Й Государственный шарикоподшипниковый завод 4 страница.        Там же, на заводах Форда, Иванов подметил, что руководство занимается развитием зеленых насаждений



       Там же, на заводах Форда, Иванов подметил, что руководство занимается развитием зеленых насаждений. Эдзел Форд, водивший его по заводу, разъяснил, что растения собирают пыль, которая осаждается на трущихся частях станков и истирает их не хуже абразива. Приехав обратно на Сталинградский завод, Иванов распорядился устроить насаждения на заводской территории. Это обернулось тем, что рабочие стали вытаптывать молодые посадки. Директор пробовал орать на нарушителей, но тщетно. Потом вокруг посадок установили изгородь, но и она не помогла. Несознательные товарищи продолжали топтаться по насаждениям. Тогда Иванов приказал обтянуть посадки колючей проволокой и объявил, что того, кто будет пойман перелезающим через ограждение, немедленно уволят. Это уже подействовало, и молодые рабочие понемногу приучились ходить по пешеходным дорожкам.

       Борьба с кустарщиной в цехах принимала еще более драматический характер:

       «В цехах нередко можно было наблюдать кустарщину на конвейере, вручную, ломиком подгоняли «сопротивляющиеся» детали, в инструментальном пошел в ход молоток, а в литейном – кувалда. Директор завода ходил по цехам с воспаленными от бессонницы глазами, вылавливал «кустарей»[339].

       Резко участились поломки станков. Молодежь, столкнувшаяся с тем, что новейшее оборудование требует знаний и навыков, резко охладела душой к работе и стала все чаще и чаще допускать небрежность в уходе за станками.

       План работы завода был сорван. В третьем квартале 1930 года он был выполнен всего на 1,5 %. Себестоимость каждого трактора составила 1025 рублей, вместо планируемых 150 рублей[340]. Иванов понимал, что поточное производство не строительство, и что штурм здесь ничего сделать не сможет. Для освоения нужно целенаправленно, упрямо, не останавливаясь, устранять один недостаток за другим, пока, наконец, производство не встанет на ноги. Первое рабочее полугодие завода прошло в беспрерывном барахтанье, в штопке одной прорехи в производстве за другой.

       На январь 1931 года заводу был установлен план по выпуску 900 машин. Положение на заводе удалось существенно улучшить, но по-прежнему до проектной мощности завода было далеко, и он не смог выполнить даже этот сравнительно небольшой план, соответствующий недельному выпуску на проектной мощности. Вместо 900 машин с превеликими трудностями удалось собрать 707 тракторов.

       Наконец, 18 апреля 1931 года в «Правде» вышла статья о положении на Сталинградском тракторном заводе. А 25 апреля на завод приехал Председатель ВСНХ Орджоникидзе. Походив по заводу, ближе к вечеру он собрал руководство, инженеров и рабочий актив в том же самом клубе завода и произнес злую, полную негодования речь:

       «Сталинградский тракторный – это колоссальный завод… махина. Но не мы им владеем, а он нами. Мы барахтаемся беспомощно[341]…

       Меня зло брало, хотелось вызвать кого-нибудь из инженеров и мастеров и как следует взгреть. Ходишь по заводу, и никого нет. Представьте это: председатель ВСНХ шатается по заводу и никого не может найти»[342].

       После этого визита на завод Орджоникидзе выпустил спецприказ по ВСНХ № 268, в котором установил план постепенного выхода на проектную мощность. Этот приказ требовал начать с 1 мая 1931 года выпускать 50 машин, прибавлять каждый день по одной, чтобы 31 мая выйти на уровень 80 машин и на этом закрепиться.

       Положение начало мало-помалу выправляться. В августе завод вышел на уровень 85 машин в день. Уже в конце сентября был достигнут уровень производства в 100 машин. Еще сравнительно немного, и производство дорастет до проектной мощности 144 трактора в день. Подъем шел медленно, но неуклонно, и 20 апреля 1932 года завод впервые вышел на проектный уровень производства. Сталинградский тракторный освоил проектную мощность только через год и десять месяцев после пуска[343]. Резко пошла на спад стоимость трактора. Уже в 1931 году она упала в три раза и составила 386 рублей на трактор. А в 1932 году она еще понизилась и упала до уровня 329 рублей. Производство, освоенное в полную мощь, обладало огромными резервами развития и удешевления продукта.

       Для работы новых предприятий нужны не только станки и оборудование, но и энергия в самых разных видах. В первую очередь нужна электроэнергия для работы двигателей станков. Для молотов и прессов нужен пар высокого давления. Цехам и корпусам в условиях России, где зимой устанавливаются сильные морозы, нужно отопление.

       Все это может дать энергетика. Она развивалась вместе со строительством заводов и закупкой оборудования. В основу развития электроэнергетики была положена та же старая и уже опробованная идея о развитии сети станций и создании кольцевых энергосистем по всей территории страны. Первые камни в основание этой сети были заложены по ходу выполнения первого плана ГОЭРЛО. Это были три станции: Волховская недалеко от Ленинграда, достроенная в 1923–1926 годах, Каширская и Шатурская станции под Москвой. От них к промышленным предприятиям были протянуты первые линии передач высокого напряжения. В Москве были электростанции, построенные еще до революции. В середине 1920-х годов все эти станции были перестроены, а их мощности существенно увеличены. Из этих станций была создана первая и, в начале 1930-х годов, самая крупная энергосистема Советского Союза – Мосэнерго.

       В ее состав входили в 1934 году 16 станций и теплоцентралей: 1-я МГЭС им. Смидовича, 2-я МГЭС трамвайная, Краснопресненская ТЭЦ, находившиеся в городе, ГРЭС им. Классона, бывшая «Электропередача», находившаяся в 70 км от Москвы, Шатурская станция на торфянике, находившаяся в 118 км от Москвы, Каширская станция и другие более мелкие. Когда-то эти станции были очень небольшой мощности. Шатурская станция начинала с одного генератора мощностью всего 5 тысяч кВт. Каширская станция начинала с мощности своих генераторов 12 тысяч кВт. Но уже в середине 1920-х годов началась перестройка и увеличение мощности московских электростанций. В 1928 году был заключен договор с британской фирмой «Метрополитен-Виккерс» на поставку новых, мощных генераторов, новейшего оборудования для установки его на станциях Мосэнерго и других энергосистем Советского Союза.

       В составе Мосэнерго были две крупные станции, построенные еще в начале 1920-х годов: Шатурская и Каширская. В конце 1920-х годов они резко увеличили свою мощность и количество вырабатываемой энергии. На первой станции было установлено 6 паровых турбин, мощностью 180 тысяч кВт, в том числе самые мощные в СССР в то время паровые турбины мощностью 44 тысячи кВт. Эта станция была равна 1/3 мощности Днепрогэса и тянула выработку 31 % всей электроэнергии Мосэнерго – 746 млн. кВт/ч. На второй станции паровые турбины общей мощностью 186 тысяч кВт на подмосковном угле. Всего же электростанции Мосэнерго вырабатывали в 1932 году 2,417 млрд. кВт/ч в год.

       Сеть линий электропередач Мосэнерго охватывала район в радиусе 250 километров от Москвы. Протяженность этих сетей составляла более 3 тысяч километров. Три линии передач передавали энергию от Каширской станции на подстанцию в Кожухово, две линии передавали энергию от Шатурской станции на подстанцию в Карачарово и одна линия от ГРЭС им. Классона на подстанцию в Измайлово. Дальше энергия распределялась внутри окольцованной московской энергосистемы. В начале 1930-х годов велись работы по усилению энергосистемы Бобриковской и Зуевской ГРЭС[344]. Московская промышленность, в первую очередь новостроечные предприятия, развивались в этом мощном энергетическом кольце.

       Вокруг Ленинграда тоже была создана своя мощная энергосистема. В 1933 году в нее входили семь станций общей мощностью 325 тысяч кВт. Из семи станций пять были построены до революции, в 20-х годах они были расширены и их мощность многократно увеличена. В 1926 году в Ленэнерго была введена Волховская ГЭС мощностью 58 тысяч кВт.

       Две станции – Волховская и ГРЭС «Красный Октябрь» общей мощностью 111 тысяч кВт тянули на себе почти половину выработки электроэнергии в энергосистеме Ленинграда. В 1932 году они выработала 1,5 млрд. кВт/ч электроэнергии, что позволило резко сократить перевозки угля по железной дороге в Ленинград. Проблема, мучившая в начале 1920-х годов советских хозяйственников, была кардинально решена постройкой и введением в строй этих новых мощных станций, которые заменили своей энергией 340 тысяч тонн донецкого угля.

       В 1934 году вошла в строй Нижнесвирьская ГЭС на р. Свири, соединяющей Онежское и Ладожское озера. Эта станция имела в то время мощность 96 тысяч кВт и была полностью оснащена оборудованием советского производства. Три генератора Каплана мощностью 37,5 тысячи кВт были построены на заводе «Элетросила». Четвертый генератор строился на Металлическом заводе им. Сталина в Ленинграде. Трансформаторы мощностью 20 тысяч кВт были построены на заводе «Электрокомбинат» в Москве. Выключатели и энергоаппаратура изготовлялась на заводе «Электроаппарат». Сталь-алюминиевые провода изготовил ленинградский завод «Севкабель»[345]. Теперь, с пуском Нижнесвирьской станции, советская электропромышленность показала, что в состоянии оснащать собственным оборудованием самые крупные станции и самые мощные энергосистемы.

       Крупная энергосистема была создана в Донецком районе на основе донецкого угля. Там самыми мощными станциями были Штеровская, Северо-Донецкая, Зуевская ГРЭС и Шахтинская ГРЭС им. Артема. Первая станция имела шесть турбогенераторов общей мощностью 157 тысяч кВт. В 1929 году она была переведена со сжигания кускового каменного угля на сжигание антрацитового штыба, то есть угольной пыли, которая раньше просто выбрасывалась.

       В этой энергосистеме было проведено первое крупномасштабное высоковольтное кольцевание сетей. Было создано семь колец: Сталино-Макеевское, Центральное, Алмазо-Марьинское, Константиновское, Луганское, Криндачево-Чистяковское, Сорокино-Долженское. Эти кольца объединили в единую энергосистему все крупные металлургические и машиностроительные заводы, крупные шахты и коксохимические заводы Донецкого района. Производство в «Русском Руре» стало основываться на мощной энергосистеме. В 1932 году ее мощность составляла 460 тысяч кВт, и было выработано 1,3 млрд. кВт/ч электроэнергии[346].

       Впоследствии эту систему планировалось соединить с системой Днепрогэса и превратить весь юг России и восток Украины в единый мощный промышленный район практически с полным циклом современного индустриального производства: от добычи железной, марганцевой руды и каменного угля, выработки электроэнергии до высокоразвитого машиностроения.

       Мощнейшая энергосистема развивалась на Урале. В единую сеть сводились новые мощные тепловые станции и централи заводов: Магнитогорская и Березниковская ТЭЦ, Кизеловская, Егоринская, Среднеуральская и Челябинская ГРЭС, Свердловская ГЭС. Это были новые, мощные электростанции, общей мощностью 219 тысяч кВт, и давшие в 1934 году 672,5 млн. кВт/ч электроэнергии[347].

       Еще в плане ГОЭЛРО говорилось, что электроэнергия может заменять в работе промышленности использование угля. Собственно, вся большая работа по электрификации страны, проделанная в 1920-е годы, преследовала именно эту цель – освободить промышленность от использования большого количества каменного угля в качестве топлива. Развитие электроэнергетики Советского Союза шло в направлении вытеснения из топливного баланса высококачественного угля, который теперь направлялся на производство металлургического кокса, местными видами топлива, в первую очередь торфом и бурым углем, а также отходами каменноугольного производства.

       Главной топливной базой Московской энергосистемы стал Подмосковный угольный бассейн, сложенный в основном именно низкокачественными бурыми углями, и подмосковные торфяники. В его освоении были достигнуты ошеломляющие успехи. Мало того что была разработана методика сжигания низкокалорийных углей, но и была развита углехимия на Бобриковском электрохимическом комбинате. Там была налажена переработка бурого угля в газ. Там же были проведены успешные опыты по коксованию бурого угля. Оказалось, что даже и такой уголь способен спекаться в достаточно качественный кокс.

       Энергосистема Донецкого района переводилась на сжигание антрацитового штыба – угольной пыли, раньше выбрасываемой в терриконы. Энергосистема Урала основывалась на гидроэнергии и на сжигании углей уральских угольных бассейнов, в первую очередь углей Кизеловского бассейна.

       Все это вело к тому, что уровень расхода топлива на выработку одного кВт/ч. электроэнергии постепенно, но неуклонно понижалась, снизившись с 1 килограмма условного топлива в 1913 году, до 840 граммов условного топлива в 1932 году. В системе Мосэнерго на каждый киловатт-час затрачивалось 690 граммов условного топлива.

       Но на этом развитие энергетики не остановилось. В 1931 году советская энергетика сказала новое слово – теплофикация. Сегодня это слово забыли, хотя тепловые системы уже давно стали привычными. Они сегодня называются «центральным отоплением». Сочетание обыденное, привычное и неправильное.

       Первоначально тепловые системы зарождались на основе заводских котельных. На каждом заводе имелись, и имеются сейчас свои котельные, которые обеспечивают завод теплом, горячей водой, а самое главное, технологическим паром для самых разнообразных устройств. Особенно в паре нуждались кузнечные цеха машиностроительных заводов, где пар использовался для приведения в действие молотов и прессов. Котельные для заводов – вещь в то время обычная.

       На них посмотрели по-новому в связи с переоборудованием старых заводов и резким увеличением их производительности. Новое мощное оборудование потребовало также увеличения мощности паровых котлов заводских котельных, чтобы производство не испытывало недостатка в паре. Эту задачу решали старым, испытанным средством – концентрацией. Мощности котельных должны были увеличиться в разы.

       В связи с этим ведущимся расширением нужно было изучить технические тонкости выработки и передачи большого количества пара и горячей воды на большие расстояния. Заводы ведь по площади были равны крупным частям города или даже небольшим городам. Кроме того, отрабатывались вопросы не только производства пара и горячей воды, но и совмещенного с производством пара производства электроэнергии. В 1929 году при Всесоюзном теплотехническом институте была сооружена первая теплоэлектроцентраль мощностью 60 тысяч кВт. Она могла вырабатывать пар давлением в 15 атмосфер для паровых молотов, пар давлением 5 атмосфер для сушилок и горячую воду для отопления[348].

       Опыты прошли успешно, и была практически доказана возможность и эффективность передачи пара и горячей воды на большое расстояние, и разработаны новые методы эксплуатации паровых котлов. С тех пор мощность московских ТЭЦ стала резко возрастать. В 1929 году мощность московских ТЭЦ была всего в 80 тысяч кВт, а уже в 1931 году она достигла 200 тысяч кВт. Начали возводиться теплоэлектроцентрали при автозаводе им. Сталина, при заводе «Динамо» и в Сталинском районе Москвы. В 1934 году мощность московских ТЭЦ составила уже 400 тысяч кВт.

       Это были достаточно мощные по тем временам станции. Например, ТЭЦ Сталинского района имела два паровых котла производительностью 180 тонн пара в час и один турбогенератор мощностью 25 тысяч кВт[349]. Тепло передавалось на расстояние до 6 км.

       Удачный опыт быстро распространялся по всем новостройкам. Стали возводиться новые и еще более мощные теплоэлектроцентрали на крупных заводах-новостройках. В 1932 году начато строительство Березниковской ТЭЦ при Березниковском химическом комбинате мощностью 95 тысяч кВт, Кузнецкой ТЭЦ – 48 тысяч кВт, ТЭЦ Нижегородского автозавода – 24 тысячи кВт. К тому моменту нашли новую область применения тепловой энергии теплоцентралей – отопление жилых домов. В Москве жилые дома стали оборудоваться системами водяного отопления и подключаться к теплоцентралям сначала крупных заводов. Но ТЭЦ Сталинского района уже была станцией, значительная часть тепла с которой шла в жилые кварталы. К теплоцентралям крупных заводов-новостроек подключались города-новостройки.

       Новые хозяйственные задачи, которые вставали перед страной в ходе индустриализации, потребовали коренного изменения практики хозяйствования. Они потребовали изменения не только самого производства, самого по себе, не только структуры промышленности, но и системы управления промышленностью, самой партийной политики в отношении хозяйства. Сталин, как политический руководитель индустриализации, в начале 1931 года занялся разработкой этого вопроса.

       Свою позицию он осветил в двух речах, посвященных задачам хозяйственников. В начале 1931 года состоялась 1-я Всесоюзная конференция работников социалистической промышленности. На ней 4 февраля 1931 года Сталин выступил с докладом «О задачах хозяйственников», в котором очертил те задачи, которые встают перед хозяйственниками в связи с завершением строительства основ новой тяжелой индустрии СССР и с резким увеличением выпуска промышленной продукции.

       Сталин начал с того, что хозяйственники, собравшиеся на конференцию, одобрили контрольные цифры на 1931 год и обещали выполнить поставленный план. Сталин напомнил, что означает это обещание:

       «Но что значит обязательство – выполнить контрольные цифры на 1931 год? Это значит – обеспечить общий прирост промышленной продукции на 45 %. А это очень большая задача. Мало того. Такое обязательство означает, что вы не только даете обещание нашу пятилетку выполнить в 4 года – это дело уже решенное, и никаких резолюций тут больше не нужно, – это значит, что вы обещаетесь выполнить ее в 3 года по основным, решающим отраслям промышленности»[350].

       План 1930 года, который предусматривал увеличение выпуска продукции на 31–32 %, хозяйственники тоже обещали выполнить, но сделать этого не смогли. Прирост продукции составил 25 %. Сталин так объяснил главную причину такого положения дел:

       «Были ли у нас в прошлом году «объективные» возможности для полного выполнения плана? Да, были. Неоспоримые факты свидетельствуют об этом. Эти факты состоят в том, что в марте и апреле прошлого года промышленность дала прирост продукции на 31 % в сравнении с предыдушим годом. Почему же, спрашивается, мы не выполнили план за весь год? Что помешало? Чего не хватило? Не хватило уменья использовать имеющиеся возможности. Не хватило уменья правильно руководить заводами, фабриками, шахтами»[351].

       Вот в этом, по мнению Сталина, заключалась главная причина невыполнения контрольных цифр 1930 года и невыполнения планового задания для строек. Руководство хозяйством, руководство заводами и фабриками, руководство строительством, которое сформировалось в 1920-х годах, оказалось практически непригодным для того, чтобы руководить промышленностью в новых условиях.

       Первым самым слабым звеном в системе управления промышленностью оказалась традиционная система управления, состоящая из двух начальников: директора-коммуниста и технического руководителя, специалиста старой закалки. В 1920-е годы руководство из коммунистов ничего не понимало в технике и перекладывало разрешение всех технических вопросов на плечи имеющихся специалистов. Как мы видели, в середине 1920-х годов специалистов старой школы защищали от нападок, берегли и доверяли им. Доверие иногда простиралось так далеко, что, по существу, в руках этих специалистов оказались целые отрасли хозяйства, например черная металлургия. Трест «Югосталь», до того как инженерные кадры его были вычищены во время вредительского процесса, находился в руках старых служащих этих заводов. Кончилось это доверие вредительством и нарушением работы треста, важнейшего в структуре советской промышленности.


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 294; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!