Й Государственный шарикоподшипниковый завод 3 страница. Больше половины экспорта – это растительное и животное сырье, которого вывезли на сумму 89,9 млн
Больше половины экспорта – это растительное и животное сырье, которого вывезли на сумму 89,9 млн. рублей. По весу – это главным образом пиломатериалы, а по стоимости – меха.
В 1931 году вес экспорта сократился до 850 тысяч тонн, а по стоимости сократился почти вдвое, до 79 млн. рублей. Резко сократились поставки лесоматериалов и животного сырья. Теперь преобладающую долю в весе занял уголь, марганцевая и железная руда. При резком увеличении веса экспорта этих материалов их стоимость увеличилась ненамного. Например, поставка в США 217,5 тысячи тонн марганцевой руды дала всего 12,4 млн. рублей прибыли. 3,7 млн. рублей дал вывоз 243,3 тысячи тонн железной руды. 8,8 млн. рублей дал вывоз 215,9 тысячи тонн угля[333].
Впоследствим, на протяжении всех 1930-х годов Советский Союз продавал в США только такие товары: уголь, железную и марганцевую руду, растительное и животное сырье. В 1932 году полностью исчезли из экспорта нефть и пиломатериалы, а в 1936 году прекратились поставки железной руды. Выросли поставки угля и марганцевой руды.
При тех размерах внешних закупок, какие велись в начале 1930-х годов, для полной их окупаемости нужно было продавать не сотни тысяч тонн угля и руды, а миллионы тонн. А это уже было связано с трудностями: нужен был фрахт соответствующего числа судов, нужно было устройство складов и быстрые погрузочно-разгрузочные работы в иностранных портах, нужно было ухитриться продать такое колоссальное количество сырья даже при минимальных ценах. Все это требовало, конечно, затрат и очень больших затрат. Было понятно, что такая торговля выгоды не принесет.
|
|
|
Сталин тогда пошел по классическому пути – он взял иностранные займы. Но не на государственном уровне, займы не политического свойства, а обычные, как их тогда называли, торговые займы. Сутью этого мероприятия было то, что заем берется под залог какого-то товара, который лежит на определенном складе. Платится определенный процент, но если заем вовремя не выплачивается, кредитор забирает заложенный товар.
В 1930 году за границу вывезли много экспортного товара. Но здесь есть одна тонкость. Справочник, из которого я черпал сведения о советской внешней торговле, составлен по данным таможенного комитета Наркомата внешней торговли СССР. То есть если какой-то товар пересек границу СССР в направлении заграницы, то он учтен как экспортированный. И наоборот, если товар пересек границу в направлении Советского Союза, то он учтен как импортированный. Но это не значит, что товар, предположим, вывезенный из Советского Союза в 1930 году, в том же году был продан.
|
|
|
Наркомвнешторг только в 1930 году выбросил на мировой рынок миллионы тонн товара. Продать столько и сразу, да еще во времена мирового экономического кризиса, во времена «Великой депрессии» в США, было делом нереальным. Но товар вывезли, сложили на заграничных складах и стали понемногу продавать.
Если бы советские торговые представители рассчитывали только на продажу своего товара, то им бы мало что удалось получить от такого экспорта. Тогда они пошли на необычный шаг. Торговые представители начали брать кредиты в банках, фирмах и торговых домах под залог вывезенного и складированного за рубежом товара. На эти деньги покупалось оборудование, немедленно вывозившееся в СССР, а кредиторам Наркомвнешторг слал горячий интернациональный привет. Спустя некоторое время кредиторы вступали во владение тысячами тонн советского угля, железной и марганцевой руды, леса, хлеба. В начале 1930-х годов по миру прокатилась волна банкротств, связанных как раз с подобными операциями. Банки, ставшие владельцами криворожской руды и донецкого угля, лопались не хуже мыльных пузырей.
В 1929 году СССР взял кредитов под импортные операции 456 млн. рублей и под экспортные – 159 млн. рублей. В 1930 году размер кредитов возрос по импортным операциям до 689 млн. рублей, а по экспортным – до 181 млн. рублей. Зато в 1931 году размер кредитов возрос в полтора раза. По импортным операциям он увеличился до 1 млрд. 108 млн. рублей, по экспортным он остался на уровне 187 млн. рублей. В 1932 году кредиты по импорту выросли до 1175 млн. рублей, а по экспорту даже сократились до 160 млн. рублей[334].
|
|
|
Так что западные капиталисты не только в массовом порядке снабжали Советский Союз оборудованием и делились техническим опытом, но еще и открыли широкий кредит. Надо сказать, что эти цифры – это не советские рубли, обесценившиеся за пятилетку, а полновесные золотые рубли в масштабе цен 1913 года.
Отдавались эти деньги так же стремительно, как и брались в долг. В 1932 году суммарный внешний долг СССР составлял 1 млрд. 400 млн. рублей. К 1934 году он сократился в три раза, составив всего 450 млн. рублей. 25 ноября 1936 года «Правда» победно сообщила, что советский внешний долг составляет на 1 октября всего 86 млн. рублей[335].
Неразвитость советской промышленности приводила к тому, что страна по целому списку важнейшего сырья нуждалась в поставках из-за рубежа. С этим можно было как-то примириться, если бы на территории Советского Союза совсем не было бы месторождений этих руд и минералов, если бы его здесь просто не было бы. Но нет, Советский Союз был тогда страной, наиболее обеспеченной залежами полезных ископаемых, в полной мере обладающей всем промышленным сырьем. Задача состояла в том, чтобы его начать добывать и перерабатывать.
|
|
|
Одной из важнейших проблем индустриализации было налаживание добычи и переработки руд драгоценных и цветных металлов. В числе главных: золото, медь и олово.
В середине 1920-х годов в Москве стало известно, что еще в годы Гражданской войны в самом дальнем уголке страны, на Колыме были найдены россыпи золота. За эти сведения ухватились и направили в район обнаружения руд геологическую экспедицию под руководством Юрия Александровича Билибина. Место обнаружения золота находилось недалеко от побережья и представлялось, что можно достаточно дешево, используя выгоды морского судоходства, построить там населенные пункты и развить добычу металла.
За два года Билибин обследовал Колыму и открыл богатейшие золотые россыпи, коренные месторождения золота, запасы россыпного олова и множество месторождений других ценных металлов. Сразу стало ясно, что Колыма содержит в себе несметные богатства, которые только и ждут разработки.
11 ноября 1931 года на заседании Политбюро рассматривался вопрос о развитии на Колыме добычи золота. Политбюро высказалось за развитие в этом районе страны добывающей промышленности. 13 ноября вышло решение СТО СССР об организации треста по промышленному и дорожному строительству в верховьях Колымы с задачей развертывания там добычи всех полезных ископаемых края[336]. Был создан трест «Дальстрой», начальником которого стал Э.П. Берзин.
4 февраля 1932 года пароход «Сахалин» бросил якорь в бухте Нагаево. С его борта на берег высадилось руководство нового треста. Здесь уже стоял небольшой поселок из 17 домов, принадлежавших разным государственным организациям и трестам. Берзин занял три дома и 9 февраля издал приказ № 1 по своему тресту.
В те времена в этот уголок страны было невозможно никакими посулами и обещаниями заманить нужное для развития добычи количество рабочих. Поэтому руководство треста с самого начала понимало, что осваивать этот край им придется силой заключенных. Первый приказ по тресту образовал два отдела: хозяйственный и лагерный. Берзину дали чрезвычайные полномочия. Он был одновременно уполномоченным Далькрайкома ВКП(б), Далькрайисполкома и Управления ГПУ по Дальневосточному краю. Воля Берзина для жителей северо-востока СССР была законом.
Вскоре пришел пароход «Сучан» с первой партией заключенных. На него было погружено 200 человек, но трудный переход выдержала только четверть его пассажиров-заключенных. «Сучан» привез в Нагаево 50 человек, которые от холода, голода и истощения едва держались на ногах. Эти заключенные стали возводить первый лагерь огромного лагерного государства – Дальстроя СССР.
Вскоре в бухту Нагаево стали приходить пароходы, привозившие все новые и новые партии заключенных. Их число непрерывно возрастало. Уже в июне 1932 года Дальстрой располагал силой 3 тысяч человек. В июле – 10 тысяч. Строились лагеря, поселки, прокладывались временные дороги. Дальстрой стремительными темпами становился на ноги.
Летом 1932 года началось строительство автодороги, которая вела от бухты Нагаево к месту разработки золотоносных пород. Строителям предстояло в тяжелых условиях приполярной местности по вечной мерзлоте проложить больше 600 километров автодороги. Дорога была первым объектом, который возводился Дальстроем. Массовая добыча золота без нее была совершенно невозможна. Однако Берзин не стал дожидаться того момента, когда дорога будет окончательно введена в строй. Сразу же, как только позволило наличие рабочей силы, началось развитие золотодобывающих рудников. Грузы до них доставлялись на волокушах, прицепленных к тракторам.
Берзин взялся за дело с очень большим размахом. Под контроль Дальстроя отошла почти вся территория Охотско-Эвенского национального округа. В мае 1932 года в нем прошли выборы партийного и советского руководства, прошла первая партийная конференция и первый съезд Советов. Однако 26 октября 1932 года ЦК ВКП(б) сосредоточил всю власть в руках Берзина, по существу ликвидировав все выборные органы власти на территории округа. Ради роста добычи крайне необходимого металла партийное руководство пошло на беспрецедентный шаг сосредоточения всей законодательной, исполнительной, судебной и партийной власти в одних руках[337].
Доставка огромного количества оборудования на стройплощадки, погрузка-выгрузка в портах и на железнодорожных станциях, перевозки и своевременная доставка к месту назначения стали для транспорта серьезной задачей. Никогда еще не приходилось проводить столь масштабных перевозок в столь короткие сроки. Ведь оборудование каждого завода – это сотни эшелонов со станками и машинами, которые нужно разгрузить с кораблей, погрузить в вагоны и быстро, поскольку работа не ждет, доставить на площадку.
Надо сказать, что транспорт оказался не совсем готов к выполнению такой задачи. Вся загвоздка здесь заключалась не в количестве подвижного состава и локомотивов, не в пропускной способности железных дорог, не в грузоподъемности судов речного транспорта, а в управлении всем этим большим и сложным хозяйством. Железные дороги оказались не в состоянии обеспечить своевременную доставку грузов точно по месту назначения.
С грузом могло произойти в пути все, что угодно. Здесь никто не мог дать никакой гарантии. Груз мог уйти на другую станцию с тем же названием. Так, например, груз для Кузнецкстроя прибыл на станцию Кузнецк Орловской железной дороги. Груз мог доставляться неравномерно. Например, на стройку прибыло оборудование верхней части домны, а оборудование нижней части еще путешествует. Могла быть перепутана документация груза, и на какую-нибудь стройку приходили составы с оборудованием неизвестного назначения для неизвестного адресата. На Магнитострое был организован «нулевой склад» для хранения такого рода груза в надежде, что когда-нибудь разыщется его адресат. Или же просто подошли сроки начала монтажа, а оборудование еще в дороге. Со стройматериалами, доставляемыми на стройки по железной дороге, положение было еще хуже. Неритмичная работа железных дорог срывала напряженные планы строек.
Нужно было что-то делать с этим. При невозможности быстро наладить работу железных дорог, пускались в ход всевозможные выдумки и изобретения. При монтаже оборудования Сталинградского тракторного завода были образованы специальные бригады от управления строительства, которые наблюдали за выгрузкой и отправкой оборудования. В их фукнции входил поиск затерявшихся эшелонов и скорейшая отправка их на завод.
Вскоре этот способ ускорения, прозванный тогда «легкой кавалерией» нашел очень широкое применение. Такие бригады общественного контроля были сформированы управлениями самых крупных строек, в первую очередь Магнитостроем и Кузнецкстроем. ЦК ВКП(б) обратилось с призывом ко всем парторганизациям заводов и ведомств всеми силами помогать выполнению заказов для этих строек. На заводах изделия для Кузнецка и Магнитки выполнялись вне всяких очередей, тут же отгружались и отправлялись. Железные дороги давали «зеленый коридор» грузам для новостроек. Бригады «легкой кавалерии» следили за перемещениями эшелонов и, если было нужно, помогали срочной отправке.
Иногда, если груз был особой важности, например эшелон со стройматериалами, остро необходимыми стройке, то бригады общественного контроля приезжали на предприятие, отпускавшее эти материалы, и сопровождали его весь путь до стройплощадки. Если где-то поезд останавливался, то члены бригады находили местное железнодорожное начальство и начинали требовать скорейшей, самой срочной отправки эшелона в путь.
Как осваивалось новое оборудование – это отдельная эпопея. Трудности в этом деле были огромные. Когда советские представители вели переговоры с фирмами, капиталисты удивлялись, как, мол, вы будете осваивать эту сложную и дорогую технику, ведь у вас совсем нет квалифицированных рабочих.
Советские представители гордо отвечали, что их нет, но в ближайшем будущем появятся. Но на самом же деле чего не было, того не было. Отсутствие квалифицированных рабочих да еще таких, которые смогли бы освоить новейшее импортное оборудование, вылилось в первой пятилетке в совершенно отдельную проблему.
Первой пробой был пуск Сталинградского тракторного завода. Он был оборудован почти полностью импортными станками. Это было первое в СССР предприятие, оснащенное новейшим полуавтоматическим и автоматическим оборудованием высокой точности. Это было, пожалуй, первое предприятие, на котором была хорошо развита поточная организация производства.
Все это сразу же вызвало множество сложностей. Даже самые квалифицированные потомственные рабочие со старейших заводов страны не могли сразу приступить к работе на таких станках. Не было соответствующих навыков, не было опыта работы хотя бы на подобных станках и не было знания иностранного языка, чтобы самому разобраться в инструкции и управлении машиной. Почти не было навыка работы на поточном производстве. Кроме этих самоочевидных трудностей, трудности вставали и перед технологами. Оборудование для СТЗ изготовлялось 70 фирмами на более чем сотне заводов. Нужно было все это разнообразие составить в непрерывную производственную цепочку, выбрать наиболее эффективный режим работы и рассчитать плановую нагрузку так, чтобы все производство на заводе шло ритмично, не страдая от внутризаводского перепроизводства или недопроизводства деталей и комплектующих. В 1930 году в Советском Союзе эту задачу решали впервые.
Итак, после ударного монтажа металлоконструкций в основных цехах, после ударной установки оборудования завод вошел в предпусковую стадию. В июне 1930 года Сталинградскому тракторному предстояло выпустить свой первый трактор.
При этом на завод еще не поступило все необходимое оборудование. Не было, например, сварочного станка для сваривания тракторных рам, от которого зависела производительность всего завода. П.С. Каган организовал в ремонтно-мехническом цехе временную мастерскую по изготовлению рам, которая могла выпускать по три рамы в сутки. На первое время, на пусковой период, этого было достаточно. Не было станка для обточки коленвалов двигателя трактора. Он задержался где-то в пути, и до его прибытия на завод коленвалы обрабатывались на обычных токарных станках.
Металлургический завод «Красный Октябрь», снабжавший тракторный завод металлом и чугунным литьем, поставлял отливки блока цилиндров с совершенно невозможными, недопустимыми для обработки припусками, и почему-то чугун был самого разного качества. Станок для обработки блоков, стоивший 900 тысяч золотых рублей, вышел из строя на первой же заготовке. Пока его исправляли, технологи осмотрели прибывшие с «Красного Октября» отливки, часть забраковали, а часть приказали предварительно обработать. Слесари зубилами срубали лишний металл. После этого работа пошла глаже, но все равно этот станок, чувствительный к небольшим припускам, часто выходил из строя. Первые месяцы работы завода, когда было установлено только 40 % необходимого оборудования, были наполнены вот такой смесью работы на высокоточных станках и кустарщины. При сборке трактора на каждом рабочем месте лежали напильник, молоток, ломик, которыми подгоняли детали трактора.
Трудности первых месяцев работы завода были обусловлены еще и тем, что не была налажена работа предприятий-смежников. В тракторе 4400 деталей, из которых только 517 деталей производится на самом тракторном заводе. Все остальное, а это по большей части нормали, то есть болты и гайки, должно было поставляться заводами-смежниками. В массовом, поточном индустриальном производстве крайне важна дисциплина производства, дисциплина точных своевременных поставок. Но тогда этой дисциплине только-только начали учиться. Большинство предприятий работали по старинке: детали изготовляли и отгружали когда придется. На СТЗ любая задержка комплектующей детали приводила к сильным перебоям в работе главного конвейера или даже к его остановке.
В начале июня 1930 года, когда полным ходом шла установка оборудования, на заводе приступили к изготовлению и сборке первого трактора «СТЗ». На открытие завода приехали делегации от колхозов. Крестьяне ходили по заводу, осматривали постройки, наблюдали за тем, как по конвейеру двигался первый трактор. И вот 17 июня 1930 года первый колесный трактор «СТЗ» сошел с конвейера. Пионер Владимир Комаров перерезал ленточку, и первая машина выехала из заводских ворот на площадь. Крестьяне обступили трактор, осматривали его со всех сторон, трогали его металлические бока. А потом он поехал по людскому коридору от заводских ворот в Сталинград[338].
Второй трактор в это время стоял на конвейере. Он не дошел даже до покрасочной камеры, не хватило 98 деталей. Началась упорная, полная срывов и поражений, бесчеловечного труда борьба за производство. Недостатки, выявившиеся уже при первых же приступах к производству, вскоре расцвели махровым цветом.
Слава новейшего оборудования сыграла с заводом злую шутку. Среди молодых рабочих распространилось убеждение, названное главным инженером П.С. Каганом «неофордизмом». Это убеждение состояло в том, что для работы на новейших станках не надо никаких знаний, надо только кнопки нажимать. Первое время молодежь чуть ли не целовала новые станки. Однако на деле все обстояло как раз наоборот: для работы на новейшем оборудовании не нужно много силы, но нужно много знаний, точности и культуры работы. Этого у молодежи не оказалось. И станки тут же показали свой строптивый нрав.
Вообще с культурой были большие проблемы. Молодые рабочие, составлявшие на СТЗ 42 % от числа рабочих, приехали в абсолютном большинстве из деревни, с навыками и основами культурной жизни были незнакомы. Они выпали из жесткой крестьянской среды, где они находились под руководством старших, и тут-то их малокультурность дала о себе знать. Началось с того, что жилые бараки очень быстро заросли грязью, и в них расплодились клопы и вши. Первое время на стройке процветало бытовое хулиганство, пока, наконец, Иванов не приказал ликвидировать его во что бы то ни стало, потому что оно стало сказываться на работе. В апреле 1930 года было уволено 115 человек, а трое хулиганов были отданы под суд. После этого хулиганство на заводе резко сократилось.
Потом началась борьба за чистоту жилья. В один из воскресных дней, накопив мыла, моющего раствора и мобилизовав санитарный отряд, Иванов приказал выселить всех жильцов из бараков и обработать помещения. Бараки сначала отмыли, а потом обработали растворами против насекомых. Из них вынесли огромное количество грязного тряпья, бывшего когда-то одеждой. Одновременно санитарный субботник развернулся на заводе. Иванов, посмотревший в США на чистоту фордовских заводов, был поражен кучей мусора вокруг пустых и чистых мусорных ящиков.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 269; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!