СТАНЦИИ КАСИИ И ЗАПАДНЫЙ КАСИИ

Стр 1 из 27Следующая ⇒

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.com

Все книги автора

Эта же книга в других форматах

Приятного чтения!

СЭЙТЁ МАЦУМОГО

ФЛАГ В ТУМАНЕ

Минск.

"Вышэйшая школа" 1991

ББК 84.5Я М36

Печатается по изданиям: 95–16: Зарубежный детектив. — М.: Мол. гвардия, 1967. Мацумото С. Стена глаз . — Л.: Лениздат, 1990. Происшествие в Никко . — М.: Худож. лит., 1990.

Перевод с японского.

Составитель Л. С. Крумкачева

Художник И. А. Демковский

Мацумото С.

М36 Флаг в тумане: Романы: Пер. с яп./Сост. Л. С. Крумкачева; Худож. И. А. Демковский. — Мн.: Выш. шк., 1991.— 511 с.: ил.

ISBN 5-339-00664-6.

В книге представлены романы крупнейшего мастера японского детектива Сэйтё Мацумото «Точки и линии», «Стена глаз», «Флаг в тумане». Захватывающая интрига, умело сконструированные трюки, психологическая достоверность образов в соединении с национальным своеобразием привлекают к творчеству Мацумото огромное количество любителей детективного жанра.

4703020100—116

ББК 84.5Я

БЗ 188—91

© Составление. Л. С. Крумкачева,

М304(03)—91

1991

© Оформление. И. А. Демковский, 1991

От переводчика

С древних времен в Японии существует один печальный обычай. Мужчина и женщина, любящие друг друга и не имеющие возможности соединиться, вместе кончают жизнь самоубийством. Предварительно они сговариваются, выбирают какой-нибудь уединенный красивый уголок — горячие источники, морское побережье, горы — и проводят здесь свои последние минуты. Потом принимают яд, бросаются со скалы в пучину или в кратер вулкана. Как правило, никогда не прибегают к огнестрельному или холодному оружию.

Этот широко распространенный обычай получил название «самоубийство влюбленных по сговору». Когда обнаруживают трупы мужчины и женщины, вместе покончивших самоубийством, полиция обычно не производит тщательного расследования.

ТОЧКИ И ЛИНИИ

ОЧЕВИДЦЫ

Вечером 13 января Тацуо Ясуда пригласил в ресторан «Коюки» на Акасака своего знакомого. Этот человек занимал пост столоначальника в одном из министерств.

Тацуо Ясуда возглавлял фирму «Ясуда сёкай», поставлявшую фабричное оборудование. За последние годы фирма начала расти. Говорили, что она обязана своим процветанием крупным государственным заказам. Поэтому Ясуда и водил дружбу с чиновниками.

Он был частым гостем в «Коюки». Первоклассным этот ресторан не назовешь, зато там спокойно и уютно, посетители чувствуют себя свободно. А главное, официантки хороши, все как на подбор.

Ясуда считали хорошим клиентом. Денег он не жалел. Угощая приятелей, говорил официанткам, что это его бизнес. Однако о положении своих знакомых никогда особенно не распространялся.

В это время как раз велось следствие по делу о взяточничестве в одном из министерств. Поговаривали, что в нем замешано много дельцов, вхожих в министерство. Начали с мелких чиновников, но газеты высказывали предположение, что к весне доберутся и до крупных.

В связи с этим Ясуда стал еще более осторожным. Иногда он появлялся в «Коюки» с одним и тем же человеком по семь-восемь раз. Официантки называли его приятелей «ку-сан», но что это за люди, Ясуда не говорил. Было известно только, что все они чиновники.

Собственно говоря, в ресторане не интересовались, чем занимаются знакомые его клиента. Деньги-то платил Ясуда.

Тацуо Ясуда было лет тридцать пять. Приятное лицо. Немного смугловат, правда, но глаза ласковые, брови темные, хорошо очерченные, прямой нос, широкий лоб. Держится вежливо и просто, как и подобает умному бизнесмену. Официантки относились к нему благосклонно. Но он не старался сблизиться ни с одной из них. Со всеми был одинаково приветлив.

Его обычно обслуживала О-Токи. Так уж повелось с того раза, когда он впервые пришел в «Коюки». Но и с ней у Ясуда были просто хорошие отношения.

О-Токи двадцать шесть лет. Но она выглядит такой свежей и юной, что больше двадцати двух ей не дашь. Клиентам нравились ее глаза, большие, темные, смеющиеся. Отвечая на какой-нибудь вопрос, она умела бросить быстрый задорный взгляд исподлобья. Конечно, она знала, что это производит впечатление, и кокетничала вовсю. Нежное овальное лицо, маленький подбородок. Особенно хороша она была в профиль. Немудрено, что некоторые посетители пытались соблазнить ее. Все официантки были приходящими. Появлялись часа в четыре, уходили около одиннадцати. Бывало, назначат О-Токи свидание после работы под эстакадой станции Синбаси Сразу отказать клиенту нельзя. Она соглашается, а сама и не думает идти. Так повторяется раза три-четыре. Если не дурак, то поймет.

— Ну, что с этими олухами поделаешь? — смеется О-Токи. — А еще злятся! Один так ущипнул недавно!

Она приподнимает подол кимоно и показывает ногу подругам. На коже синеватое пятно.

— Сама виновата. Не надо давать поводов, — вмешивается в разговор Ясуда, поднося к губам рюмку. Он свой человек, при нем можно говорить все что угодно.

— Ну да, Я-сан! Вы-то ни к кому не пристаете! — заступается за подругу официантка Яэко.

— А что толку приставать? Все равно останусь с носом.

— Это вы-то? Ну нет! Я-то знаю это точно! — хохочет расшалившаяся Канэко.

— Ну, ну, не болтай чепухи!

— Брось, Канэ-тян! — говорит О-Токи. — Все наши девушки влюблены в Я-сан, а он ни на кого и не смотрит. Так что оставь свои надежды.

— Чудак он! — смеется Канэко.

Ясуда действительно нравился всем официанткам «Коюки». Может быть, если бы он задумал за кем-нибудь всерьез поухаживать, они бы и не устояли Что ж поделать, обаятельный мужчина.

В тот самый вечер, 13 января, Ясуда проводил до вестибюля своего знакомого, министерского чиновника, и вернулся в кабинет. Выпил еще и вдруг предложил:

— Девушки, хотите, я завтра угощу вас где-нибудь обедом?

Бывшие в кабинете Яэко и Томико обрадовались и сразу согласились.

— А где же О-Токи-сан? Давайте и ее возьмем, — сказала Томико, оглядываясь. О-Токи не было, она за чем-то вышла.

— Да нет, хватит и вас двоих. А О-Токи-сан пригласим как-нибудь в другой раз. Неудобно, если все трое сразу опоздают на работу.

Ясуда был прав. Ведь официантки приходят к четырем. Если пойдут обедать, конечно, задержатся. Разумеется, сразу троим опаздывать нельзя.

— Так, значит, договорились. Приходите завтра в половине четвертого в «Левант», на улицу Юракутё, — сказал Ясуда, улыбаясь глазами.

На следующий день, 14 января, Томико пришла в «Левант» в назначенное время. Ясуда уже сидел за столиком в глубине зала и пил кофе.

— A-а! Очень рад! — сказал он и указал ей место напротив. Увидев клиента в непривычной обстановке, Томико немного смутилась и покраснела.

— Яэ-тян еще нет? — спросила она, усаживаясь.

— Наверное, скоро придет.

Широко улыбаясь, Ясуда заказал кофе. Не прошло и пяти минут, как появилась Яэко. Она держалась застенчиво. Кругом было полно шалопаев. Поблизости сидели две женщины в кимоно. По их виду не составляло труда догадаться, чем они промышляют.

— Ну, так куда же мы пойдем? — спросил Ясуда. — Что вы предпочитаете — европейскую кухню, китайскую кухню или тэнпура[1]? Или, может быть, хотите угря?

— Европейскую кухню, — в один голос ответили обе девушки. Видно, японская кухня осточертела им на работе.

Выйдя из «Леванта», они направились в сторону Гиндза. Погода была хорошей, но ветреной. На углу улицы Оваритё перешли дорогу, миновали универмаг «Мацудзакая». В эти часы на Гиндза бывает не очень многолюдно. Две недели назад тут с утра до вечера толпился народ, делая покупки к Новому году.

— А помнишь, что здесь творилось накануне рождества?

— Ужас!

Переговариваясь, женщины шли за Ясуда.

В «Кок-д’оре» тоже было пуста Ясуда поднялся по лестнице, выбрал столик.

— Ну, девушки, что мы закажем? Выбирайте.

— Да нам все равно.

Яэко и Томико сначала чувствовали себя неловко, потом освоились, взяли меню, начали совещаться. Никак не могли выбрать.

Ясуда украдкой глянул на ручные часы. Яэко заметила.

— Я-сан, вы торопитесь?

— Нет, пока время терпит. Но вечером мне надо быть в Камакура.

— Ой, а мы копаемся! Давай, Томи-тян, выбирай поскорей!

Обед тянулся довольно долго — закуски, суп, второе и так далее. Все трое непринужденно болтали о пустяках. Ясуда, казалось, был доволен. Когда подали фрукты, он снова взглянул на часы.

— Вам уже надо идти?

— Нет, посидим еще немного.

Но когда принесли кофе, Ясуда опять отвернул манжет.

— Вам пора. Извините, мы так вас задержали, — сказала Яэко, собираясь подняться из-за стола.

— Н-да… — Прикрыв глаза, Ясуда курил, словно что-то обдумывая. — Знаете, неохота мне с вами расставаться. Даже грустно стало. А что, если вы проводите меня до Токийского вокзала?

Не поймешь — не то шутит, не то всерьез говорит. Девушки переглянулись. Они уже и так опоздали на работу. А если еще ехать на вокзал… Однако Ясуда действительно казался озабоченным. Может быть, ему и правда грустно. Нехорошо получится, если сразу его оставить после такой приятной встречи.

— Ну ладно, поедем, — решилась Томико. — Только сперва надо позвонить на работу. Скажу, что еще немного задержимся.

Она вышла и сейчас же вернулась, весело улыбаясь.

— Ну, все. Отговорилась. Поехали!

— Вы уж извините меня, — сказал Ясуда, вставая, — в общем как-то неловко все получилось.

Он снова посмотрел на часы.

— А когда ваш поезд? — спросила Яэко.

— Хотелось бы успеть на 18.12. Или на следующий. Сейчас тридцать пять минут шестого. Если сразу поедем, как раз успеем.

Ясуда быстро расплатился по счету. Машина домчала их за пять минут. По дороге Ясуда все время извинялся, а Яэко и Томико его успокаивали:

— Да что вы, Я-сан! Должны же мы хоть как-то отблагодарить вас!

— Ну ладно, коли так.

На вокзале Ясуда купил билет, девушкам дал перронные. Поезд на Камакура отправлялся с тринадцатого пути. Стрелки электрических часов подползли к шести.

— Прекрасно! Успел на 18.12,— сказал Ясуда.

На тринадцатый путь электричку еще не подали. С восточной стороны тянулись другие пути для поездов дальнего следования. Четырнадцатый тоже пустовал, на пятнадцатом стоял состав.

— Видите, вон экспресс «Асакадзэ». Он следует до Хаката на Кюсю, — пояснил Ясуда.

Перед экспрессом суетились пассажиры и провожающие. Последние поцелуи, грустные взгляды, торопливые рукопожатия. Обычная картина.

— Вот это да! — воскликнул вдруг Ясуда. — Посмотрите, посмотрите-ка туда, уж не О-Токи-сан ли это?

Девушки изумленно обернулись. Напрягая глаза, вглядывались они туда, куда указывал Ясуда.

— Точно! Она! — Яэко так и замерла от удивления.

Действительно, по платформе у пятнадцатого пути в толпе шла О-Токи. Нарядно одетая, с чемоданом в руке, она, несомненно, собиралась уехать этим экспрессом. Наконец и Томико увидела ее:

— Да! Действительно, О-Токи-сан!

Но самой большой неожиданностью был незнакомый мужчина, который шел с ней рядом. Молодой, в темном пальто и тоже с чемоданом. Непринужденно болтая, как близкие люди, они пробирались через толпу к концу состава.

— Господи, да куда же она едет? — прошептала Яэко, вовсю тараща глаза.

— И с мужчиной… Интересно, кто он ей? — заикаясь, продолжала Томико.

Не зная, что за ней наблюдают три пары глаз, О-Токи вместе со своим спутником шла вдоль вагонов. Наконец у одного из вагонов они остановились, взглянули на номер. Мужчина вошел первым, О-Токи — за ним.

— Ай да О-Токи-сан! — ухмыльнулся Ясуда. — Видно, сбежала на Кюсю со своим милым.

Обе девушки продолжали стоять в оцепенении. Никак не могли оторвать взглядов от вагона, в котором исчезла О-Токи. По платформе вдоль состава сновали пассажиры.

— Куда же она собралась? — наконец выдавила из себя Яэко.

— Наверно, далеко, если в экспресс села.

— Разве у О-Токи был кто-нибудь? — зашептала Томико.

— Не знаю. Уж больно все неожиданно.

Обе девушки говорили шепотом, словно почувствовав присутствие какой-то тайны.

Ни Яэко, ни Томико не знали личной жизни О-Токи. Она была не из тех, кто любит рассказывать о себе. Кажется, она не замужем. Да и любовника скорее всего не имеет. Во всяком случае, ничего такого о ней не говорят. Очевидно, среди подобных женщин есть два типа — откровенные и замкнутые. О-Токи принадлежала ко вторым.

Поэтому обе подружки были потрясены, обнаружив неизвестную им сторону жизни О-Токи.

— Пойти, что ли, глянуть, что за мужчина?.. — оживляясь, сказала Яэко.

— Еще что придумала! — одернул ее Ясуда. — Не надо лезть в чужие дела.

— Ой, Я-сан, уж не ревнуете ли вы?

— Ну да! — рассмеялся Ясуда. — Я ведь еду повидаться с женой!

Вскоре на тринадцатый путь подали электричку линии Йокосука. Она заслонила экспресс «Асакадзэ». На светящемся циферблате стрелки показывали восемнадцать часов одну минуту.

Ясуда вошел в вагон, помахал девушкам рукой. До отправления оставалось одиннадцать минут. Высунувшись в окно, он сказал:

— Идите, девочки, вам ведь некогда. И спасибо большое.

— Может, и правда пойдем?.. — Яэко замялась, ей очень хотелось поближе взглянуть на О-Токи и ее спутника.

Спускаясь по лестнице, Яэко сказала:

— Послушай, Томи-тян, давай все-таки посмотрим!

— Ну-у, нехорошо ведь… — ответила Томико. Впрочем, она сама сгорала от любопытства. И они помчались к экспрессу. Подойдя к нужному вагону, девушки через головы провожающих заглянули в окно. Внутри все было залито ярким светом. Они отчетливо увидели сидящую в кресле О-Токи и рядом с ней ее спутника.

— Ты посмотри, как она сияет! — зашептала Яэко.

— А он — ничего, интересный, — Томико впилась глазами в мужчину. — Как ты думаешь, сколько ему лет?

— Лет двадцать семь — двадцать восемь. А может быть, и двадцать пять.

— Значит, на год моложе или старше О-Токи-сан.

— Давай войдем в вагон, подразним!

— Да ты что, Яэ-тян?! Разве можно!

Томико удержала подругу. Некоторое время они следили за парой: Потом Томико сказала:

— Ну ладно, пошли. И так уже здорово опоздали.

Придя в «Коюки», они тотчас же обо всем доложили хозяйке. Для нее это тоже было неожиданностью.

— Вот как?! О-Токи-сан вчера отпросилась на пять-шесть дней. Сказала, что хочет съездить на родину. А сама, значит, с мужчиной… — хозяйка широко раскрыла глаза от удивления.

— Какое там на родину! Ведь О-Токи-сан из провинции Акита, а это совсем в другой стороне.

— Подумать только! Казалась такой скромной. Вот и верь после этого тихоням. Небось гульнет в Киото.

И все три женщины переглянулись.

На следующий вечер Ясуда снова появился в ресторане с каким-то знакомым. Позднее, проводив его, как обычно, он вернулся и заговорил с Яэко:

— Ну как О-Токи-сан, наверное, сегодня не работает?

— И не только сегодня. Целую неделю гулять будет! — сообщила Яэко таинственным шепотом.

— Ого! Что же это, свадебное путешествие, что ли? — спросил Ясуда, потягивая вино.

— Вот именно! Просто ума не приложу!

— А что тут особенного? Вы бы тоже попробовали, а?

— Извините уж, не на таковскую напали! Или, может быть, вы, Я-сан, хотите пригласить?

— Я? Нет! Не могу же я один взять всех вас.

Так поболтав немного, Ясуда ушел. На следующий день опять привел двух знакомых. Пили. И на этот раз прислуживали Томико и Яэко. Разговор снова коснулся О-Токи.

Однако О-Токи вскоре удивила всех еще больше.

САМОУБИЙСТВО ВЛЮБЛЕННЫХ

Если ехать из Модзи по основной ветке кагосимского направления, то, не доезжая трех остановок до Хаката[2], будет маленькая станция Касии. Вправо от этой станции дорога ведет в сторону гор, к синтоистскому храму Касиномия, влево — к бухте Хаката.

Далеко в море тянется узкая коса, соединяющая побережье с гористым островом Сиганосима. Еще дальше в тумане проступает силуэт острова Ноконосима.

Это побережье сейчас называют Касийским взморьем, а в старину оно было известно просто как бухта Касии. Канцлер Отомо-но-Табибито, гуляя однажды по берегу, сочинил такие стихи:

На берегу бухты Касии

По утрам дети собирают дары моря.

Увлажняя рукава чистым и белым песком.

Однако современная рациональная действительность чужда такому лиризму королевской эпохи. Холодным утром 21 января, около половины седьмого, по этому берегу шел рабочий. О нет, он не собирал «дары моря», он направлялся на завод в Надзима.

Только что рассвело. Над морем висел молочно-белый туман. Очертания косы и острова Сиганосима едва-едва проступали. С моря дул ледяной, пахнущий солью ветер. Рабочий шагал быстро, слегка сутулясь, подняв воротник пальто. По этому скалистому берегу проходила кратчайшая дорога на завод.

Но вдруг он увидел нечто необычное — два странных предмета на черной каменистой земле. Они были лишними в знакомом пейзаже и портили его.

Солнце еще не взошло. Два холодных тела в холодном бледно-зеленом свете раннего утра. Полы одежды шевелились, словно дрожа от стужи. Ветер трепал волосы. Все прочее было неподвижно. Неподвижные черные туфли. Неподвижные белые таби[3].

Привычный день рабочего был нарушен. Он свернул с привычной дороги. Прибежав в город, забарабанил в стеклянную дверь полицейского участка.

— Там… на взморье… лежат двое… мертвые!

— Мертвые?!

Старый полицейский, протирая глаза и зябко поеживаясь, начал застегивать мундир.

— Да-да! Два трупа — мужчины и женщины!

— А далеко?

— Да нет, близко. Я провожу.

— Хорошо. Подожди немного.

Старик пришел в себя, записал фамилию и адрес рабочего, позвонил в местное управление полиции. Потом оба поспешно вышли из участка. Было морозно.

На месте происшествия ничего не изменилось. Ветер все так же шевелил волосы покойников. Женщина лежала на спине. Веки плотно сомкнуты, губы чуть-чуть приоткрыты, видна белая полоска зубов. Щеки розовые. Одета в мышиного цвета зимнее пальто, под ним — темно-вишневое кимоно. Вся одежда в порядке. Поза спокойная. На плотно сжатых ногах чистые, не испачканные землей таби. Рядом — аккуратно поставленные виниловые дзори².

Голова мужчины была повернута в сторону. Цвет лица тоже свежий, розовый, словно у спящего. Темносинее пальто, коричневые брюки. Черные, хорошо начищенные туфли. Синие, в красную полоску носки.

Трупы лежали совсем рядом. Из трещины в скалах выполз маленький краб и вскарабкался на бутылку из-под апельсинового сока, валявшуюся рядом с мужчиной.

— Видать, влюбленные. По сговору и покончили с собой, — сказал старый полицейский, глядя на умерших, — Бедняги. Молодые еще.

Над морем появился краешек солнца.

Касийское полицейское управление сообщило о случившемся в управление полиции префектуры Фукуока. Примерно через сорок минут оттуда на место происшествия прибыла машина. Приехали начальник сыскного отдела, два сыщика, полицейский врач и эксперты.

Трупы сфотографировали очень тщательно, в разных ракурсах. Низкорослый полицейский врач приступил к осмотру.

— И мужчина, и женщина отравились цианистым калием. Об этом свидетельствует розовый цвет лица. Очевидно, выпили яд вместе с фруктовым соком.

Врач поднялся с колен и носком ботинка слегка дотронулся до бутылки. На ее дне еще оставалась оранжевая жидкость.

— Когда наступила смерть, доктор? — спросил начальник, пощипывая усики.

— Часов десять назад. После вскрытия установим точнее.

— Так… десять часов назад, — пробормотал начальник, — следовательно, вчера, около десяти вечера. Оба приняли яд одновременно?

— Да. Вместе с апельсиновым соком.

— Холодное место выбрали для смерти, — сказал один из сыщиков. Это был тощий, замученный человек лет сорока трех, в старом, изрядно потрепанном пальто.

— Ну, знаете ли, Торигаи-кун, — врач взглянул на сыщика, — вы рассуждаете с точки зрения живого. А для смерти все едино — холодное место или жаркое. Если на то пошло, ведь и фруктовый сок не зимний напиток. Возможно, — добавил врач, — они были в состоянии аффекта, то есть крайнего психического возбуждения.

Сыщики с улыбкой переглянулись: ну вот, пошел козырять научными терминами!

— Не так-то просто выпить яд. На это еще надо решиться. Очевидно, при определенном возбуждении нервной системы смерть кажется желанной, — докончил мысль врача начальник сыскного отдела.

Второй сыщик спросил:

— Господин начальник, вероятно, здесь не имело места насильственное принуждение к самоубийству?

— Думаю, что нет. Одежда в порядке, никаких следов борьбы не видно. Приняли яд по взаимному согласию.

Он был прав. Женщина лежала так спокойно, словно прилегла отдохнуть, предварительно сняв дзори и аккуратно поставив их рядом. Даже таби не успела испачкать. Очевидно, это было самоубийство влюбленных, договорившихся вместе покончить счеты с жизнью. Сыщики вздохнули с некоторым облегчением и в то же время почувствовали растерянность — делать им было нечего. Если отсутствует состав преступления, значит, нет и преступника.

На специальных машинах трупы увезли в полицию. С тихого взморья Касии убрали посторонние, мешавшие предметы, и оно снова застыло в лучах холодного зимнего солнца.

В полиции трупы подвергли тщательному осмотру. Фотографировали еще несколько раз, по мере того как снимали одежду.

В кармане пиджака мужчины обнаружили бумажник. Там лежали сезонный билет от Токио до Асакэя и визитные карточки. По ним и опознали покойного. В сезонке значилось: «Кэнити Саяма, тридцать один год». Визитные карточки давали еще более подробные сведения: «Помощник начальника отдела N, департамента N, министерства N». Далее следовал домашний адрес.

Сыщики переглянулись. В этом отделе министерства как раз раскрыто дело о взяточничестве. Ведется следствие. Газеты пишут об этом каждый день.

— А предсмертной записки не нашли? — спросил начальник сыскного отдела.

Записку искали старательно и дотошно. Но ее не было. В карманах умершего обнаружили деньги — около десяти тысяч иен наличными, носовой платок, рожок для туфель, сложенную вчетверо газету и измятый счет вагона-ресторана.

— Счет вагона-ресторана? Странную вещь хранил, — начальник аккуратно расправил скомканную бумажку. — Дата — 14 января, поезд № 7, обслуживался один человек, общая сумма — триста сорок иен. Счет с грифом ресторана «Токие нихон секудо». Что ел — неизвестно.

Женщину тоже опознали. В ее бумажнике, помимо восьми тысяч иен, лежали маленькие женские визитные карточки: «Токио, район Акасака. Ресторан японской кухни «Коюки», Токи».

— Очевидно, Токи — это ее имя. По-видимому, официантка из ресторана «Коюки» на Акасака, — сказал начальник. — Самоубийство по сговору. Влюбленный чиновник и официантка. Что ж, вещь вполне возможная.

Он приказал послать телеграммы по адресам, указанным в визитных карточках.

Судебный врач тоже тщательно освидетельствовал трупы. Никаких внешних повреждений не было. Причина смерти — отравление цианистым калием — подтвердилась. Смерть наступила между десятью и одиннадцатью часами вечера 20 января.

— Значит, решили прогуляться по берегу перед тем, как перейти в лучший мир, — попробовал пошутить один из сыщиков.

— Да-да, видно, насладились жизнью напоследок!

Однако при вскрытии не обнаружили следов близости между умершими. Сыщики удивлялись: подумать только — умерли в чистоте!

— Вероятно, выехали из Токио четырнадцатого, — начальник сыска щелкнул пальцем по счету вагона-ресторана. — Сегодня у нас двадцать первое, значит неделю назад. Где-то отдыхали, а умереть решили у нас, в префектуре Фукуока. Так-так. Узнайте кто-нибудь, что это за поезд № 7.

Один из сыщиков выяснил, что это экспресс «Асакадзэ» Токио — Хаката.

— Как? Экспресс Токио — Хаката? — начальник задумался. Выходит, прямо из Токио поехали в Хаката. Где же они были целую неделю? Или остановились где-нибудь в Фукуока, или бродили по Кюсю. Во всяком случае, должен остаться багаж. Надо его найти. Возьмите фотографии и наведите справки в гостиницах! — приказал он сыщикам.

— Господин начальник, — один из сыщиков подошел к столу, — разрешите взглянуть на счет вагона-ресторана.

Это был тот самый сыщик Торигаи, Дзютаро Торигаи, который ездил на место происшествия.

Он взял счет, тщательно расправил его.

— «обслуживался один человек»… Выходит, мужчина ужинал один, — пробормотал он себе под нос.

Но начальник услышал и вмешался:

— Ну и что? Может быть, женщина не хотела есть и не пошла в вагон-ресторан.

— Но… — Торигаи пожевал губами.

— Что — но?

— Да, знаете, господин начальник, у них ведь такой аппетит! Пусть сыта по горло, а все равно пойдет за компанию, хоть кофе выпьет.

Начальник засмеялся:

— Ну, может быть, эта уж так наелась, что больше уже никак не могла. Даже за компанию.

Сыщик, казалось, хотел еще что-то сказать, но промолчал и нахлобучил шляпу. Она была такая же обтрепанная, как пальто и костюм. Шаркая стоптанными каблуками, Торигаи вышел.

После полудня нахлынули репортеры. В сыскном отделе сразу стало шумно. Они громко топали, галдели, перебивали друг друга.

— Послушайте, начальник! Как же мы до сих пор ничего не знали? Оказывается, некий Саяма, помощник начальника одного из отделов министерства N, покончил самоубийством вместе со своей возлюбленной. И мне об этом сообщают из Токио, из главной редакции! Меня даже в жар бросило!

Видно, токийские газеты узнали о случившемся и срочно связались со своими провинциальными отделениями.

На следующий день в утренних газетах появилось сообщение о самоубийстве помощника начальника отдела министерства N Кэнити Саяма вместе с возлюбленной. Всполошились буквально все газеты, начиная от самых крупных и кончая провинциальными. Заголовки были напечатаны огромными буквами. Пресса намекала, что это не просто самоубийство влюбленных, что смерть Саяма имеет отношение к делу о взяточничестве в министерстве N, которое расследуется в настоящее время… Приводилось высказывание токийской прокуратуры о том, что Саяма не предполагали вызывать на допрос. Однако, делая свои прогнозы, газеты писали, что помощнику начальника отдела Саяма в любом случае пришлось бы дать свидетельские показания. Очевидно, помимо любовных мотивов, самоубийство вызвано нежеланием вовлечь в дело о взяточничестве высших чиновников…

Кипа этих газет лежала на краю стола начальника сыскного отдела, а сам он изучал содержимое маленького кожаного чемоданчика. После довольно длительных поисков один из молодых сыщиков обнаружил этот чемодан в гостинице «Танбая».

Хозяин гостиницы, взглянув на фотографию, подтвердил, что этот человек у него останавливался. В книге прибывших было записано: «Тайдзо Сугавара, тридцать два года, служащий фирмы. Место жительства — город Фудзисава, улица Минаминакадори, 26. Прибыл вечером 15 января, выехал ночью двадцатого, уплатив по счету». Хозяин сказал, что Сугавара приехал и жил все время один. Уезжая, оставил на хранение чемодан.

В чемодане не было ничего интересного — смена белья, несессер, несколько иллюстрированных журналов, по всей вероятности купленных в поезде. Ни предсмертного письма, ни записной книжки.

Начальник отложил чемодан и спросил молодого сыщика:

— Говоришь, один остановился?

— Да, так сказал хозяин.

— Гм, странно. А женщина? Где же она была все это время? Экспресс «Асакадзэ» прибыл в Хаката пятнадцатого вечером. До самоубийства прошла почти целая неделя. Что делал этот человек с пятнадцатого по двадцатое? Неужели никуда не выходил?

— Никуда не выходил, все время сидел в гостинице.

— Может быть, к нему все-таки приходила женщина?

— Нет, хозяин сказал, что никто не приходил.

Торигаи, присутствовавший при осмотре чемодана, незаметно ушел. Нахлобучил старую шляпу и выскользнул из комнаты. На улице он вскочил в трамвай. Проехал несколько остановок, сошел, свернул в переулок.

Остановился перед домом с вывеской «Гостиница Танбая».

Увидев полицейское удостоверение, управляющий вышел из-за конторки и угодливо поклонился. Проверив сведения, собранные молодым сыщиком, Дзютаро Торигаи решил задать еще несколько вопросов. Приветливо улыбаясь, он спросил:

— Как он выглядел, как держался, когда появился у вас?

— Казался очень усталым. Поужинал и тут же лег спать, — ответил управляющий.

— Скучно ведь целыми днями сидеть в номере. Что же он делал?

— Да ничего особенного не делал. Прислугу беспокоил редко. Книжки читал или валялся. Коридорная и то говорила, что постоялец очень мрачен. Да вот еще — он все время ждал телефонного звонка.

— Ждал звонка? — глаза Торигаи блеснули.

— Да. Предупредил и меня, и прислугу, что ему должны позвонить. Просил тут же соединить, как только позвонят. Видно, из-за этого и сидел целыми днями в гостинице.

— Вероятно, — Торигаи кивнул. — И что же, позвонили ему?

— Да. Часов в восемь вечера, двадцатого числа. Я как раз подошел к телефону. Женский голос попросил вызвать Сугавара-сан.

— Гм, да?.. Женский голос?.. И попросил именно Сугавара, а не Саяма?

— Да, да. Я тут же соединил эту женщину с ним. Ведь он так ждал. У нас коммутатор, так что можно соединить с любым номером.

— А о чем они говорили, не знаете?

Управляющий слегка усмехнулся:

— Видите ли, у нас не подслушивают телефонные разговоры постояльцев.

Торигаи досадливо щелкнул языком.

— Ну, а потом что было?

— Потом… Говорили они минуту, не больше. Сразу после этого гость попросил счет, расплатился, оставил на хранение известный вам чемодан и ушел. Разве мы могли подумать, что он вместе со своей возлюбленной покончит самоубийством!

Сыщик Торигаи устало опустил голову и, поглаживая обросший щетиной подбородок, задумался.

Саяма целую неделю просидел в гостинице и с нетерпением ждал звонка женщины. А когда женщина, наконец, позвонила, он куда-то умчался и в тот же вечер покончил с собой. И возлюбленная с ним вместе. Странно, очень странно! Перед глазами Торигаи всплыл счет вагона-ресторана с надписью «обслуживался один человек». Он пробормотал: «Зачем же он ее ждал? Чтобы вместе умереть?..»

СТАНЦИИ КАСИИ И ЗАПАДНЫЙ КАСИИ

Торигаи вернулся домой около семи часов вечера. С шумом открыл раздвижную дверь, однако никто не вышел его встречать. Когда он был уже в тесном коридоре, жена крикнула из комнаты:

— Пришел? Вода в ванной нагрелась.

Торигаи заглянул в комнату. Жена убирала вязанье. На столе под белой салфеткой стоял ужин.

— Мы с Сумико уже поели, думали, ты поздно придешь. Сумико пошла с Нитта-сан в кино. Ну, давай, давай, иди мойся.

Дзютаро раздевался молча. Костюм совсем износился, вот и подкладка начала рваться. С отворотов брюк на татами посыпался песок, словно усталость, накопившаяся за долгий трудный день.

Торигаи возвращался домой в разное время. Такая уж у него работа. Жена и дочь ждали его обычно до половины седьмого и, если он к этому часу не приходил, ужинали одни. Дочь, Сумико, пошла в кино со своим женихом.

Дзютаро молча прошел в ванную комнату. Дровяная колонка. Ванна старинного образца — просто круглая деревянная бочка.

— Ну, как вода? — спросила жена.

— Хороша, — нехотя ответил Дзютаро.

Ему лень было говорить. Он любил сидеть в теплой воде и обдумывать свои дела.

Сейчас он думал о вчерашних самоубийцах. Что их толкнуло к этому? Может быть, что-нибудь и удастся выяснить? Из Токио пришли телеграммы от родственников, они приедут за покойниками. А вот газеты пишут, что Саяма замешан в деле о взяточничестве… И что есть люди, которые вздохнут с облегчением, узнав о его смерти… Очевидно, Саяма был добропорядочным, но малодушным человеком. А еще газеты пишут, что между ним и О-Токи были близкие отношения и Саяма очень мучался этим. Значит, покончив с собой, Саяма сразу разрешил два вопроса. Нет, пожалуй, основную роль здесь сыграл страх перед следствием, а женщина только подтолкнула его к смерти.

И все же странно, думал Дзютаро, обливая лицо теплой водой, вместе прибыли в Хаката, потом женщина исчезла. Он один пятнадцатого остановился в «Танбая». Дату прибытия помог установить счет вагона-ресторана. С шестнадцатого до двадцатого, целых пять дней, с нетерпением ждал весточки от женщины. А что же делала О-Токи? Дзютаро вытер лицо полотенцем. Звонок был для него очень важным, ведь он целыми днями никуда не отлучался. Вечером двадцатого, около восьми часов, она позвонила. И попросила позвать Сугавара, а не Саяма. Значит, они договорились заранее. Он тут же ушел. В тот же вечер они вместе отправились на Касийское взморье и покончили с собой. Для влюбленных что-то уж слишком поспешное самоубийство.

Может быть, были какие-то обстоятельства, помешавшие им насладиться последней встречей. Но какие— неизвестно. И никакой записки не осталось. Хотя… это ни о чем не говорит. Ведь предсмертные записки обычно пишут зеленые юнцы, а люди постарше не пишут. Кроме того, когда у людей настоящая трагедия, тут уж не до писания. Видно, все-таки это самоубийство по сговору. Да-да, это несомненно. А счет? Почему «обслуживался один человек »?..

— Послушай, выйдешь ты когда-нибудь или нет? — раздался за дверью голос жены.

Распарившийся, раскрасневшийся Дзютаро Торигаи уселся за стол. У него были свои маленькие радости — выпить вечером два го[4] подогретого сакэ, медленно, не торопясь, смакуя каждый глоток. Сегодня он очень устал, и ужин казался особенно вкусным.

Жена сидела рядом и шила кимоно. Ярко-красное, в узорах. Это для дочки. Скоро ее свадьба.

— Положи, пожалуйста, рису, — Дзютаро пододвинул чашку.

Жена наполнила ее рисом и снова взялась за шитье.

— Выпила бы со мной чаю…

— Да мне не хочется, — ответила она, не поднимая головы.

Отправляя в рот рис, Дзютаро внимательно посмотрел на жену. Постарела. Наверное, в таком возрасте уже не хочется ни пить, ни есть за компанию.

Вернулась дочь. Она была возбуждена, довольна.

— А Нитта-сан? — спросила мать.

— Проводил до дома и ушел, — ответила Сумико, снимая пальто и садясь к столу. Голос ее звучал радостно.

— Послушай, Сумико, на обратном пути вы заходили куда-нибудь, пили чай?

Дочка засмеялась.

— Какой ты смешной, папа! Ну, выпили чаю. И что?

— Гм… Как раз тот самый случай, — пробормотал Дзютаро. — А вот, например, если Нитта-кун проголодался и хочет зайти куда-нибудь поесть. А ты уже сыта, даже и думать о еде не хочется…

— Ой, папа, какие странные вещи ты говоришь!

— Да ты послушай! Тебе есть не хочется, а он заходит в столовую. Что ты будешь делать? Ждать на улице, разглядывать витрины?

— Не знаю, — Сумико на минуту задумалась, — пожалуй, все-таки пойду вместе с ним. А то скучно будет.

— Пойдешь, значит. А если даже и чаю выпить не захочется?

— Ну и что же!.. Просто посижу рядом. И потом чаю или кофе всегда можно выпить. За компанию.

— Правильно. Так и должно быть, — Дзютаро кивнул дочери. Тон был очень серьезный.

Жена, молчавшая до сих пор, прыснула:

— Ой, отец, что ты такое говоришь?!

— Понимаешь, папа, — добавила дочь, — дело тут не в том, хочется тебе есть или не хочется, все дело в любви.

— Гм… Вот оно что…

«Как здорово сказала! — подумал Дзютаро. — Я-то ломал голову, а она одним словом все объяснила».

Этот вопрос и мучил все время Дзютаро Торигаи. «обслуживался один человек» — так было написано на счете вагона-ресторана. Влюбленные мужчина и женщина отправляются на далекий Кюсю, чтобы вместе покончить самоубийством. Их любовь должна быть еще более глубокой и сильной, чем при обычных обстоятельствах. А в поезде женщина отказывается пойти в вагон-ресторан со своим возлюбленным. Если даже она сыта, неужели не хочется использовать каждую минуту, чтобы побыть вместе? За места беспокоиться нечего, они нумерованы, их никто не займет. Осталась караулить чемоданы? Едва ли. Ерунда какая-то получается. Да и в Хаката они ведут себя странно. Разлучаются на целых пять дней. А потом вместе кончают самоубийством. В поведении О-Токи есть что-то, что никак не вяжется с чувствами горячо любящей женщины.

Однако он собственными глазами видел два трупа на Касийском побережье. Влюбленные, вместе ушедшие из жизни. Никаких сомнений быть не может. Очевидно, слишком уж он придирается к мелочам.

Так думал Дзютаро Торигаи и курил сигарету за сигаретой.

На следующий день из Токио прибыли родственники умерших. Трупы после анатомирования оставались в морге.

За телом Кэнити Саяма приехал его старший брат, представительный, полный, усатый мужчина. Управляющий отделением одного из крупных банков, как понял начальник сыскного отдела, прочитав его визитную карточку.

За телом О-Токи приехали ее мать, старуха лет шестидесяти, и молодая, изящно одетая женщина. Последнюю звали Томико, она была официанткой ресторана «Коюки», где раньше работала О-Токи.

Старший Саяма и обе женщины не делали никаких попыток поговорить друг с другом. Хотя они уже сталкивались и в полиции, и в морге, но не обменялись ни единым словом. В этом был виноват брат покойного. Он смотрел на женщин ненавидящими глазами. Лицо его было каменным. Казалось, и старуха, и официантка были ему отвратительны. Естественно, они растерялись, держались боязливо, словно страшась испепеляющего взгляда этого господина.

Начальник сыскного отдела выяснил причины такой ненависти во время опроса родственников.

— Не замечали ли вы за вашим братом чего-либо такого, что могло послужить причиной его самоубийства вместе с возлюбленной? — спросил начальник.

Управляющий отделением банка ответил холодно и презрительно:

— Мой брат опозорил и себя, и меня. Газеты пишут по-разному о причинах его смерти. Не знаю, я не в курсе его служебных дел, может быть, он и хотел выгородить высшее начальство. Последний раз я видел его недели три назад, он показался мне очень подавленным. Однако он ни о чем не рассказывал. Брат вообще был не из разговорчивых. Три года назад умерла его жена, ему предлагали жениться вторично, но он как будто бы не собирался. И вот теперь я узнал, что у него была женщина. Оказывается, он очень страдал. Об этом мне сказал его близкий друг накануне моей поездки сюда, к вам. Брат был человек серьезный, очевидно, все это глубоко его волновало. Посоветовался хотя бы со мной. Ужасно, что женщина, из-за которой он покончил с собой, официантка с Акасака. Я бы мог еще понять, если бы он сходил с ума из-за порядочной женщины. Но девица из ресторана, прошедшая огонь и воду… Видно, эта шлюха достаточно им поиграла, брат ведь не имел никакого опыта в таких делах. У нее, наверное, были веские причины, толкнувшие ее к смерти. И его увлекла за собой. Такая жалость, перед ним открывались широкие перспективы…

Казалось, дай волю этому банковскому служащему, и он обольет грязью и даже изобьет двух женщин, приехавших за телом О-Токи.

А мать О-Токи рассказала следующее:

— По-настоящему-то ее звали Хидэко Куваяма. Мы сами крестьяне, живем в деревне, в префектуре Акита. Дочка моя Хидэко несколько лет назад вышла замуж. Да не повезло ей — разошлись. С тех пор и жила в Токио. Кажется, она несколько раз меняла работу, а потом уж поступила в услужение к господам из «Коюки». Не знаю, как она жила, писала редко, раза два-три в год присылала о себе весточку. А у меня-то руки до всего не доходят, пятеро ведь у нас детей-то, кроме нее. А уж беспокоилась о ней, беспокоилась, как же. Вот нынче получила телеграмму от ее госпожи и примчалась. Жалко-то как, бедная моя Хидэко!

Старуха заплакала, размазывая по дряблым щекам слезы. Веки ее подслеповатых глаз были красными и воспаленными, лицо изрезано глубокими морщинами. Она выглядела гораздо старше своих лет.

Потом начальник сыскного отдела беседовал с Томико, официанткой из «Коюки».

— Мы с О-Токи-сан очень дружили, — сказала девушка, — поэтому хозяйка и попросила меня съездить за телом покойницы. О-Токи-сан поступила к нам на работу года три назад. Она умела обращаться с клиентами, и они все к ней хорошо относились. Но кажется, ни с кем из них она не встречалась вне работы. Впрочем, О-Токи-сан не любила рассказывать о себе. Даже я, ближайшая ее подруга, не знаю, как она жила. Но никаких сплетен о ней я не слышала. И передать не могу, как мы были поражены, узнав, что она покончила самоубийством вместе с любовником. Человека по имени Саяма-сан я не знаю. Мы видели его фотографии в газетах, но ни хозяйка, ни официантки не помнят, чтобы он бывал в нашем ресторане. Но мы с Яэко — это моя подруга, тоже у нас работает — видели его с О-Токи-сан на Токийском вокзале.

— То есть как видели? Когда? — удивленно спросил начальник сыскного отдела.

— Четырнадцатого числа вечером. Мы провожали одного нашего постоянного клиента. И видели их на Токийском вокзале.

— Расскажите подробнее, как это было.

— Ну, мы пришли. Поезд Ясуда-сан, так зовут нашего клиента, отходил с тринадцатого пути. Когда пришли, состава еще не было. И других поездов не было, только на пятнадцатом пути стоял экспресс «Асакадзэ», который идет на Кюсю. Ну, Ясуда-сан и увидел О-Токи.

С нею был мужчина. Они сели в экспресс. Мы были поражены. А потом мы с Яэко-сан, проводив нашего клиента, побежали к тому поезду. Нехорошо, конечно, но очень уж хотелось посмотреть на О-Токи-сан и ее спутника. Заглянули в окно — они сидят рядом и так весело беседуют…

— А вы не заговорили с ней?

— Да нет, неудобно было мешать. Просто посмотрели и ушли. И вот когда в газете появились фотографии Саяма-сан, я сразу вспомнила, что это тот самый мужчина, который был тогда с О-Токи. Господи, и подумать только, что они собирались покончить с собой! И в голову не могло прийти такое! Потом хозяйка сказала, что О-Токи накануне отпросилась с работы, видно, уже тогда задумала недоброе. Так жалко ее! Очень хорошая была девушка. И зачем только она умерла! Наверное, очень любила этого человека. А в газетах пишут, что он был замешан в этом самом деле о взяточничестве… Может быть, хотела, чтобы ему было легче…

На этом опрос родственников и друзей умерших окончился. Торигаи вместе с начальником внимательно выслушал все показания.

Брат Саяма и мать О-Токи получили тела покойных. Их кремировали в городе Фукуока. Родственники забрали урны с прахом и уехали. Дело о самоубийстве влюбленных на Касийском взморье благополучно закончилось.

Торигаи не мог вмешаться. Все казалось абсолютно ясным. Но два вопроса не давали ему покоя. Первый — счет: «обслуживался один человек». Второй — почему женщина не остановилась вместе с мужчиной в гостинице. Где она находилась все это время?

Но эти доводы были слишком слабыми, чтобы высказывать особое мнение. Начальник сыска не принял бы его во внимание. Да Торигаи и сам понимал, что у него нет никаких объективных доказательств. Только интуиция. Он молча наблюдал за ходом дела и чувствовал свое полное бессилие. От этого на душе было неспокойно. Очевидно, он не обретет покоя, пока не получит ответа на мучившие его вопросы. С другой стороны, ведь это обыкновенное самоубийство — влюбленные решают вместе покончить счеты с неудачно сложившейся жизнью. Состав преступления отсутствует. Так, спрашивается, стоит ли ломать голову, когда каждый день случаются новые происшествия, требующие немедленного вмешательства. И все же…

А если попробовать действовать в одиночку? В конце концов ведь он сыщик, право на его стороне. Пожалуй, так он и сделает. Торигаи твердо решил разобраться в этом деле. На душе сразу стало легче.

Улучив момент, когда в отделе наступило относительное затишье, Торигаи поехал на Касийское взморье.

Ему хотелось еще раз осмотреть место происшествия. На остановке Хакодзаки он сошел с трамвая и пересел на электричку западной железной дороги. В Касии ведут две линии — западная, из Вадзиро, и основная — Токио — Кюсю. Первая удобнее, она проходит ближе к побережью.

От станции Западный Касии до берега моря всего десять минут ходу. Он вышел на окраину городка. Редкие домишки. Маленькая сосновая роща и усыпанный щебнем берег. Недавно здесь производили работы по поднятию грунта.

Дул холодный ветер, но море уже выглядело по-весеннему. Хмурые зимние краски уступили место более светлым и веселым тонам. Остров Сиганосима окутывала пелена тумана.

Вот здесь все это и произошло. Ничем не примечательное место, голые черные скалы, каменистая почва, как и на всем побережье.

«Удобное местечко, — подумал Торигаи, — дерись, режь, убивай, и все равно никаких следов не останется». Кэнити Саяма и О-Токи могли бы найти что-нибудь получше. Обычно влюбленные, решившие покончить с собой, выбирают другое место для смерти — какой-нибудь красивый уголок. Вид, конечно, и здесь неплохой, но больно уж голо. Правда, ночью все одинаково. Саяма ведь вышел из гостиницы часов в восемь, а между десятью и одиннадцатью все уже было кончено. Значит, прямо сюда и направились. Словно заранее сговорились. Если они не знали местности, их поведение неоправданно. Кто станет блуждать по этим камням в темноте! Уж не бывал ли кто-нибудь из них здесь раньше?»

Торигаи быстро зашагал обратно, на станцию Западный Касии. Это недалеко — метрах в пятистах, не больше. Маленький городок, но улицы довольно оживленные.

На станции он отправил две телеграммы: одну — старшему брату Кэнити Саяма, другую — матери О-Токи. Потом пошел в зал ожидания, ознакомился с расписанием. Через двадцать минут должен быть поезд на Хаката.

Поджидая поезд, сыщик остановился у выхода. Поглубже засунув руки в карманы и поеживаясь от холода, окинул взглядом площадь. Довольно унылый вид. Одинокий грузовик, несколько играющих ребятишек. Закусочная с вывеской «Отдых». Лавчонка, торгующая всякой мелочью. Лавка побольше — фруктовая.

Вдруг у Торигаи мелькнула одна мысль. До сих пор он считал, что Саяма и О-Токи приехали на электричке на станцию Западный Касии. Но ведь они могли приехать и на станцию Касии по основной ветке. Он снова посмотрел расписание. Ну, конечно, есть поезд из Хаката в 21.24!

Торигаи прикрыл глаза и с минуту подумал. Уехать домой можно и позже. Он повернулся и пошел в сторону лавок. Его охватило смутное предчувствие.

ПРИЕЗЖИЕ ИЗ ТОКИО

Торигаи остановился перед фруктовой лавкой, находившейся напротив станции.

— Можно задать вам один вопрос?

Хозяин, мужчина лет сорока, наводивший тряпочкой глянец на яблоки, нехотя обернулся. Обычно торговцы не очень-то любят, когда у них что-нибудь спрашивают, но Торигаи сказал, что он из полиции, и хозяин сразу стал серьезным.

— До которого часа открыта ваша лавка?

— Часов до одиннадцати вечера, — вежливо ответил хозяин.

— Значит, вы видите пассажиров, которые прибывают сюда около половины десятого?

— Около половины десятого? Ну да, ведь есть поезд из Хаката в 21.24. Разумеется, смотришь во все глаза, в лавке ведь уже пусто. А тут думаешь, не зайдет ли кто-нибудь купить фруктов.

— Так, очень хорошо. А теперь прошу вас припомнить, не видели ли вы вечером двадцатого числа, примерно в это время, выходящих со станции мужчину лет тридцати в европейском платье и женщину лет двадцати пяти в зимнем пальто, надетом поверх кимоно?

— Двадцатого вечером? Гм… Давненько, однако…

Задумавшись, хозяин склонил голову набок. Торигаи понял, что вопрос непосильный, ведь прошло несколько дней. И число вряд ли о чем-нибудь говорит торговцу. Он решил задать свой вопрос иначе.

— Наверно, вы слышали, что недавно здесь на побережье нашли самоубийц, двух влюбленных, которые вместе приняли яд?

— Ну как же, слышал и в газетах читал. Это когда полиция утром обнаружила трупы.

— Вот-вот! Утром двадцать первого. А меня интересует предыдущий вечер, вечер двадцатого января. Может быть, вспомните?

— Предыдущий вечер… да! Вспомнил! — хозяин хлопнул себя по фартуку с эмблемой. — Вспомнил! Конечно, видел!

— Что вы видели? — У Торигаи забилось сердце.

— Да этих самых людей, про которых вы спрашиваете. А запомнил потому, что на следующий день поднялась шумиха из-за самоубийства. Так вот, значит, в тот вечер всего человек десять сошли на нашей станции. Это с поезда в 21.24. На ночь глядя вообще мало кто приезжает. Ну, а мужчину и женщину я запомнил. Одеты были так, как вы говорите, — он в европейском платье, она в кимоно. Я только на них и глядел, думал, может, фруктов купят.

— И что же, купили?

— Нет. Я даже расстроился. И не посмотрели на мою лавку, пошли по той улице, что на Западный Касии ведет. А утром — этот кошмар, самоубийство. Я уж подумал, не они ли.

— А их лица вы помните? — Торигаи пристально посмотрел на хозяина. Тот потер щеку, соображая.

— Да нет… Отсюда все-таки далековато. И потом на станции горят яркие фонари, свет падал на них сзади, так что только темные силуэты я и видел. Где уж тут разглядеть лица. Я видел в газетах фотографии, но не могу сказать, они ли это.

— Да-а… — Торигаи ссутулился. — А одежду разглядели?

— Тоже не очень. Они прошли мимо, я смотрел им вслед. Помню только, что мужчина был в пальто, а женщина в кимоно.

— А рисунок и цвет кимоно помните?

— Нет, где уж запомнить, — хозяин даже усмехнулся.

Торигаи был разочарован. В это время какой-то покупатель выбирал мандарины. Казалось, он прислушивается к их разговору.

— Вы сказали, они пошли в сторону станции Западный Касии. Можно по этой дороге выйти на берег моря?

— Конечно. Прямо через станцию и выйдете.

Торигаи поблагодарил хозяина и ушел.

Хоть что-то прояснилось. Чутье не обмануло. Жаль, что хозяин не разглядел лиц. Но, по всей вероятности, это были Кэнити Саяма и О-Токи. Они прибыли в Касии в 21.24, значит, выехали из Хаката примерно в 21.10. Из Хаката до Касии минут пятнадцать езды. Если Саяма, поговорив с женщиной по телефону, выскочил из гостиницы немного позже восьми, где они были в течение часа? И где встретились? Проверить это невозможно. Хаката слишком большой город.

Так, погрузившись в свои мысли, Торигаи медленно шел к станции Западный Касии. Вдруг сзади его окликнули:

— Простите, пожалуйста!..

Торигаи обернулся. Смущенно улыбаясь, к нему подошел молодой человек с пакетом мандаринов в руке, по виду служащий фирмы.

— Вы из полиции? — спросил он.

Торигаи узнал недавнего покупателя.

— Я невольно слышал ваш разговор в лавке, когда выбирал мандарины, — начал он. — Дело в том, что я тоже видел эту пару. Вечером, около половины десятого.

— Да?! — у Торигаи заблестели глаза. Оглядевшись кругом, он увидел маленький кафетерий и потащил туда засмущавшегося свидетеля. Быстро заказал два кофе и, без всякого удовольствия глотая мутноватую подслащенную жидкость, начал расспрашивать.

— Расскажите, пожалуйста, поподробней.

— Да, собственно, и рассказывать-то нечего, — почесал голову мужчина. — Просто случайно услышал, что вы интересуетесь, ну и решил сказать.

— Вот и прекрасно. Рассказывайте.

— Я сам живу здесь, а работаю в Хаката, в одной из фирм, — начал молодой человек. — Накануне того дня, когда обнаружили самоубийц, я видел их вечером. Только это было на станции Западный Касии, в 21.35.

— Минуточку, — перебил его Торигаи, — в это время приходит электричка?

— Да. Она выходит со станции Велодром в 21.27 и через восемь минут прибывает сюда.

Велодром — станция на восточной окраине Хаката, в Хакодзаки. Хакодзаки — древнее поле сражения: во времена монгольского нашествия здесь произошла крупная битва. Неподалеку протекает река Тадарагава, там сохранились развалины оборонительных укреплений. Рядом — сосновая роща. Прекрасный вид на бухту Хаката.

— Итак, вы видели их в электричке?

— Нет, не в электричке. В тот вечер состав был всего из двух вагонов. Я сидел в заднем, пассажиров было мало, я бы обязательно их заметил. Наверно, они ехали в переднем вагоне.

— Где же вы их видели?

— Уже потом, по дороге домой. Со станции я шел медленно. В тот вечер я выпил в Хаката и был навеселе. Меня обогнали несколько человек, сошедших с той же электрички. Наши, местные, я их всех знаю. А потом меня обогнала еще одна пара, незнакомые мужчина и женщина. Шли они очень быстро. Мужчина был в пальто, женщина — в зимнем манто, из-под него виднелось кимоно. Они направлялись в сторону взморья. Ну, тогда я не обратил на это внимания, свернул к себе в переулок. А утром узнал о самоубийстве влюбленных. Вот я и подумал, уж не их ли я видел? Ведь в газетах писали, что смерть наступила около десяти вечера.

— А лиц вы не помните?

— Да нет, ведь они меня обогнали, и я видел только их спины!

— А одежду можете подробно описать? Цвет, рисунок?

— И этого не помню. На той улице фонари тусклые, да и был я навеселе. Только вот слышал, что женщина сказала.

Торигаи насторожился.

— Да? Что же она сказала?

— Да всего одну фразу: «Какое, однако, унылое место».

— «Унылое место…» — невольно повторил Торигаи. — А что ответил мужчина?

— Он промолчал. А потом они ушли далеко вперед, и больше я ничего не слышал.

— А какой голос был у женщины? Было в нем что-нибудь особенное?

— Ну, как сказать… Приятный такой, чистый голос. И без местного акцента. Я еще подумал: наверно, из Токио.

Торигаи достал сигарету из смятой пачки «Синсей», закурил. Пуская дым, он обдумывал следующий вопрос.

— Электричка прибывает точно в 21.35?

— Да. Я всегда возвращаюсь этой электричкой, когда случается задержаться в Хаката.

Торигаи задумался. Возможно, это та же самая пара, которую видел хозяин фруктовой лавки на станции Касии. Ведь этот парень говорит, что в его вагоне их не было. Просто они шли вместе с пассажирами электрички, и свидетель решил, что они на ней приехали. На станцию Касии поезд прибывает в 21.24. А электричка на станцию Западный Касии — в 21.35. Одиннадцать минут разницы. Расстояние между двумя станциями примерно пятьсот метров. И дорога прямая. Очень может быть, что это одна и та же пара.

— Вот все, что я могу вам сообщить. — Молодой человек поднялся. — Вы справлялись об этих людях у хозяина фруктовой лавки, вот мне и захотелось рассказать, что я видел.

— Большое вам спасибо!

Торигаи записал фамилию и адрес служащего.

«Какое, однако, унылое место…»

Слова эти звучали в ушах Торигаи, как будто он сам их слышал. На основании этой маленькой фразы можно сделать три вывода.

1) Токийское произношение. Значит, женщина не из местных жителей. На всем Кюсю, начиная с префектуры Фукуока, говорят на местном диалекте.

2) Очевидно, женщина впервые в этих местах.

3) Она не ждала ответа мужчины, говоря эти слова. Просто высказала свое впечатление. Это подтверждается тем, что мужчина промолчал.

Возможно, мужчина знал здешние места и привел сюда женщину. Если считать, что они покончили с собой в десять, значит прошло тридцать-сорок минут с того момента, как их видели. Если в одиннадцать, то часа полтора. Вполне возможно, что самоубийцы и есть те люди, которых видели хозяин фруктовой лавки и молодой служащий.

С другой стороны, не исключено, что это просто случайное совпадение. Тысячи людей приезжают в Хаката из Токио. Мало ли кому захочется погулять вечером по Касийскому побережью!

Дул холодный ветер. Над лавчонками трепыхались флажки. В черном небе сияли яркие, словно начищенные до блеска звезды.

Торигаи вернулся на станцию Касии. Засек время и пошел обратно. Шагал быстро. Придя на станцию Западный Касии, снова посмотрел на часы. Дорога заняла около шести минут.

Потом он проделал этот путь еще два раза. Каждый раз снижая скорость.

В результате трех опытов выяснил следующее: от станции Касии до станции Западный Касии можно дойти быстрым шагом за пять с половиной минут, средним — за шесть с половиной и медленным — за восемь. Таким образом, при нормальной ходьбе требуется шесть-семь минут.

Если на обеих станциях видели одну и ту же пару, значит, мужчина и женщина шли одиннадцать минут. Торигаи вспомнил, что, по словам служащего, они шли очень быстро. А ведь если очень спешить, и пяти минут не потребуется. Отсюда можно сделать два вывода:

1) либо по пути они задержались, например, делали какие-нибудь покупки;

2) либо хозяин фруктовой лавки и служащий видели разных мужчину и женщину.

Оба варианта вполне вероятны. Но Торигаи никак не мог отделаться от впечатления, что мужчина и женщина, которых видели на обеих станциях, одни и те же лица. С другой стороны, этому нет никаких доказательств, кроме того, что в обоих случаях мужчина был одет в европейское платье, а женщина — в кимоно. Конечно, если это разные люди, на Саяма и О-Токи больше всего похожи те, которых служащий видел на станции Западный Касии: из головы Торигаи не выходила фраза, оброненная женщиной: «Какое, однако, унылое место…»

Так и не придя ни к какому определенному выводу, Торигаи вернулся домой, в Хаката, и лег спать.

На следующий день на службе его ждали две телеграммы. Он распечатал первую: «Кэнити часто бывал командировке Хаката тчк Саяма», потом вторую: «Хидэко Хаката не бывала».

Это были ответы на те телеграммы, которые он отправил вчера со станции Касии родственникам умерших.

Так, значит, Кэнити Саяма часто бывал в Хаката. Очевидно, неплохо здесь ориентировался. А О-Токи приехала впервые.

Перед глазами Торигаи снова всплыли темные фигуры мужчины и женщины. «Какое, однако, унылое место…» — говорит женщина. Мужчина молчит и торопливо шагает дальше…

До обеда Торигаи успел сделать одно дело.

Потихоньку он ушел из управления, сел в трамвай и доехал до Хакодзаки, откуда пешком дошел до железнодорожной станции Велодром. Здесь начинается пригородная линия электропоездов, которая тянется на север, вдоль побережья, до порта Цуядзаки. Станция Западный Касии находится примерно на середине пути. Погода была безветренная, на редкость теплая для зимы.

Торигаи показал свое удостоверение начальнику станции.

— Чем могу быть полезен? — приподнимаясь из-за стола, спросил толстый багроволицый начальник.

— В котором часу вышла отсюда электричка, прибывшая двадцатого числа на станцию Западный Касии в 21.35?

— В 21 час 24 минуты, — не задумываясь, ответил толстяк.

— Я бы хотел кое о чем спросить контролера, который дежурил тогда на станции[5]. Он здесь?

— Сейчас узнаю.

Начальник станции заглянул в график дежурства. Выяснил фамилию контролера. Его вызвали.

— Что-нибудь случилось? — начальник станции пододвинул сыщику чашку крепкого чаю.

— Ничего особенного. Просто надо кое-что уточнить, — ответил Торигаи, отхлебывая чай.

— Да-a, трудная у вас работа…

Вошел молодой контролер. Вежливо поклонился.

— Вот он, пожалуйста, — сказал начальник.

— Простите, пришлось вас побеспокоить, — начал Торигаи. — Скажите, вы дежурили вечером двадцатого числа?

— Да, я.

— Во время посадки на электричку, которая отправлялась в 21.24, вы не заметили среди пассажиров мужчину лет тридцати в пальто и женщину лет двадцати пяти в кимоно?

— Трудно сказать, — заморгал контролер, — ведь многие носят пальто. А цвет какой?

— Пальто темно-синее, брюки коричневые. На женщине вишневое кимоно, сверху — серое зимнее манто.

— Нет, не могу вспомнить. Ведь мы только на руки смотрим, когда пробиваем билеты, а лиц-то и не видим. Ну, если случится что-нибудь особенное, тогда уж, конечно, и на лицо взглянешь. И потом тут конечная станция. Как только начинается посадка, пассажиры толпой валят…

— Но ведь вечером не так уж много народу?

— Да, немного, обычно человек тридцать-сорок.

— По-моему, в последнее время мало кто из женщин носит кимоно, большинство одевается в европейское платье. Может быть, припомните?

— Да нет, извините, никак не вспомню.

— А вы постарайтесь, — не отставал Торигаи.

Но контролер только качал головой. Тогда сыщик задал ему другой вопрос:

— Скажите, не было ли тогда среди пассажиров ваших знакомых?

— Знакомых?.. Были.

— Очень хорошо! Вы знаете их фамилии?

— Ну еще бы! И фамилии, и адреса знаю. Трое их было.

— Прекрасно. Позвольте, я запишу.

Торигаи записал фамилии и адреса знакомых контролера. Теперь ему предстояло основательно побегать Все трое жили по этой ветке. И он последовательно сходил на станциях Вадзиро, Сингу и Фукума.

Мужчина из Вадзиро сказал следующее:

— Я ехал в первом вагоне. Там были две женщины в серых зимних пальто. Одной было лет сорок, другая помоложе, лет двадцати семи. Рядом с ними сидели работницы, они возвращались домой. Мужчины в темно-синем пальто, кажется, не было.

Торигаи вытащил из кармана фотографию О-Токи.

— Молодая в сером манто не эта?

— Нет, совсем другое лицо.

Следующим был человек из Сингу. Он сказал, что ехал в заднем вагоне.

— Женщина в зимнем манто? Нет, не знаю. А впрочем, может быть, и была. Я сразу уснул, как только сел в электричку. И мужчину в темно-синем пальто не помню. — Посмотрев на фотографии самоубийц, он только еще раз отрицательно покачал головой: — Ничего не могу сказать…

Последний знакомый контролера, житель Фукума, сказал следующее.

— Я ехал в заднем вагоне. Была там одна женщина в зимнем манто. Да, примерно лет двадцати пяти-шести.

— А какого цвета пальто? Серое?

— Вот цвет не припомню. Ведь большинство зимних пальто серые, может быть, и у нее было серое. Оживленно так болтала с мужчиной.

— С мужчиной? А что за мужчина? — Торигаи весь напрягся, но ответ разочаровал его:

— Муж, наверное. Лет сорока.

Торигаи показал фотографии. Нет, не они. Мужчину в темно-синем пальто он не помнит.

Так и не получив доказательств, что в той электричке ехали Саяма и О-Токи, Торигаи, усталый и разочарованный, вернулся в Хаката.

В управлении его встретил начальник сыскного отдела:

— A-а, Торигаи-кун, наконец-то! С тобой хочет поговорить сотрудник департамента полиции Токио. Давно уже дожидается.

Навстречу Торигаи, улыбаясь, поднялся незнакомый молодой человек.

ПЕРВЫЕ ВОПРОСЫ

Ему было лет тридцать, не больше. Приземистый, коренастый и крепкий, широкий, как шкаф. Но лицо открытое, детское, свежая кожа, густые брови, круглые глаза.

— Вы господин Торигаи, сыщик? Здравствуйте. Я помощник инспектора второго сыскного отдела токийского департамента полиции Киити Михара.

Широко улыбнувшись и сверкнув белоснежными зубами, он протянул Торигаи свою визитную карточку.

Услышав, что Михара из второго сыскного отдела, Торигаи сразу догадался, что он интересуется самоубийством Саяма и О-Токи. Дела подобного рода входят в компетенцию второго отдела. Первый занимается расследованием убийств, ограблений и прочих преступлений, где имеет место насилие.

Сейчас в Токио ведется следствие по делу о взяточничестве в министерстве N. Газеты подняли страшный шум по этому поводу. Основные подозрения падали на отдел, в котором работал Саяма. Недавно арестовали второго помощника начальника отдела. А две недели назад привлекли к ответственности двух руководителей одного частного предприятия, теснейшим образом связанного с министерством. Очевидно, главное еще впереди. Вот этим и занимался в настоящее время второй сыскной отдел.

— Мне нужно выяснить кое-какие подробности о самоубийстве Кэнити Саяма и его любовницы, — сказал Михара, усаживаясь на стул.

«Так и есть», — подумал Торигаи.

— Господин начальник сыскного отдела рассказал мне в общих чертах все, что известно полиции, и любезно предоставил все материалы следствия. Кажется, все ясно.

Действительно, на столе лежали фотографии, свидетельства о вскрытии и прочие бумаги.

— Однако, как я слышал, вы, Торигаи-сан, имеете особое мнение по этому делу? — продолжал Михара.

Торигаи быстро взглянул на своего начальника. Тот, выпуская струю дыма, сказал:

— Торигаи-кун, помнишь, ты говорил мне о своих подозрениях? Я рассказал об этом господину Михара. Он очень заинтересовался. Пожалуйста, изложи ему все подробно.

— Да, пожалуйста. Когда я узнал, что у вас особая версия, я страшно заинтересовался. С нетерпением ждал вашего возвращения.

Лицо Михара внушало симпатию.

— Даже не знаю, что вам сказать. Это, пожалуй, и не назовешь особой версией. Так, кое-какие домыслы… — Торигаи сдерживало присутствие начальства.

Но Михара улыбнулся:

— Ну так что же? Домыслы тоже неплохо. Пожалуйста, расскажите.

И Торигаи пришлось рассказать о счете вагона-ресторана с пометкой «обслуживался один человек». Он вспомнил разговор с дочерью, но об этом, разумеется, умолчал.

— Очень интересно! — Михара держался вежливо и мягко, словно дипломат. — И этот счет сохранился?

— Нет. Хотя Саяма и девушка умерли неестественной смертью, состава преступления ведь не было. Все вещи покойных передали родственникам, — вмешался начальник отдела.

— Так, — между бровями Михара легла едва заметная складка. — Счет датирован 14 января? Это точно?

— Да, точно.

— Это тот самый день, когда Саяма с О-Токи, официанткой ресторана «Коюки», выехали с Токийского вокзала на экспрессе «Асакадзэ». Гм… — Михара полез в карман и вытащил записную книжку. — Я списал расписание движения «Асакадзэ». Он отправляется из Токио в восемнадцать тридцать, в двадцать прибывает в Атами, в двадцать один час одну минуту — в Сидзуока, в двадцать три двадцать одну — в Нагоя, в дв£ часа ночи — в Осака, это уже утро следующего дня, то есть 15 января. Следовательно, счет мог быть выдан до Нагоя, если он помечен четырнадцатым числом.

Торигаи понял Михара. Этот человек думал так же, как он. Вот и суди о людях по внешности — с виду похож на страхового агента, а на самом деле работает в департаменте полиции. И ничего не скажешь, соображает неплохо.

Тут Михара обратился к начальнику сыскного отдела:

— Мне бы хотелось осмотреть место происшествия. Конечно, я понимаю, что отрываю вас от работы, но все-таки не разрешили ли бы вы Торигаи-сан сопровождать меня?

Начальник согласился. Всем своим видом он говорил: ну что с вами поделаешь!

Когда они сели в трамвай, помощник инспектора Михара подмигнул Торигаи:

— Ваш начальник, кажется, не очень-то склонен копаться в мелочах.

Торигаи усмехнулся. Вокруг глаз собрались морщинки.

— Что поделаешь, это везде бывает, — продолжал Михара. — Меня заинтересовала ваша версия. Но я подумал, что в присутствии начальника вам не очень-то удобно говорить, вот и вытащил вас под предлогом осмотра места происшествия. Посмотрю, а заодно и вас послушаю.

— Хорошо. Там и поговорим, — Торигаи был очень рад, чувствуя заинтересованность молодого помощника инспектора.

Они сели в электричку на станции Велодром и вскоре прибыли на станцию Западный Касии. До места происшествия дошли за десять минут.

На взморье Михара с любопытством огляделся.

— Это и есть знаменитый пролив Гэнкайнада? Я мельком видел его из окна вагона. Великолепный вид. — Он как зачарованный смотрел на море.

Наконец Торигаи показал ему место, где были обнаружены трупы, и объяснил, в каком положении их нашли. Михара вытащил из кармана фотографии и, продолжая слушать, вглядывался в снимки.

— Почва каменистая, — сказал он, оглядываясь.

— Да, сплошные камни. А там, дальше, песок.

— Гм… Конечно, никаких следов тут не может остаться, — пробормотал Михара, что-то соображая. — А теперь, Торигаи-сан, расскажите поподробнее обо всех ваших соображениях.

Они отошли в сторону и уселись на большой камень. Со стороны могло показаться, что два приятеля решили отдохнуть на солнышке.

— Прежде всего — счет, «обслуживался один человек», — начал Торигаи и рассказал обо всем, что вызывало у него сомнения. Заодно передал и свой разговор с дочерью.

— Вот мне и кажется, что Саяма на этом экспрессе ехал один…

Михара с интересом выслушал его.

— По-моему, очень правильная мысль. Мне тоже так кажется, — сказал он, поднимая свои круглые глаза. — Но ведь есть очевидцы, которые видели, как на Токийском вокзале Саяма. сел в поезд с женщиной.

— Вот именно! Поэтому нельзя ли предположить, что О-Токи сошла раньше на какой-нибудь станции?

— Да, это вполне возможно, — Михара снова достал свою записную книжку, — и если сошла, то до Нагоя, поскольку счет датирован 14 января. Подумаем, где именно. Разумеется, Саяма мог пойти в ресторан только до его закрытия, то есть до двадцати двух часов. Значит, О-Токи сошла или в Атами в двадцать часов, или в Сидзуока в двадцать один час одну минуту.

— Да, пожалуй, так получается.

То, о чем Торигаи лишь смутно догадывался, Михара изложил очень ясно.

— Конечно, с тех пор прошло уже довольно много времени, но все же я попробую навести справки на станциях и в гостиницах Атами и Сидзуока. Во всяком случае, надо попытаться. Ведь когда женщина приезжает одна, это бросается в глаза. Ну, а еще какие-нибудь соображения у вас есть?

— Саяма прибыл в Хаката пятнадцатого и с пятнадцатого по двадцатое жил один в гостинице «Тан-бая».

Торигаи подробно передал Михара рассказ управляющего гостиницей. Михара внимательно слушал.

— О-Токи знала, под какой фамилией жил Саяма в гостинице. Очевидно, они заранее обо всем договорились.

— Думаю, что да. Вот вам и решение одной загадки.

— Как так?

— Да очень просто. Я все думал, что Саяма и О-Токи вместе приехали в Хаката, и все ломал голову, где же она была, пока ее возлюбленный жил в «Танбая». Но если она четырнадцатого сошла в Атами или Сидзуока, значит, Саяма приехал один, а она позднее — двадцатого числа. Ей было известно, где он остановился, да и Саяма ждал телефонного звонка. Совершенно ясно, договорились заранее. — Торигаи помолчал немного, потом добавил: — Об одном только не договорились…

— О чем?

— О том, когда О-Токи приедет в Хаката. Ведь Саяма ждал звонка каждый день.

Михара что-то чертил в записной книжке, потом протянул ее Торигаи:

— В общем все это выглядит примерно так.

В книжке была следующая схема:

— Да, правильно.

— Но вот зачем О-Токи сошла, не доезжая Хаката?

Действительно, зачем? Торигаи этого не понимал.

— Не знаю, не могу себе представить, — ответил он, потирая щеку.

Михара скрестил на груди руки. Его взгляд был устремлен далеко в море. Словно он пытался отыскать там ответ на мучивший их вопрос. Сквозь дымку тумана проступали расплывчатые очертания острова Сиганосима.

— Михара-сан, — окликнул его Торигаи. Он решил задать вопрос, который уже давно вертелся у него на языке. — Отчего это департамент полиции именно теперь решил расследовать дело о самоубийстве Саяма и его возлюбленной?

Михара ответил не сразу. Он вытащил пачку сигарет, протянул Торигаи, щелкнул зажигалкой и дал прикурить. Потом закурил сам и сказал:

— Торигаи-сан, мы с вами бьемся над решением одного и того же вопроса. Я доставил вам много хлопот, вы мне помогаете… Что ж, буду откровенным. Кэнити Саяма был важным свидетелем по делу о взяточничестве в министерстве. Хоть он и занимал небольшой пост — помощник начальника отдела, — но он работал там довольно долго и хорошо разбирался в делах. Следовательно, играл не последнюю роль в истории со взятками. К нему даже больше подходит определение «подозреваемый», чем «свидетель».

Расследование только начато, и это наша вина, что мы плохо следили за Саяма… — Михара стряхнул пепел и продолжал: — Многие вздохнули с облегчением, узнав о смерти Саяма. Чем дальше идет следствие, тем больше вопросов к Саяма. Мы дали умереть очень важному свидетелю. Для нас его смерть — настоящий удар. И сейчас, когда мы кусаем локти, кто-то прыгает от радости. Очень может быть, что Саяма покончил с собой, чтобы кое-кого выгородить. Но в последнее время обстоятельства самоубийства вызывают все больше и больше сомнений.

— Сомнений?

— Да. Возникло подозрение, что он умер не по своей воле.

Торигаи внимательно посмотрел на Михара:

— Есть какие-нибудь основания так думать?

— Никаких. Ничего определенного. Но почему он не оставил никакой записки? И женщина тоже. Ведь обычно влюбленные всегда так делают.

Торигаи уже думал об этом и говорил своему начальнику.

— Мы в Токио интересовались жизнью Саяма и не могли установить его связи с О-Токи, — продолжал Михара.

— Как же так?

— Ну, удалось выяснить, что он имел какую-то любовницу, но была ли это именно О-Токи, неизвестно. Об О-Токи мы тоже расспрашивали и в ресторане «Коюки», и в доме, где она снимала комнату. Оказывается, у нее тоже был любовник. Домой ей часто звонил мужчина, иногда она не приходила ночевать. Но кто он, установить не удалось. Очень может быть, что это был Саяма, но точных доказательств нет. Любовник никогда не приходил к ней домой.

«Как странно, — подумал Торигаи, — ведь они вместе покончили с собой, так делают только влюбленные».

— Но, Михара-сан, ведь две официантки из ресторана «Коюки» своими глазами видели, как эта парочка вместе села в экспресс «Асакадзэ». Да и третий человек видел. Клиент этого ресторана. А здесь они покончили с собой. Тоже вместе. И фотографии это подтверждают, и заключение судебного врача. Разве не ясно?

— В том-то и дело! — на лице Михара впервые появилась растерянность. — Здесь мне показали все материалы, и я почти убедился, что это самоубийство влюбленных по сговору. Какое дурацкое положение — ведь все мои подозрения не подтверждаются. А я только ради этого и приехал из Токио.

— Пошли потихоньку, — сказал Михара.

Они поднялись и зашагали обратно по той же самой дороге. Уже у самой станции Западный Касии Торигаи вспомнил, что упустил одну деталь, излагая Михара свое мнение.

— Тут есть еще одна станция Касии, на основной железнодорожной линии, метрах в пятистах отсюда. По этому поводу удалось получить довольно любопытные показания.

И Торигаи подробно передал суть беседы с хозяином фруктовой лавки и молодым служащим и рассказал, как сам высчитал время, которое занимает дорога между двумя станциями.

Михара оживился.

— Это очень интересно. Я хочу повторить ваш опыт.

И он тоже три раза прошел расстояние между станциями, сначала быстро, потом помедленнее и, наконец, совсем медленно.

— Действительно, как бы медленно ни идти, требуется меньше восьми минут, — сказал Михара, взглянув на часы. — Одиннадцать минут никак не получается. Конечно, если они по дороге куда-нибудь зашли, тогда другое дело.

— Ну, ведь можно предположить, что на двух станциях были разные пары.

— Это верно. Но мне кажется, — Михара задумчиво смотрел в сторону, — мне кажется, что это были те же самые мужчина и женщина.

Торигаи рассказал еще о результатах опроса контролера со станции Велодром и о показаниях трех пассажиров. Михара все записал.

— В общем не ясно, одна и та же пара или нет. Но все это крайне любопытно. Да… трудная вам досталась работенка! — Михара сочувственно поглядел на Торигаи.

На следующий день вечером Торигаи пришел на вокзал проводить Михара. Помощник инспектора возвращался в Токио. Его экспресс «Ундзэн» отходил из Хаката в 18 часов 2 минуты.

— Когда вы будете в Токио?

— Завтра в 15.40.

— Пришлось вам потрудиться. Очень вам благодарен.

— Да что вы! Это вы помогли мне, вам спасибо! — Михара так и засиял улыбкой.

— Ну что там! Какая вам от меня польза? — ответил Торигаи.

— Да нет, Торигаи-сан, мою командировку можно считать успешной только благодаря вам, — Михара посмотрел ему прямо в глаза. Не приходилось сомневаться в его искренности.

До прибытия экспресса из Нагасаки оставалось еще минут тринадцать. Они вместе следили за приходящими и уходящими поездами. У соседней платформы стоял длинный товарный состав. Суета, спешка, как всегда на вокзале. Михара погрустнел.

— Наверно, у вас на Токийском вокзале куда больше поездов. Настоящее столпотворение, а? — спросил Торигаи.

Он никогда не бывал в Токио.

— Да… Ужас что делается! Поезда без конца прибывают и отъезжают. На всех путях… — безразлично отозвался Михара. Вдруг его пронзила одна мысль.

На Токийском вокзале три человека видели, как Саяма и О-Токи садятся в экспресс «Асакадзэ». Очевидцы стояли на платформе у тринадцатого пути и видели пятнадцатый путь. Посередине был еще четырнадцатый путь. Неужели на Токийском вокзале с его беспрерывным движением поездов бывают такие моменты, когда пути свободны и с одной платформы можно увидеть другую?..

ВЕРСИЯ О ЧЕТЫРЕХ МИНУТАХ

Киити Михара прибыл в Токио под вечер. За долгую дорогу он истосковался по чашке хорошего кофе. Выйдя с вокзала, он схватил такси и поехал на улицу Юракутё, в кафетерий.

— А, Михара-сан, что-то давно вас не было видно, — улыбаясь, встретила его знакомая официантка.

Михара постоянно пил здесь кофе. А сейчас его не было дней пять-шесть. Разумеется, официантка не знала о его поездке на Кюсю. В зале сидели обычные посетители. Много знакомых лиц. Ничто не изменилось. Время текло размеренно и непрерывно. Михара почувствовал себя так, словно он один был выброшен на какой-то период из этого течения. Никто на свете не знает, что делал Михара, очутившись вне времени и пространства. Может быть, с ним произошли удивительные вещи, но никому нет до этого дела. Что ж, это вполне естественно, но он вдруг почувствовал себя одиноким.

Кофе был превосходным. Чего-чего, а хорошего кофе в провинции не получишь. Расплатившись, он опять взял такси и поехал в департамент полиции.

Поднялся по знакомой лестнице, толкнул дверь с табличкой «Полицейский инспектор Касаи». Начальник еще был на работе.

— Здравствуйте, Касаи-сан, только что приехал.

Инспектор повернул толстую бычью шею и глянул на Михара.

— A-а, Михара-кун! Ну, здравствуй, здравствуй. Устал?

Молодой сыщик, находившийся в комнате, подал Михара чай.

Инспектор улыбнулся, глядя на осунувшееся лицо Михара.

— Прости, что сразу о деле. Ну как там? Выяснил что-нибудь?

Михара вытащил из портфеля все материалы о самоубийстве Саяма и О-Токи, которые ему дали на время в Фукуокском управлении полиции, и разложил их на столе.

— В управлении полиции Фукуока это дело прошло как самоубийство влюбленных. Есть подтверждения.

— Н-да… — инспектор просмотрел фотографии, прочитал заключение судебно-медицинской экспертизы и отчет. — Так-так. Значит, все же получается, что это самоубийство по сговору. Выходит, зря пришлось тебя побеспокоить.

В его тоне прозвучали сочувственные нотки.

— Пожалуй, не совсем зря, — ответил Михара.

— Да? — Касаи несколько удивленно взглянул на помощника. — Есть что-нибудь интересное?

— Кое-что. Правда, это не заключение управления полиции Фукуока, а частное мнение их сотрудника Торигаи, ветерана сыскного дела. Он рассказал мне любопытные вещи.

И Михара со всеми подробностями изложил начальнику все, что сообщил ему Торигаи.

Касаи задумался.

— Его соображения по поводу счета вагона-ресторана очень интересны. Следовательно, он считает, что О-Токи сошла с экспресса в Атами или Сидзуока, провела там дней пять и только после этого отправилась в Хаката. Там она позвонила Саяма, который уже давно ее поджидал. Тогда со счетом все ясно.

— Да, получается так.

— Хорошо! Но вот зачем понадобилось Саяма, чтобы женщина сошла на полпути? Что она делала в Атами и Сидзуока? Пожалуй, это стоит проверить.

— Значит, вам тоже кажется, что здесь не все в порядке? — глаза Михара встретились с глазами инспектора. — Правда, судя по материалам следствия, это, несомненно, любовное самоубийство. И все же…

— Михара-кун, — сказал Касаи, глядя куда-то вдаль, — очень может быть, что мы с тобой заблуждаемся. Смерть Саяма — большая потеря для расследования дела о взяточничестве в министерстве. Вот и начинаешь сомневаться даже в самых неопровержимых фактах. Не знаю, может быть, мы уже вырождаемся в тех низкопробных ищеек, которые готовы доказать что угодно, лишь бы по-своему повернуть дело… Как бы не получилось так, что незаметно для себя мы гоняемся за собственной тенью.

Михара сознавал, что такая опасность существует. И все же ему хотелось самому еще раз вникнуть в суть этой трагической истории. Разобраться до конца, и, если окажется, что он не прав, тогда уже сложить оружие. Он высказал свои соображения начальнику.

Тот кивнул. Очевидно, он думал так же.

— Ладно, попробуем пойти по другому пути. Хотя, может быть, и он окажется ложным. — Скрестив руки на груди, Касаи помолчал немного, а потом сказал: — «Асакадзэ» — экспресс. Значит, все места нумерованные, даже в третьем классе. Если О-Токи сошла на полпути, никто не мог занять ее места. Оно пустовало. Попробуем проверить это. Пошлем кого-нибудь, пусть побеседует с проводником.

На следующий день Киити Михара отправился на Токийский вокзал. Голова была свежей и ясной, он хорошо выспался.

Он отыскал тринадцатый путь, остановился на платформе и стал смотреть на другие пути. Со стороны казалось, что человек кого-то ждет. Михара смотрел и смотрел, у него начало рябить в глазах. Он видел только электрички направления Токио — Йокосука, они беспрерывно прибывали и отходили с тринадцатого пути. Дальше, на четырнадцатом пути, тоже все время мелькали составы. Не было никакой возможности увидеть, что творится на пятнадцатом пути и на платформе перед ним.

Михара решил пойти на вокзал, вспомнив полунамек Торигаи о существовании трех свидетелей. Решил проверить интуицию сыщика из Фукуока. И вот, пробыв больше часа на этой платформе, он так ни разу и не увидел пятнадцатого пути. По рассказам самих очевидцев, они заметили О-Токи и Саяма именно отсюда. Что же получается? Неужели пятнадцатый путь просматривался с этой платформы только в тот момент, когда здесь стояли эти три свидетеля?

Михара постоял еще немного в раздумье, потом медленно направился в здание вокзала. Показав свое удостоверение заместителю начальника вокзала, он сказал:

— Я хочу задать вам один вопрос. Простите, он, вероятно, покажется вам глупым, но мне необходимо это выяснить. Скажите, можно ли, стоя на платформе у тринадцатого пути, увидеть экспресс «Асакадзэ», который в 18.30 отправляется с пятнадцатого пути?

Пожилой заместитель удивленно посмотрел на Михара:

— Можно ли видеть «Асакадзэ» с платформы тринадцатого пути? То есть вы хотите узнать, бывает ли время, когда на тринадцатом и четырнадцатом путях нет никаких поездов?

— Вот именно!

— Думаю, что нет. Впрочем, сейчас проверим.

Он разложил на столе график движения поездов.

— Представьте себе, нашел! Есть такой момент, когда тринадцатый и четырнадцатый пути свободны и с платформы у тринадцатого можно видеть «Асакадзэ», который стоит на пятнадцатом пути. Действительно, есть такое время! — заместитель начальника вокзала сам был удивлен.

— Значит, можно… — Михара почувствовал легкое разочарование, но тут же снова насторожился.

— Да, можно. Но всего лишь в течение четырех минут.

— В течение четырех минут? — у Михара вдруг забилось сердце. — Объясните, пожалуйста, поточнее!

— Пожалуйста. «Асакадзэ» подают на пятнадцатый путь в 17.49, отправляется он в 18.30. Следовательно, поезд стоит сорок одну минуту. Перед этим, в 17.46, на тринадцатый путь прибывает электричка № 1703 и в 17.57 отправляется на Йокосука. Затем на тот же путь в 18.01 прибывает электричка № 1801, которая отправляется в 18.12. Когда она уходит, пятнадцатый путь все равно не виден, так как на четырнадцатый путь в 18.05 подается поезд № 341, на Сидзуока, и стоит до 18.35. Таким образом, есть только маленький промежуток в четыре минуты, от 17.57, когда отправляется электричка № 1703, до 18.01, когда подают электричку № 1801. Только за эти четыре минуты и можно с платформы тринадцатого пути увидеть экспресс «Асакадзэ».

Михара достал свою записную книжку. Все сразу понять и запомнить было трудно. Заместитель начальника вокзала набросал ему нечто вроде расписания.

На службе, тщательно изучив расписание, Михара взял лист бумаги и начертил схему.

Вот теперь все стало наглядным и ясным. С платформы у тринадцатого пути экспресс «Асакадзэ» можно видеть только четыре минуты, с 17.57 до 18.01.

Следовательно, получается, что очевидцы как раз в это время оказались на платформе и видели, как О-Токи и Саяма садились в экспресс.

Михара подумал, что их показания чрезвычайно важны. «О-Токи и ее спутник держались, как близкие люди. Оживленно болтая, они подошли к нужному вагону и сели в экспресс» — это наблюдение было единственным доказательством близости мужчины и женщины, а следовательно, и единственным подтверждением версии о самоубийстве влюбленных по сговору. Во всяком случае, никаких других фактов, свидетельствующих об интимных отношениях покойных, не было. Правда, удалось выяснить, что и Саяма, и О-Токи имели с кем-то любовную связь, но с кем — неизвестно.

«Надо же было этим троим именно в это время случайно оказаться именно на платформе у тринадцатого пути…» — подумал Михара. И тут же новая мысль, как молния, блеснула в его мозгу. Случайно? А случайность ли это?… С другой стороны, если начнешь сомневаться во всех случайностях, конца этому не будет. Однако четыре минуты… Слишком мало времени для случайности.

Михара припомнил очевидцев. Две официантки ресторана «Коюки» и их клиент. Этот клиент ехал в Камакура, официантки его провожали. С платформы тринадцатого пути они все трое увидели Саяма и О-Токи, садившихся в «Асакадзэ». Это рассказала Михара одна из официанток, Яэко, перед его командировкой на Кюсю. Тогда он выслушал ее без особого интереса. А теперь решил, что, пожалуй, стоит расспросить ее еще раз, поподробнее.

Михара пришел в «Коюки» довольно рано — ведь в ресторанах утро начинается поздно. Яэко занималась уборкой и вышла к нему в момпэ[6].

— Простите, я в таком виде… — девушка слегка покраснела.

— Это вы простите, что я вас беспокою, — Михара приветливо улыбнулся, — но в прошлый раз вы нам помогли, и я хотел бы вернуться к тому разговору. Ну, помните, вы рассказывали, как с подругой провожали вашего клиента на Токийском вокзале и видели Саяма и О-Токи?

— Да, да, — Яэко кивнула.

— Кажется, тогда я забыл спросить имя этого клиента.

Яэко быстро взглянула на Михара.

— Да вы не беспокойтесь. Я не доставлю никаких хлопот этому человеку. Так, для порядка хотел бы знать, — поспешил Михара успокоить официантку. Он понимал ее тревогу: для ресторана постоянный клиент — ценная персона.

— Его зовут господин Тацуо Ясуда, — сказала девушка, слегка понизив голос.

— Так, Тацуо Ясуда. А чем он занимается?

— Не знаю точно. Слышала, что он торгует фабричным оборудованием. В районе Нихонбаси. Кажется, у него довольно крупное дело.

— Так-так. Он, кажется, старый клиент вашего ресторана?

— Да, он ходит к нам, пожалуй, уже года три-четыре. Раньше его всегда обслуживала О-Токи-сан, он считался ее клиентом.

— Значит, он хорошо знал О-Токи-сан… Кстати, кто первым заметил ее на платформе?

— Господин Ясуда. Он и показал ее нам.

— Да… — Михара на секунду замолчал, задумавшись.

Потом снова улыбнулся и продолжал:

— Значит, вы и Томи-тян провожали его на вокзал. И что же, вам внезапно пришла в голову эта мысль — проводить его?

— Да. Он угощал нас обедом в ресторане «Кок-д’ор», на Гиндза. Ну, и вдруг мы решили.

— В ресторане «Кок-д’ор»? Он пригласил вас туда заранее?

— Да, накануне вечером Ясуда-сан был в «Коюки» и пригласил нас на завтра, в половине четвертого.

— Так, в половине четвертого. Пообедали, а потом что?

— Когда обед уже кончился, Ясуда-сан сказал, что собирается в Камакура, и попросил нас проводить его. Ну, и мы с Томи-тян пошли.

— Примерно в котором часу это было?

— В котором часу… — Яэко задумалась. — Ах да, я спросила его, когда электричка, и он сказал: «Хочу успеть на 18.12, сейчас тридцать пять минут шестого, мы успеем, если поедем сию минуту…» Да-да, так оно и было, я очень хорошо помню.

Перед глазами Михара всплыла схема, которую он вчера начертил. Электричка, отбывающая в 18.12, подается на тринадцатый путь в 18.01. Значит, если Ясуда увидел с этой платформы «Асакадзэ», они прибыли на вокзал немного раньше. Это серьезный момент.

— Когда вы пришли на платформу, электрички еще не было?

— Не было, — не задумываясь, ответила Яэко.

— Наверное, пришли туда часов около шести… — словно про себя пробормотал Михара.

— Да, — подхватила Яэко, — часы на платформе показывали без нескольких минут шесть.

— Какая у вас хорошая память! — Михара широко улыбнулся.

— Я потому это запомнила, что Ясуда-сан все время смотрел на часы, боялся опоздать на. электричку в 18.12.

Михара насторожился.

— Говорите, смотрел все время на часы?

— Да, еще в «Кок-д’ор».

Михара поблагодарил Яэко и ушел. В автобусе он все время думал: почему Ясуда волновался и смотрел на часы? Может быть, просто хотел успеть на электричку? А может быть, что-то другое заставило его спешить? Спешил, чтобы не пропустить эти четыре минуты? Чтобы увидеть «Асакадзэ», надо прийти на ту платформу именно в это время, не раньше и не позже. Если прийти раньше, на тринадцатом пути стоит электричка, которая отправляется в 17.57. Ясуда пришлось бы на нее сесть. А если прийти позже, в 18.01 подают следующую электричку, и ничего не увидишь. Не потому ли Ясуда так часто поглядывал на часы, что стремился не пропустить эти самые четыре минуты?

А может быть, он, Михара, все это сам придумал? Вбил себе в голову и теперь старается подтасовать факты? Но чем больше он размышлял, тем сильнее становилось подозрение. Ведь если догадки Михара правильны, очень легко объяснить поведение Ясуда. Он хотел показать Яэко и Томико, как Саяма с О-Токи садятся в экспресс «Асакадзэ». Иными словами, «создавал» очевидцев.

Сердце Михара забилось. Надо встретиться с Ясуда.

И вот он в светлой приемной конторы Ясуда. В окна льются потоки послеполуденного солнца. Михара передает через секретаря свою визитную карточку. Дверь открывается, Ясуда выходит к посетителю; улыбаясь холодно и высокомерно, предлагает ему сесть.

Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 345; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!