Примерная атака линией неприятельских линий 5 страница
В этот переломный момент кампании император Франц запретил наступление: «О наступательном движении армии моей через Валис и Савойю во Францию теперь решительно и помышлять не должно … Также не могу никак дозволить, чтобы какие либо войска мои, впредь до особого моего предписания, употреблены были к освобождению Рима или Неаполя». Более того, он обязал Суворова не давать сражений врагу без разрешения из Вены![382]
На свой взгляд, австрийский император и его гофкригсрат действовали разумно. Союзным войскам в Северной Италии было предписано, не рискуя, взять ещё занятые французами крепости, чтобы закрепить завоевания Австрии. Просто австрийцы не предупредили Суворова и императора Павла I о своём намерении присвоить Северную Италию, которую русские пришли освобождать! Русских хотели использовать как орудие, которое затем легко выбросить. Так, в конце концов, и произошло.
Но это была не главная беда. Австрийцы, боясь французов, даже временами находясь в панике от излишне рискованных, на их взгляд, действий Суворова, которого спасало, по словам императора Франца, его «часто испытанное счастье», наивно полагали, что могут удержать свои завоевания и без русских, воюя осторожно и по правилам. В условиях, когда война вышла на качественно новый уровень, это означало неминуемый разгром.
Австрия могла избежать гибели, не мешая Суворову победно завершить его молниеносную кампанию. Это не стоило бы Францу ничего. Русские не были заинтересованы в завоеваниях на Западе. Император Павел мечтал лишь освободить от французов Мальту, чтобы восстановить там рыцарский орден. Правда, на освобождённых от французов греческих островах адмирал Ушаков поддержал республику, а Суворов видел Италию свободной, под властью её собственных монархов. Но даже русский идеализм австрийцы и англичане могли преодолеть, позволив Суворову победить Директорию и уничтожить европейскую войну. Ради этой святой цели фельдмаршал мог пожертвовать даже своими иллюзиями. В условиях, когда австрийцы пресекали все попытки Суворова вооружать итальянцев, когда политические вопросы в Италии явно (а военные – тайно) были переданы Меласу, когда полководца больше чем на месяц, до 20-х чисел июля, заставили отказаться от наступательных действий, он ещё питал надежды, что ему дадут победить Францию и остановить войну[383].
|
|
|
Трудно себе представить, что пережил Суворов, когда стремительность освобождения Италии была перечёркнута, драгоценное время кампании терялось бездарно, а победа была поставлена под угрозу. «Я очень в здоровье слаб, – писал он 21 июня,– часто забываюсь и сомнительно, чтобы выдержал кампанию. Гофкригсрат во всё вмешивается. Если давать баталию, то должно в Вене доложиться ... Привыкли битыми быть» (Д IV. 225).
|
|
|
25 июня он подал Павлу I прошение об отзыве из Италии, если «безвластие моё … не переменится». «Честнее и прибыльнее воевать против французов, нежели против меня и общего блага», – написал он в тот же день Разумовскому, надеясь, что тот воздействует на «глупо-робкий кабинет», который неумолимо ведёт Австрию к разгрому. 27 июня он растолковал ему свои стратегические расхождения с союзниками подробно:
«Его Римско-Императорское Величество желает, чтобы, если мне завтра баталию давать, я бы отнесся прежде в Вену. Военные обстоятельства мгновенно переменяются; поэтому для них нет никогда верного плана. Я и не мечтал быть на Тидоне и Треббии по следам Ганнибала … Фортуна имеет голый затылок и на лбу длинные, висящие волосы, полёт ее молниеносен; не схвати за волосы – уже она не возвращается ... Не лучше ли одна кампания вместо десяти? И не лучше ли иметь цель направить со временем путь на Париж, чем остроумно ступенями преграждать дорогу к вратам Вены, для торжества покорения» её французами»? (Д IV. 243).
Получив прошение Суворова, Павел I написал 12 июля письмо Францу I, убеждая венценосного брата урезонить гофкригсрат, ибо помехи Суворову могут привести к гибельным последствиям для всех союзников (Д IV. 233, 235). Но дело было не только в советниках Франца в Вене, но и в потрясающей ограниченности его самого и всей австрийской военщины. Даже служившие под началом Суворова генералы, вместо того, чтобы молиться на него, завидовали и жаловались, что «счастливчик» воюет не по правилам, томит их быстрыми маршами и т.п.
|
|
|
2 июля Суворов, клавший все силы на любезную сердцам австрийцев осаду крепостей, представил Францу I план действий после их взятия. Союзная армия делилась на пять 20 тысячных частей. Две оставались, в угоду гофкригсрату, для обороны Северной Италии неведомо от кого. Одна очищала от французов Тоскану и Рим. Одна шла на Геную, а последняя, при поддержке флота Нельсона и Ушакова – на Ниццу. Её движение должно было побудить французов скорее оставить Ривьеру. «Для восстановления религии, престолов и всеобщего спокойствия» в Италии следовало вооружить 59 тысячную армию Пьемонта, набрать 10 тысяч волонтёров в Венецианской области и Ломбардии (Д IV. 246). Реакцию Франца I на такое предложение представить легко.
|
|
|
11 июля Суворов, тщательно готовивший поход с точки зрения его снабжения, доработал план. Теперь он считал возможным оставить в завоёванных областях минимум войск, а сводным отрядом русских (21 тысяча) ударить прямо на Ниццу (Д IV. 247). По данным тщательно организованной им разведки действий Директории, особенно сбора ею военных сил в Дофине, французы не смогли бы преградить ему путь на Париж (Д IV. 239, 279).
К этому моменту Суворов, видимо, отказался от мысли побудить эрцгерцога Карла, командовавшего австрийскими армиями в Германии и Швейцарии, перейти в решительное наступление. Десятки пламенных писем фельдмаршала ничего не изменили. Оставалось надеяться, что эрцгерцог станет преследовать и тем оттягивать на себя дивизии французов, которые побегут с захваченных ими земель спасать от Суворова Париж.
Тем временем фельдмаршал решал ближайшую задачу, отдалявшую завершение войны, но хотя бы на словах одобренную гофкригсратом – очищения от французов всей Италии. Он, быстро перебрасывая тяжелую артиллерию, брал крепости одну за другой. 11 июля сдалась цитадель Алессандрии (Д IV. 261, 262), 17 июля – Мантуи. Кардинал Руфо собрал на Юге Италии освободительную армию, которую Суворов учил «Науке побеждать» (Д IV. 260), и при поддержке союзного флота восстановил монархию в Неаполе (Д IV. 277, 279). Флот Нельсона и Ушакова уже был задействован в блокаде Ривьеры с моря. Суворовский план наступления от 19 июля позволял минимизировать время и потери но, увы, подразумевал, что кампания на этом и закончится. Видимо, поэтому он был одобрен австрийским командующим Меласом:
«Ныне должны мы направлять все действия наши к тому, чтобы ещё до наступления зимы овладеть Варом, Ниццей и цепью Савойских гор. Когда же выпадет снег, то он приведет войска в совершенную безопасность, обеспечит их зимние квартиры, утвердит завоевания наши и доставит нам полную свободу сделать приготовления к будущей кампании.
Идти в Геную прямо через Нови, Акви, и проч., из Генуи в Ниццу через Савону, Финале, Лугано, значило бы начать продолжительную и сопряженную с величайшими жертвами горную войну. На уступах гор, возвышающихся параллельно, находятся выгоднейшие для неприятеля местоположения, из коих надлежало бы беспрестанно выгонять его. Опыт войны 1795 года достаточно показывал это.
Мое решительное мнение состоит в том, чтобы, в случае наступательных действий против Ривьеры, стремиться со всей силой к Ницце через Коль-ди-Тенде, принудить неприятеля к оставлению Ривьеры, а еще лучше отрезать его там до отступления».[384]
Суворов – и с ним мечтавший о зимних квартирах Мелас – в плане наступления в Ривьере отказались от штурма любых крепостей. Ударная армия шла прямо на Лазурный берег Франции через Тендский горный проход. «Если мы достигнем до Ниццы, то отрежем неприятелю отступление и можем всю армию его совершенно истребить». Остальные войска должны были лишь преследовать и пленять французов, отходящих по берегу моря, по долине Треббии и через горы к Генуе. Для обеспечения внезапности манёвра армия не должна была делать никаких движений к Тендскому проходу, но беспрестанными демонстрациями показывать, что собирается наступать на Геную. О плане не должен был знать никто, кроме командующих корпусами и генерал-квартирмейстера.
Даже Нельсон, не говоря уж об Ушакове, поддержал план боевыми кораблями. Всё, чего союзникам не хватало для осуществления блестящего плана, это горных орудий и 5 тысяч мулов. Суворов немедля приказал то и другое собрать, но снабжение армии лежало на австрийцах ...
20 июля фельдмаршал доложил Павлу I, что «труднейшая наша горная операция терпит двухнедельную остановку для собрания под провиант и горные туринские пушки 5000 мулов» (Д IV. 279. С. 231). В тот же день он писал Меласу, что на приготовления осталось 10 дней – через 12 суток союзники займут Коль-ди-Тенде. Фельдмаршал «заклинал» его «употребить весь свой опыт и всю силу вашу, чтобы приготовления, необходимые для действия в Ривьере, совершенно окончены были в течение десяти дней. Быстрота – величайшее достоинство, медлительность – грех, непростительный за вредные последствия» (Д IV. 282).
В подробной диспозиции к общему наступлению на Ривьеру Суворов отвёл русский войскам самый трудный маршрут похода через Нови на Геную. Австрийцам, Меласу и Краю, он оставил всю славу окружения неприятеля ударами через Акви и Тендский проход. «Когда неприятельские силы в Ривьере будут совершенно истреблены, то генерал-фельдцейхмейстер обратит своё внимание против Ниццы и приступит к осаде её» (Д IV. 288).
Точно в срок, 30 июля, к Суворову присоединился отдохнувший после взятия Мантуи корпус Края. Все необходимые для победы войска собрались и могли выступать. Но … им не хватало транспорта для необходимого в разорённой Ривьере продовольствия. Австрийцы, не говоря ни слова против плана, даже мулов собрать «не сумели».
Нови
«Мрак ночи покрыл позор врагов, но слава победы, дарованная Всевышним … озарится навеки лучезарным немерцаемым светом»!
Операция Суворова по разгрому французов в Ривьере проваливалась, не начавшись. На помощь ему поспешил противник. Директория использовала полуторамесячную передышку, чтобы восстановить разваливающуюся армию. Назначенный в дни катастрофы при Треббии военный министр Бернадот обложил чрезвычайным налогом богатых и призвал в строй всех юношей от 20 до 25 лет. Он создал две новые армии – Рейнскую (в Германии) и Альпийскую (в Савойе), вдобавок к Дунайской, Гельветической (в Швейцарии) и Итальянской (на Ривьере). В последнюю были влиты пополнения и остатки разбитой армии Макдональда. 24 июля к Генуе прибыл новый командующий – сподвижник Бонапарта бригадный генерал Жубер. 29 июля ударные части его 45 тысячной армии перешли в наступление, которое в Париже считали решающим.[385]
Суворов, собравший для наступления на Ривьеру более 64 тысяч солдат, мог создать численное превосходство над противником на любом участке фронта. Диспозицию от 1 августа фельдмаршал начал приказом передовым постам не вспугнуть неприятеля. «Держаться против слабых отрядов, но стараться захватывать пленных, а перед превосходящими силами отступать. Ибо никакого от армии подкрепления ожидать не должны, так как цель наша – выманить неприятеля на равнину» (Д IV. 305). «Будь сам готов с Михаилом Андреевичем, и очень!» – лично просил Суворов Багратиона с Милорадовичем (Д IV. 310). Действительно, именно им предстояло отразить главные удары французов в битве при Нови – и выиграть сражение.
В ночь на 4 августа 1799 г. французы не знали, что беспрепятственно дошли до города Нови потому, что противник специально отступил с их пути – и продолжал заманивать с боем[386]. Ещё в темноте храбрец Край, накануне испросив разрешение Суворова, со своим корпусом атаковал противника в левый фланг. Фельдмаршал в восторге написал ему приказ по-немецки в стихах, хваля «героя Края» и командира его дивизии Беллегарда (П 630):
«Да здравствует сабля и штык! Никакого мерзкого отступления!
Первую линию уничтожить штыком, других опрокинуть!»
Австрийцы, наступавшие, будто по старому учебнику, в две линии, были отброшены, исполнив тем самым план Суворова. «В 6 часов пополуночи генерал-майор князь Багратион с вверенными ему передовыми войсками, – рапортовал Суворов Павлу I (Д IV. 329), – атаковал неприятеля, расположившегося на горе за городом Нови, с неустрашимой храбростью. Неприятель, видя сильную в центр свой атаку, начал действовать правым своим крылом, дабы врезаться в левый фланг» русских. Одновременно с контратакой французов по колоннам Багратиона ударили 14 батарей. Князь Петр начал отводить своё 5,7-тысячное войско из-под губительного огня, выделив для отражения фланговой атаки отряд генерал-майора Горчакова. Сам он с полком и двумя батальонами ударил в центр наступающего неприятеля. 30 передовых егерей под командой штабс-капитана Львова попали под лавину неприятельской кавалерии, но отбились штыками, положив 20 французов, в т.ч. генерала Гаро и одного полковника. В этот момент пылкий Жубер, скакавший впереди войск на австрийцев, получил пулю в грудь; ориентированный на его характер план Суворова провалился.
Казалось, что французы спасены. «На расстоянии пяти вёрст было открытое поле, где неприятеля ожидали» главные силы Суворова: русский корпус Дерфельдена и австрийцы Меласа. Они были ещё далеко, может даже и не видны. Но уже исходя из общих представлений о силах союзников, наступать в погоне за Краем и Багратионом на равнину, выполняя предсмертный приказ Жубера, было самоубийством. Генерал Моро, оставшийся при Жубере в армии советником, принял командование и резко сменил направление: «он бросился с отчаянной отвагой в Нови, занял этот город и овладел всеми окрестными возвышениями, составляющими подошву Генуэзских гор. – С похвалой отметил Суворов. – На хребтах этих за сельскими каменными строениями и старыми замками расположил он свою артиллерию, которой картечный огонь, равно и ружейный, был почти неугасим».
Позиция Моро была столь неприступной, а оборона столь активной, что численное превосходство союзных войск (38 тысяч против 37) сошло на нет. Однако офицеры корпуса Дерфельдена, идущего на помощь Багратиону, не употребляли в бою команды «Стой!». «Невзирая на неумолкаемый гром пальбы, – с гордостью писал Суворов, – на этот град пуль и ядер, корпус вступил в сражение, все колонны построили фронт и наступали на неприятельскую линию». Страшный огонь «не поколебал неустрашимости наших войск, которые усиливались овладеть выгодными позициями неприятельскими».
Князь Горчаков с полком егерей и двумя батальонами гренадер авангарда Багратиона был атакован колонной французов. На помощь ему пришёл с двумя полками генерал-лейтенант Ферстер. Моро бросил на них вторую колонну, но Дерфельден встретил её ещё двумя полками и батальоном Дальгейма. Видя, что русские наступают линиями, Моро, «непрестанно маневрируя то влево, то вправо, принуждал наши войска три раза переменять построения нашего фронта. Напоследок неприятель усилился против конца нашего левого фланга».
Свежие силы французов одновременно ударили во фланг князя Петра. «Когда … Багратион поражал неприятеля, то из-за кустарников показалась густая колонна, которую он атаковал холодным оружием, расстроил и рассыпанную уже колол. Тогда два неприятельские гусарские эскадрона вышли на выручку. Сбитый неприятель подкреплен был второй колонной. К нашим войскам пришёл на помощь генерал от кавалерии Дерфельден с полками (имени) Розенберга, Тыртова, батальоном Далгейма и с левого фланга батальон Швейковского, полк Милорадовича и Молодо-Баденский. которые вступили в атаку. По ним открыт был жестокий из 20 пушек огонь, равно и ружейный; но, несмотря на то, колонна была сбита». Рассеянных атакой Багратиона французов «подкрепил фронт неприятельский, засевший во рве, на плоском месте при горе. К нему наши войска приблизились. Тогда неприятель, собрав войска, усилил свой центр, который уже стенал от жестоких ударов Дерфельдена; подкрепление не подсобило».
Суворову пришлось бросить в бой резервы, французы были оттеснены, но главные позиции удержали. Почти на 3 часа фельдмаршал прекратил атаки. Затем начал наступление, на острие которого шли войска Багратиона. Они ворвались в Нови, выбили французов из города и пошли в штыки на его укрепления на высотах. В это время медлительный Мелас, увидав, что Моро собрал войска в центре и сильно ослабил фланг, двинулся на гору «и, придя вовремя, поражал неприятеля в левый фланг с решительным успехом».
«Нападение от каждого и всех вообще, – писал Суворов императору, – началось с беспримерной решительностью и мужеством; неприятель был повсюду опрокинут … он выгнан был из выгоднейшей своей позиции, потерял свою артиллерию и обращён в бегство … Все соединенные войска … гнали его, брали в плен, разили за восемь вёрст и далее от Нови».
Отступление, начатое Моро в 18 часов, превратилось в повальное бегство. В преследовании отличился авангард князя Багратиона, положивший 2 тысячи французов убитыми и взявший в плен 500 человек. Особенно настойчиво гнал неприятеля свежий корпус Розенберга, всё сражение простоявший в тылу за центром союзных войск.
«Таким образом, – завершил рапорт Суворов, – продолжалось 16 часов сражение упорнейшее, кровопролитнейшее и в летописях мира по выгодному положению неприятеля единственное. Мрак ночи покрыл позор врагов; но слава победы, дарованная Всевышним оружию твоему, Великий государь, озарится навеки лучезарным немерцаемым светом» (Д IV. 329).
Безвозвратные потери противника, писал Суворов Павлу I, «по объявлению самих французов» превысили 20 тысяч.[387] Это была цифра потерь всей 45-ти тысячной армии, свежие части которой вечером 4-го и 5 августа пытались задержать преследователей. Силы противника в битве он оценивал «свыше 30000», а точнее 37 тысяч (Д IV. 312, 314, 321). Лучший исследователь Итальянской кампании Д.А. Милютин, сложив численность основных частей французов в сражении, насчитал у них 34900 человек.[388] Глазомер и данные разведки не подвели Суворова: с мелкими отрядами число противников достигало 37 тысяч.
Тем более странно сомневаться в знании полководцем численности собственной армии. «Все наши войска состояли из 38000 человек», сказано в подробной реляции Павлу I, отправленной из штаба Суворова 14 августа, через 10 дней после сражения, когда все цифры были выверены (Д IV. 329. С. 274). Зная, как строго Александр Васильевич относился к цифрам (предпочитая разведданные о численности противника преуменьшать), указанному им соотношению сил следует доверять.
Подсчёты Милютина, что группировка союзный войск в районе наступления французов составляла 64700 человек, а к месту сражения Суворов стянул 51400 человек, в т.ч. 9 тысяч не пригодившейся в горах кавалерии, говорят лишь о том, что полководец создал запас прочности. В идеале он хотел «нового, доверие войск имевшего и храбростью славившегося генерала Жубера» выманить на равнину и превосходящими силами традиционно окружить. Но победа над мудро развернувшим войска и окопавшимся в горах Моро стала плодом созданного Суворовым нового военного искусства. Давайте попробуем его уровень оценить.
Исход сражения решали не все его участники, а небольшие числом ударные силы. Главную тяжесть штурма высот приняли на себя русские войска: авангард Багратиона и поддержавшие его гренадеры Милорадовича (9400), а затем корпус Дерфельдена (6100), т.е. 15600 человек или меньше, учитывая, что князь Пётр не мог активно использовать на изрезанных горных склонах свои 4 казачьих полка. Не развернувшись из колонн во фронт, действуя подобно французам, они понесли бы, как давно инструктировал офицеров Суворов, страшные потери от вражеского огня.
Именно линейные построения давали возможность наиболее эффективно использовать каждого солдата, умножать число своих действующих ружей и штыков против «сгущённых» толп варваров, в данном случае – революционных. Храбрые французы, выбросив вперёд рой стрелков, всегда ломали такие построения плотными колоннами. Но для стремительной атаки колонн у Нови местность была сложной, а русские успевали не только менять фронт, но поддерживали друг друга со скоростью и энергией, невиданной в других европейских армиях.
Дата добавления: 2022-01-22; просмотров: 17; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!