Мотивационные ошибки 4 страница
В одном эксперименте испытуемого просят обратиться к сотруднику, работающему на ксероксе, с двумя различными формулировками просьбы:
А) «Извините, у меня 5 страниц, могу я воспользоваться ксероксом?»
Б) «Могу я воспользоваться ксероксом, поскольку мне необходимы копии?»
В ситуации А проситель оказался неуспешным и получил отказ. В ситуации Б он был успешным. Хотя семантическое значение высказываний в двух случаях идентично, результат различен. Экспериментаторы сделали вывод, что во второй ситуации успех связан с тем, что скрипт оказался «подкреплен» («мне нужны копии»). Хотя по содержанию это подкрепление избыточно (что еще можно делать на ксероксе?), но на содержание сотрудник просто не обратил внимания, а услышал лишь хорошо оформленный скрипт.
В качестве контрольной была предложена ситуация В: «Извините, у меня 5 страниц. Могу я воспользоваться ксероксом, поскольку я "в запарке"?» Опять-таки, несмотря на избыточность информации, посетитель повторил успех, так как сотрудник при ксероксе вновь не обратил внимание на содержание текста, а лишь на «развернутый» скрипт. Правда, при повторении эксперимента с 20 страницами сотрудник уже стал обращать внимание и на содержание, в случае В особенно позитивно отреагировал на просьбу посетителя [см. 147].
При выяснении значения скриптов была установлена еще одна существенная деталь: скрипт увеличивает воспроизведение непредставленной информации и уменьшает воспроизведение информации представленной, но не соответствующей скрипту. В одном эксперименте юноши читали скрипт на тему «Юноша встречается с девушкой». Вскоре после этого те, кто читали скрипт, в большей мере следовали ему (демонстрировали особенно дружелюбное отношение) по сравнению с теми, кто скрипта не читал. Естественно, все эти эффекты имеют место лишь в том случае, если скрипты, так же, впрочем, как и любые схемы, разделяются всеми. («Всеми», т.е. всеми либо в данной культуре, либо в данной группе, для которой и являются типичными ситуации, охватываемые скриптом.)
|
|
|
Понятно, что принятие скриптов или хотя бы ознакомление с ними — важная характеристика процесса социализации. Скрипты особенно важны для ребенка, поскольку они позволяют ему предполагать, что будет дальше в знакомой ситуации, т.е. действовать в ней более или менее автоматически. Скрипты помогают ребенку приобрести некоторую первичную компетентность в окружающем его социальном мире. Именно они представляют на концептуальном уровне связку типичных причин и следствий разных событий, а потому и служат гидом не только в них,но и в более широком социальном мире.
|
|
|
В практическом плане скрипты, конечно, очень полезны в межкультурной коммуникации и непосредственных межкультурных контактах: трудно переоценить их значение, например, для иностранца, впервые посетившего чужую страну и не ориентирующегося в повседневных правилах поведения на транспорте, в магазине, отеле и т.п.
2.3.4. Имплицитные теории личности
Еще одним способом организации информации для ее хранения являются имплицитные теории личности. Они используются преимущественно тогда, когда речь идет о познании прежде всего другого человека. Имплицитные теории личности (ИТЛ) не являются теориями в строгом смысле этого слова: «теория» — категория научного познания, имплицитные же теории личности — типичная категория обыденного познания. Под имплицитными теориями личности подразумеваются предположения «наивного субъекта» о том, как в личности соотносятся друг с другом две или более черт, так что если есть одна, следует предполагать и наличие другой. Иными словами, это такая организация информации о другом человеке, при которой существует сеть ожиданий относительно взаимосвязанности некоторых черт. Таким образом, если оценивающий убежден, что черта Х всегда встречается вместе с чертой У, то, наблюдая у воспринимаемого человека черту X, он автоматически полагает, что у него обязательно присутствует и черта У. Как видно, имплицитная теория личности напоминает «иллюзорную корреляцию», однако это в действительности более широкое понятие, поскольку оно включает в себя не просто идею о связи двух черт, но представление о целостной системе организации черт внутри человека, что и порождает определенные ожидания от его поведения. Такую систему ожиданий строит каждый обыденный человек, и поэтому каждая ИТЛ — строго индивидуальна. Важный вклад в развитие сформулированной еще Брунером идеи о существовании ИТЛ внес С. Аш.
|
|
|
Этот вклад состоит в открытии при восприятии другого человека наличия у него некой «центральной черты», вокруг которой и организуется вся информация о нем. В эксперименте Аша [115] двум группам испытуемых был предложен список из шести прилагательных, обозначающих достаточно распространенные черты человека: умный, трудолюбивый, осторожный, искусный, практичный, уверенный.
Далее каждой группе было добавлено еще по одному прилагательному, но различному: первой группе было добавлено прилагательное «теплый», второй группе — «холодный». На основании полученных черт-характеристик испытуемые сделали вольные общие описания двух воображаемых личностей, обладающих набором представленных черт. Затем каждому автору описаний дали список еще из 18 прилагательных и попросили выделить из них те, которые особенно свойственны персонажу с признаком «теплый» и персонажу с признаком «холодный». Естественно, что уже в первом описании получились два совершенно различных человека в зависимости от того, с «теплотой» или «холодностью» сочетались шесть предложенных черт. Еще более определенная разница была зафиксирована между двумя вымышленными персонажами после работы испытуемых с дополнительными 18 качествами. Так, для некоторых из них получился максимальный разброс значений у «теплого» и «холодного» человека. Это относилось прежде всего к таким чертам, как добродушный, с чувством юмора, популярный, обладающий воображением, щедрый, социабильный. По-видимому, интуитивно испытуемые легче связывали «теплого» с «добродушным», чем «холодного» с «добродушным» и т.д. Другие черты такого значимого разброса не дали: настойчивый, серьезный, честный, реалистичный, хорошо выглядящий оказались менее связанными с «теплотой» или «холодностью».
|
|
|
На основании этого эксперимента Аш ввел понятие «центральная черта», которая была интерпретирована как такая черта, вокруг которой интегрировались все остальные черты воспринимаемого человека, и она была «ответственна» за его целостный образ. Центральную черту определяют как «меру связи с предъявляемыми вместе чертами», что рассчитывается при помощи высокого коэффициента корреляции. Впоследствии было высказано предположение, что «центральность» может быть выявлена по двум измерениям: социальному (значение черты в сфере межличностной компетентности) и интеллектуальному. «Теплый» и «холодный» в эксперименте Аша явились центральными чертами, выделенными, по-видимому, по социальному критерию («теплый» — «хороший», «холодный» — «плохой» в плане межличностных отношений).
После известного эксперимента Аша началась длительная дискуссия о том, какая вообще черта может претендовать на роль центральной. Для проверки были проведены аналогичные эксперименты с другой парой дифференцирующих черт, например «вежливый» — «грубый». Столь значимого разброса в связи этих черт с дополнительными, как в случае «теплый» — «холодный», не получилось. Следовательно, лишь некоторые пары могут претендовать на роль центральных черт. Основанием для того, чтобы черта могла претендовать на «центральность», считается наличие такого условия, как высокая корреляция с количеством изменений, которые происходят в значении других черт при ее изменении. Аш не настаивал на абсолютном значении полученных им данных. Более того он полагал, что, возможно, они будут приобретать различные значения в разных культурах. Тем не менее его эксперименты были многократно повторены и идея интеграции черт личности вокруг центральной черты получила большое распространение.
Так, в исследовании Ю. А. Калашниковой отмечается такое существенное упущение, как игнорирование онтогенетического аспекта анализа ИТЛ, т.е. не рассматривается их роль в развитии личности. В эксперименте установлена связь между ИТЛ и самооценкой человека, характер которой претерпевает изменения на всем протяжении жизни: в различных разновозрастных группах зафиксировано последовательное увеличение числа содержательных компонентов ИТЛ, рост гибкости и определенности в их использовании, обусловленность формирования центральной черты различными факторами на этапах до достижения юношеского возраста и во взрослом состоянии. Такого рода дополнения способствуют дальнейшему развитию исследований ИТЛ и их роли в социальном познании.
Исследования Аша положили начало систематическому изучению природы имплицитных теорий личности. В этом изучении сложились два подхода: традиционный и альтернативный.
Традиционный подход рассматривает ИТЛ как присутствующее у каждого человека представление о психологической организации других людей. В этой психологической организации выделяются различные уровни. Первый уровень — философский. На нем задается некоторая общая «рамка представлений» о человеке, человеческой природе — ожидания того, что люди имеют вообще определенные черты и ведут себя определенным образом. Описано шесть основных делений, в которых на общем философском уровне люди всегда так или иначе оценивают других людей: доверие, рациональность, альтруизм, независимость, изменяемость, сложность.
Последние два отражают преимущественно взгляд на индивидуальные различия других людей. Первые же четыре комбинируются в общий положительный или отрицательный взгляд на мир. Такой или иной взгляд создает «базисную рамку» для оценки других людей. Выявлено, что люди значительно различаются между собой по тому, положительно или отрицательно им свойственно судить о других людях.
Второй уровень включает в себя представления о том, каким образом связаны в человеке разделяемые им ценности, смыслы, мотивы поведения и его цели. И наконец, третий уровень, психологический. На нем существуют различного рода имплицитные предположения о связках более конкретных свойств и качеств у людей. В данном случае мы получаем имплицитные теории личности, которые имплицитны потому, что не выражены в формальных терминах («так кажется») и зачастую вообще не являются плодом сознательного рассмотрения вопроса (опять-таки «наивному наблюдателю» просто кажется, что умный — скорее дружественный, чем «центрированный на себе»). Существование имплицитных теорий личности отражено в художественной литературе: например, Т. Драйзер в «Галерее женщин» описывает 15 женщин, которые в восприятии других людей обладают обязательным «сцеплением» некоторых черт. В рамках традиционного подхода очень детально разрабатываются вопросы о зависимости представляемых качеств другого человека от качеств самого познающего субъекта, даже от его социальной роли, профессии и т.п.
Кроме имплицитных теорий личности, ряд авторов сегодня предлагает ввести понятие «имлицитные социальные теории» — убеждения, формирующиеся в массовом сознании относительно того, как и каким образом соотносятся между собой черты какой-либо социальной среды или в каком-либо социальном явлении. Так, достаточно распространенным является, например, убеждение в том, что тесно связаны между собой такие явления, как наказание и убийство, диета и здоровье, система поощрения детей и их моральное развитие и др.
Имплицитные социальные теории отличаются от имплицитных теорий личности по двум пунктам: прежде всего они охватывают гораздо больший спектр социальных явлений (т.е. не только личности) и, далее, они часто не есть представления отдельного человека, а могут быть представлениями целой группы. Так, в современной психологии организации употребляется понятие «имплицитная теория организации», что в дальнейшем будет рассмотрено особо.
Наряду с традиционным в настоящее время пользуется большой популярностью и альтернативный подход к изучению имплицитных теорий личности. Он представлен в работах Дж. Келли и связан с проанализированной «теорией личностных конструктов» [136]. В этой концепции акцент сделан на связь между восприятием (познанием) и поведением. Основная идея раскрывается следующим образом: люди смотрят на мир через некоторые образцы, которые они создают в процессе своей житейской практики. Через эти образцы (своеобразные «индивидуальные категории») они пытаются постичь реальность, но коль скоро она просматривается через уже имеющиеся образцы, она по существу конструируется. Как уже отмечалось, ключевым термином в концепции Дж. Келли является «конструкт». Можно сказать, что это вновь некоторый синоним «рамки», «схемы», «гипотезы». Однако у Келли семантическая нагрузка на этот термин значительно больше. «Конструкт» — это не только путь интерпретации мира, но и руководство к поведению [см. подробно 105].
Каждый из нас, по мнению Келли, пытается понять и предсказать явления, для чего и «выбирает» конструкты, чтобы сделать мир понимаемым и предсказуемым. С его точки зрения, ИТЛ сами по себе являются конструктами для интерпретации способа, используемого людьми при группировке черт в процессе познания окружающих и самих себя. Поэтому изучение ИТЛ сводится к выявлению совокупности личностных конструктов человека.
При помощи конструктов человек сравнивает между собой явления и процессы объективного мира [105, с. 35]. Поскольку у каждого человека своя собственная система конструктов, это сравнение осуществляется по разным основаниям. Так же как культурой предписана разная значимость тех или иных объектов, так и для отдельного человека существует своя иерархия значимых признаков: для некоторых важнее сравнивать людей по признаку «умный—глупый», для других — по признаку «жадный—добрый». Конструкт, таким образом, направляет анализ воспринимаемого.
Созданная Келли на основе его концепции методика изучения ИТЛ представляет собой систему бинарных оппозиций, которые использует субъект для категоризации себя и других. Методика применяется совместно с методикой семантического дифференциала. Содержанием конструктов у Келли выступает как раз «наивная обыденная теория личности, выработанная жизненной практикой» [см. 83, с. 62]. Поскольку жизненная практика у всех различна, личностные конструкты, а следовательно, и имплицитные теории личности, различаются не только у отдельных субъектов, но часто и у тех групп, к которым данные субъекты относятся. Есть много исследований того, чем характеризуются личностные конструкты, например, у разных профессиональных или возрастных групп.
Мы опускаем здесь анализ другой части теории Келли, в которой система конструктов личности определяет ее когнитивную сложность или когнитивную простоту. В интересующем нас контексте важно подчеркнуть, что все варианты понимания ИТЛ свидетельствуют о том, что предложенная в них организация социальной информации также содействует ее наилучшему хранению.
2.4. Воспроизведение
Решающий этап «работы» с социальной информацией — ее восстановление в нужной ситуации и в нужный момент. Собственно, здесь и коренится сердцевина связки «познание—поведение».
Мало сосредоточить внимание на значимых пунктах информации, кодировать ее и сохранить, надо обеспечить ее восстановление по мере необходимости. Важнейшим элементом психологического содержания этого процесса является перевод информации из кратковременной в долговременную память. Именно тогда вспоминается главное, а это зависит от структурирования информации, т.е. от успешности всех предшествующих «шагов». Таким образом, путь, которым извлекается информация, зависит от того, насколько хорошо она была структурирована и сохранена.
Общим правилом является правило, согласно которому лучше организованная информация и лучше извлекается. Но на этом пути тоже возникают свои проблемы. Они порождены теми деталями, которыми характеризовались все три предшествующих этапа. Так, уже в самом начале, на этапе концентрации внимания, часть информации утрачивается («не обратили на нее внимания») и не попадает в структуры для ее хранения (в прототипы, схемы, скрипты). Соответственно все это не переводится в долговременную память, хотя между тем некоторые из пропущенных деталей могут быть необходимы в ситуации восстановления информации (много примеров тому может быть найдено, в частности, в практике следствия по раскрытию преступления).
Вообще вопрос о том, каковы пути извлечения информации из тех структур, в которых она сохраняется, вызывает много споров и дискуссий. Безусловно одно, что и на этом пути может возникать множество ошибок. Одна из них получила название «ошибки соответствия». Ее смысл в следующем: известно, что лучше хранится та информация, которая по законам теорий когнитивного соответствия лучше интегрируется с другими элементами когнитивной структуры субъекта. Но оказывается, что даже и при отсутствии этого условия при восстановлении информации мы ее «подгоняем» под соответствие, под «ярлык» категории, к которой она относится.
В эксперименте М. Снайдера и В. Урановитца [см. 151, р. 249] давалось описание девушки с целым набором присущих ей черт. Спустя некоторое время части испытуемых сообщили, что она — лесбиянка, другим такой информации не дали. Вновь попросили обе группы испытуемых вспомнить первоначально указанные черты девушки. Первая группа дружно «вспомнила» такие черты, которые, по их мнению, были доказательством ее принадлежности к лесбиянкам («никогда в колледже не появлялась с парнями» и т.п.), т.е. привела информацию в соответствие с «ярлыком» категории.
Кроме того, вообще черты, зафиксированные в основной категории, вспоминаются лучше, чем позже добавленные признаки.
Так, часто при выдвижении кандидатов в депутаты люди ориентируются на общий имидж и упускают многие детали, известные из прошлого. В момент же агитации за кандидата новую, полученную о нем информацию подгоняют под этот первичный имидж.
Необходимо также отметить и такой факт, что лучше восстанавливается эмоционально значимая информация, т.е. вспоминается скорее то, что соответствует чувствам субъекта по отношению к вспоминаемому человеку или событию. Эта эмоциональная «составляющая», которая ниже будет рассмотрена подробно, проявляет себя и в том, что при восстановлении информации играет роль настроение вспоминающего. По отношению к другим людям это особенно очевидно: будучи в хорошем настроении, мы склонны вспомнить в других людях их хорошие черты, и напротив, собственное плохое настроение подвигает нас на достаточно критичные воспоминания. В данном случае происходит аффективная переоценка информации ради того, чтобы способствовать общему комфортному состоянию субъекта познания. Очевидно, что большую роль при восстановлении информации играет и такой фактор, как мотивация человека воспроизвести ее в нужный момент.
Все сказанное позволяет сделать вывод о том, что «чисто» когнитивный подход к анализу социального познания является ограниченным — в его рамках проблема извлечения и воспроизведения информации подчиняется достаточно «невинной» закономерности: информация восстанавливается лучше, если она хорошо структурирована и сохранена или находится в соответствии с нашими прежними представлениями. Но не все так просто, если учесть, что восстанавливает эту информацию живой человек, наделенный не только способностью мыслить, но и способностью чувствовать. Недаром существует шуточное высказывание: «Если способность ошибаться — признак человечности, то исследование процесса работы с социальной информацией — лучшее доказательство нашей человечности». Более подробный анализ того, как она проявляется, будет сделан в следующем разделе.
Глава V
ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ СОПРОВОЖДЕНИЕ
Дальнейшее изложение, по остроумному выражению С. Фиске и Ш. Тейлор, можно было бы назвать «За пределами когниций». Задача заключается в том, однако, чтобы классифицировать то, что за указанными пределами находится. Сделать это не так просто. Предшествующее изложение привело нас к тому, что вообще «опасно» живой процесс социального познания заключать в какие-то очень строгие рамки. Тем не менее классификацию «составляющих» этого процесса придется дать, учитывая тот факт, что характеристик одной лишь когнитивной работы с социальной информацией явно недостаточно.
Поэтому, хотя и весьма условно, весь круг проблем, лежащих «за пределами когниций», можно разделить на два блока: 1) «психологические» и 2) социальные детерминанты процесса категоризации, а значит, и конструирования социального мира, которые и будут символизировать психологическую и социальную «составляющие» процесса социального познания.
Термин «психологическая» употребляется в данном случае, конечно, весьма условно: ведь и все рассмотренное ранее относилось, несомненно, к психологии. Потребность же употребления данного термина обусловлена лишь желанием высветить некоторые дополнительные психологические характеристики, которые должны быть включены в процесс социального познания, в частности для того, чтобы «познание» в данном случае предстало в своей действительной полноте. Среди всех этих дополнительных психологических характеристик прежде всего выделяется блок эмоционально-мотивационных факторов. Поэтому и уместно говорить о своеобразном «эмоциональном сопровождении» когнитивного процесса работы с социальной информацией.
Итак, в ходе этого процесса человек не просто «получает» социальную информацию, «перерабатывает» ее, но и «творит» мир. Следовательно, перед нами — процесс творчества. Как уже отмечалось, сама идея «творчества» социального мира в процессе существования в нем высказывалась неоднократно, причем было замечено, что, возможно, люди в большей степени живут в этом сотворенном мире, чем в реальном. Встает вопрос, в какой же мере в этом процессе творчества мира просматриваются его объективные черты. Коль скоро в процессе творчества мира участвует и определенная мотивация, и эмоции познающего, необходимо с этой стороны оценить качество полученной картины мира. Здесь же прямой путь к пониманию связи между познанием и поведением: у человека всегда, в каждый момент его существования имеется целый набор проблем, поэтому он всегда совершает выбор. Выбор предполагает и решение такого вопроса: на какие из существующих «когниций», «схем» нужно в каждом случае опереться, какие адекватные модели выбрать из предшествующего опыта. Мало сказать, что следует использовать одну из известных схем: часто при ее безукоризненности она может оказаться в данной ситуации непригодной. Следовательно, должны быть приняты в расчет и другие факторы. Из этих «других» прежде всего, естественно, и должен быть назван эмоционально-мотивационный фактор.
1. КОГНИЦИЙ И ЭМОЦИИ
При рассмотрении основных этапов работы с социальной информацией были обнаружены проблемы, с которыми встретился «чисто» когнитивный подход: это прежде всего проблема включения эмоций в процесс социального познания и проблема связи познания и поведения. Соотношение когнитивных и эмоциональных компонентов в познании — вообще одна из сложнейших проблем в психологии. В психологии социального познания она занимает совершенно особое место, прежде всего потому, что именно по ней развертывается наиболее острая дискуссия, предпринимаемая критиками когнитивистского подхода.
Так, автор теории «социального конструкционизма» К. Герген в качестве одного из главных упреков всей традиционной парадигме социальной психологии называет ее колебания — наподобие маятника — между бихевиоризмом и когнитивизмом, что в его терминах часто обозначается как противостояние эмпиризма и рационализма. Для Гергена сущность когнитивизма не просто в чрезмерном акценте на рационализм, в игнорировании роли эмоций в познании, но более широкое пренебрежение культурным контекстом, который как раз ярче всего и может быть представлен через эмоции. Не анализируя сейчас подробно всю концепцию Гергена, следует лишь отметить, что для него проблема включения эмоций в объяснение социального поведения — один из ключевых пунктов социально-психологического анализа. Так или иначе, когнитивистская традиция критикуется по этому критерию весьма остро.
По собственному признанию исследователей в области социального познания, такая критика и справедлива, и несправедлива в одно и то же время. Не случайно всестороннее освещение проблемы стало предметом специального симпозиума, по материалам которого в 1982 г. издана фундаментальная работа «Аффект и когниции». Справедливость критики Гергеном и другими в адрес когнитивизма С. Фиске усматривает в том, что «когнитивный социальный анализ в принципе действительно не адресуется к сфере аффекта» [123, р. 56]. Причиной этого, по мнению Фиске, является, как это уже неоднократно отмечалось, ориентация психологии социального познания на общие идеи когнитивной психологии с ее преимущественным акцентом на индивидуальный процесс познания. При таком анализе возможен и вероятен односторонний акцент, хотя и здесь он не обязателен. Несправедливость же упреков критиков состоит в том, что в рамках психологии социального познания недопустимость такого акцента давно осознана и во всяком случае на уровне формулирования методологических принципов этот акцент преодолевается.
В частности, своеобразной «индульгенцией» против совершения традиционной для когнитивной психологии ошибки является постоянное подчеркивание при анализе социального познания включенности в него феномена межличностного восприятия. Поскольку познание элементов социального мира начинается именно с восприятия и познания другого человека, внеэмоциональный аспект анализа просто исключается по определению: «Включение интегративного аффекта в социальное познание есть главный фокус исследований, представленных здесь» [Ibid.]. Именно эмоциональные реакции, характерные при межличностном восприятии, возникают раньше «холодного знания». Поэтому одна из важных задач психологии социального познания — это выявление того, как связан процесс производства социальной информации с включением в него эмоционального компонента. Способствует ли такое включение эффективности получаемого знания или делает его «неточным»? Как новая информация соответствует «старому» эмоциональному опыту индивида, как с ним соотносится непосредственный эмоциональный отклик на новую ситуацию? Именно этот круг вопросов обсуждается особенно активно в последние годы. При решении этих вопросов постоянно подчеркивается специфика именно социального познания, так как более общее решение о соотношении эмоций и когниций нашло достаточно полную разработку в рамках общей психологии.
Существуют два различных подхода к пониманию соотношения эмоций и когниций в процессе социального познания. Р. Зайонц полагает, что сферы эмоций и когниций остаются самостоятельными, раздельно существующими системами в социально-познавательном процессе, которые взаимодействуют между собой, но все же остаются каждая в рамках собственных законов, причем эмоции оказываются в этом взаимодействии как бы первичными. Более того, эмоции интерпретированы как более высокий уровень познания, одним из аргументов чего является ссылка на то, что они проявляются на самых ранних этапах восприятия, т.е. раньше других, более «когнитивных» элементов знания. В частности, именно эмоции обеспечивают с самого начала в процессе познания оценивание и предпочтения [123, р. 57].
Развитие этого подхода с еще более радикальными выводами содержится в большом эмпирическом исследовании Г. Левенталя, базирующемся на «перцептуально-моторной теории эмоций» и посвященном изучению связи эмоций и когниций в ситуации болезни [139, р. 121]. Левенталь предпосылает своему исследованию несколько предварительных соображений, которые могут быть сведены к следующему. Субъективный опыт индивида, традиционно изучаемый как вербально зафиксированный, может служить исходным пунктом изучения эмоций. Эмоциональные состояния могут быть интерпретированы как форма значения, поскольку они значимы для индивидуального опыта и выражают его: они «говорят» нечто о самом индивиде и «говорят» нечто о его окружении (например, о страхе, опасности, недоверии, стыде, вине). Поэтому следует сделать вывод о том, что «эмоции есть форма когниций» [Ibid., р. 122]. В более общем плане это означает, что существуют разные типы когнитивных процессов: мышление, оперирующее абстрактным или символическим уровнем, не есть единственный путь репрезентирования явлений. Эмоции обеспечивают взаимодействие между перцептивным уровнем и уровнем абстрактного мышления. Разные системы значений могут развиваться и изменяться во времени и проявлять себя в различных ситуациях. В частности, специфически эти системы взаимодействуют в условиях болезни, чему и посвящено эмпирическое исследование самого Левенталя [139, Р. 121-152], а также многочисленные исследования других авторов, где рассмотрены различные аспекты взаимодействия эмоций и когниций [см. 14, с. 107-108]. Один из наиболее существенных выводов из серии экспериментов заключается в том, что включение эмоционального компонента в какое-либо сообщение (например, страха) стимулирует гораздо более немедленное действие, чем это имело бы место просто при «чисто» когнитивной работе с информацией.
Другой подход предложен теми исследователями, которые достаточно подробно разрабатывали традиционные для психологии социального познания проблемы, и вопрос о включении эмоций решается ими не на глобальном уровне, а путем обсуждения конкретных проблем. Одним из представителей такого подхода является Б. Вайнер.
Дата добавления: 2016-01-03; просмотров: 13; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!