Мотивационные ошибки 5 страница
Примером может служить работа Б. Вайнера «Эмоциональные последствия каузальной атрибуции» [161, р. 185]. Вайнер обращает внимание на те отношения, которые существуют между тремя выделенными им «измерениями» причин, приписываемых человеком в ситуациях успеха и неудачи: локуса (внутренняя — внешняя), стабильности (стабильная — нестабильная) и контролируемости (контролируемая — неконтролируемая). Если в традиционном анализе способ использования этих измерений обычно описывается в «строго» когнитивных требованиях, то в действительности, по мнению Вайнера, следует обязательно учитывать и включенность в процесс некоторых основных эмоций. Так, например: сожаление включается при объяснении причин негативных последствий действия или события при условии невозможности его контролировать. Это прослеживается с очевидностью в эмпирическом исследовании относительно болезни. Страх фигурирует при атрибуции собственных негативных результатов или в ситуациях, когда эти результаты контролируемы не самим индивидом, а другими. При успешности же собственного результата при контроле со стороны другого индивид испытывает чувство благодарности. Естественно, что степень и страха и благодарности обусловлена и многими другими причинами, но тем не менее и то и другое чувство «участвует» в выборе соответствующего «измерения».
Чувства страха, сожаления и, возможно, самооценка возрастают, когда воспринимаемая причина представляется стабильной: так, сочувствие слепому от рождения проявляется более сильно, чем сочувствие человеку, временно потерявшему зрение [161, р. 190—191].
|
|
|
Чувство вины, конечно, дает о себе знать, когда неуспешное действие совершено при возможности личного контролирования его со стороны субъекта.
Гордость и позитивная самооценка стимулируют выбор соответствующего локуса в случае успешного действия индивида, так же как и приписывание контролируемости такому действию.
Опираясь на эти предварительные соображения, Вайнер приводит данные ряда эмпирических исследований и наблюдений и делает окончательный вывод, принципиально отличный от позиции Левенталя и других последователей первого подхода: «В итоге мое убеждение заключается в том, что когниции абсолютно типично предшествуют аффективным реакциям и определяют их» [161,Р.203].
Эту дискуссию вряд ли можно считать законченной, но несомненно, что она достаточно убедительно свидетельствует о том значительном внимании, которое уделяется проблеме соотношения эмоций и когниции в современных исследованиях. В конце концов спор о «первичности» или «вторичности» эмоций и когниции вряд ли является самым существенным вопросом в данной проблеме. Гораздо важнее обоснование того факта, что эмоциональный компонент — обязательный участник процесса социального познания и что сами эмоции истолковываются как формы знания, в не меньшей степени, чем сами когниции, обладающие значением.
|
|
|
Кроме принципиальных заявлений об актуальности проблемы, в последние годы обозначается и разработка некоторых специальных фрагментов ее содержания. К ним относятся: соотносительная роль и значение эмоций и оценивания в социальном познании, а также участие настроения в этом процессе.
Вопросу о роли оценивания в социальном познании посвящен ряд исследований С. Фиске. В них, в частности, выясняется место оценивания (оценки) при использовании когнитивных схем. На долю схем выпадает особенно много критических замечаний по поводу «излишнего» когнитивизма. Фиске приводит такой дополнительный материал, касающийся схем, который позволяет снять некоторые из замечаний.
Она вводит понятие «аффект, включенный схемой»[6], суть которого заключается в следующем [123]. Всякая схема характеризуется наличием аффективно-оценочного компонента, он хранится внутри нее. И как только возникает какой-либо объект, подходящий схеме, эта «дремлющая» оценка оживает и суждение, сформулированное относительно появившегося объекта, приобретает оценочный характер. Предположим, вы безумно боитесь зубного врача (в схеме «зубной врач» заложен аффективно-оценочный компонент). Встреченный вами человек вдруг по какому-то признаку напоминает зубного врача; этот простой сигнал включает дремлющую оценку и немедленно суждение, сформулированное о встреченном человеке, приобретает негативный и уничижительный характер. В данном случае «ярлык» схемы становится «аффективным ярлычком», чем-то средним от ассоциаций с нижними уровнями схемы (т.е. с какими-то ее признаками). Когнитивная схема как бы наполняется при этом оценочным содержанием.
|
|
|
Другой актуальной проблемой, разрабатываемой при анализе связи когниций и эмоций, является проблема настроения. Она занимает одно из ведущих мест в современных публикациях по психологии социального познания. Хотя на уровне здравого смысла ее значение очевидно (понятно, что люди не роботы и в реальной жизни познают окружающий мир, всегда находясь в каком-либо настроении), освоение ее в рамках научного исследования делает лишь первые шаги вместе с оживлением интереса к вопросу о роли эмоций в социальном познании. Основная идея подробно разрабатывается А. Айзеном, предложившим принцип «конгруэнтности настроения», суть которого заключается в следующем: человек, находящийся в хорошем настроении, более эффективно воспринимает, кодирует и воспроизводит позитивную информацию, чем негативную, а находящийся в плохом настроении отдает преимущество информации негативной [см. 130, р. 161]. Содержание этого принципа может быть хорошо объяснено при помощи схемы, изображающей наличие сети ассоциативных связей, возникающих вокруг состояний хорошего и плохого настроения (рис. 15).
|
|
|
Рис. 15. Ассоциативно-сетевая модель воздействия настроения на память и социальные суждения
На схеме показано, как хорошее настроение как бы продуцирует «соседство» с другими приятными вещами или явлениями (здоровьем, весельем, любовью, друзьями и др.), в то время как плохое настроение вплетено в сеть неприятных обстоятельств (болезни, смерти, ненависти, страха и др.). Как следствие такого рода включений настроения в некий контекст возникает или более оптимистичное суждение, или, напротив, суждение, включающее высокую степень риска, опасности и пр. Ассоциативные связи, возникающие в памяти, как бы облегчают направление размышления в сторону «конгруэнтности настроения». Особенно наглядно действие этого принципа проявляется в случаях патологии, когда, например, депрессия сопровождается возникновением пессимистических суждений, касающихся самых различных сторон социальной реальности, что может привести к асоциальному поведению.
Но и в более широком контексте влияние настроения на восприятие мира достаточно очевидно. В ряде исследований сравнивались суждения о реальных событиях счастливых и несчастных людей и было выявлено возникновение в последнем случае довольно стойкой пассивности, апатии, зачастую враждебности и пр. [см. подробно 69, с. 140].
Более детально роль настроения была выявлена на примере анализа фундаментальной ошибки атрибуции Дж. Форгасом. Возвращаясь к первым исследованиям атрибутивного процесса Ф. Хайдером, Форгас полагает, что атрибуция, трактованная как «холодный, логический и рациональный процесс, посредством которого люди бесстрастно открывают истину о диспозициях других» [126, р. 319], представляет собой далекий от жизни идеал логического вывода. В действительности реальный человек всегда включает в атрибутивный процесс эмоции, что ярче всего и проявляется в той роли, которую в познавательном процессе играет настроение. Опираясь все на тот же принцип «конгруэнтности настроения», Форгас вводит понятие «депрессогенный когнитивный стиль». Им обладает человек, который в случае своего неуспешного действия всегда винит себя, а в случае успеха не находит оснований приписать причину себе.
Объяснения, которые дает такой индивид различным событиям, позволяют сделать вывод об информационном влиянии настроения. Оно включается в сам процесс познания и имеет мотивационные последствия. Так, хорошее настроение «информирует» человека о том, что обстановка вокруг него благоприятна, и это способствует меньшему контролю за своими действиями, а значит, их большей креативности. Плохое настроение, напротив, «сигнализирует» об опасностях, что заставляет насторожиться, стать более бдительным и тем самым более скованным в суждениях.
Все это дает себя знать при анализе фундаментальной ошибки атрибуции. В экспериментах Форгаса было установлено, что счастливые люди (или просто находящиеся в хорошем настроении) склонны чаще совершать такую ошибку, т.е. приписывать причину деятелю, а не вникать в детали обстоятельств. Люди, обладающие плохим настроением, имеют склонность более тщательно анализировать внешние обстоятельства, что ведет к уменьшению величины фундаментальной ошибки атрибуции [126, р. 320; подробно см. 69,с.141].
Эти и другие многочисленные экспериментальные данные (например, о том, что настроение в меньшей степени влияет на процесс познания «простых» вещей и в большей степени при восприятии «нестандартных» ситуаций, сложных конфликтов и пр.) позволяют сделать вывод о безусловной включенности настроения в процесс социального познания, в построение образа социального мира. Оказываясь «за пределами когниций», эмоции не уступают в своем значении рациональным средствам познания. Некоторые из конкретных эмоциональных элементов познавательной ситуации исследованы особенно подробно. К ним, в частности, относятся социальные установки (аттитюды) и психологическая защита.
2.АТТИТЮДЫ
Исследование аттитюдов, или социальных установок, является одной из наиболее важных областей социальной психологии. И хотя об этой области не упоминается специально при характеристике непосредственных источников психологии социального познания, в действительности проблематика аттитюдов занимает одно из ведущих мест и в этой дисциплине. Более того, через анализ социальных установок в психологию социального познания вводятся две важнейшие проблемы, с которыми встретился «чисто» когнитивный подход: проблема включения эмоций и проблема связи познания и поведения.
Оба блока этих вопросов опираются на хорошо изученные характеристики аттитюдов — на их структуру и функции. Так, в структуре аттитюда обозначены, как известно, три компонента: когнитивный, аффективный и конативный (поведенческий). Эта трехкомпонентная структура аттитюдов помогает вычленить роль каждого компонента применительно к процессу социального познания.
Когнитивный компонент аттитюда (знание об объекте) связан с формированием стереотипа, конструкта, просто с отнесением объекта познания к некоторой категории. Аффективный компонент «ответствен» за формирование предубеждения к объекту или, напротив, его привлекательности. Конативный (поведенческий) компонент определяет способ включения поведения в процесс социального познания.
На основании так называемой «функциональной теории аттитюдов» (дающей описание функций аттитюдов) можно более детально проследить их роль в процессе социального познания. Выявлены и исследованы четыре основные функции аттитюдов: эгозащитная, самореализации, приспособительная и функция знания. Напомним кратко их содержание.
Эгозащитная функция позволяет субъекту противостоять негативной информации о себе самом или о значимых для него объектах, поддерживать высокую самооценку и защищаться от критики. Более того, благодаря эгозащитной функции субъект может обернуть эту критику против того лица, от которого она исходит. Если студент полагает, что он прекрасно знает какой-либо предмет, а преподаватель ставит ему на экзамене плохую отметку, эгозащитная функция позволяет сохранить о себе высокое мнение и обрушить весь критицизм на преподавателя. Эгозащитная функция не гарантирует точности самооценки (знания студента могут оказаться значительно более скромными, чем ему это представляется), но сохраняет индивиду веру в свои способности.
Функция самореализации иногда называется еще функцией выражения ценностей, что предполагает возможность для человека выразить свою «центральную» ценность как компонент образа — Я. Иными словами, эта функция помогает человеку определить, к какому типу личности он относится, что из себя представляет, к чему испытывает приязнь и к чему неприязнь. Это же определяет и его отношение к другим людям и социальным явлениям: в зависимости от значимых для меня ценностей я определенным образом отношусь к тому или иному политику, политической партии, социальному движению и т.п. Демонстрируя это отношение, человек представляет себя, свое собственное Я по отношению к происходящим событиям: критикует насилие, борется за гражданские права, требует защиты окружающей среды, выражает негодование против разгула преступности и пр.
Адаптивная, или приспособительная, функция, которую еще иногда называют утилитарной или инструментальной, помогает человеку достигать желаемых результатов и избегать нежелательных целей. Представления об этих целях и о способах их достижения обычно формируются в предшествующем опыте, и именно на его основе складывется аттитюд: если кто-то наблюдал в детстве, как высока популярность человека, показывающего высокие результаты в спорте, не исключено, что достижения в этой сфере будут оцениваться весьма положительно и занятия спортом для этого человека в будущем будут играть весьма утилитарную роль, например, для достижения популярности.
Функция знания служит ближе всего цели социального познания: она помогает человеку организовать свои представления об окружающем мире, интерпретировать возникающие в повседневной жизни события и явления. Знания опираются на то, в частности, что получено при помощи трех вышеописанных функций аттитюдов, поэтому «знания», доставляемые установкой, крайне субъективны. Этим определяется то обстоятельство, что «знания» разных людей об одних и тех же объектах весьма различны. Огромное количество реальных социальных проблем разрешается так сложно, в частности, из-за различного «знания», т.е. понимания их смысла отдельными людьми или социальными группами.
Все функции социальной установки, взятые в совокупности, так или иначе вторгаются в процесс социального познания и привносят в него как мотивационные, так и эмоциональные «наслоения». Аттитюды диктуют человеку ориентиры в окружающем его мире и способствуют тому, чтобы процесс познания этого мира осуществлялся более целенаправленно в целях лучшей адаптации к его условиям, оптимальной организации поведения и действий в нем. Поэтому они и обеспечивают не только связь между познанием и эмоциями, но и связь между познанием и поведением. Они «объясняют» человеку, чего «ожидать», а ожидания, как мы видели, — важный ориентир в получении информации. Поэтому на основании перечисленных функций аттитюдов можно более определенно показать, в каких звеньях процесса социального познания они особенно проявляют себя.
А) Активный поиск социальной информации. Ранее всего роль аттитюда в этом процессе была описана в теории когнитивного диссонанса. Один из фрагментов этой теории посвящен сравнению диссонанса и конфликта. Установлено, что конфликт возникает у человека перед принятием решения, а диссонанс — после принятия решения. Так, человек, размышляющий вечером накануне экзамена, что лучше — доучить необходимый материал или сходить в кино на интересный фильм, находится в конфликтной ситуации. Он вынужден взвешивать обе стороны альтернативы, в каждой из них обозначить как позитивную, так и негативную сторону и на основании более или менее объективного их сравнения принять решение. Когда оно принято, может наступить диссонанс: пошел в кино, а что же будет завтра с экзаменом?
В соответствии с теорией диссонанса человек стремится его уменьшить. В данном случае это достигается тем, что начинается весьма специфическая «работа» с информацией: принимается лишь та которая способствует уменьшению диссонанса, и отвергается та, которая его увеличивает. Конкретный способ такой «работы» заключается в данном случае в следующем: принятый в ходе решения выбор наделяется исключительно позитивными характеристиками («картина уникальна, другой возможности ее посмотреть не будет», «вообще надо отдохнуть: нельзя же все время заниматься» и т.п.), а отвергнутый выбор наделяется негативными характеристиками («предмет, который надо сдавать, не так уж важен», «экзаменатор завтра будет, кажется, очень строгий» и пр.). В отличие от позиции в ситуации конфликта, когда возможности взвешивались объективно, в ситуации диссонанса позиция крайне субъективна. Отбор информации здесь особенно тенденциозен и направляем аттитюдом.
Эти положения теории когнитивного диссонанса были развиты в психологии социального познания, что привело к формулированию Д. Фреем и М. Рошем гипотезы «селективной экспозиции информации» [цит. по: 130, р. 220]. Суть ее сводится к следующему: субъекты демонстрируют избирательный отбор диссонантной информации при двух различных условиях, касающихся состояния их когнитивной системы, в частности совокупности имеющихся аттитюдов. Или в том случае, когда их аттитюды по отношению к какому-то объекту очень сильны и они в состоянии легко интегрировать новую информацию, не повредив старому аттитюду, или если легко можно найти аргументы против нее. Второй случай, когда, напротив, когнитивная система, представленная совокупностью аттитюдов, очень слаба, и тогда субъекту легче изменить ее с тем, чтобы было легко интегрировать новую информацию.
Для иллюстрации можно привести следующий пример: политик, которому вы симпатизируете (имеете позитивный аттитюд), принимает решение, которое вам кажется «плохим» или вам кажется, что он нечестно излагает какую-то проблему. Если эта негативная информация о политике очень значительна, но ваша уверенность в положительном образе политика сильна, то вы легко игнорируете компрометирующую информацию, находите аргументы против нее (может быть, политик просто неудачно выразился, может быть, что-либо мешало ему сформулировать аргументы как надо и т.п.). Другая ситуация, если у вас нет достаточной уверенности в том, что политик действительно «очень хорош». Тогда вам легче сменить аттитюд, подогнав его к вновь полученной информации. Вы сделаете это для того, чтобы в будущем, если опять поступит негативная информация, не оказаться в ситуации еще большего диссонанса.
Селективно представленная информация как следствие воздействия аттитюда была продемонстрирована в эксперименте Д. Фрея и М. Роша [Ibid.], где испытуемые должны были оценить способности менеджера. На основе письменного описания его компетентности они должны были решить, продлить ли фирме с ним контракт или нет. Суждение надо было сформулировать в двух различных ситуациях: в первой — условия были «обратимые» (т.е. решение после получения дополнительной информации можно было изменить), во второй ситуации условия были «необратимые» (т.е. ничего в решении изменять было нельзя). После выражения испытуемыми мнений о «кандидатах» им дали дополнительную информацию о них, включающую пять позитивных и пять негативных суждений. Например, два из них: 1) Х очень хорошо выполняет работу — контракт надо продлить; 2) есть, кто работает лучше — контракт не продлевать. Теперь участники первой и второй ситуаций должны были выбрать из десяти новых суждений столько и таких, какие они захотят. Испытуемые первой группы («обратимая» ситуация) выбрали из десяти суждений больше позитивных, чем негативных, хотя различие между количеством выборов было невелико. Во второй группе («необратимая» ситуация) было также выбрано значительно больше позитивных суждений, причем различие количества выбранных позитивных и негативных суждений было очень большим. Был сделан вывод о том, что аттитюд во втором случае «играл» сильнее, сильнее же был и активный поиск информации, направленный аттитюдом (иными словами — была сильнее выражена «селективная представленность» информации).
Б) Процесс подбора «аттитюдно-релевантной» информации. Пример того, как подбирается аттитюдно-релевантная информация (т.е. соответствующая аттитюду), приводится в исследовании Р. Фазио и К. Вильямса, проведенном в 1984 г. во время выборов президента США. У группы испытуемых выявили аттитюды на двух кандидатов — Рейгана и Мондейла. После просмотра дебатов между кандидатами по телевидению сторонников Рейгана и сторонников Мондейла попросили описать впечатления о том, как каждый из претендентов «смотрелся» во время дебатов. Каждая группа увидела больше положительных характеристик у «своего» фаворита. Объяснить этот факт можно при помощи теорий соответствия: информация подбирается так, чтобы когнитивное соответствие не нарушалось. Но экспериментаторы увидели здесь и другие объяснительные схемы, в частности «управление» аттитюдом подбора информации с ее соответствующей организацией (аттитюд «управлял» оценкой). Аттитюд в данном случае сыграл роль когнитивной схемы [130, р. 221].
Некоторые исследователи вообще считают, что аттитюды можно рассматривать как разновидность схем. Селекция информации при использовании схем данного вида приобретает особую форму, а именно: она подбирается биполярным способом. К. Джуд и Дж. Кулик полагают, что аттитюд облегчает принятие как позитивной, так и негативной информации, но препятствует работе с нейтральной или нерелевантной информацией [135]. Так, проводился опрос женщин, борющихся за свои права, относительно того, как, по их мнению, подается в газетах информация по этому вопросу:
все единодушно запоминали и фиксировали либо положительную, либо отрицательную информацию («про» и «контра»), но практически «пропустили» нейтральную. Рассмотренные здесь подходы и примеры показывают, что аттитюды действительно управляют поиском и процессом организации информации.
В) Аттитюды и воспроизведение информации. Еще в ранних работах по восприятию было показано, что информация, поддерживающая аттитюд, запоминается быстрее. В рамках психологии социального познания проведено довольно много экспериментов, подтверждающих эту закономерность. Так, в эксперименте А. Хасторфа и X. Кентрила болельщиков двух футбольных команд после просмотра пленки с записью их игры просили фиксировать сделанные игроками нарушения правил и определить в каждом случае виновника. Болельщики каждой команды, естественно, усмотрели большее количество нарушений, совершенных игроками «чужой» команды. Такого же рода примеры можно найти и в обыденных житейских наблюдениях [см. 14, с. 198].
Однако полученные в дальнейшем данные оказались противоречивыми: иногда выявленная закономерность получала подтверждение, иногда — нет. Джуд и Кулик предложили и в данном случае в качестве объяснения биполярную модель. Подобно тому как и в случае подбора информации, аттитюд играет здесь специфическую роль:
он способствует восстановлению или сугубо про-, или сугубо анти-атгитюдной информации и не способствует восстановлению информации нейтральной. Противоречие получило свое объяснение: в тех случаях, когда речь шла о сильно поляризованной информации, роль аттитюда в процессе ее восстановления получала подтверждение, в Других случаях она не имела места, так как фактор «приверженности» информации аттитюду просто не принимался во внимание.
Итак, удалось установить, что аттитюды влияют на поиск, подбор и организацию информации, т.е. их роль в процессе производства социальной информации бесспорна.
Однако сама логика обращения к проблеме аттитюдов в контексте социального познания была продиктована попыткой дока-
зать, что одной когнитивной работы с информацией недостаточно и что нужно продолжить поиски «за пределами когниций». Только при этом условии такой конечный результат социального познания, как поведение, получит действительно подобающее объяснение. Следовательно, остается дополнить предложенную схему влияния аттитюдов на социальное познание анализом их влияния на социальное поведение. Это старая и традиционная проблема теории аттитюдов, поставленная еще в свое время Ла Пьером, открывшим факт расхождения аттитюда и реального поведения [см. II].
Долгое время после эксперимента Ла Пьера, как известно, в исследованиях аттитюдов господствовал пессимизм: если существует расхождение между вербально заявленным аттитюдом и реальным поведением, то ценность знаний аттитюда какого-либо субъекта относительно различных социальных объектов ничтожна, поскольку она не позволяет построить прогноз поведения. Однако в конце 60-х гг. наметились новые перспективы для решения этой проблемы. Они были сконцентрированы в двух направлениях.
Первый подход предложен Г. Триандисом и рядом других авторов и сводится к тому, что устанавливается круг факторов, осложняющих связь «аттитюды— поведение» (Триандис называет 40 таких факторов). Наряду с этим обозначаются условия, которые «срабатывают», несмотря на эти факторы. Д. Майерс говорит, что это бывает тогда, когда: а) сведены к минимуму другие влияния, б) соответствие аттитюда и поведения носит «точечный» характер, в) аттитюды очень «сильны» [69, с. 160]. Более конкретно названные условия расшифровываются в двух других подходах.
Второй подход предложен Э. Аронсоном [14, с. 172]. Он, в частности, раскрывает понятие «сила аттитюда». Аттитюд силен, если он доступен, т.е. возникает мгновенно: «змея — это зло», «Рембрандт — это прекрасно». В этом случае аттитюд выступает в роли эвристики и достаточно однозначно обусловливает поведение. Подтверждение находим в упоминавшемся эксперименте Р. Фазио и К. Вильямса: за пять месяцев до выборов американского президента был проведен опрос покупателей в магазине о том, будут ли они голосовать за Рейгана или за Мондейла. Скорость, с которой следовал ответ, фиксировалась. Вторичный опрос был проведен после теледебатов между кандидатами и третий — после выборов, когда испытуемых спросили, за кого же они реально проголосовали. Выяснилось, что позиция была подтверждена в большей степени теми, кто в первом случае дал «быстрый» ответ, т.е. использовал более «доступный» аттитюд [14].
Другое условие, называемое Аронсоном, —- это некоторое ожидание, которое может существовать у человека на том основании, что аттитюд помещен в определенный контекст (в «социальный мир») т.е. связан с целой системой представлений. В эксперименте П Херра испытуемым был предъявлен список персонажей, в котором одна группа должна была отыскать имена «отрицательных» персонажей (Гитлер, Хомейни, Дракула...), а другая — «положительных» (папа, какая-нибудь кинозвезда, Санта Клаус...). После этого было зачитано описание некоего Дональда, которого трудно было интерпретировать либо как абсолютно положительного, либо как абсолютно отрицательного героя. Когда испытуемые оценили его, то фиксирующие ранее «отрицательные» имена дали Дональду более положительную оценку и, напротив, фиксирующие «положительные» имена рассмотрели Дональда в большей мере негативно. Оценка была сделана по контрасту, причем итог был обусловлен сложившимся до этого у испытуемого определенным ожиданием [14, с. 174].
Третий подход, содержащий развернутый ответ на вопрос «Коррелируют ли аттитюды и реальное поведение?», содержится в концепции А. Айзена и М. Фишгбайна [см. 130]. Они предположили, что вопрос о соотношении аттитюдов и поведения ставился некорректно. Было установлено, что недостаточно просто сопоставлять аттитюд и поведение, а надо учитывать — как в аттитюде, так и в поведении — более мелкие структурные элементы. Их всего четыре:
1) элемент действия (поведение избирателя, помощь кому-либо);
2) элемент цели (кому адресован аттитюд — политику, другу, еще кому-то);
3) элемент контекста (в каком типе общества или в интимной ситуации проявляется аттитюд);
4) элемент времени (весной 1986 г., в последующие два года и т.п.).
Корректным будет вопрос о соответствии аттитюда и поведения только в том случае, если выявляется соотношение однопорядковых элементов, т.е. сравнивается «уровень» аттитюда и соответствующий же «уровень» поведения (например, элемент «действия» аттитюда и элемент же «действия» в поведении). В обычной практике это обстоятельство не учитывается. Например, спрашивают об аттитюде глобально: «Нравится ли вам ваш кандидат?», а поведение анализируют локально: «Голосовали ли вы за него?». Установление несоответствия при этих условиях не дает однозначно отрицательного ответа на вопрос о роли аттитюда в поведении. «Приговор» аттитюду может быть вынесен лишь при условии поэлементного измерения и аттитюда и поведения. Отсюда не следует, что, например, глобальный аттитюд вообще не имеет значения, скажем, для прогнозирования поведения. Он важен, но только для прогнозирования столь же «глобального» поведения: в этом случае аттитюд надо сравнивать не с единичным актом поведения, а с серией их. Близкую к этой идею развивает в своей диспозиционной концепции регуляции социального поведения В. А. Ядов [см. II].
Своеобразное «оправдание» отсутствию прямой связи аттитюда и поведения предложил Л. Райтсмен [162]. Его идея оформлена в теории «смывающего потока». Суть ее состоит в том, что воздействие аттитюда на поведение может быть «смыто» другими факторами. Райтсмен называет среди них следующие: 1) «ответ» индивида на какой-либо общий объект может отличаться от «ответа» на какую-то часть данного объекта: негативное отношение к чужой этнической группе вполне может уживаться с позитивным отношением к ее отдельному представителю (это явление знакомо нам по анализу принципа индивидуации); 2) поведение сложно и полидетерминировано, в связи с чем полезно вспомнить формулу К. Левина В =f(P, Е), т.е. необходимо как минимум учитывать не просто поведение, но поведение в «среде», в определенных обстоятельствах (что выберет пожилой человек в троллейбусе: стоять на больных ногах или сесть рядом с соседом, к которому он испытывает негативные чувства?); 3) среди детерминант поведения может существовать одновременно несколько противоречащих друг другу аттитюдов, в результате чего возникает их «конкуренция», и неизвестно, какой аттитюд «победит» (кто-то хочет принять участие в демонстрации, но дома больная мать и ее нельзя оставить);
Дата добавления: 2016-01-03; просмотров: 19; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!