ГЛАВА 2.10. СЕНСОРНЫЕ ТРАКТЫ И ПАМЯТЬ



“Информационные поля”, рассмотренные выше, целесообразно понимать как “поля символов” информации. Такая оговорка необходима, так как принцип организации этих полей в разных сенсорных трактах совершенно одинаков. Однако “кружок” или “треугольник” в иных, по сравнению со зрительным, сенсорных трактах будет соответствовать совершенно иному стимулу со стороны соответствующего сенсора. С учетом сделанной оговорки перейдем к рассмотрению формирования “полей символов” информации в трактах слуха, речи, моторном тракте.

Особенностью тракта слуха (как системы) является очевидная многоэтапность его формирования в процессе онтогенеза. На первом, самом начальном этапе формируется первичное “поле символов” за счет восприятия внешних звуков без какого-либо анализа. Этот этап, как представляется, чрезвычайно важен, поскольку в этот период “символы” соответствуют интегральным, сложным звуковым внешним сигналам. Например, мать, разговаривая со своим малышом, неоднократно повторяет несложные и повторяющиеся в своей основе слова и фразы, которые постепенно фиксируются в слуховом “поле символов”.

Более того, начало формирования первой фазы этого пространства “символов” относится еще к внутриутробному развитию: плод слышит внешние звуки достаточно хорошо, и если они повторяются, то тогда и происходит формирование соответствующей совокупности некоторых интегральных “символов”. Но главным образом этот этап проходит уже после рождения ребенка.

Чем же важен данный этап? Ведь, казалось бы, младенец еще ничего “не слышит” в нашем привычном понимании, т.е. какой-то адекватной реакции на слова еще нет совершенно. Мне представляется данный этап формирования “символов” слухового тракта принципиально важным потому, что в этот период закладывается фундамент в буквальном смысле будущего речевого тракта приема/передачи информации. Иначе говоря, в слуховом тракте на данном этапе формируется тот самый “психический сенсор”, о котором я писал выше.

Это обозначает такое психическое “образование” младенца, когда подготавливается слухоречевой канал, включающий формирование сложнейших моторных функций для произнесения определенных, осмысленных звукосочетаний. Если на данном этапе произойдет психическая депривация младенца, то будущий речеслуховой тракт будет сформирован с искажениями или вообще не будет сформирован. Следовательно, при полностью “исправном” слуховом и речевом трактах человек останется немым и глухим, если данная депривация будет продолжаться достаточно долго.

Особенностью формирования слухового “поля символов” на данном этапе является не только его интегральный характер, но и формирование фиксируемых в памяти временных последовательностей для определенных звукосочетаний. В этом, собственно, и состоит интегральный характер первого этапа формирования “полей символов” слухового тракта. Это выливается в конечном итоге в подготовку программ синтеза соответствующих функций отражения. Именно поэтому так важен данный этап - должны быть сформированы некоторые константные первичные программы последовательного синтеза ряда фундаментальных функций отражения, являющихся теми самыми “кружочками” первых “холмов" и “хребтов” в “полях символов” речеслухового тракта.

После формирования первого, “интегрального” “поля символов” тракта слуха (точнее - в конце его формирования) начинается этап формирования дифференцированных “символов”. Теперь в “поле символов” слуховой информации появляются “кружочки”, соответствующие отдельным звукам, издаваемым самим младенцем. На данном этапе подключается канал внутренней слуховой связи между колебаниями собственных голосовых связок и ушами. Это означает, что случайно произносимые звуки при выдыхании воздуха из легких в сочетании со случайной артикуляцией постепенно осознаются как вполне значимые сигналы и запоминаются.

Наиболее простой звук, не требующий каких-то сложных артикуляций, - звук произносимой буквы “а”. Поэтому в любой народности с любым по сложности родным языком этот звук, произносимый младенцем, будет самым первым. Это и есть первейший “кружок” в дифференциальном пространстве “поля символов” тракта слуха, который (что очень важно) совершенно определенно сопряжен по интегральным функциям с будущим “полем символов” речевого тракта и моторного тракта. Уже на этапе формирования первого “кружка” от буквы “а” закладывается основа будущей функции отражения - временной программы формирования звуков, так как звучание даже простейшего звука требует определенной продолжительности существования конкретной функции отражения.

Здесь я вынужден выступить против мнения о существовании так называемых “реликтовых” (по мнению Ж. Пиаже) звукосочетаний: “ма”, “ба” и так далее. Действительно, эти звукосочетания внешне предстают таковыми, поскольку имеются в “первичной речи” младенцев любой национальности и даже в “речи” глухих от рождения младенцев. Однако в психике человека вообще нет ничего реликтового. Ничего не передается на генетическом уровне: все человек должен добывать своим непрерывным и постоянным, каждодневным трудом.

Информационно-отражательная модель объясняет их происхождение иначе: как естественно-непроизвольные рече-слухо-моторные реакции, фиксируемые в норме в “поле символов” тракта слуха, в котором уже имеется некоторое пространство “символов”, сформированных на первом этапе. Взрослым окружением младенца эти “символы” приспосабливаются к языку своей национальности за счет активного воздействия на условия развития следующих, более сложных функций отражения.

Поэтому следует сказать, что речь на любом этапе существования человека – от момента его появления как вида до сегодняшнего момента – есть чисто социальная функция. Это должно быть положено в схему, объясняющую происхождения речи человека. С этой позиции можно сделать вывод – в происхождении речи главным все-таки является социальное “образование” человека, а не уровень развития его мозга. Загадкой здесь может быть лишь то, как человек сумел преодолеть действие исторически имевшейся психической депривации, т.е. того состояния, когда человек (и его сообщество) не мог сказать еще ни одного слова.

Второй этап, естественно, является чрезвычайно важным для формирования речевых зон (первичная слуховая зона, зоны Брока и Вернике) в мозге человека, но эти зоны пока идентифицированы только для левого полушария (у человека).

Информационно-отражательная модель позволяет сделать однозначный вывод, что проведенных исследований явно недостаточно для полного понимания механизма формирования речи: в правом полушарии должны быть свои, специфические “зоны Брока и Вернике”, которые участвуют в формировании речи иным, интегральным образом. Эти “зоны”, конечно, будут не такими и будут иметь иные функции, о которых сказать на данном этапе что-либо определенное нельзя, кроме того, что они должны быть.

Давайте проанализируем данное утверждение с позиции сложившейся уже очень давно модели речеобразования.

“Поражение каждой из этих зон - как зоны Брока, так и зоны Вернике - ведет к расстройствам речи, но характер этих расстройств совершенно различен. При афазии Брока речь становится затрудненной и медленной, с нарушенной артикуляцией. Ответ на вопрос часто имеет смысл, но он редко дается в виде грамматически правильно построенного предложения. Особые трудности возникают со спряжением глаголов, с произношением и со связующими словами, а также со сложными грамматическими конструкциями. В результате речь приобретает телеграфный стиль...

При афазии Вернике речь фонетически и даже грамматически нормальна, но ее семантика нарушена. Слова обычно связываются без особого труда и имеют правильные окончания, так что высказывания носят характер правильно построенных предложений. Однако слова нередко оказываются неподходящими, и среди них встречаются бессмысленные слоги и окончания слогов. Примечательно, что даже в тех случаях, когда отдельные слова правильны, высказывание в целом выражает смысл каким-то обходным путем... На основе анализа этих дефектов Вернике сформулировал представление о программировании речи в мозгу.

За прошедшие 100 лет были получены многочисленные новые данные, но основные принципы, установленные Вернике, все еще сохраняют свое значение. Согласно его модели, основная структура высказывания возникает в зоне Вернике. Затем она по дугообразному пучку передается в зону Брока, где включает детальную и координированную программу вокализации. Эта программа приходит в смежные лицевые области моторной коры, которая активирует соответствующие мышцы рта, губ, языка, гортани и т.д. Зона Вернике не только принимает участие в речеобразовании, но и играет большую роль в понимании произносимых слов, чтении и письме.

Когда слово прослушивается, звук вначале воспринимается первичной слуховой корой, но если его нужно воспринять как словесное сообщение, сигнал должен пройти через смежную зону Вернике. Когда слово читается, зрительный образ (из первичной зрительной коры) передается в угловую извилину, которая производит определенное преобразование, ведущее к появлению звуковой формы слова в зоне Вернике. Написание определенного слова в ответ на некоторую устную инструкцию требует того, чтобы информация прошла по тому же самому пути в обратном направлении: из слуховой коры в зоне Вернике и к угловой извилине” (“Мозг”, пер. с англ., М., “Мир”, 1984 г., стр. 223-225).

У меня нет причин сомневаться в корректности модели речеобразования, предложенную Вернике. Однако давайте посмотрим, отвечает ли она описанному ранее механизму узнавания. Для этого приведу пример из практики моего общения с внуком Кирюшей в период становления его речи.

Кирюша достаточно долго не мог произнести слово яма. Для начала укажу, что семантическое понимание звучания слова “яма” у Кирюши было совершенно полное. Он понимал не только смысл предъявленной картинки с изображением конкретной ямы, но и понимал физическое значение этого слова из своей еще небольшой практики (он спокойно, например, произносил слово “копай”, имея в виду именно конкретную яму). Понимал он и звучание этого слова без каких-либо ограничений. Итак, зрительная зона и зона Вернике у него были как-то подготовлены к произношению. Теперь посмотрим - была ли у него подготовлена зона Брока к произношению слова “яма”. Букву и слово “я” он понимал и произносил, т.е. с точки зрения наличия программы вокализации первого слога проблем не было. Аналогично и со вторым слогом.

Следовательно, при наличии полного понимания содержания слова и явления, а также при условии наличия соответствующей программы вокализации, проблемы произношения слова “яма” не было никакой. Однако произнести слово “яма” он не мог - не хватало чего-то фундаментального, системообразующего. Именно поэтому я полагаю, что это системообразующее начало - интегральный символ - должно сформироваться в правом полушарии. Вполне возможно, что таким началом речевой зоны правого полушария является более высокий символ слова “яма”, позволяющий объединять программы вокализации отдельных слогов, хранящихся в левом полушарии.

В дальнейшем, спустя два месяца, Кирюша стал уверенно говорить слово “яма”. При этом он при появлении знакомой картинки сразу говорил это слово и смотрел на меня, ожидая, по-видимому, похвалы. Прав я или нет, рассудит время. Но если все же прав, то, по меньшей мере, модель речеобразования Вернике придется не пересматривать, но существенно дополнять.

Вот мнение Дж. Х. Джексона, как-то подтверждающее высказанное предположение о роли правого полушария мозга в речеформировании и в речеобразовании.

“Мы говорим, что правое полушарие является полушарием, от которого зависит автоматическое использование слов, а левое полушарие - это полушарие, где автоматическое использование слов сочетается с их произвольным использованием... Левая половина мозга позволяет нам говорить; правая - воспринимать предложения” (Дж. Х. Джексон “О природе двойственности мозга”, выдержки из работы Jackson H. “De la nature de la dualite du curveau” в сборнике “Нейропсихология”, М., изд. МГУ, 1984 г., стр. 35-36).

Следовательно, в формировании речи на любой стадии развития человека – от младенца до взрослого, – несомненно, участвуют оба полушария головного мозга, причем “поле символов” речи в правом полушарии качественно отличается от подобного в левом полушарии мозга. Только их совместная работа обеспечивает способность к формированию полноценной речи.

Следующим этапом развития тракта слуха и механизмов речеформирования и речеобразования является этап овладения процессом формирования достаточно продолжительных по действию интегральных функций, при реализации которых малыш начинает сначала “внутренним” голосом, а затем и вслух произносить более сложные слова и фразы. Данный этап достаточно продолжительный и заканчивается тогда, когда относительно полно будет сформирована как единое целое “библиотека” программ формирования функций отражения с практически любой сложностью звуковоспроизведения.

Действительно, для произношения трех- или четырехсложного слова должна быть извлечена и задействована в первую очередь программа семантического значения слова, которое должно быть произнесено. Затем задействуется программа синтеза последовательности сложнейших движений, согласованных между собой, т.е. программа управления мышцами губ, языка, гортани и грудной клетки, или программа вокализации. При реализации этих программ включается, как средство обратной связи и контроля, слуховая система. На этом этапе для ребенка характерно то, что можно обозначить как “словотворчество”.

Так мой внук Кирюша на этом этапе начал “выдавать” в день до пяти слов, “изобретенных” им. Каждое из этих слов он повторял несколько дней (некоторые настолько долго, что в итоге отдельные превратились в имена игрушек), что говорило как раз о том, что идет “отработка” программ вокализации.

Вот часть слов, “изобретенных” Кирюшей (привожу в той последовательности, в которой они “изобретались”): “бибинюнь”, “бибинюй”, “дюка”, “кука”, “бека”, “бебека”, “бигика”, “багага”, “кока”, “бака”, “бамба”, “камеба”, “гасиганка”, “ганка”, “капсимба”, “кампап”, “гамба”, “камба”, “гагах”, “агагах”, “писики”, “галах”, “пендики”, “пентики”, “гекбух”, “газемба”, “барамба”, “карамба”, “симба-бумба”, “бумба-тюмба”.

В этот список “изобретенных” слов я заносил только те, которые были устойчивыми звукосочетаниями, т.е. воспроизводились несколько дней. Слова, подобные этим я потом нашел в стихах Корнея Чуковского (Барабек и т.п.). Несомненно, этап словотворчества связан с отработкой программ вокализации ребенка. Этот этап, естественно, вновь является интегральным, но основой для него является уже собственная “база данных”, сформированная на первых двух этапах. Этап “словотворчества” относительно короток (всего два с половиной - три месяца с постепенным затуханием) и является подготовительным к следующему этапу, когда ребенок начинает повторять за взрослыми любые фразы, который может длиться существенно дольше - до полугода.

Именно на этих этапах, главным образом, может “родиться” то, что ранее я назвал “семантической глухотой”, хотя проявление такой “глухоты” скажется позже и может быть также у взрослого человека.

Функциональное назначение этих этапов состоит в отработке вокализационных программ, т.е. принципиально эти этапы необходимы, что заставляет относиться к ним очень внимательно со стороны взрослых, поскольку малейшая депривация на этих этапах, выражающаяся в малом внимании, может сказаться в последующем. Как итог формирования речезвуковой системы является формирование не только рече-слухо-моторных стандартизованных программ, но и определенного минимума словарного запаса, а также формирование некоторой библиотеки правил грамматических преобразований имеющихся “баз данных”, т.е. правил преобразования имеющихся семантических функций отражения. Словарный запас и “библиотека грамматических преобразований” являются продуктом социума, т.е. окружения младенца.

Развитие человеческой цивилизации породило еще один этап формирования рече-слухо-моторных процессов, который связан с овладением процессом чтения и письма. Дело в том, что человек, читая какой-либо текст, а также и при письме, так или иначе, произносит его про себя “внутренним голосом”. При этом в процесс чтения естественно вовлекаются все “поля символов” данной системы. При письме, кроме того, участвуют и группы других мышц. Особенностью данного этапа является то, что помимо рече-слухо-моторных систем на данном этапе формирования функции отражения в этот процесс вовлекается и “поле символов” зрительного тракта.

Появление последнего из рассмотренных этапов формирования “полей символов” в зрительной, слуховой, звуковой и моторной зонах памяти реально подтверждает то обстоятельство, что правое полушарие участвует в речезвуковой системе вполне конкретно, но не совсем понятно - как.

Дело в том, что практически любой человек в состоянии развить у себя способности скорочтения, что позволяет, скажем, книгу объемом в 200-300 страниц прочитывать за 30-40 минут с полным сохранением всей информации в памяти. Действие механизма скорочтения может быть объяснено тем, что человек в этом случае читает с помощью правого полушария, воспринимая информацию целиком с каждой страницы (в крайнем случае, с абзаца или отдельной строки).

Следовательно, дифференциальный компонент восприятия при таком процессе чтения совершенно или почти совершенно отсутствует. Но поскольку, как мы только что увидели, зрительный тракт при чтении определенным образом сопрягается с трактами слуховым, звуковым и моторным, то и при чтении текста только правым полушарием такое сопряжение происходит, но тоже только в правом полушарии.

Безусловно, чтение только “правым полушарием” не означает, что информация запоминается только в правом полушарии - для того и существуют комиссуры и мозолистое тело, чтобы информация запоминалась синхронно и одинаково в обоих полушариях. При чтении “правым полушарием” информация запоминается, но не анализируется, так как дифференциальный компонент отсутствует.

Конечно, механизм скорочтения может быть объяснен и тем, что при быстром чтении как-то выключается внутренний механизм вокализации, который, безусловно, тормозит процесс чтения. Однако это дало бы относительно небольшой прирост скорости чтения. Именно поэтому и можно предположить, что скорочтение главным образом должно быть связано с усвоением письменной информации правым полушарием мозга.

Не буду говорить в пользу скорочтения хоть сколько-нибудь добрых слов: я сам в детстве читал именно так и даже еще быстрее. Прошли годы, чтобы я понял глубочайшую пользу от медленночтения, когда прочитывается не только то, что в тексте, но и между строчками, что за текстом, что в подтексте. Меня сейчас интересует не интегральная характеристика текста, а те многочисленные и многозначные дифференциальные компоненты (включая собственное эмоциональное восприятие), которые, может быть, и хотел передать мне автор. Сейчас я могу сказать, что только медленночтение дает мощный инструмент для любого вида анализа. Но это - мое мнение, и читатель вправе его не учитывать.

Необходимо отдельно поговорить о механизмах формирования и приема речевых сигналов с позиции анализа действия этих механизмов в достаточно протяженные интервалы времени. Дело в том, что “узнавание” речевой информации, а также ее формирование связано с механизмом запоминания и извлечения “стандартных” программ из памяти иначе, чем осуществляется прием/передача информации по другим каналам (зрительный, тактильный и т.п.).

С одной стороны, “поле символов” речевых сигналов, по-видимому, “включается” в “работу” не так, как это происходит с иными "полями символов". Но принципы его организации должны быть такими же, т.е. там должны быть такие же “кружочки” и “квадратики”. Иначе говоря, “узнавание” должно быть таким же, или на основе точно так же формируемой функции компенсации.

С другой стороны, чтобы механизм “узнавания” мог в этом тракте (в тракте речеформирования) работать, функционально необходимо наличие специальной памяти, которую в этом случае следует назвать “оперативной”, в которой принимаемая или извлекаемая информация должны предварительно накапливаться на очень небольшое время.

Эта сугубо специализированная “оперативная” память в тракте звуковой информации в случае приема накапливает информацию о совокупности звуков, после чего происходит ее сопоставление с информацией “поля символов”.

После опознавания принятой посылки информация из этого “оперативного” запоминающего устройства автоматически стирается самим сигналом “узнавания”, соответствующего сформированной функции компенсации. Отсюда следует, что в случае поступления в единицу времени, соответствующей длительности хранения информации (до момента “узнавания”), по тракту приема звуковой информации больше сигналов, чем может хранить это “оперативное” запоминающее устройство, то в нем сохранятся, видимо, только те сигналы, которые поступили последними или те, которые были быстрее других “опознаны”. Следовательно, часть сигналов не может быть запомнена в принципе, так как осталась “неопознанной”. Видимо, наличие этой памяти и принимается исследователями в качестве “сенсорной”, хотя, как видно, это совершенно иная по функциям память.

В случае извлечения звуковой информации в эту “оперативную” память из “поля символов” извлекаются и здесь накапливаются символы будущих звуков, по которым потом формируется программа вокализации. Поскольку механизм “узнавания” в этом случае работает точно также (надо помнить, что он определенным образом сопряжен с запоминанием произносимых звуков), то “стирание” информации из этого “оперативного” запоминающего устройства будет происходить точно так же.

Если рассмотреть данное положение с нейроанатомической точки зрения, то в качестве такого запоминающего устройства может выступать, скорее всего, первичная слуховая зона. Она наиболее подходит для этих функций. Однако, возможно, что эту функцию выполняет зона Вернике, хотя это представляется менее вероятным.

Во всяком случае, такая гипотеза не противоречит возможности использования для приема-передачи звуковой информации и правого полушария мозга: в некотором смысле в этом случае левое полушарие будет выступать как ведущее, что соответствует материалам клинических наблюдений при повреждении соответствующих зон правого и/или левого полушарий мозга.

Из сказанного вытекает, что исследования слуховой и звуковой системы (человека), проведенные до сих пор, нельзя считать как-то завершенными, объясняющими полностью механизм извлечения и приема звуковой информации.

Между тем можно полагать, что и “поле символов” зрительной информации также “оснащено” оперативной памятью, назначение которой будет совершенно иным. В данном случае необходимость такой памяти обуславливается реально осуществляемым “сжатием” информации в линии связи оптического прибора (глаза) и ЦНС, поскольку на почти две сотни миллионов колбочек и палочек сетчатки глаза приходится около десяти миллионов нейронов линии связи.

Следовательно, для организации анализа информации по всему полю зрения необходим механизм последовательного опроса светочувствительных элементов и механизм обратного преобразования. Это все может функционировать при наличии указанного оперативного устройства памяти, в качестве которой может выступать, например, первичная зрительная зона. При наличии такого оперативного запоминающего устройства появится возможность “развернуть” в ЦНС картинку воспринимаемого изображения в полном объеме. Естественно, что это опять же не может быть названо “сенсорной” памятью, так как функции этой памяти совершенно иные, отличающиеся также и от оперативной памяти тракта слуха.

Имеется еще одно “поле символов” информации, отражающих символы всех основных видов движений, предназначенных для управления положением организма или его отдельных частей. Как правило, все действия, связанные с движением, осуществляются настолько незаметно для “внешнего” внимания, что кажется, будто они совершаются автоматически. Такое мнение очевидно ошибочно. Скажем, и ряд других проявлений разума, например, чтение и, даже, речь, также совершаются внешне автоматически. Активное влияние разума только угадывается. Я во всех случаях буду выступать против признания любого вида автоматизма поведения любых организмов: разум всегда управляет, но не всегда очевидны его проявления.

Что наиболее точно подтверждает управление движениями со стороны разума всеми видами движений, так это то, что у большинства достаточно высокоразвитых живых организмов (например, у млекопитающих и у многих птиц) движения, присущие взрослому индивиду, развиваются онтогенетически. Следовательно, в онтогенезе у них должны быть сформированы свои “поля символов” со своими “кружочками” и “квадратиками”, соответствующими некоторым элементам движения. Само же движение управляется достаточно сложной (но более простой, чем в других трактах управления) функцией отражения. Кроме того, в подавляющем большинстве случаев движение должно быть сопряжено по составляющим или по целевым параметрам с трактами зрения, обоняния, тактильных данных.

Следовательно, функция отражения при управлении движением не может быть простой, а движение не может совершаться вне сознания, т.е. автоматически. Как говорится: “Смотреть - не значит видеть!” Так и здесь. Мы не задумываемся над своими движениями - и это хорошо. Но это не значит, что мы не обдумываем свои движения даже в их малейших нюансах.

Иначе говоря, с позиций информационно-отражательной модели понятие “подсознание” исчезает и не должно быть когда-нибудь использовано. Все случаи, когда человека “озаряет” говорят, скорее, о том, что человеку дается истинная подсказка Свыше как знак некоторой милости Божьей. Могу лишь добавить, что человек должен относиться совершенно серьезно к таким “подсказкам”, не считать себя каким-то сверходаренным или сверхумным.

Вообще следует сказать, что модель психических функций, рассматриваемая здесь, как уже увидел читатель, просто обязывает отказаться от большого числа устоявшихся воззрений и мнений.


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 220; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!