НЕ ЧИСТЬ НАШИ ОБЪЕКТИВЫ, ГРУАД, — ЗАДЕЛАЙ ТРЕЩИНЫ В СОБСТВЕННОМ. 12 страница



— Ежедневный сбор жучков ФБР, — смущённо сказал он. — Сэр, устройство показывает жучок под вашим столом. Если вы позволите… уфф… вот он!

Больше Тобиас Найт ничего не слышал. Понадобится несколько часов, чтобы их человек в ЦРУ смог установить новый жучок.

А Сол Гудман резко ударил по тормозам взятого напрокат «форда‑бронтозавра», когда из закусочной «Папа Мескалито» выскочила крошечная резвая фигурка и бросилась прямо под машину. Сол услышал отвратительный звук глухого удара и голос Барни Малдуна сзади: «О Господи! Нет!»

Вот тебе на, приехали! Синдикатя ещё мог понять, но федералы? Я был ошеломлён. Я спросил эту глупую сучку Бонни Квинт: «Ты на тысячу процентов уверена?»

— Кармел, — отвечает она. — Я знаю Синдикат. Они не такие спокойные. Эти парни те, кем себя называют. Федералы.

О Боже праведный, драть тебя за бороду! Я ничем не мог себе помочь, я просто размахнулся и вмазал ей по роже. — Что ты им сказала? — заорал я. — Что ты им сказала?

Она тогда пустила слезу.

— Ничего я им не сказала, — ноет.

Ну, пришлось снова ей врезать. Боже, терпеть не могу бить баб: всегда начинают выть. — Я вот возьму ремень, — кричу. — Моли Господа, когда я возьму ремень! Не ври, что ты ничего им не сказала. Каждый человек всегда что‑нибудь говорит. У них даже немой запоёт, как Синатра, когда его возьмут в оборот. Так что выкладывай, что ты им сказала?

Я снова её ударил, Господи, это было ужасно.

— Сказала только, что не была с этим Мочениго. Как и на самом деле.

— Тогда что сказала: с кем была?

— Придумала из головы. Сказала, что была с лилипутом. Того лилипута я просто видела на улице. Настоящего клиента не называла, я же знаю, что это может обернуться против тебя. И против меня.

Я не знал, что делать, поэтому снова ей вмазал.

— Пошла вон, — говорю. — Скройся. Мне надо подумать.

Она вышла, все ещё завывая, а я подошёл к окну и стал смотреть на пустыню, чтобы успокоиться. Похоже, у меня снова «розовая лихорадка». Начался сезон. И зачем только выращивают розы в этой пустыне? Я и так и сяк обмозговал ситуацию, стараясь не обращать внимания на лихорадку. Было только одно объяснение: этот чёртов Мочениго сообразил, что Шерри его выспрашивает, и донёс федералам. Синдикат пока ни о чем не знает. Все они пока что копошатся на Востоке, словно куры с отрубленными лапами, пытаясь вычислить, кто замочил Малдонадо и почему это произошло в доме такого доброго гражданина, как этот банкир Дрейк. Поэтому они ещё ничего не знают про пять миллионов баксов Бананового Носа, которые исчезли в моем сейфе. Сразу после того, как я узнал о его смерти. А федералы тут вообще были вроде не при делах.

И тут меня как молотком по голове шарахнуло, я аж пошатнулся. Кроме моих девчонок, которые ничего не скажут, есть ведь пара десятков таксистов, барменов и всякой прочей швали, которые знают, что Шерри работала на меня. Рано или поздно федералы вытянут из кого‑нибудь эту информацию, и скорее рано, чем поздно. В моей голове словно зажглась лампочка, какую рисуют в комиксах, когда хотят показать, что человека осенило, и перед глазами возникли огромные буквы: ГОСУДАРСТВЕННАЯ ИЗМЕНА. Ещё с детства я помнил двух евреев‑учёных, которые за это попали в ФБР. Получили электрический стул. Поджарили запросто, Господи, я чуть не сблевал. Почему это гребаное государство так жестоко обращается с теми, кто просто хочет заработать денег? Уж на что крут Синдикат, но там тебя просто пристрелят или взорвут, а педерастическое Государство обязательно должно посадить тебя на электрический стул. Черт, я был горячий, как огонь.

Я вытащил из кармана конфету и начал жевать, пытаясь решить, что делать. Если я сбегу, Синдикат заподозрит, что это я взял общак Малдонадо, тогда меня найдут хоть под землёй. Если я не сбегу, сюда придут федералы и покажут в дверях ордер на арест по подозрению в государственной измене. Что в лоб, что по лбу. Можно бы попробовать угнать самолёт в Панаму, но ведь мне почти ничего не удалось узнать насчёт жучков Мочениго. Нечего продать тамошним коммунистам. Они просто вышлют меня обратно. Это бессмысленно. Единственное, что можно сделать, — это найти какую‑нибудь нору и схорониться.

И вдруг в голове снова зажглась лампочка, и я вспомнил: Пещеры Леман.

А что говорит компьютер сейчас? — Президент спросил Генерального прокурора.

— Что говорит компьютер сейчас? — рявкнул Генеральный прокурор в стоявший перед ним селектор.

— Если у девушки накануне смерти было два контакта, в этот момент число возможных носителей, — в телефоне возникла пауза, — достигло 428 000 человек. Если у девушки было три контакта — 7 656 000 человек.

— Вызовите дежурного спецагента, — отрывисто бросил Президент.

Он был самым спокойным человеком за этим столом, ибо с начала событий в Фернандо‑По в дополнение к либриуму, тофранилу и эловилу начал глотать демерол, забавные маленькие таблетки, позволявшие Герману Герингу оставаться бодрым и неунывающим во время Нюрнбергского процесса, когда все остальные нацисты находились в кататонических, параноидальных и прочих дисфункциональных состояниях.

— Деспонд, — послышался голос из другого селектора.

— Это ваш Президент, — оповестил его Президент. — Доложите все как есть. Что там у вас, решили проблему?

— Э— э, сэр, нет, сэр. Мы должны найти сутенёра, сэр. Вероятно, девушка мертва, но мы её не нашли. Можно с математической достоверностью утверждать, что её тело кто‑то спрятал. Напрашивается очевидная версия, сэр, что, скорее всего, труп спрятал её сутенёр, который, занимаясь нелегальным бизнесом, предпочёл ни о чем не сообщать. У нас есть два словесных портрета девушки, и, э‑э, хотя они совпадают не полностью, с их помощью мы можем выйти на сутенёра. Понятно, что он скоро должен умереть, сэр, и тогда мы сразу его найдём. Это станет поворотным моментом в деле, сэр. А тем временем разрешите доложить, сэр, что нам поразительно повезло. Пока что вне базы зарегистрировано только два достоверных случая заражения и обоим пострадавшим ввели противоядие. Возможно, вполне возможно, что сутенёр, избавившись от тела, где‑нибудь спрятался. В таком случае он ни с кем не сможет вступить в контакт и зараза не распространится. Сэр.

— Деспонд, — сказал Президент. — Мне нужны результаты. Держите нас в курсе. На вас надеется вся страна.

— Слушаю, сэр.

Решите эту проблему, Деспонд.

— Есть, сэр.

Едва Эсперандо Деспонд отвернулся от телефона, как в кабинет вошёл агент из компьютерного отдела.

— Есть новости? — нервно поинтересовался Деспонд.

— Я насчёт первой девушки, чёрной, сэр. Это одна из проституток, которых мы вчера допрашивали. Её зовут Бонни Квинт.

— Ты как будто встревожен. Что‑то не стыкуется? — проницательно спросил Деспонд.

— Опять очередная загадка. Она не призналась, что была с Мочениго прошлой ночью, но мы на её чистосердечное признание и не рассчитывали. Удивляет другое: приметы парня, с которым она, по её словам, была. — Компьютерщик с сомнением покачал головой. — Эти сведения не совпадают с показаниями Найсмита, того парня, который сказал, что с ней был он. Зато совпадают с приметами того карлика, которого поймали цээрушники. Только он сказал, что был с другой девушкой.

Деспонд вытер лоб.

— Что за чертовщина происходит в этом городе? — спросил он у потолка. — Новый вид сексуальных оргий!

Действительно, с тех пор, как два дня назад в Лас‑Вегас прибыли «Ветераны Секс‑Революции», в городе начались самые разные сексуальные оргии. «Бригада Хью М. Хефнера» сняла два этажа отеля «Пески», наняла целую толпу профессиональных проституток и до сих пор не вышла из номеров, чтобы примкнуть к «Бригаде Альфреда Кинси», «Партизанам Нормана Мейлера» и всем остальным, маршировавшим туда и обратно по Стрипу, брызгавшим между ног молоденьким девушкам из водяных пистолетов, передававшим по рукам бутылки с самогоном, повсеместно блокировавшим уличное движение и крайне досаждавшим пешеходам. Сам доктор Найсмит после нескольких символических выходов избегал массовых развлечений. Он уединился в номере люкс, чтобы поработать над новым письмом, призывающим к сбору денежных средств для «Фонда Колосса Йорба‑Линдского». Вообще, ВСР, как и «Белые герои, противостоящие красному экстремизму», относились к разряду малых проектов и приносили гроши. Большинство настоящих ветеранов сексуальной революции давно согнулись под гнётом сифилиса, брака, детей, алиментов или ещё какой‑нибудь заразы, и мало кто из белых людей изъявлял готовность противостоять красному экстремизму тем идиотским способом, который предлагался в брошюрах Найсмита. В обоих случаях ему удалось разглядеть две шизофренические ниши, которые до него никто не эксплуатировал, и быстро их занять. Общество «Джон Диллинджер умер за тебя», которым он неимоверно гордился, поскольку это была, пожалуй, самая невероятная религия за долгую историю человеческого увлечения метафизикой, тоже приносило немалый ежегодный доход. Но настоящие деньги давал «Фонд Колосса Йорба‑Линдского», который уже несколько лет успешно собирал средства на сооружение героического монумента — из цельного золота и на три метра выше Статуи Свободы — бывшему президенту‑мученику Ричарду Милхаусу Никсону. Этот монумент, оплаченный чуть ли не двадцатью миллионами американцев, которые все ещё любили и уважали Никсона несмотря на его чудовищную ложь Конгрессу, министерству юстиции, прессе, телевидению, судам и т. д., будет стоять при въезде в Йорба‑Линду, малую родину Хитрого Дика, и грозно хмуриться в сторону Азии, чтобы эти подонки не смели и думать напасть на Дядюшку Сэма. Около правой ноги гигантского идола — верный Чекере, с обожанием заглядывающий хозяину в глаза; левой ногой колосс попирает раздавленную аллегорическую фигуру, символизирующую Сезара Чавеса. В правой руке Великий Человек держит пучок салата‑латука, а в левой — магнитофонную катушку. Все это настолько пришлось по душе Американцам‑Фундаменталистам, что Фондом Колосса были уже собраны сотни тысяч долларов. Для бегства вместе с деньгами вкладчиков Найсмит уже присмотрел уютное местечко в Непале.

Найсмит был невысоким худощавым мужчиной и, подобно многим техасцам, носил ковбойскую шляпу (хотя никогда не пас стада) и усы фасона «бандито» (хотя все его экспроприации опирались на обман, а не на силу). Кроме того, как гражданин своей страны в данный исторический период, он был необычайно честным человеком. В отличие от большинства корпораций нашей эпохи, ни одно из его предприятий не травило и не калечило клиентов, у которых он брал деньги. Единственным его пороком был цинизм, опиравшийся на отсутствие воображения: большинство своих сограждан он считал полными идиотами и наивно полагал, что потакает их причудам, когда рассказывает, что обширный заговор иллюминатов контролирует денежные ресурсы и процентные ставки или что бандит тридцатых годов был, в определённом смысле, спасителем умирающего человеческого духа. Ему никогда не приходило в голову, что в этих глупостях есть доля истины. Короче говоря, хотя Найсмит и был уроженцем Техаса, он был лишён тонкости, эмоциональности и глубокой поэтичности точно так же, как и любой нью‑йоркский интеллектуал.

Однако его цинизм сослужил ему прекрасную службу, когда после визита к гостиничному врачу в связи с появлением странных симптомов его очень быстро увезли в так называемый «пункт министерства здравоохранения США», укомплектованный типами, в которых он мгновенно распознал органы. Доктор Найсмит прищурился, сосредоточился и, когда его начали спрашивать, лгал так виртуозно, как умеет лгать только прожжённый техасский мошенник старой закалки.

— Это перешло к вам от того, кто находился с вами в физическом контакте. Значит, либо вы ехали в переполненном лифте, либо заразились от проститутки. Какой вариант верен?

Найсмит сначала вспомнил о столкновении на тротуаре с Лилипутом и похожим на хорька типом с огромным чемоданом, но внутреннее чутьё ему подсказало, что органы явно склоняются ко второму варианту. Они ищут женщину, и если сказать им то, что они хотят услышать, ему не станут задавать вопросы личного характера.

— Я был с проституткой, — сказал он, пытаясь изобразить смущение.

— Можете её описать?

Он начал вспоминать проституток, которых видел с другими делегатами ВСР, и в памяти отчётливо всплыла одна из них. Как человек добрый, он не хотел втягивать невинную шлюху в это дело (каким бы оно ни было), и поэтому подмешал к её словесному портрету описание другой женщины — первой женщины, с которой у него получился половой акт в далёкой юности.

К несчастью для благих намерений доктора Найсмита, полиция никогда не рассчитывала, что описания очевидца будут соответствовать внешности человека во всех отношениях, поэтому полученные от него данные ввели в закодированном виде в вычислительную машину «Ай‑Би‑Эм». Машина перебрала картотеку на несколько сотен проституток, чьи приметы были собраны и закодированы за последние двадцать четыре часа, и выплюнула наружу три карточки. В каждой из них количество сходств с выдуманным Найсмитом женским образом превышало количество отличий. Пропустив эти три карточки через другую машинную программу, учитывавшую лишь те физические характеристики, которые чаще всего вспоминаются правильно, специалисты в конце концов остановились на Бонни Квинт. Через сорок пять минут она сидела в кабинете Эсперандо Деспонда, нервно поправляя норковое боа, теребя подол своей мини‑юбочки, ловко уклоняясь от ответов на вопросы и хорошо помня голос Кармела: «Я вот возьму ремень! Моли Господа, когда я возьму ремень!». К тому же она испытывала жгучую боль от инъекции.

— Ты не работаешь на себя, — злобно повторял Деспонд в пятый раз. — В этом городе Мафия воткнёт тебе нож в задницу и отломает рукоятку, если ты попытаешься работать на себя. У тебя есть сутенёр. Так что, врезать тебе по харе или ты назовёшь его имя?

— Не надо на неё давить, — сказал Тобиас Найт. — Она всего лишь бедная растерянная девочка. Тебе ведь нет и двадцати, верно? — ласково спросил он. — Дай ей возможность подумать. Она все сделает правильно. Зачем ей покрывать паршивого сутенёра, который постоянно её эксплуатирует? — Он взглянул на неё ободряюще.

— Бедная растерянная девочка, твою мать! — взорвался Деспонд. — Это вопрос жизни и смерти, и я не позволю какой‑то черномазой шлюхе водить нас за нос. — Он отлично играл роль злого следователя, который буквально дрожит от едва сдерживаемого бешенства. — Так бы и вломил ей ногой по башке, — добавил он.

Найт, разыгрывавший доброго следователя, выглядел потрясённым.

— Это не очень профессионально, — печально произнёс он. ‑Ты переутомился и пугаешь бедную девочку.

Три часа спустя — когда Деспонд уже почти исчерпал весь свой арсенал психических атак и делал вид, что хочет обезглавить бедняжку Бонни Квинт ножом для вскрытия конвертов, а Найт настолько вжился в образ отца и защитника, что они с Бонни почти окончательно поверили, что на самом деле она его родная блудная дочка, — в судорожных всхлипываниях на свет явилось точное описание примет Кармела и его адрес.

Ещё через двенадцать минут Рой Юбу сообщил из радиофицированного автомобиля, что Кармела в доме нет, но его видели за рулём джипа, который ехал в юго‑западном направлении из Лас‑Вегаса. На заднем сиденье был большой чемодан.

В последующие восемнадцать часов на разных дорогах к юго‑западу от Лас‑Вегаса были задержаны одиннадцать мужчин, ехавших в джипах, но ни один из них не был Кармелом, хотя их рост, вес и общие физические приметы приблизительно совпадали с описанием Бонни Квинт, а у двоих даже были большие чемоданы. В течение суток после этого на северных, южных, восточных и западных дорогах была задержана почти тысяча мужчин всех весовых и возрастных категорий в машинах, порой даже отдалённо не напоминавших джипы, причём некоторые из них ехали в Лас‑Вегас, а не из него! Но ни один из них, увы, не был Кармелом.

Среди множества людей, шатавшихся по базе «Дверь в пустыню» и Лас‑Вегасу с удостоверениями министерства здравоохранения США, был один, который действительно работал в этой организации. Обладатель высокого сухопарого тела и мрачного выражения лица, отдалённо напоминавший покойного великого Бориса Карлоффа, он звался Фредом Филиарисусом. Наделённый специальными полномочиями Белого дома, доктор Филиарисус имел право на доступ ко всему, что знали учёные, работавшие над этим проектом, в том числе к информации о протекании заболевания у первых инфицированных, из которых двое успели умереть прежде, чем на них подействовало противоядие, а трое демонстрировали полное отсутствие симптомов, хотя и были заражены. Кроме того, у него был доступ к информации, поступавшей от ЦРУ и ФБР, поэтому ему не приходилось ставить офисы обоих ведомств на прослушивание. Вот почему именно он был тем человеком, который правильно понял положение дел и в одиннадцать часов утра 30 апреля докладывал о ситуации Белому дому.

— Некоторые люди обладают природным иммунитетом против антракс‑лепра‑пи, мистер Президент, — сказал Филиарисус. — К сожалению, они служат переносчиками возбудителя заболевания. Три таких бациллоносителя выявлены и находятся на базе, но с математической, научной определённостью мы можем утверждать, что четвёртый все ещё на свободе.

Все лгали представителям ФБР и ЦРУ, сэр. Все боялись наказания за разные виды деятельности, запрещённые законом. Все попытки найти хоть какую‑нибудь логику в их рассказах, сопоставляя и перетасовывая показания, оказались безуспешны. Каждый свидетель о чем‑нибудь лгал. Как правило, даже о нескольких вещах. Реальное положение дел вовсе не такое, как нам кажется. Короче говоря, государство, будучи карательным органом, с самого начала выступало фактором искажения, и мне пришлось воспользоваться уравнениями теории информации, чтобы определить степень искажения в данном случае. Я бы сказал, что открытие, которое я в конце концов сделал, может иметь универсальное применение: ни один руководящий орган никогда не сможет получить точное представление о реальности со слов тех, на кого распространяется его руководство. С точки зрения информационного анализа, государство— это не инструмент закона и порядка, а инструмент закона и беспорядка. Прошу прощения, что я вынужден называть вещи своими именами, но мы должны иметь это в виду, когда подобные ситуации возникнут в будущем.

— Он говорит, как поганый анархист, — пробормотал Вице‑президент.

— Реальное положение дел, с вероятностью 97 %, выглядит так, — продолжал между тем Филиарисус. — У доктора Мочениго был лишь один половой контакт, и его сексуальная партнёрша умерла. ФБР выдвинуло правильную гипотезу: потом кто‑то из её круга спрятал тело, вероятно, в пустыне, чтобы избежать проблем с правоохранительными органами. Если бы проституция была легализована, возможно, этого кошмара никогда бы не было.

— Я же говорю, что он анархист, — прорычал Вице‑президент. — И к тому же сексуальный маньяк!

— Человек, спрятавший её тело, — продолжал Филиарисус, — и есть наш четвёртый бациллоноситель, который, возможно, обладает природным иммунитетом, но несёт смерть остальным. Именно этот человек заразил мистера Чейни и доктора Найсмита. Возможно, этот человек — не проститутка. Эти люди лгали, помимо прочего, ещё и потому, что знали, какие слова хотят от них услышать агенты правительственных учреждений. Когда люди попадают в руки к власти, они говорят, а также делают то, что, как им кажется, она от них ожидает — и это ещё одна причина, по которой государству всегда будет нелегко узнать правду о чем бы то ни было.


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 231; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!