Историческое формирование принципа равенства



Принцип равенства людей, как и свобода, воспринимается в качестве необходимого атрибута современного общества и государства. Однако на протяжении многих веков общественная жизнь строилась на противоположных началах. Неравенство представлялось естественным и благотворным. Его воплощение – сословно-кастовый строй или деление людей по имущественному признаку.

Древние и средневековые государства и философы (яркий пример – Платон) подменили естественное неравенство физических, умственных и духовных способностей людей неравенством статуса, определяемым происхождением или фиксированной принадлежностью к определенной группе. Государство стояло на страже общественного неравенства. В то же время оно стремилось и к определенному уравниванию всех подданных в плане признания верховной власти и исполнения налагаемых ею обязанностей. Эти свойства государства проявлялись особенно ярко в его деспотических формах, а также в ходе борьбы за централизацию. Шан Ян (IV в. до н.э.), основатель китайской школы легизма, представляющей собой идейное обоснование восточной (да и всякой иной) деспотии, полагал, что ради укрепления власти нужно лишить аристократию привилегий. Его последователи настаивали на разрушении общинных и семейных традиций, чтобы надежнее привязать всех людей к государству, противопоставить общественным связям и традициям всемогущее государство, признающее только деление на правителей и подданных.

Г.Д. Гурвич полагал, что идея равенства нашла «впервые свое выражение в политике уравнения в правах проводимой абсолютной монархией в борьбе против феодальных устоев»346. Это справедливо лишь применительно к некоторым аспектам равенства. Но столь узкое понимание этого принципа сохранилось до XVIII в. Кант говорил о «равенстве каждого члена общества с каждым другим как подданного». «Всякий, кто находится под законом, – поясняет он, – есть в государстве подданный, стало быть, подчинен принудительному праву наравне со всеми остальными членами общности, за исключением только одного (физического или морального лица) – главы государства, который один только и может осуществлять всякое правовое принуждение»347. Равенство в подчинении закону не означает равной правоспособности. Оно «хорошо уживается с величайшим неравенством… физическим или духовным превосходством и правами вообще (а их может быть много) по отношения к другим»348.

Современное понимание равенства имеет иное происхождение. Оно возникло не из обязанностей по отношению к государству, а из прав человека и предполагает равенство между людьми. Оно вытекает из признания единой, общей для всех природы человека.

Эти идеи, шедшие вразрез с традицией и разделявшиеся первоначально лишь меньшинством, очень медленно пробивали себе дорогу. Первым движением и течением мысли, бросившим в определенном смысле вызов сословным привилегиям, был, вероятно, буддизм. Будда отверг божественное происхождение четырех индийских варн и приписал его общественному разделению труда. Больше того, он провозгласил, что любой человек, к какой бы варне он ни принадлежал, если он покончил в монашестве со всем моральным злом и достиг совершенного знания, становится высшим человеком по добродетели (согласно брахманистско-индуистской традиции, шудры не в состоянии постигнуть веды). Тем самым буддизм выдвинул принцип эгалитаризма, хотя и ограничил его исключительно духовной сферой, не посягая на всю совокупность социальных отношений.

У Аристотеля идея справедливости связывается с равенством, хотя и не всегда в абсолютном значении этого слова. Наряду с равенством полным, буквальным, он говорил и о равенстве по достоинству. Стоики пошли дальше. Они не признавали противопоставления греков и варваров, утверждали, что все люди равны, отрицали рабство. Эстафету приняло христианство. «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3, 28). И здесь, как в буддизме, равенство ограничивается духовной сферой. Перед Богом все равны, но это не значит, что в мирской жизни не следует признавать различий между рабом и свободным.

В эпоху буржуазных революций, требование равенства было распространено на общественные отношения и вызвало широкий резонанс. В Англии XVII в. левое направление называли «левеллерами», т.е. уравнителями. Один из идеологов левеллеров, Р. Овертон в памфлете «Стрела против всех тиранов» (1646) писал, что все люди созданы Богом при посредстве природы свободными и равными349. Не следует понимать эти слова в абсолютном или современном смысле. Историческая ситуация придавала им, как и многим другим лозунгам, ограниченное содержание.

Поскольку для феодального общества были характерны сословные привилегии, идея равенства, служившая программой и знаменем революций, означала, прежде всего юридическое равенство. «Декларация независимости США» не уточняет этого положения, хотя и исходит из него. Она ограничивается признанием в качестве одной из «очевидных истин» того, что «все люди сотворены равными и все они одарены своим создателем некоторыми неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью». Французская Декларация прав человека и гражданина точнее: «Люди рождаютсяиостаются свободнымииравнымивправах (подчеркнуто мною – О.М.). Общественные отличия могут основываться лишь на соображениях общей пользы». Конституция 1791 г. развивает эту мысль, устанавливая, что «нет более ни дворянства, ни пэрства, ни наследственных, ни сословных отличий, ни феодального порядка, ни вотчинной юстиции…».

Л. Дюги, анализируя в «Конституционном праве» смысл принципа равенства в законодательных актах французской революции, приходит к выводу, что первоначально равенство в правах не предполагало даже полного юридического равноправия в политической сфере. «Прежде всего, объявляя, что люди рождаются и остаются свободными и равными в правах, никогда в 1789 г. не думали утверждать принцип политического равенства, т.е. равного участия всех в публичной власти, – писал он, – хотели особенно подтвердить лишь то, что личность и собственность всех граждан должны быть охраняемы законом одинаковым образом и с одинаковой силой, а не то, будто все граждане имеют одинаковые социальные прерогативы…»350. В качестве аргумента Л. Дюги приводит различие между активными и пассивными гражданами, зафиксированное в Конституции 1791 г. Провозгласив всех французов гражданами, этот документ делит их на активных и пассивных и определяет условия, необходимые для признания активным гражданином351. Эти условия включают не только возраст и место жительства в течение установленного законом времени, но и некоторые ограничения социально-экономического порядка. Активный гражданин должен уплачивать прямой налог в размере не менее стоимости трех рабочих дней и не должен находиться в услужении. Первичные собрания граждан избирали выборщиков, к которым предъявлялись более высокие имущественные требования.

Лишь якобинская Конституция 1793 г., которая фактически не применялась, предоставила каждому гражданину право избирать и участвовать в законодательном референдуме. «В Конституции IIIгода, – пишет Дюги, – Конвент возвращается к системе 1791 г.»352. Спустя почти полвека прямое, всеобщее и равное избирательное право было введено во Франции Декретом Временного правительства от 5 мая 1848 г. и подтверждено Конституцией того же года.

Однако даже якобинская конституция не была полностью последовательна в утверждении равенства всех перед законом. Она, как и все последующие законодательные акты, и не только во Франции, но и в других странах вплоть до XX в., не предоставляла избирательного права женщинам. Эту дискриминацию не нужно было фиксировать в текстах законов, она вытекала из традиции и считалась нормальной. Х. Перельман, известный бельгийский теоретик права, исследовавший проблему равенства и справедливости, приводит характерное решение Кассационного Суда Бельгии от 1889 г., отказавшего гражданке Бельгии, доктору права, соответствовавшей всем требованиям, предъявлявшимся к лицам, занимающимся юридической профессией, во вступлении в адвокатскую корпорацию. Истица мотивировала свои притязания тем, что закон не запрещает женщинам заниматься адвокатской практикой, Суд обосновал решение следующим образом: «Если законодатель не исключил женщин из адвокатуры, то это только потому, что он рассматривал как аксиому, слишком очевидную, чтобы ее нужно было провозглашать, что юридическая служба резервирована за мужчинами»353.

Не нужно доказывать, что равенство людей, провозглашенное Декларацией независимости США, имело столь же ограниченный, даже в формально-юридическом смысле, характер. Длительное время этот лозунг уживался с рабством, неравноправием женщин, цензовым избирательным правом.

Последовала целая эпоха расширения сферы равенства и придания ему реального содержания. Она вписывается в контекст борьбы за утверждение демократии и прав человека. От революционных требований XVII–XVIII вв. до Всеобщей декларации прав человека 1948 г. и Международных пактов о правах 1966 г. пройден огромный путь. Под знаменем равенства вводилась всеобщее избирательное право, признавалась и расширялась политическая и социальная активность женщин, защищались законные интересы этнических, религиозных и других меньшинств.

В большинстве современных государств сохраняется немало проявлений неравенства и привилегий. Но сдвиги, происходившие в общественном сознании в последние два века, постепенно приводят к тому, что, по удачному выражению Х. Перельмана, «равенство не нуждается в оправдании, потому что оно считается справедливым, а неравенство, наоборот, если оно не обосновано, представляется произвольным и, следовательно, несправедливым»354.


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 2760; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!