Феноменология инициального переживания в практике понимания Себя 1 страница
В предыдущих размышлениях мы рассмотрели практику понимания в контексте возвышения человека к некой целостности и ввели позицию трансцендентного наблюдателя, для которого доступно осмысление самой этой целостности. Если пользоваться введенным различением двух рефлексивных позиций, то мы (в нашем тексте) пытались осмыслить практику понимания изнутри, как если бы она разворачивалась из Эго-позиции (в принципе с нее практика и начинается). Мы, конечно, полагали (и утверждали), что в процессе осмысления человеком себя он себя и переживает и что те интерпретационные формы, которыми он себя понимает, выступают формами для переживания, но не просто объяснениями и что само переживание (происходящее в практике и ею производящееся!) не случайным образом трансформирует самосознание человека, его «себя», выражая некую сакральную законосообразную динамику жизни сознания. Но мы оставались на позиции «изнутри», то есть пытались обозначить ключевые моменты, отталкиваясь от которых возможно производить амплификацию самосознания клиента, но не реконструировали происходящее с самой личностью, так сказать сам закон ее жизни (смысл инициального переживания), осмысление которого, как мы отмечали, позволяет отделить смысл жизни личности, Предназначение, Логос от самосознания его осуществляющего. Мы ничего не говорили о том «что» представляет собой этот закон и, соответственно, в какой форме он может быть помыслен. Сейчас можно сказать, что для осознания этого закона необходима трансцендентная позиция, позволяющая осмыслить его как драму жизни сознания. Термин «драма» в данном случае неслучайный (например, М.К. Мамардашвили [74] в этой связи говорит о драме бытия, которую на себе производит человек, если, конечно, он живой и вообще Человек) и выступает той рефлексивной конструкцией, которая позволяет осмыслить личность (закон ее жизни) с позиции трансцендентного наблюдателя (Другого сознания), знающего что происходит с личностью и в этом плане имеющего завершенный «образ» проекта себя, что для Ж.П. Сартра было невозможно, а для К.Г. Юнга – жизненно необходимо (для того, чтобы произошло перерождение (или рождение) человека как личности).
|
|
|
Подчеркнем в этой связи принципиальный для нас момент. Те понимания, которые человек осуществляет в пространстве-времени текста, конституируемого в диалоге с психологом, первоначально выступают как смыслы жизненной ситуации, которую он и переживает, и в связи с которой, он пришел к психологу. Но по мере работы со смыслами, происходит изменение позиции и человек начинает видеть в происходящем с ним некую его собственную личностную динамику в некотором смысле даже независимую от того, что происходит в его жизненной ситуации (а частенько и мистическим образом ее определяющая или точнее синхронирующая с ней, что поначалу пугает человека). И если сначала практики понимания источник активности «находится» на Эго-полюсе и человек думает, что это он что-то создает в себе, понимая происходящее в его жизненном мире, то в ее процессе происходит обращение, и человек приходит к пониманию, что этот что-то или кто-то (Другой себя), которого он создавал в своем воображении, на самом деле создает самого человека, как бы изнутри прорастая в нем, становясь его жизненным или динамическим центром. Другими словами сама практика понимания себя, разворачивающаяся в психотерапевтическом диалоге, порождает особую позицию и соответственно форму самосознания, в которой человек рассматривает себя как Себя, то есть как трансцендентную духовную сущность, Самость, выступающую динамическим центром жизни сознания. Инициальное же переживание и выступает переживанием, производящимся самой практикой, и выражающееся текстом, помещающим человека в трансцендентную позицию, позволяющей ему быть как бы над собой, а, следовательно, понимать, что с ним происходит и выражать свой «внутренний закон», определяющий субъективную динамику жизни сознания.
|
|
|
Более того, в этой позиции обнаруживается не столько то, что происходит или происходило в натуральной жизни (хотя конечно материалом служит именно натурально испытываемое), сколько конституируется событие жизни сознания, то есть опыт, который происходит в Другом мире (так как в этом, естественном мире он невозможен) или где-то в глубинах жизни сознания, в результате чего выстраивается история личности (и в этом смысле будущее, так как с одной стороны человек строит то, чего еще нет, а с другой сама история предполагает рассмотрение чего-то как уже произошедшего) в форме мифа (живого!), производящего саму личность как феномен сознания, то есть как духовную сущность, в качестве которой человек себя изображает и которую он этим изображением в себе производит. Изображая и переживая, то есть, творя такой миф, человек и основывает себя как Себя, устанавливая смысловые основания своей жизни. В то же время можно сказать, что не человек творит миф или понимающий текст, но сам текст лепит из человека личность, незримым образом в нем прорастая.
|
|
|
В некотором смысле практика понимания смысла жизни – это историзация (рефлексия происхождения, конституирующая само происходящее и происходившее) человека как личности. Но это происхождение не того, что было вчера или «там и тогда» (в автобиографии (З.Фрейд) или истории человечества (К.Г. Юнг)), но происхождение, которое производится здесь (в настоящем «историческом» времени), опосредованно практикой понимания себя как Другого и текстом, конституируемым этой практикой. Сама история (и человек как личность) здесь оказывается феноменом сознания, осмысливающим собственное происхождение в форме переживания некой феноменальной драмы, «спектакля», но саму ее не знающий и узнающий ее лишь по мере того, как реализует требуемое действо в опыте сознания. Сам этот опыт относится не к тому, что произошло в мире и представлено как произошедший факт, но как событие жизни сознания, которое еще нужно осмыслить как произошедшее где-то в его глубинах (которые и рассматриваются как сакральные, божественные, эзотерические, мистические и т.д.), но еще не понятое. Доводя мысль до предела можно сказать, что это событие – рождение личности, которое для его свершения необходимо произвести на себе в опыте трансформации формы самосознания. Может быть, мы сейчас выскажем уж очень фантастическую мысль, но в некотором смысле сама личность человека или человек как личность (как сознающее Себя бытие) рождается в практике понимания себя как Себя и вне нее не существует. Мы, конечно же, не хотим сказать, что наша практика – это та единственная практика, в которой это происходит. На самом деле наше теоретическое осмысление направлено на выделение некоего ядра духовной практики (по аналогии с тем, что сделал С. Хоружий), которое можно обнаружить в религии, мифологии, искусстве (и вообще в творчестве воображения). Особенность же нашей практики состоит лишь в том, что осмысливается она в контексте самосознания современной психологии личности и ее прикладных возможностей, то есть психотерапии.
|
|
|
Итак, с позиции трансцендентного наблюдателя событие жизни сознания (или человека как личности) – это драма. Основой же любой драмы (и как текста, и как действа, конституируемого в пространстве-времени этого текста), особенно, как отмечает А.М. Пятигорский [94], если мы говорим о «романе самосознания» (то есть тексте, которым человек производит опыт сампонимания и самовыражения), является страдание, с которым (правда, наивно осмысливаемым), как мы отмечали выше, человек и приходит к психологу. Базовый смысл страдания в драме – невозможность героя его избежать. В этом плане уже по самой своей сути драма обрекает своего героя на страдание, связанное с невозможностью (вследствие отсутствия, потери или проклятия) с его стороны естественным образом реализовать ту или иную сторону жизни, а в пределе вообще жизнь в себе – Себя. То есть драма в своей основе предполагает изначальную неполноценность героя или его жизни, которую он на себе и собой переживает, проходя через страдание. Сам путь, который при этом герой вынужден пройти, и делает из него того, кем он «должен» стать по своему предназначению, реализовывая его. То есть он должен стать личностью, которой он в возможности (но не по факту) и является. Его неполноценность, которая и доставляет страдание (причем ценностью здесь обладает само страдание, переживаемое человеком, а не недостаточность, якобы выступающая его причиной («якобы», так как причиной является сама жизнь сознания, для которой имеющаяся форма оказывается недостаточной и которая в своей спонтанной динамике эту форму разрушает)), является необходимым условием для того, чтобы появилась возможность поиска пути. Она делает невозможным естественную реализацию жизни и требует компенсации этой невозможности на иных уровнях и формах сознания, приобщение к которым требует символа и понимающего текста. К.Г. Юнг следующим образом выражает эту мысль: «Символический процесс – это переживание в образе и образа. Его дальнейшее движение обнаруживает, как правило, нелинейную структуру как текст… он представляет собой ритм отрицания и утверждения, утраты и приобретения, света и тьмы. Его начало почти всегда характеризуется тупиком или другой невозможной ситуацией; выражаясь обобщенно, его цель – просветление и более высокая сознательность, преодолевающая исходную ситуацию на более высоком уровне» [137, с. 288].
В этом контексте, если рассмотреть драму как текст сознания или как «роман самосознания» (А.М. Пятигорский), то она обнаружит черты мифологического текста, воспринимая который человек переживает себя. Собственно сама драма, как текст, представляет собой форму сознания посредством которой его читатель и тем более автор, переживает и освобождается от страдания, объективируя себя в герое драмы, который таким образом выступает в качестве Другого себя. А.М. Пятигорский [94] в этой связи отмечал, что метафизический смысл страдания заключается в том, что оно может быть пережито и преодолено не натурально, но через Другого себя в пространстве-времени текста. Причем это переживание через Другого себя равноценно натуральному переживанию. То есть оно выступает неким его эквивалентом, замещающим натуральное, а не, например, разделяющим страдание с ним и этим его облегчающее. Поэтому выше мы и утверждали, что человек не может натурально трансформировать себя и избавиться от страдания, но только опосредованно текстом, в котором он выступает Другим себя и через осмысление и сопереживание происходящего с ним изменяет себя сообразно тому, что происходит с Другим себя и таким образом избавляется от страдания. Сейчас мы можем сказать, что действо этого текста, определяющего происходящее с Другим себя, может быть осмыслено как драма, которую человек должен на себе (то есть в опыте сознания) пережить. И лишь пережив ее, он обретает Себя. В этом контексте К.Г. Юнг отмечал, что развитие личности лежит через страдание, а Б.С. Братусь, что «жизнь человека трагедия, если конечно это стоящий человек». Именно из-за драматичности жизни личности или события жизни сознания человек предпочитает избегать этой жизни, спасаясь, как говорит К.Г. Юнг [141], конвенциями. Поэтому же в психоанализе драма личности была осмыслена как внутриличностный конфликт, от которого, собственно психоанализ и отталкивается в осмыслении природы неврозов.
В контексте наших предыдущих размышлений понятно, что этот конфликт в своей содержательной определенности не существует вне процедуры интерпретации, которая и определяет проблемную ситуацию (то есть ситуацию страдания) клиента как конфликтную. То есть в практике понимания себя человек осмысляет себя (через Другого себя) как внутренне противоречивую целостность, как носителя некоего конфликта (противоречия), который и причиняет ему страдание. Можно сказать, что страдание в пространстве-времени текста опредмечивается, выражается как внутриличностный конфликт, который и порождается и снимается в сюжете драмы. Собственно З.Фрейд видел в качестве составляющих этого конфликта с одной стороны идеал Себя (Супер-Эго, в пределе культуру), а с другой низменные инстинктивные тенденции (естественное) или сознательные установки и динамические тенденции бессознательного, а К.Г. Юнг изначальную двойственность природы человека (наличие в нем и светлой и темной стороны, первую из которых он, также как и З.Фрейд, отождествлял с сознанием, а вторую с бессознательным). Оба автора говорили о соотношении сознания и бессознательного с той разницей, что З.Фрейд рассматривал их отношения как антагонистические, противопоставляя друг другу, а К.Г. Юнг как компенсаторные, дополняющие друг друга. Но в обоих случаях выделялась некая ведущая сторона, с которой человек себя и идентифицировал (установка сознания) и некая другая сторона (бессознательное), которую он отрицал, но которой ему для полноценной жизни не хватало, что делало личность неполноценной или недостаточной (Ж.П. Сартр) и поэтому страдающей. В контексте психотехнического смысла драмы, недостаточность нужна, чтобы денатурализировать страдание, то есть ввести конструкт, который позволяет объективировать само страдание как недостаточность и таким образом обратиться к Себе как возможной целостности. Подчеркнем еще раз, что в этом контексте первичной реальностью является именно страдание, которое вторично может быть объективировано как недостаточность и этим подготовлено для его переживания на ином (феноменологическом) уровне сознания.
В этом контексте, как мы отметили, К.Г. Юнг и вводит принцип компенсации, который предполагает, что недостаточность, характерная для одного уровня сознания или для наличной объектно-ситуативной формы самосознания (у К.Г. Юнга сознания вообще), может быть компенсирована на Другом, феноменально-субъективном уровне сознания (у К.Г. Юнга в бессознательном, но только в случае, если человек производит понимание себя!): «Бессознательная компенсация невротического состояния сознания содержит все те элементы, которые могли бы действенным и исцеляющим образом корректировать односторонность сознания, если бы они были осознанны, то есть поняты, и в качестве реальностей интегрированы в сознание» [144, с. 116]. М.К. Мамардашвили и А.М. Пятигорский, осмысляя специфику романа самосознания, также отмечали, что его главный герой наделяется некой недостаточностью автора, который в свою очередь через героя пытается преодолеть собственную недостаточность: «Здесь полная невозможность автора, Пруста, просто жить, была объективирована для его героя Свана, живя, написать роман. Хемингуэй мог написать «Фиесту», только вытеснив свою невозможность писать роман самосознания (у него – единственный) за счет его объективирования в невозможности для его героя Майка жить с женщиной… Его современник Михаил Булгаков в «Театральном романе» объективировал невозможность написания им романа вообще в невозможности для своего героя выпустить свой роман в свет, а потом поставить его как пьесу» [94, с. 408]. В нашем контексте это означает, что недостаточность существующей формы самосознания может быть реконструирована и трансформирована в пространстве-времени текста, в котором человек представлен себе в качестве Другого себя. Здесь мы опять сталкиваемся с обозначенным выше принципом, что трансформация самосознания возможна только опосредованно понимающим текстом, разворачивающим смысловое пространство символа.
Спецификация этого принципа в контексте принципа компенсации гласит, что трансформация недостаточности формы самосознания через Другого себя имеет компенсаторный характер, то есть разворачивается в формах, которые преодолевают недостаточность наличных, то есть несут в себе то недостающее, чего не хватает для полноценного осуществления жизни сознания. В этом смысле Другой себя (который в свою очередь может быть представлен в качестве различных персонажей) наделяется с одной стороны некой «своей» недостаточностью, которая ему не позволяет осуществить его жизнь (в сюжете текста) и некой другой стороной, которую он обнаруживает (объективирует) опять же в сюжете текста, и благодаря которой недостаточная сторона достраивается до целостности. В понимающем тексте, конституируемом в процессе психотерапии, недостаточным оказывается желаемая и культивируемая человеком форма самосознания, а компенсирующей или недостающей стороной, обесцениваемая и отвергаемая (а может быть просто искаженно понимаемая) форма самосознания, проецирующаяся на тот или иной предмет жизненного мира, то есть являющаяся бессознательной. В этой связи К.Г. Юнг подчеркивал, что «ценность есть некоторая возможность, посредством которой энергия может получить развитие. Но поскольку отрицательная ценность точно так же есть некоторая возможность, посредством которой энергия может получить развитие… то она, по сути дела, тоже есть некоторая ценность, но такая, которая опосредует бесполезные и вредные манифестации энергии. Дело в том, что энергия сама по себе не есть ни добро, ни зло, она ни полезна ни вредна, но индифферентна, так как все зависит от формы, в которую входит энергия. Форма придает энергии качество» [144, с. 52]. Собственно именно такое обращение самосознания в пространстве-времени понимающего текста, когда культивируемая и ведущая форма самосознания рассматривается (объективируется) как недостаточная, а отвергаемая как недостающее, порождает конфликт человека с самим собой, являющийся первичным условием переживания себя.
Проводя параллели с психотерапией, важно подчеркнуть, что сама неполноценность или недостаточность, лежащая в основе страдания, не является чем-то, на что можно «указать пальцем», так как она суть недостаточность самого сознания, а не предмета им рассматриваемого. Поэтому натурально она может лишь испытываться в отрицательных состояниях (например, депрессия, тревога), а для понимания предполагает феноменологическую, а не наивную рефлексию, то есть объективации (А.М. Пятигорский) в пространстве-времени текста, выступая, таким образом, всегда как объективированная в Другом себя недостаточность. В этом плане она является символической, а не натуральной недостаточностью. Более того, если даже человек определяет причину своих страданий, обозначая тот или иной предмет жизненного мира, то нам нужно помнить, что это не сам источник, каковым является жизнь сознания и Сам человек, но натурализированная превращенная форма или говоря языком психоанализа, проекция, которую необходимо объективировать для того, чтобы увидеть за ней некую отрицаемую сторону самого человека (Себя): «… очень важная часть психотерапевтической работы состоит в том, чтобы перевести в сознание и уничтожить те проекции, которые фальсифицируют взгляд человека на мир и препятствуют его самопознанию» [148, с. 465]. Обратим внимание, что как реализуемая установка сознания или наличная форма самосознания, так и отрицаемая сторона не являются натурально воспринимаемыми, но конституируются в интерпретации в пространстве-времени текста, в котором человек для себя предстает как противоречивая, а сначала, конфликтная целостность. Поэтому драма жизни сознания предполагает, что производится она человеком на себе самом и осмысливается (опять же текстом) как конфликт с самим собой, а не с миром. Собственно в этом и заключается практика работы с проекциями и вообще первый этап практики понимания Себя: обнаружить (извлечь через процедуру интерпретации символа) отрицаемое отношение, опредмеченное на предмете жизненного мира и рассмотреть его как отрицаемую сторону личности самого человека (толкование на уровне субъекта), которая в аналитической практике К.Г. Юнга и получила название Тень.
С этого и начинается практика понимания себя или драма личности с точки зрения К.Г. Юнга – с осознания своей Тени, то есть с извлечения отрицаемых смыслов реализующихся через предметы жизненного мира и рассмотрение их как составляющих личности, противоположных существующим формам самосознания: «Известно, что лечение аналитическим методом приводит к осознанию «тени», поэтому оно порождает расщепление психической субстанции и напряженность между полюсами, что в свою очередь требует компенсации через достижение единства. Последнее осуществляется с помощью символов» [134, с. 343]. В свою очередь «С точки зрения односторонней установки сознания, Тень есть не имеющий ценности и поэтому вытесненный сильным противодействием момент личности. Но чтобы возникло напряженное соотношение противоположностей, без которого невозможно дальнейшее движение, для этого то, что вытеснено, должно быть осознанно. Лишь от противоположностей зажигается жизнь» [144, с. 59]. И далее: «Однако где нет создаваемого противоположностями напряжения, там нет энергии; поэтому должна быть найдена противоположная установка сознания» [144, с. 59]. В результате такой операции конституируется конфликт в самосознании человека, который и выступает основой личностной драмы, которую на себе человек должен произвести.
Причем, сюжет самой драмы человеку неизвестен, он не знает, что он «герой» и сначала переживает ее натурально, то есть как жизненную ситуацию и лишь по мере практики понимания, как мы уже отмечали, он начинает осознавать драму как драму, в которой происходит его личность или событие жизни сознания, в связи с чем, производит эту драму на себе. В результате такого осмысления человек признает ценность этой драмы, хотя она и порождает страдание, но это уже не просто натуральное страдание, но осмысленное. Как в этой связи отмечает В. Франкл, высший уровень развития самосознания человека или уровень осмысленности жизни – это уровень, где он понимает (и принимает) смысл страдания. В.П. Зинченко в этой связи, вслед за М.Я. Гафтером, размышляя о смысле драмы, отмечает: «смысл в осознании трагедии, во внесении ее в себя» [45, с. 37]. Осознавая свое страдание как драму жизни, человек, таким образом, его не избегает, проецируя на предметы жизненного мира, а денатурализирует и переживает на более высоком (феноменальном) уровне сознания, освобождая себя от страдания. Несмотря на всю драматичность закона, производящего событие жизни сознания, он является законом, производящим более полную и глубокую форму жизни: «Голос глубин – это голос более полной жизни, более полного и объемного сознания» [141, с. 391]. Таким образом, драма в отличие от просто страдания имеет свою внутреннюю смысловую динамику – динамику к более полной и цельной жизни, к некоему Себе, которым человеку предстоит стать.
Таким образом, мы обнаруживаем базовый принцип практики понимания смысла жизни, который вводит К.Г. Юнг: для того, чтобы была запущена личностная динамика, а точнее драма жизни сознания, которая и позволит осмыслить человеку себя как Себя, необходимо обнаружить в происходящем с Другим себя противоположные тенденции, одна из которых выступает как желаемая и соответствует существующей наличной форме самосознания, а другая как отрицаемая первой (то есть анти-желательная, но также испытываемая в жизненной ситуации) сторона, и объективировать их как стороны самого человека (Себя), конфликт между которыми и порождает внутренний раскол и страдание. Как подчеркивает К.Г. Юнг, «дело не в переходе в противоположность, а в сохранении прежних ценностей вместе с признанием их противоположности. Это означает конфликт и разлад с самим собой. Понятно, что люди боятся этого делать, как философски, так и морально; поэтому еще чаще, чем в переходе в противоположность, - они пытаются искать выход в судорожном отстаивании прежней позиции» [144, с. 82]. Как видно, принципиальным здесь является сознательное удерживание этого противоречия как противоречия себя с собой (то есть осмысление происходящего в жизненной ситуации, как производного от этого внутреннего конфликта, который от самой ситуации независим), исключая проекции на предметы жизненного мира или обесценивания любой из сторон. В результате предметом преобразования становится не ситуация, а сам человек (точнее наличная форма самосознания). Другими словами необходимо осмыслить саму жизненную ситуацию как внутренне противоречивую и объективировать эту противоречивость как внутриличностную (то есть осуществить превращение объективно-ситуативной формы существования конфликта в феноменально-субъективную), через осмысление Другого себя в качестве противоречивой целостности.
В этой связи К.Г. Юнг, критикуя теории З. Фрейда и А. Адлера, отмечает следующее: «Обе обсуждающиеся до сих пор теории имеют, как мы видели, то общее, что они беспощадно вскрывают все то, что в человеке принадлежит к темной стороне. Это теории или – лучше сказать – гипотезы, которые объясняют нам в чем состоит патогенный момент. В соответствие с этим они заняты не ценностями человека, а его отрицательными ценностями, которые проявляют себя в качестве расстройств» [144, с. 52]. Эта установка определяет в отрицательном качестве не столько содержание (текста), сколько самого человека, который стремится скрыть (здесь и нашлось место понятию «цензура») от всех и от себя свои патогенные желания, а в пределе свою патогенную сущность, которая и обнаруживает себя в содержании текста. Поэтому, например, З. Фрейд считал, что все люди невротики, и чтобы быть здоровыми, должны пройти психоанализ. Действия же аналитика являются действиями беспристрастного наблюдателя или дознавателя, который даже за самыми высокими устремлениями беспощадно вскрывает низменные склонности. Собственно понимание себя в этом случае заканчивается, когда клиент признал в себе эти низменные желания, а значит, конфликт помещался в пространство сознания, в связи с чем, появлялась возможность его переживания.
Признание наличия отрицаемых смыслов, конечно, позволяло направить эту динамику в новое русло (так как происходила феноменологическая редукция, делающая относительной культивируемую форму самосознания, так как человек обнаруживал в себе не только желаемое), что и вызывало терапевтический эффект, но как мы отмечали выше, это происходило далеко не всегда. И особенно, если проблема касалась собственно личности и проблемы смысла жизни (сознания), а не жизненной ситуации. Объяснение страдания патогенными желаниями, натурально существующими в бессознательном и детерминирующими переживания человека, не давало сделать шаг к личности и ее внутренней динамике, то есть шаг к самовыражению. Последнее же предполагает понимание того, что патогенность желаний есть результат искаженного понимания человеком себя (наличной формы самосознания), отрицающего возможность самотрансформации, и поэтому наделяющего как говорит К.Г. Юнг, темную сторону человека патогенностью. Для того же, чтобы осуществить переживание себя как личности, как Себя, необходимо не столько рассмотреть и увидеть в отрицаемом ценность, сколько ввести отрицаемое, чтобы рассмотреть его как ценность, то есть как недостающий компонент, необходимый для осуществления жизни сознания, которая и выступает источником страданий человека.
Похожей схемы соответствует принцип, который используется в экзистенциальной психотерапии. Он заключается в том, чтобы невротический симптом рассматривать не как причину, вызывающую отрицательные состояния и в этом смысле как «болезнь к смерти», но как косвенное выражение некой важной стороны человека, которая не находя реальное воплощение выражает себя в этом симптоме, то есть увидеть в нем «болезнь к жизни». По мнению А.А. Пузырея, это первый и фундаментальный шаг, который необходимо осуществить при работе с человеком, а В. Франкл ключевым в своей психотерапевтической работе считал формирование положительного отношения к неврозу. Положительное же отношение предполагает видение в нем возможности для движения, развития себя, а не приговора, накладывающего печать ограниченности. Установка на патогенность природы человека влечет за собой еще одно допущение относительно клиента и того, что он говорит: необходимо сомневаться в словах и чувствах клиента. Этому противостоит постулируемая в гуманистической психологии (К. Роджерс) установка на доверие и принятие человека. Дело не в том, что человек что-то скрывает, а в том, что он не видит, не понимает и, в конце концов, не принимает свой опыт. Поэтому психолог помогает ему увидеть иное, переосмыслить ситуацию, в результате чего прояснится та самая скрытая сторона, которая выступает как понимание иного себя и возможности более цельной и достаточной жизни, а не является патологическим фактором ее нарушающим. Поэтому фундаментальным для нас является понимание того, с чем психолог имеем дело: с болезнью, причины которой необходимо вскрыть или с развитием личности, которому нужно помочь состояться.
Собственно базовый смысл ситуации применения практики понимания заключается в том, что эмпирически человек, переживая страдание и отрицательные состояния, которые бы он не хотел испытывать, соотносит их с происходящим в мире, и пытается совладать с ними через преобразование мира посредством действий, которые направлены на избегание страдания и отрицательных состояний. Такая «стратегия» в результате усиливает и даже культивирует страдание, ведь у человека появляется смысл, пусть и отрицательный, через который выражаются жизненные интенции (притом, что никакой работы с собой делать не нужно), которым нет места в наличной форме самосознания. Человек не понимает, что они выражают динамику его сознания, сталкивающуюся с наличными формами самосознания и их разрушающую. Непонимание исходит из натурализации превращенных форм и поэтому он рассматривает отрицательные состояния, как враждебность мира, который разрушает его целостность (а на самом деле наличную и недостаточную форму самосознания). Получается так, что недостаточность помещается на полюс мира, а достаточность на полюс Эго. Поэтому конфликт с собой (а точнее трансформация формы жизни сознания) переживается во вне как конфликт с миром, что исключает возможность самотрансформации. Последняя же возможна, только если смысловая динамика, разворачивающаяся от противоположностей, извлекается из жизненной ситуации и помещается в феноменальное пространство сознания: «Теперь нам еще предстоит задача возведения на уровень субъекта тех отношений, которые сначала были осмысленны на уровне объекта. Для этой цели нам необходимо отделить их от объекта и понять в качестве символических изображений субъективных комплексов пациентки» [144, с. 95].
Дата добавления: 2016-01-05; просмотров: 17; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!