лаврентьевской летописи лежал владимирский свод конца XII в., где текст не подвергался значительным переработкам. В основе же Радзивиловской летописи был другой владимирский свод начала XIII в., прославлявший Всеволода Большое Гнездо и составленный при его сыновьях: Юрии – владимирском князе (1212 – 1216 гг.) и Ярославе – переяславском князе (1212 – 1236 гг.).
О существовании этих двух разновременных сводов свидетельствуют также языковые особенности Лаврентьевской и Радзивиловской летописей. Так, в Лаврентьевской летописи прослеживаются более архаичные лексика и грамматические формы, чем в Радзивиловской:
|
|
|
| Лаврентьевская летопись | Радзивиловская летопись |
| «комони» | «кони» |
| «ядь» | «снедь» |
| «детеск» | «мал» |
| «двое чади» | «двое детей» |
| «доспел» | «готов» |
| «крьнеть» | «купить» |
Разные временные формы глаголов, использованные в статье 1185 (6693) г. в рассказе о поставлении епископа Луки в Ростов, Владимир и Суздаль, позволили высказать гипотезы о времени создания этих сводов. Так, в Лаврентьевской летописи похвала епископу передана в настоящем времени. Это может указывать на то, что запись была сделана до смерти Луки, последовавшей 10 ноября 1189 г. В Радзивиловской летописи в похвале Луке уже употреблено прошедшее время. Следовательно, составитель свода, на; основе которого написан текст Радзивиловской летописи, работал после смерти Луки. Более старший владимирский свод, использованный при составлении Лаврентьевской летописи, может быть датирован точнее. Шахматов видел его конец в словах «ныня и прис(но) и в бесконечныя векы аминь», завершающих рассуждения летописца по поводу пожара во Владимире 18 апреля 1185 г.; Обычно в литературных произведениях слово «аминь» (в переводе с еврейского означает «истинно», «верно», «да будет») указывало конец текста. Аргументом в пользу этой датировки Шахматов считал и то, что до 1185 г. включительно Всеволод Юрьевич назывался в летописи князем, и только с 1186 г.– великим князем, г Впоследствии Приселков передатировал этот свод 1193 г.
В составе Лаврентьевской летописи восстанавливается еще один владимирский свод. Основанием для его выделения служат < дублирование одного известия, имеющего южное происхождение. [33] Это касается известий о походе Михалка Юрьевича на половцев, помещенных под 1169 (6677) г. и 1171 (6679) г. Изложение в этих погодных записях различается степенью подробности: рассказ под датой 1169 г. содержит детали, которых нет в статье 1171 г. Но считать второй рассказ сокращением первого нельзя потому, что в нем есть детали, отсутствующие в статье 1169 г.: указан день, когда была одержана победа над половцами – «неделя» (воскресенье), уточнено, что переяславцы «полонъ свои от(ъ)яша 400 чади и пустиша я во своя си». По-разному объясняются причины победы переяславцев над половцами: в записи 1169 г. победа одержана благодаря помощи Христа и Богородицы («быс(ть) помощь Христа честнаго и святое матере Божьи Десятиньное Богородицы, ея же бяхуть волости заяли, да аще Бог не дасть въ обиду человека проста еда начнуть его обидети аже своее матере дому...»)[16], а в 1171 г. – молитве «отня и дедня» («...и поможе Богъ Всеволодомъ на поганыя [и] дедня и отня молитва»)[17]. Оба рассказа восходят к двум различным источникам, созданным, скорее всего, в Переяславле Южном. Один источник представлял собой свод митрополичий, а другой – княжеский Летописец Владимира Глебовича. Рассказ об одном и том же походе в переяславских источниках был помещен под разными датами. Позднее оба южнорусских летописных текста были использованы владимирским летописцем при создании своего сочинения, но отождествить рассказы об одном и том же походе он не сумел. Время работы северо-восточного сводчика Шахматов датировал 1175 г. Приселков внес уточнение и датировал новый владимирский свод, использовавший оба южных летописца, 1177 г.
Лаврентьевская летопись включила и более поздние летописные произведения, созданные в иных северо-восточных летописных центрах в XIII в. Однако их следы сильно размыты. В отдельных погодных статьях просматриваются следы ростовского летописания. Приселков считал, что в 1239 г. возник свод, соединивший версии владимирских сводов конца XII и начала XIII в. и ростовское летописание. В статье 1271 г. видят остатки летописания ростовской княгини Марии.
События с 1285 г. до 1305 г. принадлежат последнему своду, включенному в Лаврентьевскую летопись. Свод 1305 г. был охарактеризован Шахматовым как общерусский свод по составу известий и как возникший по инициативе митрополита Максима. Местом создания назывался перенесенный с 1300 г. во Владимир двор митрополита, который с этого времени начинает титуловаться митрополитом всея Руси. Дальнейшие исследования Лаврентьевской летописи и в особенности ее заключительной части позволили Приселкову высказать гипотезу о том, что свод 1305 г. был не митрополичьим сводом, а владимирской великокняжеской летописью, составленной по инициативе владимиро-тверского князя Михаила Ярославича. [34]
Московское летописание
Начало московского летописания восстанавливается на основе пергаменной Троицкой летописи начала XV в. Эта летопись, к сожалению, сгорела в огне московского пожара в 1812 г. Однако ко времени утраты она уже была введена в научный оборот. Тщательно изучал известия летописи Н.М.Карамзин, сделавший многочисленные и обширные выписки из ее текста и позднее опубликовавший их в примечаниях к «Истории государства Российского». Троицкая летопись была использована для выявления разночтений в Лаврентьевской летописи, публикация которой в начале XIX в. подготавливалась Обществом истории и древностей при Московском университете, но осталась незавершенной. Выписки Карамзина, а также результаты сопоставления текстов Лаврентьевской и Троицкой летописей до 906 г. позволили установить сходство Троицкой с рядом других сохранившихся летописей – Рогожского летописца первой половины XV в., Симеоновской летописи конца XV в. Извлечения из Троицкой летописи были использованы Приселковым для реконструкции ее текста.
Анализ сохранившихся материалов показал, что окончательный текст летописи содержал свод 1408 (6916) г. (это последняя дата текста). Составлялся он, по мнению Приселкова, в Москве при дворе митрополита «киевского и всея Руси» Киприана вскоре после его смерти, так как в тексте под датой 1406 г. помещено описание кончины Киприана и приведено его завещание с датой «месяца септеврия въ 12 день, индикта 15 лето 6915». По составу известий свод являлся общерусским, хотя его политические тенденции были явно промосковскими.
Составитель свода 1408 г., или свода Киприана, использовал летописные работы своих предшественников. Его основным источником был общерусский свод 1305 года, отразившийся также в Лаврентьевской летописи. Поскольку Лаврентьевская летопись возникла ранее Троицкой, то можно предположить, что именно она или ближайший протограф свода 1305 г. послужил оригиналом для летописца, работавшего в начале XV в. Однако сравнение Троицкой и Лаврентьевской летописей показало, что более полные и лучшие чтения содержатся в Троицкой летописи, а не в Лаврентьевской. Обильны дополнения Троицкой летописи к тексту Лаврентьевской за конец XIII – начало XIV в.: под 1295 (6803) г. подробно рассказано о смерти Дмитрия Александровича Переяславского и т.д. Существуют и некоторые расхождения между ними. Так, события под 887 – 945 гг. датированы в Троицкой летописи годом вперед, т.е. 886 – 944 гг. Эти и другие наблюдения свидетельствуют о том, что свод 1408 г. восходил к оригиналу летописи – своду 1305 г.
Для повествования о событиях, совершившихся после 1305 г., составитель свода 1408 г. использовал, по всей видимости, новгородское, [35] суздальское, ростовское летописание. Московское летописание XIV в. в составе свода 1408 г., было представлено, по мнению Приселкова, «Летописцем великим русским».
«Летописец великий русский» – это самоназвание текста, которое приведено Карамзиным в выписке за 1392 г. В этой погодной записи летописец дает нелицеприятную характеристику новгородцам, которые «беша 6о человеци суровы, непокориви, упрямчиви, непоставни... Кого от князь не прогневаша или кто от князь угоди им, аще и великий Александр Ярославичь не уноровил им?»[18]. При этом автор погодной статьи ссылался на другую летопись: «И аще хощеши распытовати, разгни книгу Летописец великий руськии и прочти от великаго Ярослава и до сего князя нынешняго». Приселков видел в «нынешнем князе» Василия I, вступившего на престол в 1389 г.
«Летописец великий русский», как считал Приселков, возник на основе московских великокняжеских сводов, которые начали вести при митрополичьем дворе уже после смерти Ивана Даниловича Калиты в 1340 г. Именно о нем и членах его семьи в Троицкой летописи читались известия с точными абсолютными датами, а точные абсолютные даты событий признаются учеными свидетельствами их письменной фиксации. Первым датированным событием является рождение у Ивана Даниловича сына Семена в 1317 г.: «В лето 6825. ...Того же лета князю Ивану Даниловичю родися сынъ месяца сентября в 7 день, на память святого мученика Созонта и нареченъ бысть князь Семен»[19].
Кроме точных дат событий, связанных с московским княжеским домом, в Троицкой летописи есть датированные церковные события, совершившиеся в Москве. Раннее из них – закладка Успенского собора митрополитом Петром 4 августа 1326 г.: «Того же лета (6834) въ госпожино говение, месяца августа в 4, на память святого мученика Елфериа, заложена бысть первая церковь камена на Москве на площади, во имя святыа Богородица, чест-наго ея успениа, пресвященнымъ Петромъ митрополитомъ и благовернымъ княземъ Иваномъ Даниловичемъ. Пресвященныи же Петръ митрополитъ създа себе своима рукама гробъ каменъ в стене, идеже последи положенъ бысть, еже и ныне лежить»[20]. Летописное свидетельство о том, что умерший митрополит Петр лежит на том месте, которое он сам указал, свидетельствует о позднейшем происхождении текста с известием о закладке Успенского собора. Оно возникло, по крайней мере, после 1326 г., когда скончался митрополит.
Составление «Летописца великого русского» 1389 г., по реконструкции Приселкова, стало очередным этапом работы над московскими великокняжескими сводами.
Однако относительно происхождения «Летописца великого русского» в современной историографии высказываются разные мнения. Если Приселков признавал его сводом московских великих [36]князей, то позднее были высказаны предположения о принадлежности свода или суздальско-нижегородским великим князьям, или тверским великим князьям, добившимся в последней четверти XIV в. на короткое время владимирского престола.
Относительно характера раннего московского летописания XIV в. в историографии также высказаны иные, чем Приселковым, мнения. Так, С.Я.Лурье считал, что в первой половине XIV в. существовала семейная хроника московских Даниловичей. Эти отдельные записи о семейных делах княжеского дома, а также записки митрополичьего двора были объединены в 1340 г. в летописец. Но он не был великокняжеским сводом такого типа, какие создавались в Москве позднее, во второй половине XV в. Летописец не имел общерусского характера и не стремился к воздействию на сколько-нибудь широкий круг читателей.
Дошедшие до нас летописи показывают, что московское летописание набрало силу и начало играть особую роль в политической жизни во второй половине XV в. Основным центром летописания был двор великого московского князя. Политические события второй половины XV в. способствовали тому, что здесь было создано подряд несколько летописных сочинений, в основании которых лежал общерусский свод 1448 г. (названный Шахматовым Новгородско-Софийским).
Следы наиболее раннего из дошедшего до нас московского великокняжеского летописания второй половины XV в. обнаруживаются в Вологодско-Пермской (конец XV – первая половина XVI вв.) и Никаноровской (вторая половина XV в.) летописях. Сопоставление этих летописей показало почти полную идентичность их текстов до 1471 г. Шахматовым была выдвинута гипотеза о существовании протографа этих летописей – летописного свода 1472 г. Свод был связан с великокняжеским летописанием и был назван Московским великокняжеским сводом 1472 г.
Он создавался после победы великого московского князя над Новгородом и заключения Коростынского мира в 1471 г. Победа не привела к полной потере Новгородской феодальной республикой независимости. Данное обстоятельство диктовало московскому летописцу необходимость более осторожно оценивать политику Великого Новгорода в отношении князей. В своде 1472 г. обороты типа «изгнаша, выгнаша, показаша путь (князю)», которые встречаются в одном из источников летописи – своде 1448 г., были заменены на более мягкие по смыслу «князь изыде», «выеха». Это один из примеров позднейшей переработки ранее созданного текста в свете новых политических условий.
Следующий этап в великокняжеском летописании представлен Московским великокняжеским сводом 1479 г. Он стал основой всего великокняжеского и царского летописания последующего времени. Существование свода было установлено Шахматовым. [37] Изучая Архивную (так называемую Ростовскую) летопись, он определил, что ее повествование до 1479 г. совпадает с текстами поздних летописей, например, Воскресенской XVI в. Ученый предположил существование у этих летописных сочинений протографа, который он назвал Московским великокняжеским сводом 1479 г. Позднейшая находка свода 1479 г. в отдельном виде (т.е. вне поздних летописей) – в так называемом Эрмитажном списке XVIII в. – блестяще подтвердила правильность методических подходов Шахматова к реконструкции летописных сводов. Появившийся после окончательного присоединения Великого Новгорода к Москве, Московский великокняжеский свод 1479 г. в новых политических условиях открыто осуждал новгородцев за прежние изгнания князей.
Следующие этапы московского великокняжеского летописания представлены рядом сводов конца XV в. (90-е гг.) и начала XVI в. Во второй половине XV в. велось и общерусское летописание, независимое от летописания великого московского князя. В настоящее время оно представлено лишь небольшими фрагментами, поскольку было поглощено летописанием великокняжеским. Так, в Ермолинской летописи (XV в.), в так называемых Сокращенных сводах конца XV в., частично – в Устюжской летописи (начало XVI в.) просматривается независимый свод начала 70-х гг. XV в. Он возник, скорее всего, в Кирилло-Белозерском монастыре. О месте создания этого свода говорят особый интерес его составителя к бывшему кирилло-белозерскому игумену Трифону и опальному боярину Басенку, сосланному в 1473 г. в Кириллов монастырь, а также некоторые совпадения с краткими кирилло-белозерскими летописцами.
Еще один независимый неофициальный свод был создан в 80-х гг. XV в., возможно, при ростовской архиепископской кафедре. Этот ростовский свод обнаруживается в Типографской летописи (конец XV – начало XVI вв.). Часть Типографской летописи включает в себя много известий, связанных с Ростовом и Ростовской епархией: сообщает о смене ростовских архиепископов, рассказывает о столкновении ростовского архиепископа Вассиана Рыло с митрополитом Геронтием. Оценку современных событий, независимую от великокняжеского летописания, автор свода демонстрирует, например, при описании репрессий Ивана III во вновь присоединенных Новгороде и Твери.
В 90-х гг. XV в. независимое общерусское летописание прекратило свое существование. Впоследствии в Новгороде, Пскове, Вологде, возможно, в Твери, Ростове, Устюге и других местах продолжали составляться своды, но это были лишь местные варианты официального общерусского летописания или сугубо провинциальные летописи, питавшиеся столичными и местными слухами. [38]
Дата добавления: 2018-05-02; просмотров: 1119; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!