Это собака, которая войны постоянно хочет 4 страница
И вдруг Холод увидел, что парень подъехал к навалам картонных коробок на инвалидной коляске. Ног у него ниже колен не было.
- Проверять будете?
- Да нет, так пакуй, - Холод не отрываясь смотрел на его культи.
- Где тебя так?
- Там, - он уложил разобранную винтовку в продолговатую коробку, - я пистолеты с патронами туда же положу. Если что – скинуть проще будет, - Холод согласно кивнул.
- Растяжка?
- Нет, очередью прострелило, врачи после ампутировали. Все готово, можете забирать. Удачи Вам.
- Спасибо, братан.
- Тебе спасибо, - в разговор вмешался абрек, -тебе мы рады.
Холод с презрением посмотрел на него и вышел. Дойдя до машины, он бросил сверток на заднее сиденье. Путанная жизнь. Еще вчера эти люди убивали друг друга, а сегодня вместе торгуют смертью. «Бизнес по-русски».
* * *
Чингиз и Метис сидели за столиком.
- Все понимаю, Чингиз, но вот что-то не складывается с Пальчиком. Шепнул мне Петеля адрес одного старика, ну того, на кого машина была записана. Не раскололся, он пустышка. А я хлопцам свистнул, пусть проверят, кто на тачке этой гонял. Она приметная. И вот что вышло. На ней тип один ездил – из новых. Из бригады Бройлера, есть такой, из Саратова. Рынок у него, палатки. Попробую кого-нибудь из «ихних» тряхнуть. А с самим Бройлером уж после потележу. Вообще-то он парень беспредельный, но с ворами на ножи смысла вставать ему нет. Хотя, Бог его знает, какая белка у него в голове живет. Но чувствую, что-то не так. Тут маза в другом.
|
|
|
- Послушай, дорогой! К чему ты так волнуешься? В Москве вон сколько каждый день кого-нибудь убивают. Пальчик свой бизнес имел, может там у него проблемы произошли, разногласия. Вот с этим, как его, шайтан подери… Бройлером!
- Да какие проблемы, Чингиз? Не нашего полета он, сошка мелкая. Базаров нет, каждый день кого-то убивают. Но сейчас наших мочат, Пальчика! А может завтра за тебя и меня примутся.
- Вай, вай, дорогой! Зачем пугать так? Мы люди осторожные, хитрые. Пальчик, он сам себя погубил. Девочки, рюмочки. Шумный стал, заметный. Пускай люди твои с Бройлером этим потолкуют. Тогда что-то и прояснится. А пока повода для беспокойства особого нет. Жалко Пальчика, хороший человек был. Да упокоит Аллах его душу. Конечно, будем еще аккуратней. Вон, ты вообще без охраны ездишь. А со мной всегда трое, - он указал пальцем за соседний стол, из-за которого резво подскочили трое неестественно высокого для таджиков роста парней, - все спокойно, Рустам, садитесь, кушайте, - и те снова уткнулись в тарелки с лапшей с вареными потрохами, - Хорони Аллах тебя, Метис.
- Сплюнь! Хорони…, - Метис сплюнул, - Ладно, давай, Чингиз.
- До свидания, дорогой.
Чингиз смотрел в окно. Метис залез в свой джип и уехал. Неприятный тип, но что-то в его словах резонного есть. Бизнес Пальчика, конечно, дело темное. Но все его партнеры знали, что его крыша – общак. Мало бы дураков нашлось на него рыпнуться. Нет, тут дело в их общих завязках, прав Метис. НУЖНО БЫТЬ ОСТОРОЖНЕЕ!
|
|
|
* * *
Холод подъезжал к резиденции Чингиза, восточному кафе «Чинара». На огромной скорости навстречу ему рванул “Nissan-Patrol”. Холод припарковался на другой стороне улицы, воткнул магазины, передернул затворы – к бою готов. Воздух приятно защекотал горло. Хорошо. Он сплюнул через плечо и зашагал к кафе. Под ногами хрустел подтаявший снег. Холод уверенно шлепал по весенним лужам. Открыл дверь и вошел в помещение, оглядел зал: Чингиз, рядом за столом трое – быки. Мгновенно они вскочили. Холод шагнул им навстречу, в руках дробно застучали пистолеты – всех троих отбросило назад. Пули рвали их дорогие пиджаки от «Версачи», вгрызаясь в плоть и разрывая ткани на части. Во все стороны летели кровавые ошметки. Один за другим они оказались на полу – окровавленные и совсем неживые. Чингиз, опрокинув стул вскочил из-за стола - широко открытый рот и в ужасе расширенные глаза показывали его полное недоумение. «Как памятник! Ба! Чей котенок обосрался?», - усмехнулся Холод. Персонал с испугом наблюдал за этой картиной. Холод присел, направив ствол на Чингиза.
|
|
|
- Слушай, ты кто?
- Судя по всему, твой пиздец.
- Кто меня заказал?
- А какая разница? Все равно сдохнешь, – и Холод выстрелил.
Чингиз схватился за грудь. Сквозь белоснежную рубашку разлитой тушью растеклось огромное красное пятно. Он пробовал расстегнуть воротник и выцарапать уже негнущимися пальцами эту железную осу, жалящую его внутренности. Но все было напрасно. Последнее, что увидел и почувствовал Чингиз, пахнущее порохом дуло ТТ, упертое в его переносицу. Сильный тупой удар отправил его на небо, к Аллаху, пасти белоснежных рунных овец на бескрайних маковых полях поднебесья. И все.
- Тсс! – Холод приложил указательный палец к губам. Никто даже не успел сообразить, куда он пропал. Все работники кафе так и замерли, ничего не понимая.
* * *
Пашка Батон, верный кореш Бройлера, сидел в каком-то подвале с мешком на голове и с привязанными сзади к стулу руками. Вчера, когда он выходил из казино, на него налетело четверо жлобов, хорошенько его отпинали, паканули в тачку и вывезли куда-то за город. Сейчас он сидел и пытался понять хоть что-нибудь. В башку одна за другой лезли неприятные мысли. Все, отбандитствовался Батон.
|
|
|
- Метис! Вот он…
- Скиньте с него мешок, Гоблин, - приказал властный голос. От неожиданно яркого света Батон зажмурился. К нему подходил крепкий седой азиат.
- Здорово, братан. Я Метис. Слышал обо мне?
- Слышал, земля слухами полнится.
- Ну лады, тогда хорошо. Слушай, Пальчик был такой, знаешь? – Пашка кивнул, - так вот на днях его завалили, и тачка там одна интересная светанулась. БМВ. На ней кто-то из ваших ездил.
- Костя Бокал. Его. Но его жмуром дня за три до Пальчика нашли. Его кто-то замочил и в мусорку бросил. А я здесь при чем?
- У твоих проблемы с Пальчиком были?
- Да хрен его знает, вроде бы нет. Мы на чужую поляну не лезем.
- Понятно. Ладно. Гоблин, иди сюда, - горилообразный громила подошел к Метису, - короче, вывези куда-нибудь этого фраера и перо ему в брюхо. А через братву передай, если этот гребаный Бройлер чего вякнет, кранты ему. В песок сотру. Усек?
- Да, Метис.
Метис набрал на мобильном номер Чингиза. «Абонент сейчас не может принять Ваш звонок. До свидания». Метис сплюнул и щелкнул на маленьком телевизоре кнопку. Зажегся синий экран: «Здравствуйте, в эфире программа «Криминал». Сегодня в кафе «Чинара» на улице Таганская убит господин Джамбулаев Толгат Атабекович, крупнейший предприниматель из Таджикистана. По имеющейся информации господин Джамбулаев занимался в столице крупным сбытом наркотиков. Известно и его имя в преступных кругах города – Чингиз. Вместе с ним убиты и три его телохранителя. В столице введен план «Перехват», но личность убийцы пока установить не удалось. Дело взято на контроль в центральном аппарате МВД. Ведутся розыскные мероприятия».
- Блядь!!! – Метис запустил телефон в стенку. Его обломки, хрустнув, посыпались на холодный бетонный пол. «Абонент временно недоступен».
ПЯТАЯ ГЛАВА
Помощник прокурора, Пустовалов Иван Аркадьевич, жил, подчиняясь строгому режиму. Вставал в шесть утра, умывался, брился, делал зарядку, выгуливал собаку – такого же как он престарелого кокер-спаниеля Куки – завтракал, читая газету, и в восемь тридцать отправлялся на работу в Таганскую Прокуратуру. Там перечитывал пыльные архивные дела, обедал принесенной из дома вареной курицей, и снова читал. Исправно в семнадцать тридцать сдавал дела в архив и ехал домой, где его ждал пес и похожая на потрескавшуюся фарфоровую куклу нелюбимая жена. Ивану Аркадьевичу было пятьдесят пять, с женой они вместе уже тридцать лет – аккурат после окончания института поженились. С тех пор Клара Захаровна хомутом прочно села на его шею. Детей у них не было, хоть Иван Аркадьевич и сильно хотел – жена все ссылалась на женские немощи. После распределения они сразу оказались в Москве. Клара Захаровна сразу развела кипучую деятельность: обустраивала новую двухкомнатную квартиру, шила в спец ателье новые платья, отоваривала в спецприемниках карточки на дефицитные продукты… В общем, вела жизнь светской «совковой» львицы, старающейся урвать кусок побольше. Уже через пять лет с начала совместной жизни они спали на разных кроватях. Как мужчина с женщиной они перестали друг друга интересовать еще раньше. Иван Аркадьевич неспеша лез по служебной лестнице, медленно, но верно. Сменил двухкомнатную квартиру на трехкомнатную, но уже в центре, сел на служебную черную «Волгу», каждый год ездил отдыхать по туристической путевке в Болгарию… И тут Советский Союз развалился… Многие друзья ушли в частные юридические конторы и стали зарабатывать доллары, а Иван Аркадьевич остался на своем прежнем месте, перебирая пыльные архивные дела. Ох уж и пилила его Клара Захаровна, лишившаяся в одночасье всех «советских» благ и превратившаяся в куклу, хлопающую искусственно нарощенными ресницами в застиранном халате. Ох как гнала она своего непутевого супруга: «Иди работай! Ведь сегодняшней твоей зарплаты только раз на рынок сходить хватает!» Но не спешил Иван Аркадьевич, ему дела архивные перебирать нравилось. Но дело на самом деле было в другом. Была у Ивана Аркадьевича вторая жизнь, Кларе Захаровне неизвестная. Раз в год на два месяца уезжал он к больной сестре в Трускавец. Знала бы жена, какой это Трускавец – последние бы ресницы с горя выщипала. Тогда, в девяносто первом, сошелся помощник прокурора с бизнесменом Пальцевым, а в девяносто шестом познакомили его с гражданином Петелиным, вором в законе Петелей. И завертелось у них. Кого надо под подписку выпустить, бумаги нужные подмахнуть, в отношении кого-то дело уголовное приостановить, срок реальный условным заменить. Вот и потекла в карман помощника прокурора звонкая монета. Вот она – новая жизнь! И было у Ивана Аркадьевича в этой новой жизни все: счет в Швейцарском банке, вилла в Греции, «Феррари» в подмосковном гараже, любовница – фотомодель Олеся (шестьсот долларов за визит) и другие мелкие шалости. А вместо Трускавца шнырял он по дорогим московским ресторанам и казино, швырялся долларами и снимал дорогих шлюх, которых вез на «Феррари» в каменный коттедж на Рублевском шоссе. Эх, всего пять лет до пенсии и бросит он эту старую грымзу Клару Захаровну и махнет с длинноногой Олесей на ПМЖ в Грецию. Вот только денег еще немного заработает. А то кому он без них нужен будет со вставной нижней челюстью, слабой потенцией и геморроем?
Зазвенел будильник. Все, шесть утра. Пора вставать. Иван Аркадьевич, раскрыл глотку пошире, смачно зевнул. К кровати подбежал Куки и стал облизывать свисающую из-под одеяла руку хозяина. Тот ласково потрепал пса за ухо.
- Пи-пи хотим, Куки? – пес радостно завилял обрубком хвоста, - сейчас идем, - Иван Аркадьевич по-старчески скрипнув костями поднялся с кровати.
* * *
Утро купалось в мартовском зябком тумане. Деревья, дома, машины – все расплывалось, приобретая причудливые очертания. Холод, прислонившись к дереву, курил. Из подъезда выбежал спаниель и громким лаем перебудил всех воробьев. Он, радостно повизгивая, желтыми струйками переметил кучи подтаявшего снега и начал задирать ногу возле деревьев. «Намаялся, бедолага», - Холод бросил в грязную лужу окурок, снял пистолет с предохранителя, не вынимая из кармана навернул глушитель. «Ага! Вот и господин прокурор!» Не спеша помахивая поводком, он шел навстречу Холоду, насвистывая мотив из детской песенки «Облака, белокрылые лошадки». Они поравнялись и прокурор, не обратив на Холода никакого внимания, направился дальше.
- Господин прокурор!
- Да!? – тот испуганно обернулся, - кто Вы, молодой человек? Мы с Вами знакомы? Кто Вы?
- Да так, один молодой человек! – Холод вытащил пистолет. Щелк. Пуля шатнула Ивана Аркадьевича влево и аккуратно уронила лицом в лужу, в которой плавала пустая пачка от «Мальборо» и несколько окурков. Вода окрасилась красным. Куки завизжал и бросился к телу хозяина. Пес, скуля, забегал вокруг лужи. Холод посмотрел на него. Куки сел и заглянул коричневыми глазами в ледяные глаза Холода.
- Ну что, собака. Нет больше твоего хозяина. Ну если хочешь сиди охраняй. Я пошел.
Милицию, вызванную к семи утра первыми прохожими, встретил заливистым лаем весь перемазанный грязью и кровью спаниель Куки. Он никого не подпускал к трупу своего хозяина, грозно рыча и оскаливаясь.
- Верный! – сказал сержант из оцепления и передернул затвор, засылая патрон в патронник
* * *
Крепкий утренний сон Петели разорвал телефонный звонок.
- Петеля! Это Пяткин! Дрыхнешь, а тут такое творится! Вчера Чингиза замочили, а сегодня с утра прокурора!
Сон с лица Петели как рукой смахнуло.
- Чё?!
- Суп харчо! Заказуха по обоим. Весь главк на ушах стоит. С утра все, как в задницу трахнутые носятся. Ты понимаешь, что это такое?
- Кто?
- А хрен знает. Чингиз в кафе с охраной. Какой-то упырь в кожаном пальто расстрелял. По Аркадичу вообще глухо. Чего делать-то будем?
- Подожди, не бзди, разрулим.
- Ты уже нарулил. Все отморозки московские скалятся. Метис твой пацана Бройлерского замочил и предъяву ему бросил. Урод косорылый! Он чего, нас со всеми братками на ножи решил поставить? Осади его. Пускай едет к себе на дачу в Рузу и сидит на жопе.
- Ну, тут я сам решу. По нам где утечка быть может? Ты с судьей связывался?
- Да он сам не в курсах. Сам весь на измене.
- Нам, генерал, до измены еще далеко. Нас на кукай ржавый не подцепишь. Ты шишка из ментовских не последняя, да и я не лох крапленый. Трудновато им нас достать будет, короче, попробуй узнать по своим каналам, кто на нас зуб имеет, а я по своим пробью. А за Метиса не волнуйся, за бардак с него спрошу, но он человек верный, не греши на него.
- Да я не грешу. Так, к слову пришлось. Что делать-то будем?
- Пока выспимся хорошо, - Петеля зевнул в трубку, - а дальше разберемся. Звони, если что.
* * *
Герман Борисович Кросс, судья ЦАО, сидел у себя в кабинете и смотрел на часы. До очередного заседания оставалось пятнадцать минут. Последние дни разбили его размеренный образ жизни, вселив в душу панический страх. Пальчик, Чингиз, прокурор. Кто-то с тщательным упорством разрывал звенья их хорошо отлаженной цепи. Свою систему они создали в девяносто шестом году, и она ни разу не давала сбоя. Нет, был правда один случай. В двухтысячном один отморозок убил Белку, но на него всех собак тогда спустили. Убив Белку, дальше он не пошел. Видно, до всех мозгов не хватило. Споткнулся товарищ и зубы сломал. Царствие ему небесное! И вот два года спустя второй сбой. Но сейчас намного серьезней. Кто-то знает, что он делает. Бьет наверняка. Судья снова взглянул на часы. Девяносто шестой… Они создали целую коррумпированную систему. Мафия… Освобождали своих, засаживая на долгие сроки чужаков. Под прикрытием закона и МВД обделывали свои грязные дела. У воровского общака появилась милицейская крыша. Абсурдно, но это увеличило благосостояние всех. Судья не жалел, что вошел в дело. По прошествии шести лет, он это понимал, заработав огромное состояние. В отличие от прокурора, он брал наличными и легализовывал капиталы через свою супругу, которой безгранично доверял. Две его дочери учились в Англии, в Итонском колледже, а жена здесь была учредителем фонда «Защиты прав заключенных и невинно осужденных». Все шито-крыто. Вот откуда большая квартира, хорошая машина, поездки за границу. Многие были бы удивлены, войдя в помещение этого фонда. Грязный подъезд хрущевки, обычная квартира со смежными комнатами, расшатанный письменный стол и вечно пьяная тетя Маша, поднимающая трубку телефона и однообразно отвечающая на звонки: «Начальника нет. Перезвоните позже». Старой алкоголичке платили триста пятьдесят долларов в месяц. На сто пятьдесят она собирала ежемесячную посылку сыну, который сидел где-то на Урале, а двухсот вполне хватало на выпивку и более-менее сносную жизнь. Кстати, ее сына на двенадцать лет «закатал» за бандитизм Герман Борисович, но со временем это забылось. Сто пятьдесят долларов из тети Машиной зарплаты – наверное, единственное, что было реальной помощью заключенным от фонда, учрежденного помогать им и защищать их права. Герман Борисович снова взглянул на часы. Опаздывать он не любил. Сегодня пятница, а завтра суббота. На его имя забронирован билет до Франкфурта. Там он возьмет автомобиль на прокат и уже к вечеру будет в Страсбурге. Тихий, спокойный город, на первый взгляд кажется даже немного сонный, апатичный. Но именно там он чувствует себя в полном спокойствии. Герман Борисович представил, как он сядет на веранде, увитой плющом, в своем уютном доме. Нальет бокал красного французского «Бордо» и забудет Москву с ее неурядицами, кровавыми разборками и бестолковой суетой. Пяткин сам позвонил ему и предложил уехать. Ну что ж, ему виднее, да и вообще, береженого Бог бережет. Сегодня последнее дело. А какое, кстати? Герман Борисович открыл папку. А! Ясно! Банкир Гнусов убил свою жену и ее любовника. Ну тут все просто. Так, показания свидетелей, домработницы и соседа, зашедшего к Гнусову спросить гвоздей. Все ясно. Жена и ее любовник, угрожая оружием, требовали пять тысяч долларов. Тот обезоружил их и в борьбе нечаянно убил обоих. Герман Борисович представил маленького, с короткими пальцами, вечно испуганного Гнусова, обезоруживающего двадцатипятилетнего инструктора тяжелой атлетики из фитнесс-клуба (он знал, что тех двоих убил телохранитель Гнусова по его приказу) и рассмеялся. Все ясно. Непреднамеренное убийство с соблюдением мер самообороны. Не виновен. Банкир на свободе, а Герман Борисович получает от его адвоката шесть тысяч долларов. И со спокойной совестью едет на отдых. HAPPY END! Auffider seine, Maine liben!
* * *
Холод зашел в подъезд серого невзрачного трехэтажного здания напротив районного суда ЦАО столицы. В его руке был картонный сверток. Поднялся пешком на третий этаж и по скрипучей лестнице залез на чердак. Кругом паутина и голубиное дерьмо. Он нашел рулон рубероида и, подтащив его к небольшому чердачному окошку, сел. Надев перчатку, достал из коробки завернутую в холст винтовку, протер ее, присоединил оптику и глянул в окуляр. Желтое, цвета детской неожиданности здание суда значительно приблизилось. Так, до цели метров сто пятьдесят. Холод выставил ризку на визире и щелкнул затвор. Патрон плавно вошел в казенник. Все готово. Осталось дождаться вынесения судьей приговора, самому судье приговор давно уже вынесли. Холод достал сигарету и закурил. Сегодня уже не будет четвертого. О том, что эти люди как-то связаны, Холод понял сразу, но ему на это насрать. Его дело щенячье. Азарт, вот что сейчас им руководило. Нет, не страх, всего лишь азарт. Страх придет значительно позже, тогда, когда он расправится с последним. Будет страшно, тогда, когда закончится чужая и начнется его война. Будет страшно, когда он начнет мстить за себя. А пока будем считать это подготовкой к войне. Холод затянулся и глянул в запыленное окошко. Из дверей суда стали выходить люди. Он затушил сигарету о балку и слился с окуляром. А вот и господин судья. Пожимает руку невзрачному, маленькому толстопузу. Хлопают друг друга по плечу, смеются. Ага, рядом с судьей двое в штатском. Так, господа стали заботиться о своей безопасности. Холод поймал в пересечении стрелок прицела бензобак припаркованной возле здания суда черной «Волги». Вдохнул и плавно указательным пальцем спустил курок.
Герман Борисович на ступеньках суда попрощался с адвокатом Гнусова и в сопровождении двух охранников, приставленных к нему Пяткиным, направился к своему «Саабу». Вдруг неожиданно взорвалась стоящая рядом «Волга», на мгновение превратившись в горящий факел. Особисты, охранявшие его, выхватили из подплечной кобуры пистолеты и бросились к машине. Люди кричали, заунывно выли сработавшие от взрыва сигнализации рядом стоящих машин. Судья испуганно завертел головой. Холод передернул затвор, и, поймав в прицел грудь Германа Борисовича, выстрелил. Господин судья ничего не успел понять, кроме тупого сильного удара в область сердца. Он опустил взгляд - по светлому плащу разбегалось пятно крови. «Все-таки конец», - единственное, что он успел подумать, и, медленно оседая, опустился на землю, как-то неестественно завалившись на левый бок. На спине с левой стороны, растеклось такое же траурно-красное пятно. Судья был мертв. Холод положил винтовку на рубероид, быстро спустился с чердака и никем не замеченный заспешил к суду, куда, захлебываясь сиренами, уже спешили милицейские машины. Генерал Пяткин прибыл на место происшествия через десять минут.
Дата добавления: 2018-04-05; просмотров: 224; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!