КЛАССИКА — НЕКЛАССИКА — ПОСТНЕКЛАССИКА — исторические типы философствования, 15 страница

схематизировать. Рассудок судит, разум же, по мысли Канта, умозаключает: "разум приходит к познанию при помощи действий рассудка, составляющих ряд усло­вий". Разум формирует трансцендентальные Идеи, представляющие собойцелокупность условий, при ко­торых категория отношения приписывается объектам возможного опыта. Таковые Идеи суть нечто безуслов­ное. Согласно Делезу, у Канта выстраивается следую­щая картина: абсолютный субъект (Душа) в отношении категории субстанции, завершенная серия (Мир) в отно­шении категории причинности и вся реальность в целом (Бог "как наиреальнейшая сущность, внутреннее содер­жание всей реальности") в отношении категории общ­ности. Как отмечал Кант, "разум имеет своим предме­том, собственно, только рассудок и его целесообразное применение". Функция разума, полученная таким обра­зом в ответ от рассудка, сводима, по мысли Делеза, к следующему: полагание за пределами опыта идеального центра, в направлении которого сходятся понятия рас­судка (максимум единства); формирование высших го­ризонтов, рефлектирующих и охватывающих понятия рассудка (максимум объема). По Канту, "чистый разум сохраняет за собой одну лишь абсолютную целокуп­ность в применении рассудочных понятий и стремится довести синтетическое единство, которое мыслится в категориях, до абсолютно безусловного". Феномены та­ким образом подчинены категориям с точки зрения фор­мы и также с точки зрения содержания соответствуют Идеям разума (или символизируют их). Но таковая гар­мония (между содержанием феноменов и Идеями разу­ма) просто постулируется. Разум суть способность, го­ворящая: все происходит, как если бы... Тремя аспекта­ми Идеи выступают: неопределенное в объекте Идеи; то, что поддается определению по аналогии с объекта­ми опыта; полагание идеала бесконечной детерминации в отношении понятий рассудка. Согласие же способно­стей промеж собой определяет то, что может быть на­звано общим чувством — "результат" априорного их /способностей — А.Г., T.P./ согласия. Возникает слож­ная проблема: различие по природе между нашими спо­собностями (воображением, рассудком и разумом). "Общее чувство" у Канта выражает гармонию способ­ностей под председательством рассудка (под заданными его понятиями) в спекулятивном интересе разума. Про­блема основания для гармонии способностей находит завершение лишь в "Критике способности суждения". Как утверждает Кант, по ряду причин рассудок и разум погрязли в амбициях сделать вещи в себе известными нам. Отсюда — важность вопроса: что есть внутренние иллюзии и незаконное применение способностей. Неред­ко рассудок применяет свои понятия не только к фено­менам (как и должно быть, — "экспериментальное при-

513

менение"), но и к вещам, как они существуют сами по себе ("трансцендентальное применение"). Но еще важ­нее, что разум желает законодательствовать в сфере зна­ния, абстрагируясь от своей связи с воображением. В итоге, по мысли Канта, трансцендентальное примене­ние рассудка выводится просто из того, что тот прене­брегает собственными пределами, тогда как трансцен­дентальное применение разума предписывает нам пере­ходить границы рассудка. Терминами внутренние иллюзии и ложные проблемы Кант замещает понятие ошиб­ка. Первые, по Канту, неизбежны, происходя из самой природы разума. Кант отмечает, что если рассудок пре­тендует на знание чего-то как такового, это значит, что речь идет о постижении вещей, как они существуют са­ми по себе. Они могут мыслиться лишь ноуменально. Посему, согласно Канту, "трансцендентальное примене­ние категорий на самом деле вовсе не есть применение их, и оно не имеет никакого определенного или хотя бы определимого только по форме предмета". Или: мы мо­жем задавать объект Идеи, только полагая, что он суще­ствует сам по себе в согласии с категориями. Глава вто­рая книги — "Связь способностей в Критике Практи­ческого разума"— ставит следующие вопросы. Высшей формой способности желания, по Канту, выступает представление чистой формы — форма всеобщего зако­нодательства. Моральный закон /см. Категорический императив— А.Г., T.P./,— отмечает Делез, — не появ­ляется как нечто компаративное и психологически все­общее ... Он предписывает нам мыслитъ максиму нашей воли как "принцип всеобщего законодательства" ...Все­общее, в таком смысле, — логический абсолют. Причем, согласно Делезу, разум в данном случае вовсе не умоза­ключает: осознание морального закона — это факт, но, согласно Канту, "не эмпирический факт, а единственный факт чистого разума, который провозглашается таким образом как первоначально законодательствующий ра­зум". Таким образом, разум — способность, непосред­ственно законодательствующая в способности желания. В такой форме это и есть "чистый практический разум". Способность же желания, обнаруживающая собствен­ную заданность внутрисамой себя, строго говоря, по мысли Делеза, суть "автономная воля". В данном кон­тексте именно моральный закон как чистая форма все­общего законодательства "допускает задание свободной воли как таковой". Понятие практического разума ведет нас к понятию свободы, которое не содержится в мо­ральном законе, ибо само является Идеей спекулятивно­го разума. Что же, в свою очередь, представлено поняти­ем свобода?Делез отвечает: это понятие может пред­ставлять не феномен, а только вещь в себе, ибо: 1) по­знание, относящееся сугубо к феноменам, полагает ве­щи в себе как то, что может быть только мыслимо, —

как умопостигаемые и сверхчувственные ноумены; 2) свобода приписывается вещи в себе, и ноумен мыслится как свободный в том случае, когда соответствующий ему феномен обладает активными и спонтанными спо­собностями, не сводимыми к простой чувственности... как умопостигающие и разумные существа мы должны мыслить себя в качестве членов умопостигаемого и сверхчувственного мира, наделенного свободной при­чинностью; 3) понятие свободы как Идеи разума при­оритетно в отношении иных Идей, ибо только это поня­тие (только Идея разума) сообщает вещам в себе смысл или гарантию "факта" и позволяет нам реально проник­нуть в умопостигаемый мир. Или, согласно Канту, "сверхчувственная природа, насколько мы можем соста­вить себе понятие о ней, есть ничто иное, как природа, подчиненная автономии чистого практического разу­ма. А закон этой автономии есть моральный закон, кото­рый, следовательно, есть основной закон сверхчувствен­ной природы". Таким образом, моральный закон у Кан­та суть закон самопроизвольности и каузальности субъ­екта как вещи в себе. В итоге наличествуют: а) область феноменов как объектов всякого возможного опыта — она же область законодательства посредством естест­венных понятий, когда рассудок законодательствует в познавательной способности или в спекулятивном инте­ресе разума; б) область вещей в себе, мыслимых как но­умены, — она же область законодательства посредст­вом понятия свободы, когда разум законодательствует в своем собственном практическом интересе. Между эти­ми областями, по Канту, лежит "необозримая пропасть". В отличие от области феноменов, ноумен сообщает мы­шлению тождество законодателя и субъекта подчине­ния: "В личности нет, правда, ничего возвышенного, по­скольку она подчинена моральному закону, но в ней есть нечто возвышенное, поскольку она устанавливает этот закон и только потом ему подчиняется" (Кант). Мораль­ный закон тем самым выступает формой, под которой умопостигаемые существа конституируют сверхчувст­венную природу. Этот закон содержит такие определяю­щие принципы для всех разумных существ, которые, по мысли Канта, являются источником их систематическо­го единства. Одновременно ложь или преступление так­же имеют умопостигаемую причину, пребывающую вне времени. Поэтому, согласно Канту, не следует отожде­ствлять практический разум и свободу: в свободе всегда есть зона свободной воли, вследствие чего мы всегда можем сделать выбор не в пользу морального закона. Делая такой шаг, люди не перестают обладать умопо­стигаемым существованием, — они утрачивают усло­вие, под которым это существование формирует часть природы, составляя при этом системное целое. (В таком контексте сверхчувственное само может мыслиться как

514

природа только по аналогии с чувственно воспринимае­мой природой.) По мысли Канта, моральный закон есть самое обычное и самое общее применение разума. Даже применение рассудка, согласно Канту, не предполагает каких-либо научных либо философских инструкций. Философская рефлексия необходима потому, что спо­собности порождают иллюзии, от впадания в которые они не в состоянии себя уберечь. При этом разум стре­мится примирить то, что существует лишь в принципе, с чувственными наклонностями или эмпирическими желаниями. Разум тем самым начинает подстраивать долг под наши желания. По Канту, "отсюда возникает естественная диалектика" (или, по Делезу, "диалектика в первом смысле"). Комментируя моральный закон, Делез ставит вопрос (его исходная антиномия): как можно примирить две кантианские темы: тему естественной гармонии (общее чувство) и тему противоречивого опы­та (ситуация отсутствия общего смысла). У Канта, со­гласно Делезу, присутствует различие между "Критикой чистого спекулятивного разума" и "Критикой практиче­ского разума", ибо последняя не есть критика чистого практического разума. По мысли Канта, чистый разум, если только будет доказано, что таковой существует, не нуждается ни в какой критике. Именно поэтому чистый практический разум, не являясь источником иллюзий, и не нуждается в критике. Но в нем, по мысли Канта, спо­собны отражаться эмпирические интересы. Посему кри­тике чистого спекулятивного разума соответствует кри­тика нечистого практического разума. Общим между указанными разумами выступает трансцендентальный метод, задающий начало имманентного применения разума; По Канту, "Критика чистого разума" осуждает "трансцендентальное применение практического разу­ма", который позволяет себе быть эмпирически обус­ловленным вместо того, чтобы законодательствовать са­мому. По мысли Делеза, такое разграничение необходи­мо, но не достаточно. Согласно Канту, практический ра­зум не может уйти от полагания связи между счастьем и истиной,но тогда это ситуация антиномии (обуслов­ливающая "диалектику во втором смысле"). Ибо: счас­тье не может выступать причиной истины (поскольку моральный закон — единственный определяющий принцип доброй воли), а истина не может инициировать счастье, так как законы чувственно воспринимаемого мира не упорядочиваются согласно намерениям доброй воли. Таковая антиномия более "диалектична", по Деле­зу, нежели исходная: "она подразумевает внутреннюю иллюзию чистого разума". Как отмечал Кант, "антино­мия чистого разума, которая обнаруживается в его диа­лектике, на деле есть самое благотворное заблуждение, в какое может только впасть человеческий разум". Делез Продолжает далее: "есть одна опасность неверного по-

нимания, касающаяся всего практического разума в це­лом: думать, что кантианская мораль остается безраз­личной к своему собственному исполнению ... Пропасть между чувственно воспринимаемым и сверхчувствен­ным мирами существует только, чтобы быть заполнен­ной: если сверхчувственное избегает знания, если не су­ществует спекулятивного применения разума, способ­ного провести нас от чувственно воспринимаемого ми­ра к сверхчувственному, то, тем не менее", согласно уже Канту, "второй мир должен иметь влияние на первый, а именно понятие свободы должно осуществлять в чувст­венно воспринимаемом мире ту цель, которую ставят его законы". У Канта сверхчувственная природа оказы­вается прообразной,а чувственно воспринимаемая при­рода — отраженной. Делез акцентирует, что одно и то же существо является и феноменом, и вещью в себе, подчиняется естественной необходимости как феномен и выступает источником свободной причинности как вещь в себе. Аналогично, по Делезу, обстоят дела и с од­ним и тем же действием,с одним и тем же чувствен­но воспринимаемым эффектом. Свободная причина ни­когда не содержит в себе собственного результата дейст­вия, она имеет только чувственно воспринимаемые ре­зультаты последнего. Посему практический разум — как закон свободной причинности — сам должен, со­гласно Канту, "обладать причинностью в отношении яв­лений". По мысли Канта, "парадоксом метода в Крити­ке практического разума" выступает то, что представле­ние о предмете никогда не может задавать свободную волю или предшествовать моральному закону; но непо­средственно определяющий волю моральный закон так­же задает объекты как то, что пребывает в согласии с этой свободной волей". Еще точнее, — отмечает Делез, — когда разум законодательствует в способности жела­ния, сама способность желания законодательствует над объектами. Практический интерес в таком плане пред­ставляется Кантом как отношение разума к объектам, но не для того, чтобы знать их, а для того, чтобы осущест­вить их. Здесь крайне важно отметить то, что мораль­ный закон, как и свобода, есть ничто, будучи отделенны­ми от своих чувственно воспринимаемых последствий и эффектов. Снимается определенная противопоставлен­ность истины и счастья, следующим ходом Канта: со­единение счастья и истины не является непосредствен­ным, а создается с точки зрения беспредельного про­гресса (бессмертная душа) и через посредничество умо­постигаемого творца чувственно воспринимаемой при­роды или через посредничество Бога "как моральной причины мира". Идеи души и Бога — необходимые ус­ловия, при которых предмет практического разума сам полагается как возможный и осуществимый. Итак, сво­бода как космологическая Идея сверхчувственного мира

515

объективируется благодаря моральному закону. Анало­гично: психологическая Идея души и теологическая Идея высшего существа получают объективную реаль­ность вследствие того же морального закона. В итоге все три великие Идеи спекулятивного разума обретают практическую определенность от морального закона: постольку, поскольку они практически заданы они и вы­ступают "постулатами практического разума", форми­руя объект "чистой практической веры". В третьей гла­ве "Связь способностей в Критике Способности Суж­дения"Делез отмечает, что господствующая в первой части Критики Способности Суждения проблема тако­ва: не должно ли эстетическое общее чувство быть объ­ектом некоего генезиса, собственно генезиса трансцен­дентального? Безмерность, доводящая наше воображе­ние до бессилия, — вовсе не безмерность природного объекта. Разум вынуждает нас вновь и вновь объединять безмерность чувственно воспринимаемого мира в целое (Идея чувственно воспринимаемого как само это целое, обладающее — в качестве субстрата — чем-то сверхчув­ственным). Именно разум толкает воображение к преде­лу собственного могущества, ибо сила воображения — ничто по сравнению с указанной Идеей. Но, по Канту, обладают "сверхчувственным предназначением" и ра­зум, и воображение. Согласие между ними порождается в разладе, в процессах генезиса — в движении культу­ры. Прекрасное у Канта — не объект интереса разума, но оно способно синтетически объединяться с разум­ным интересом. Каким именно? В одном варианте это эмпирический социальный интерес, с которым прекрас­ное связывается исключительно a posteriori. В другом, — интерес, связанный с прекрасным, направлен не на пре­красную форму как таковую, а на материю, используе­мую природой, дабы производить объекты, которые формально могут быть отрефлектированы. В третьем варианте речь идет о том, что интерес разума определя­ется случайно сложившимся согласием природы с на­шими способностями. После анализа представлений Канта о символизме, а также в рамках осмысления его эстетических воззрений, Делез отмечает: "Когда позна­вательная способность берется в своей высшей форме, в этой способности законодательствует рассудок; когда способность желания берется в своей высшей форме, в этой способности законодательствует разум. Когда спо­собность чувствовать берется в своей высшей форме, в этой способности законодательствует именно суж­дение".Эстетическое суждение рефлексивно; оно зако­нодательствует не над объектами, а только над самим собой; оно выражает не определенность объекта под за­дающей способностью, а свободное согласие всех спо­собностей в отношении отражаемого объекта. Отвечая на вопрос, — не манифестируется ли свободное согла-

сие субъективных способностей где-то еще, кроме эсте­тического суждения? — Делез отмечает следующее. Разум — в своем спекулятивном интересе — формирует Идеи, наделяющие понятия рассудка максимумом сис­тематического единства посредством сообщения сход­ного единства феноменам, рассматриваемым в их мате­рии или специфике. Подобное единство, по Канту, есть целесообразное единство вещей, предполагающее мак­симум единства в наиболее возможном разнообразии. Таковое единство может быть постигнуто лишь благода­ря понятию естественной цели: в последнем, согласно Канту, "единство всегда только лишь допускается или предполагается как то, что может примиряться с разно­образием индивидуальных эмпирических законов". Раз­вивая эту мысль, Кант, по мысли Делеза, "подвергает глубокой трансформации догматическое понятие беско­нечного ума: прообразный рассудок выражает теперь лишь пребывающий в бесконечности собственный пре­дел нашего рассудка, — точку, в которой рассудок пере­стает быть законодательным в спекулятивном интересе, перестает соотноситься с феноменами". Целесообраз­ность природы тем самым связана с двойным движени­ем: 1) понятие естественной цели, выводимое из Идей разума, "подводит природу под каузальность, мысли­мую только разумом" (Кант); 2) начиная с понятия есте­ственной цели, мы определяем объект рациональной Идеи: ее объект может задаваться по аналогии с объек­тами опыта. Именно понятие о целесообразном единст­ве и естественной цели заставляет нас определять Бога как высшую интенциональную причину, действующую по образу рассудка. Кант особо настаивает на необходи­мости движения от естественной телеологии к физичес­кой геологии. Идея божественной интенциональной причины — условие понимания целей самой природы. Кант подчеркивает, что в отличие от эстетических суж­дений телеологическое суждение конституирует объек­тивную, материальную и включающую в себя цели целе­сообразность. "Рефлексия" меняет смысл: это уже не формальная рефлексия объекта без понятия, а понятие рефлексии, посредством которого мы размышляем над материей объекта. В этом плане различие между двумя суждениями в следующем: телеологическое суждение подразумевает согласие разума, воображения и рассудка без законодательства последнего. Такая ситуация — фрагмент спекулятивного интереса и постигается внут­ри сферы познавательной способности. Телеологичес­кое суждение оказывается результатом действия позна­вательной способности на способность чувствовать: оно не отсылает к особому априорному принципу, ибо оно подготовлено эстетическим суждением и осталось бы непостижимым без такой подготовки. Итак, по Кан­ту, рефлектирующее суждение вообще делает возмож-

516

ным переход от познавательной способности к способ­ности желания, от спекулятивного интереса к интересу практическому и подготавливает подчинение первого последнему; одновременно целесообразность делает возможным переход от природы к свободе или предуготавливает реализацию свободы в природе. Резюмируя в разделе "Заключение. Цели разума", Делез отмечает, что "оригинальность кантовского учения о способностях в следующем: высшая форма способностей никогда не аб­страгирует их от их человеческой целесообразности, но в той же мере она и не упраздняет их различия по при­роде. В той мере, в какой способности специфичны и ог­раничены, они — в первом смысле этого слова — дохо­дят до высшей формы, а во втором смысле слова, согла­шаются на законодательную роль". Догматизм утвержда­ет гармонию между субъектом и объектом, обращаясь за соответствующими гарантиями к Богу. Первые две "Кри­тики..." заменили это идеей необходимого подчинения объекта "конечному" субъекту: подчинения нам — зако­нодателям — в нашей конечности как таковой (даже мо­ральный закон — факт конечного разума). Это суть кантовской коперниканской революции. В "Критике спо­собности суждения" же — по мысли Делеза — предла­гается новая теория целесообразности, соответствую­щая трансцендентальной точке зрения и полностью со­гласующаяся с идеей законодательства. "Эта задача ре­шается в той мере, в какой у целесообразности более нет теологического принципа, а скорее, у теологии есть некое "последнее" человеческое основание. Отсюда и важность двух тезисов "Критики способности сужде­ния": целесообразное согласие способностей есть объект особого генезиса; целесообразная связь между природой и человеком — результат чисто человеческой практичес­кой деятельности". Интерпретируя кантовскую "теорию целей", Делез пишет: "Естественная цель — основание возможности; последняя цель — повод для существова­ния; конечная цель — существо, в себе обладающее по­водом для существования... Только человек как разум­ное существо может найти цель собственного существо­вания в себе... Не заходит ли здесь речь о человеке лишь потому, что он ищет счастья? Нет, ибо счастье как цель оставляет полностью незатронутым вопрос: почему человек существует (в такой "форме", что стремится сде­лать свое существование счастливым)? Идет ли здесь речь о человеке как о познающем существе?.. Познавая, мы формируем лишь понятие естественной цели с точ­ки зрения рефлексии, а не идею конечной цели... ". По Канту, "конечная цель есть лишь понятие нашего прак­тического разума". И: "... о человеке как моральном су­ществе уже нельзя спрашивать, для чего он существу­ет. Его существование имеет в себе самом высшую цель". Делез формулирует и последний вопрос своего

---

Дата добавления: 2018-05-01; просмотров: 168; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!