НА КАКОМ ЭТАПЕ СЛУШАНИЙ ПРИМЕНЯЕТСЯ СТ. 6?

ВВЕДЕНИЕ

Согласно ч. 1 ст. 15 Конституции РФ общепризнанные принципы и нормы международного права являются составной частью российской системы права. Более того, в той же части Конституция РФ объявила, что общепризнанные принципы и нормы международного права, содержащиеся в ратифицированных Россией международных договорах, имеют преимущество перед внутригосударственными законами. В связи с этим Пленум Верховного Суда РФ в своем Постановлении от 31 октября 1995 г. № 8 “О некоторых вопросах применения судами Конституции РФ” в п. 8 записал: “Учитывая это, суд при рассмотрении дела не вправе применять нормы закона, регулирующие возникшие правоотношения, если вступившим в силу для Российской Федерации международным договором установлены иные правила, чем предусмотренные законом. В этих случаях применяются правила международного договора”.[1]

Вступив в Совет Европы и ратифицировав в марте 1998 г. Европейскую Конвенцию о защите прав и основных свобод (далее Конвенция), Россия присоединилась к Европейской системе охраны прав человека, включающей в себя не только обязанность охранять и соблюдать зафиксированные в Конвенции права и свободы, но и признание юрисдикции Европейского Суда по правам человека (далее Суд). В мае 1998 г. Российская Федерация передала документы о ратификации Конвенции в Совет Европы, и с этого момента Суд получил полномочия по рассмотрению жалоб о предполагаемом нарушении Российской Федерацией предусмотренных Конвенцией прав и свобод. Согласно ч. 3 ст. 46 Конституции РФ “Каждый вправе в соответствии с международными договорами Российской Федерации обращаться в международные органы по защите прав и свобод человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты”. Под исчерпанностью внутригосударственных средств правовой защиты понимается вступление судебного решения (приговора) в законную силу. Поскольку пересмотр судебного решения в порядке надзора не предусматривает возможность прямого обращения граждан в суд надзорной инстанции, то до внесения соответствующих изменений в УПК и ГПК РСФСР эта судебная инстанция исключена из системы внутригосударственных средств правовой защиты прав граждан, которые должны быть исчерпаны прежде чем обратиться с жалобой в Европейский Суд по правам человека. Суд не является еще одной судебной инстанцией, правомочной пересматривать судебные решения, постановленные российскими судами. Задача Суда состоит в том, чтобы определить, имело место нарушение той или иной нормы Конвенции или нарушение отсутствует. Однако он вправе принять решения о необходимости пересмотра решения, а также компенсацию вреда, в том числе морального, которое причинено гражданину в результате допущенного нарушения. 19 января 2000 г. Совет Министров Совета Европы принял рекомендацию по пересмотру дел и возобновлению производства на внутригосударственном уровне в связи с решениями Европейского Суда по правам человека. В рекомендациях отмечается, что в ряде случаев наиболее эффективным средством реагирования на допущенные нарушения прав и основных свобод человека является пересмотр судебных решений с целью restitutuo in integrum (восстановление той ситуации, в которой находилось лицо до нарушения Конвенции). В пояснительной записке к Рекомендациям говорится, что ”несмотря на то, что Конвенция не содержит положений, обязывающих Договаривающиеся стороны предусматривать во внутреннем праве возможности пересмотра дел и возобновления производства по делу, наличие таких возможностей, в определенных обстоятельствах, является чрезвычайно важным, а в некоторых делах действительно единственным средством достижения restitutuo in integrum. Все большее количество государств принимает специальное законодательство, обеспечивающее возможность пересмотра дел и возобновления производства по делу в результате решения Европейского Суда, констатирующего нарушение прав и свобод, предусмотренных Конвенцией. В пункте 10 Пояснительной записки отмечается, что особую важность пересмотр дела на внутригосударственном уровне представляет сфера уголовного права. В частности указывается, что положение Рекомендации будет применяться к лицам, приговоренным к длительному сроку заключения, и к тем, кто находится под стражей. Положения рекомендации будут применяться также и в иных случаях, например, когда лицо неправомерно лишено определенных гражданских или политических прав (в особенности в делах о потери или непризнании правоспособности или дееспособности, об объявлении банкротства или запрете политической деятельности), когда нарушается право лица на семейную жизнь, когда ребенок неправомерно лишается права иметь какие-либо контакты с одним из родителей. Рекомендация не определяет, кто именно должен ставить вопрос о пересмотре дела. В Комментарии по ключевым положениям Рекомендации говорится, что, принимая во внимание, что основной целью Рекомендации является обеспечение адекватной защиты потерпевших вследствие нарушений Конвенции, установленных Судом, логика подразумевает, что указанные лица должны иметь право обратиться с необходимым ходатайством в компетентный суд или иной внутринациональный орган.

Необходимость учета и непосредственного применения общепризнанных принципов и норм международного права, в том числе содержащихся в Конвенции, и возможность граждан обратиться с жалобами в Суд по правам человека, если они не получили адекватной защиты в российских судах, обязывает судей хорошо ориентироваться не только в правовых нормах, содержащихся в Конвенции, но и в их официальном толковании, которое содержится в решениях Суда. Суд прямо заявил, что считает творческое толкование норм составной частью своих судебных обязанностей. Свою задачу он видит в том, чтобы развивать нормы, закрепленные Конвенцией, которая должна рассматриваться как живой документ.

Российская академия правосудия совместно с экспертами Совета Европы приступает к выпуску серии учебных пособий для оказания помощи судьям в правильном понимании сущности и содержания прав человека, зафиксированных в Конвенции с учетом их истолкования Европейским Судом.

Предлагаемое учебное пособие посвящено ст. 6 Конвенции, гарантирующей каждому человеку право на справедливое судебное разбирательство независимым, беспристрастным судом, созданным на основании закона. Эта статья в совокупности с принятыми дополнительными протоколами по своему смыслу и содержанию совпадает со ст. 8 и 10 Всеобщей декларации прав и свобод и ст. 14 Международного Пакта о гражданских и политических правах. Указанные статьи занимают особое место в системе норм о правах и свободах человека потому, что в них гарантируется самый надежный и эффективный механизм защиты предоставленных прав и свобод – механизм судебной защиты. Как уже не раз отмечалось и подтверждалось практикой, объявить о наличии у граждан прав и свобод нетрудно, но часто это мало что дает. Необходимо обеспечить их реальное осуществление. В этом смысле обеспечение доступа к правосудию, отвечающему требованиям справедливости способно дать больше любых деклараций, при том непременном условии, что решения судов выполняются. Суд неоднократно заявлял об особо важном месте, которое занимает в демократическом обществе право на справедливое судебное разбирательство. Попутно отметим, что подавляющее число жалоб, поступающих в Европейский Суд, связано с нарушением ст. 6 Конвенции. Это объясняется в том числе и тем, что жалобы на нарушение других, гарантированных конвенцией прав и свобод, часто возникают в силу того, что правосудие не отвечало требованиям справедливости. Суд неоднократно заявлял и при рассмотрении жалобы Лукасова Д. против России подтвердил, что в компетенцию Суда не входит выявление ошибок, совершенных судебными органами внутри определенного государства и связанных с противоречиями практики и законодательства. Европейский Суд занимается лишь установлением того, насколько справедливо ведется разбирательство.^[2] Издание материалов, посвященных Европейской Конвенции, в серии “Библиотека российского судьи” мы начинаем с анализа именно ст. 6 Конвенции. Пособие подготовлено английскими экспертами Совета Европы Нулой Моул и Катариной Харби с комментариями профессора Алексеевой Л.Б.

СОДЕРЖАНИЕ ПРАВА НА ДОСТУП К ПРАВОСУДИЮ
И СПРАВЕДЛИВОЕ СУДЕБНОЕ РАЗБИРАТЕЛЬСТВО
(ст. 6 Конвенции)

СОДЕРЖАНИЕ ПРАВА
НА СПРАВЕДЛИВОЕ СУДЕБНОЕ РАЗБИРАТЕЛЬСТВО

1. Каждый имеет право при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявляемого ему, на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на судебные заседания в течение всего процесса или его части по соображениям морали, общественного порядка или государственной безопасности в демократическом обществе, а также когда того требуют интересы несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или – в той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо – при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия.

2. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным, пока его виновность не будет установлена законным порядком.

3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:

а) быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения;

b) иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты;

с) защищать себя лично или посредством выбранного им самим защитника или, если у него нет достаточных средств для оплаты услуг защитника, иметь назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия;

d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него;

е) пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на этом языке.

Из вышеприведенного следует, что ст. 6 гарантирует право на справедливое и публичное разбирательство при определении гражданских прав и обязанностей индивида или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявляемого ему. Суд по правам человека, а еще ранее Комиссия, предложили широкое толкование данного положения, на том основании, что оно имеет основополагающее значение для функционирования демократического общества. В деле Делькур против Бельгии Суд заявил, что “В демократическом обществе в свете понимания Конвенции, право на справедливое отправление правосудия занимает столь значительное место, что ограничительное толкование ст. 6 п.1 не соответствовало бы цели и назначению данного положения”.[3]

Первая часть ст. 6 применима в отношении как гражданских, так и уголовных дел, а вторая и третья – только в отношении уголовных разбирательств. В данном пособии вы найдете объяснение того, каким образом при определенных обстоятельствах они также могут применяться и в ходе гражданских слушаний.

К содержанию ст. 6 следует отнести также ст. 2 и 4 Протокола № 7 к Конвенции. Часть 1 ст. 2 Протокола № 7 гласит: “Каждый осужденный за совершение уголовного преступления имеет право на то, чтобы его осуждение или приговор были пересмотрены вышестоящей судебной инстанцией. Осуществление этого права, включая основания, на которых оно может осуществляться, регламентируются законом. Часть 2 ст. 2: “Из этого правила могут делаться исключения в отношении малозначительных правонарушений, определенных законом, или когда соответствующее лицо было судимо в первой инстанции судом высокого уровня или было осуждено после рассмотрения апелляции против его оправдания”.

Часть 1 ст. 4 Протокола № 7 предписывает: “Никто не должен быть вторично судим или наказан в уголовном порядке в рамках юрисдикции одного и того же государства за преступление, за которое он уже был окончательно оправдан или осужден в соответствии с законом и уголовно-процессуальным правом этого государства”.

Часть 2 ст. 4: “Положения предыдущего пункта не препятствуют пересмотру дела в соответствии с законом и уголовно-процессуальным правом соответствующего государства, если имеются сведения о новых или вновь открывшихся обстоятельствах или в предыдущем разбирательстве имел место существенный дефект, который мог повлиять на его результат”.

НА КАКОМ ЭТАПЕ СЛУШАНИЙ ПРИМЕНЯЕТСЯ СТ. 6?

Гарантии, закрепленные в ст. 6, могут применяться не только в ходе судебных слушаний, но также на этапах, предшествующих им и следующих за ними.

Применительно к уголовным делам, гарантии распространяются и на практику предварительных расследований, проводимых полицией. В деле Имбриоша против Швейцарии[4] Суд постановил, что положение, касающееся разумного срока, начинает действовать с момента предъявления обвинения[5], и что другие требования, содержащиеся в ст. 6, особенно в ч. 3, также могут быть актуальны еще до передачи дела в суд, и, следовательно, принцип справедливого суда может быть серьезно нарушен, если указанные гарантии не соблюдаются уже на начальном этапе.

Суд также заявил, что в делах, касающихся ст. 8 Конвенции – права на уважение семейной жизни – ст. 6 также применяется на административных этапах слушаний.[6]

Суд постановил в своем прецедентном праве, что, в тех случаях, когда в национальном законодательстве Государство предоставляет право на апелляцию, то это подпадает под действие гарантий, закрепленных в ст. 6.[7] Однако, то, каким образом указанные гарантии применяются, должно зависеть от конкретных особенностей того или иного разбирательства. Согласно прецедентному праву Суда, необходимо учитывать общее количество слушаний, проведенных в системе национального права, законодательные и практические функции апелляционного органа, а также полномочия и методы, с помощью которых осуществляется представление и защита интересов различных сторон.[8] Таким образом, в указанной статье не содержится как такового права на различного рода апелляции или указания на методы обращения с подобными апелляциями.

Суд также постановил, что ст. 6 применима в слушаниях, проходящих в конституционном суде, в том случае, если результат подобных слушаний непосредственно и решающим образом затрагивает гражданские права и обязанности.[9]

Статья 6 также охватывает процедуры, которые следуют после окончания слушаний, а именно, на этапе исполнения решения. В деле Хорнсби против Греции Суд пришел к заключению, что право доступа к правосудию, гарантированное в ст. 6, носило бы иллюзорный характер, если бы национальная правовая система государства-участника позволяла, чтобы окончательное, обладающее обязательной юридической силой судебное решение оставалось не исполненным.[10]

Очевидно, что ст. 6 распространяется на судебную процедуру в целом.

КОММЕНТАРИЙ

Распространение права доступа к правосудию и справедливое судебное разбирательство на досудебные стадии процесса несомненно оказало влияние на позиции Конституционного и Верховного Суда РФ, в части возможности обжалования в суд решений, принимаемых в ходе дознания и предварительного следствия, и процедуру рассмотрения таких жалоб. Несмотря на то, что на сегодняшний день такая процедура установлена только для рассмотрения жалоб на решения о задержании и содержании под стражей, а также на продление срока содержания под стражей (ст. 220-1 и 220-2 УПК РСФСР), суды при рассмотрении других жалоб должны при соответствующей корректировке придерживаться основных принципов справедливости (ознакомление с жалобой заинтересованных лиц и их вызов для участия в рассмотрении жалоб, предоставление равных возможностей на отстаивание своих прав и законных интересов).

“ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО И ОБЯЗАННОСТЬ”

Статья 6 гарантирует каждому человеку право на справедливое судебное разбирательство при определении его гражданских прав и обязанностей. Из данной формулировки следует, что действие статьи ограничено только той сферой, в которой затрагиваются гражданские права и обязанности. Следовательно, представляется важным определить значение данного термина.

Существует обширное прецедентное право, созданное Европейским Судом и Комиссией, определяющее что является гражданским правом и обязанностью и что не является таковыми. Толкование данного понятия органами Конвенции претерпело ряд изменений. Вопросы, которые до определенного времени рассматривались в качестве находящихся вне сферы действия ст. 6, как, например, социальная защита, в настоящее время подпадают под категорию явлений гражданско-правового характера.

Суд определил понятие “гражданские права и обязанности” в качестве автономной концепции, не могущей толковаться исключительно в свете внутреннего законодательства государства-ответчика.[11] Тем не менее, Суд воздержался от того, чтобы дать какое-либо общее определение данного термина, за исключением указания на существование различия в сфере действия частного и публичного права. Вместо этого, Суд выносил решения на основании конкретных фактов каждого дела.

Тем не менее, в прецедентном праве, разработанном Судом, можно обнаружить некоторые общие принципы.

Во-первых, при определении того, принадлежит ли дело к сфере гражданского права релевантным является только характер рассматриваемого права.[12] Как постановил Суд в деле Рингейзена: “Характер законодательства, на основании которого решается данный вопрос (гражданское, коммерческое, административное и т.д.), и органа, на который возложены полномочия по его решению (обычный суд, административный орган и т.д.), не имеют большого значения”.[13] Соответственно, то, каким образом право или обязанность определены во внутреннем законодательстве не является решающим фактором. Данный принцип особенно важен в делах, касающихся отношений между частным лицом и государством. Суд постановил, что в подобных ситуациях не имеет решающего значения, действовал ли рассматриваемый официальный орган в качестве носителя гражданских прав или публичной власти.[14] Ключевым моментом в определении того, применима ли или нет ст. 6, является то, имеет ли результат судебного разбирательства определяющее значение для частных прав и обязанностей.[15]

Во-вторых, должно приниматься во внимание любое унифицированное европейское понятие, касающееся природы права.[16]

В-третьих, Суд указал, что, несмотря на автономный характер понятия “гражданские права и обязанности”, все же законодательство государства-ответчика имеет некоторое значение. В деле Кенига против ФРГ Суд заявил, что “будет ли право рассматриваться как гражданское в смысле Конвенции, зависит не от его юридической квалификации во внутреннем законодательстве, а от того, какое материальное содержание вложено в него этим законодательством и какие последствия оно связывает с ним”.[17]

В деле Осман против Соединенного Королевства[18] Суд заявил, что там, где общее право присутствует во внутреннем законодательстве, государство-участник не может избежать применения гарантий справедливого суда, закрепленных в ст. 6, даже если местные суды нарушили это право в том или ином конкретном деле.

Как уже указывалось выше, Суд предпочел выносить решение по каждому делу с учетом конкретных обстоятельств. Ниже приводятся примеры ситуаций, в которых, по мнению Суда, затрагиваются гражданские права или обязанности:

- Суд постановил, что, прежде всего, права и обязанности частных лиц в их взаимоотношениях между собой во всех случаях подпадают под категорию гражданско-правового характера. Права частных лиц в их взаимоотношениях между собой в системе, например, договорного права[19], коммерческого права[20], гражданско-правового деликта[21], семейного права[22], трудового права[23] и имущественного права[24] всегда являются гражданскими.

- В том случае, если дело касается взаимоотношений между частным лицом и государством, то это представляется более проблематичным. Суд признал ряд затрагиваемых в подобных случаях прав в качестве гражданских. Имущественные отношения – это одна из сфер, в которой, как постановил Суд, может применяться ст. 6. Гарантии справедливого суда применимы на тех этапах судебных разбирательств, посвященных вопросам экспроприации, укрупнения земельных участков и их планирования, а также процедурам, касающимся получения разрешения на строительство и других видов операций, связанных с недвижимостью, которые могут иметь прямые последствия для осуществления права на владение собственностью[25], а также в ходе слушаний более общего характера, результат которых должен оказать воздействие на пользование или осуществление права собственности.[26]

- Статья 6 также распространяется на право заниматься коммерческой деятельностью. В этой сфере рассматриваемые дела касались следующих вопросов: отзыва у ресторана лицензии на продажу алкогольных напитков[27], отзыва разрешения держать медицинскую клинику[28] и выдачи разрешения открыть частную школу.[29] Право заниматься профессиональной практикой, а именно медицинской или адвокатской, также подпадает под действие ст. 6.[30]

- Далее, Суд решил, что ст. 6 применяется в делах, касающихся прав и обязанностей в сфере семейного права. Примерами в этой области могут служить решения по вопросам передачи детей на государственное обеспечение[31], доступа родителей к детям[32], усыновления[33] или воспитания приемных детей.[34]

- Как указывалось выше, в своем более раннем прецедентном праве Суд придерживался той точки зрения, что действие ст. 6 не распространяется на слушания, касающиеся вопросов социального обеспечения. Тем не менее, в настоящее время Суд четко сформулировал, что ст. 6 охватывает судебные разбирательства, в ходе которых принимаются решения о предоставлении права на социальное страхование, на получение медицинской страховки[35], пособий по инвалидности[36] и государственных пенсий.[37] В деле Шулер-Цграгген против Швейцарии, касающегося вопроса о предоставлении пенсий по инвалидности, Суд вынес общую формулировку о том, что “…развитие, которое претерпела юриспруденция…, а также принцип равенства сторон являются гарантией того, что в настоящее время действует общее правило о том, что п.1 ст. 6 применяется в сфере социального страхования, включая даже вопрос о предоставлении социального пособия”.[38] Далее, действие ст. 6 распространяется и на слушания, в ходе которых принимаются решения об обязательстве платить социально-страховые взносы.[39]

- Гарантии, закрепленные в ст. 6, применимы и в отношении судебных разбирательств, направленных против действий администрации в вопросах, связанных с контрактами[40], убытками, понесенными в ходе административных[41] и уголовных[42] разбирательств. Они применялись к слушаниям, разбирающим иск на выплату компенсации за незаконное задержание согласно ст. 5(5), последовавшим за вынесением оправдательного приговора в ходе уголовного разбирательства[43]. Право на возмещение денежных сумм, уплаченных в качестве налога, также подпадает под действие ст. 6.[44]

- Право индивида на уважение своей репутации со стороны другого частного лица рассматривается в качестве гражданского права.[45]

- Наконец, Суд постановил, что в тех случаях, где результат слушаний, касающихся вопросов конституционного или публичного права, может оказаться решающим для гражданских прав и обязанностей, на указанные слушания распространяется действие гарантии на справедливый суд по ст. 6.[46]

ПРАВА И ОБЯЗАННОСТИ,
НЕ РАССМАТРИВАЕМЫЕ В КАЧЕСТВЕ ГРАЖДАНСКИХ

В соответствии с подходом Комиссии и Суда выносить свои решения по каждому делу на основании его конкретных обстоятельств, страсбургские органы также объявили о некоторых правах, которые неподпадают под действие п. 1 ст. 6. Однако, в том случае, если они подпадают под категорию другого права, закрепленного в Конвенции, то возможно применение ст. 13 (право на эффективные средства правовой защиты), и это может потребовать принятия санкций или процедурных гарантий, подобных тем, которые заложены в п. 1 ст. 6. Ниже приводятся примеры вопросов, которые не рассматриваются в качестве гражданских прав и обязанностей.

· Общие вопросы налогообложения и налоговые ставки.[47]

· Вопросы иммиграции и гражданства.[48] Однако здесь следует иметь в виду ст. 1 Протокола № 7, согласно которой “иностранец, на законных основаниях проживающий на территории какого-либо государства, не может быть выслан из него иначе как во исполнение решения, принятого в соответствии с законом, и должен иметь возможность: а) предоставить аргументы против своей высылки; б) пересмотра его дела; в) для этих целей быть представленным перед компетентным органом или одним или несколькими лицами, назначенными таким органом. Иностранец может быть выслан до осуществления своих прав, перечисленных в п. “а”, “б”, “в” ч. 1 данной статьи, если такая высылка необходима в интересах общественного порядка или обусловлена соображениями национальной безопасности.

· Воинская обязанность.[49]

· Право выдвигаться на высшие государственные посты.[50]

· Право на получение бесплатного образования.[51]

· Отказ в выдаче паспорта.[52]

· Вопросы, касающиеся юридической помощи в гражданских делах.[53]

· Право на бесплатное медицинское обслуживание.[54]

· Решение Государства в одностороннем порядке выплатить компенсации жертвам стихийного бедствия.[55]

· Заявления на выдачу патентов.[56]

· Споры между административными органами и персоналом, занимающим посты, предполагающие участие в осуществлении полномочий в системе публичного права, например, в Вооруженных силах или полиции.[57]

КОММЕНТАРИЙ

Ознакомление с толкованием понятия “гражданские права”, за защитой которых можно обращаться в судебные органы в настоящее время для российских судей имеет преимущественно познавательное значение, поскольку согласно ст. 46 Конституции РФ в Российской Федерации право на судебную защиту не имеет никаких ограничений. Однако для тех, кто хотел бы обжаловать судебные решения в Европейский Суд, позиция этого суда, безусловно, имеет практическое значение, поскольку Суд не примет к рассмотрению жалобу на нарушение гражданских прав, если они не удовлетворяют выработанным им критериям.

ТОЛКОВАНИЕ ПОНЯТИЯ “УГОЛОВНОЕ ОБВИНЕНИЕ”

ОБВИНЕНИЕ

Статья 6 также гарантирует право на справедливое судебное разбирательство при рассмотрении любого уголовного обвинения. Что в данном случае входит в понятие “уголовное обвинение”?

В системе Конвенции понятие “обвинение” является автономной концепцией, применяемой независимо от определения “обвинения”, существующего в национальном праве. В деле Девеер против Бельгии Суд постановил, что термину “обвинение” должно придаваться скорее содержательное, а не формальное значение, и что Суд призван видеть, что скрывается за внешней стороной дела и исследовать реалии рассматриваемой процедуры. Далее Суд постановил, что понятие “обвинение” может быть определено как: “официальное уведомление лица компетентным органом государственной власти о наличии предположения о том, что этим лицом совершено уголовно наказуемое правонарушение” и что “сказалось существенным образом на положении (подозреваемого)”.[58]

В вышеупомянутом деле вслед за сообщением о том, что заявитель нарушил некоторые правила установления цен, прокурор распорядился временно закрыть его магазин. Согласно терминологии бельгийского внутреннего права, заявитель не был обвиняемым, когда он получил предложение о согласительной процедуре урегулирования. Тем не менее, Суд счел, что заявителю было предъявлено уголовное обвинение.

Ниже мы приводим некоторые критерии, конституирующие понятие “обвинение”:

- выписан ордер на арест того или иного лица;[59]

- лицо официально проинформировано о том, что против него возбуждено уголовное дело;[60]

- власти, проводящие расследование в связи с таможенными нарушениями, требуют, чтобы обвиняемый представил вещественные доказательства, и при этом блокируют его банковские счета;[61]

- когда обвиняемый обращается за помощью к адвокату после того, как против него было возбуждено уголовное дело прокурором, что, в свою очередь, последовало за поступлением негативной в его адрес информации из полиции.[62]

КОММЕНТАРИЙ

Толкование Европейским Судом понятия “обвинение” имеет существенное значение для российской правоприменительной практики прежде всего потому, что с понятием “обвинение” тесно связано понятие “обвиняемый” или “подозреваемый”, что в свою очередь связано с появлением прав, принадлежащих обвиняемому и подозреваемому. Суд чаще всего обращался к толкованию понятий “обвинение” и “обвиняемый” в связи с рассмотрением жалоб на нарушение разумного срока рассмотрения уголовных дел, когда ему приходилось определять начальный момент течения срока. Анализ этих решений показывает, что под обвиняемым или подозреваемым Суд понимает не только тех лиц, которым формально предъявлено обвинение или которые формально признаются обвиняемыми или подозреваемыми, но и в отношении которых предпринимаются какие-либо действия, подразумевающие такое подозрение, и которые могут серьезно повлиять на положение подозреваемого. Комиссия и Суд сочли, что “серьезно повлиять” могут не только такие действия, как выдача ордера на арест, но и такие, как обыск жилого помещения или личный обыск. С другой стороны, они сочли, что такой критерий отсутствует при возбуждении полицейского расследования, допросе свидетелей или других действиях, которые не оказывают необходимого воздействия на заинтересованное лицо. Об оценке Судом полицейского расследования как оказывающего или не оказывающего воздействие на заинтересованное лицо можно судить, в частности, по делу Экле против Германии[63], в котором Суд заявил, что под обвинением он понимает в том числе и официальное уведомление о возбуждении уголовного дела против конкретного лица, а точнее, когда лицу стало известно, что против него возбуждено уголовное дело. Это дает основание полагать, что Суд при определении наличия у граждан прав, предусмотренных ст. 6 Конвенции, ориентируется не на формальное, а на фактическое положение гражданина в процессе возбуждения уголовного дела и производства предварительного следствия. Поэтому решение Конституционного Суда РФ от 27 июня 2000 г. по жалобе гр-на Маслова В.И.[64] следует рассматривать как полностью совпадающее с позицией Суда и существенно корректирующее сложившуюся на основании ч. 1 ст. 47 УПК РСФСР правоприменительную практику. Согласно этому решению у гражданина возникает право на защиту, в том числе право иметь защитника не только с момента составления протокола о задержании, постановления об избрании ему меры пресечения в виде содержания под стражей или вынесении постановления о привлечении его в качестве обвиняемого, но и с момента возбуждения против него уголовного дела, фактического задержания, или когда в отношении него совершались следственные действия в целях его изобличения (опознание, обыск и др.).

“УГОЛОВНОЕ”

Как заявил Суд в деле Энгель и др. против Нидерландов, государства-участники в системе своего внутреннего законодательства вправе использовать термины ''уголовный'', ''дисциплинарный'' или ''административный'', до тех пор, пока это не вступает в противоречие с Конвенцией.

В данном деле Суд установил критерии, позволяющие определять, является ли обвинение ''уголовным'' по смыслу ст. 6 или нет. Эти критерии получили дальнейшее подтверждение в последующем прецедентном праве.

В этой связи, уместно выделить три аспекта:

· классификация в системе внутреннего права,

· характер правонарушения,

· существо и степень строгости наказания.

Классификация в системе внутреннего права. Если обвинение классифицируетсякак уголовное в системе внутреннего права соответствующего Государства, то в этом случае ст. 6 применима автоматически в ходе слушаний, а все нижеследующие соображения здесь не актуальны. Тем не менее, если обвинение не классифицируетсяв качестве уголовного, то это не будет играть решающей роли в отношении применения гарантий справедливого суда, закрепленных в ст. 6. В противном случае, государства-участники могли бы уклоняться от применения положения о праве на справедливое судебное разбирательство с помощью декриминализации или пересмотра классификации уголовных правонарушений. Как заявил Суд в деле Энгель и др. против Нидерландов, ''Если бы Договаривающиеся Государства могли по своему усмотрению классифицировать правонарушение как дисциплинарное вместо уголовного или преследовать исполнителя ''смешанного'' правонарушения на дисциплинарном, а не на уголовном уровне, действие основных положений ст. 6 п. 1 было бы подчинено их суверенной воле. Такое расширение полномочий могло бы привести к результатам, несовместимым с целями и задачами Конвенции''.[65]

ХАРАКТЕР ПРАВОНАРУШЕНИЯ. В данном аспекте можно обозначить два момента: сфера применения нарушенной правовой нормы и цель наказания.

Сфера применения нарушенной правовой нормы. Если рассматриваемая правовая норма применяется только в отношении ограниченной группы лиц, например, представителей определенной профессии, это означает, что речь идет о дисциплинарном, а не об уголовном производстве. Однако, если правовая норма обладает общим действием, то, вероятнее всего, что она входит в систему уголовного права и подпадает под действие ст. 6. В деле Вебер против Швейцарии, заявитель составил петицию, содержащую уголовное обвинение в диффамации, а затем организовал пресс-конференцию с целью проинформировать общественность о своей жалобе. Вслед за этим он подвергся штрафу за нарушение тайны расследования. После того, как его апелляция против его осуждения была отклонена без проведения публичных слушаний, заявитель обратился с жалобой на нарушение ст. 6. Таким образом, Суд должен был определить, носит ли данное дело уголовный характер. Суд постановил: ”Дисциплинарные санкции, как правило, предназначены для обеспечения того, чтобы представители тех или иных групп действовали в соответствии с особыми правилами, регулирующими их поведение. Более того, в подавляющем большинстве договаривающихся государств обнародование информации относительно продолжающегося расследования является действием, несовместимым с подобными правилами, и наказуемо в соответствии с различными положениями. В качестве лиц, на которых, прежде всего по сравнению со всеми остальными, возложена обязанность сохранения конфиденциальности расследования, — судьи, адвокаты и все те, кто непосредственно связан с функционированием судов, в подобных случаях, независимо от каких-либо уголовных санкций, несут дисциплинарную ответственность, с учетом их профессиональной принадлежности. Стороны же, которые только принимают участие в слушаниях в качестве субъекта юрисдикции судов, не подпадают под действие дисциплинарной сферы судебной системы. Так как действие ст. 185, тем не менее, потенциально распространяется на всех граждан, то правонарушение, определение которого в ней содержится и которое предполагает карательные санкции, является ”уголовным” с точки зрения второго критерия”.[66]

Следовательно, поскольку сфера применения указанной правовой нормы не была ограничена только определенной группой лиц, выполняющих те или иные специфические функции, то по своему характеру она не являлась исключительно дисциплинарной.

Аналогичным образом, в деле Демиколи против Мальты, касающегося журналиста, опубликовавшего статью с резкой критикой двух членов парламента, нарушение привилегий членов парламента не рассматривалось в качестве вопроса внутренней парламентской дисциплины, так как соответствующее положение потенциально затрагивало все население.[67]

Однако в деле Равнсборг против Швеции Суд отметил, что штрафы были наложены за те замечания, которые заявитель сделал в качестве одной из сторон в судебных слушаниях. Суд решил, что данная мера, принятая в целях обеспечения должного проведения судебных слушаний, более соответствует дисциплинарным санкциям, чем уголовному судопроизводству. Следовательно, ст. 6 в данном случае не применима.[68]

Цель наказания. Данный критерий помогает отличать уголовные санкции от чисто административных.

В деле Озтюрк против ФРГ^[69]Суд рассматривал случай, касавшийся нарушения правил вождения автомобиля, правонарушения, подвергшегося декриминализации в Германии. Тем не менее, Суд подчеркнул, что согласно ст. 6, данное правонарушение все еще рассматривается как “уголовное”, так как оно имеет все признаки того, что является отличительным критерием уголовного правонарушения. Указанное положение имеет общее применение, так как распространяется на всех “пользователей дорог”, а не только на отдельную группу лиц (см. выше), и предполагает наложение санкции (штраф) карательного и устрашающего характера. Суд также отметил, что в большей части государств-участников незначительные дорожно-транспортные правонарушения рассматриваются в качестве уголовных.

СУЩЕСТВО И СТЕПЕНЬ СТРОГОСТИ НАКАЗАНИЯ Данный критерий не следует смешивать с целью наказания (см. выше). В том случае, если ст. 6 не может быть применима на основе критерия цели наказания, то Суд должен обратиться к рассмотрению критерия характера и степени строгости наказания, способного обеспечить применение гарантии справедливого суда.

Использование лишения свободы в качестве наказания, как правило, придает правовой норме характер, скорее, более свойственный уголовному производству, чем дисциплинарному. В деле Энгель и др. против Нидерландов Суд заявил, что “В обществе, где действует принцип верховенства права, наказания в виде лишения свободы отнесены к “уголовной” сфере, за исключением тех, которые по своему характеру, продолжительности или способу исполнения не могут считаться наносящими ощутимый ущерб. Серьезность того, что поставлено на карту, традиции государства и значение, придаваемое Конвенцией, уважению физической свободы личности, — все это требует, чтобы именно так и было”.[70]

В деле Бенам против Соединенного Королевства Суд постановил, что “если существует риск лишения свободы, то интересы правосудия, в принципе, требуют обеспечения права на защиту в суде”.[71]

В деле Кэмпбелл и Фелл против Соединенного Королевства Суд заявил, что лишение индивидуума права на досрочное освобождение (права на зачет почти трехлетнего срока), даже, несмотря на то, что согласно английскому праву, досрочное освобождение является скорее привилегией, чем правом, должно быть принято во внимание, так как следствием этого явилась продолжительность тюремного заключения сверх ожидаемого заключенным срока.[72]

Как указывалось выше в деле Энгель и др. против Нидерландов, не ко всякому лишению свободы может быть применена ст. 6. Суд постановил, что тюремное заключение продолжительностью в два дня является недостаточным основанием для рассмотрения его в терминах уголовного производства. Существование угрозы тюремного заключения также может делать возможным применение ст. 6. В деле Энгель и др. против Нидерландов тот факт, что один из заявителей, в конце концов, получил наказание, не равносильное лишению свободы, не повлияло на оценку Суда, так как конечный результат не мог умалить значение того, что было поставлено на карту изначально.

В том случае, если обсуждаемая мера наказания представляет собой не тюремное заключение или его угрозу, а наложение штрафа, Суд принимает во внимание, планируется ли осуществление данной меры только в качестве денежной компенсации за нанесенный ущерб или всецело в качестве наказания, играющего устрашающую роль и препятствующего повторному совершению правонарушения. Только в последнем случае указанная мера пресечения может рассматриваться в контексте уголовного права.[73]

КОММЕНТАРИЙ

Поскольку право на рассмотрение дела в суде (право на судебную защиту) согласно ст. 6 принадлежит только тем, кто обвиняется в совершении уголовного, а не дисциплинарного или административного правонарушения, то, в случае подачи жалобы в Европейский Суд на нарушение ст. 6, он, прежде всего, должен определить, является ли правонарушение уголовным. Позиция Суда в этом вопросе состоит в том, что если то или иное государство относит правонарушение к числу уголовных, то Суд также будет рассматривать его как уголовное. Но если государство квалифицирует нарушение как дисциплинарное или административное и при этом лишает гражданина, обвиняемого в этом правонарушении, права на то, чтобы его дело было рассмотрено судом со всеми вытекающими из ст. 6 гарантиями, то Суд правомочен самостоятельно решать вопрос о том, является ли это правонарушение по своему характеру и предусмотренным санкциям уголовным. Но даже тогда, когда Суд отнесет то или иное малозначительное правонарушение к числу уголовных (несмотря на то, что национальное законодательство отнесло его к дисциплинарному или административному), он не настаивает на том, чтобы такое правонарушение непременно рассматривалось в судебном порядке. Однако в этих случаях гражданин должен иметь право оспорить принятое решение в суде. В деле Зумгобель Суд заявил: “Каждое государство – участник Конвенции должно в рамках своей юрисдикции гарантировать каждому право на рассмотрение в суде затрагивающих его гражданских и уголовных вопросов с помощью производства, имеющего атрибуты судебной формы контроля. Поэтому, либо органы, принимающие первоначальные решения, должны соблюдать процедурные требования ст. 6, либо их решения должны подвергаться последующему контролю судебного органа, который призван обеспечить их соблюдение”.[74] Рассматривая дело Лутца против ФРГ, который обвинялся в нарушении Правил дорожного движения, Суд признал, что “учитывая большое количество незначительных правонарушений – в особенности правил дорожного движения, – характер которых не столь опасен, чтобы подвергать нарушителей уголовному наказанию, государства – участники имеют веские основания для введения такой системы, которая разгружает их суды от большинства подобных дел. Преследования и наказания за незначительные правонарушения в административном порядке не противоречат Конвенции при условии, что заинтересованные лица могут обжаловать вынесенное против них решение в суд, где действуют гарантии ст. 6”.[75]

''ПРАВО НА ПУБЛИЧНОЕ РАЗБИРАТЕЛЬСТВО''

Статья 6 гарантирует каждому человеку право на публичное разбирательство при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявленного ему. Далее, в ст. 6 говорится, что пресса и публика могут не допускаться на все судебное разбирательство или часть его по соображениям морали, общественного порядка или государственной безопасности в демократическом обществе, если это требуется в интересах несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или — в той мере, какой это, по мнению суда, строго необходимо — при особых обстоятельствах, когда публичность нарушала бы интересы правосудия.

Публичный характер судебного разбирательства является существенным элементом права на справедливый суд. Как заявил Суд в деле Ахсен против ФРГ, “Публичный характер разбирательства перед судебными органами, на который ссылается п. 1 ст. 6, защищает заявителей от тайного, не подконтрольного обществу отправления правосудия; это также один из способов укрепления доверия к деятельности судов как высшей, так и низшей инстанции. Делая процесс отправления правосудия прозрачным, публичность способствует достижению цели п. 1 ст. 6, а именно, обеспечению справедливого судебного разбирательства, гарантия которого является одним из фундаментальных принципов любого демократического общества, в свете Конвенции”.[76]

Для того чтобы выполнить требование п. 1 ст. 6, необходима, как правило, публичность разбирательства в судах первой или единственной инстанции.

В том случае, если публичное разбирательство не проводилось в суде первой инстанции, то это положение может быть исправлено проведением публичных слушаний в суде высшей инстанции. Однако, если апелляционный суд не рассматривает конкретные обстоятельства дела или не в состоянии рассмотреть все его аспекты, то в данном случае имеет место нарушение ст. 6. В деле Дьенне против Франции[77] Суд указал, что поскольку по данному делу не проводилось публичное разбирательство перед дисциплинарным органом, это не может считаться исправленным посредством того, что медицинский апелляционный орган провел открытые слушания, так как он не может рассматриваться в качестве судебного органа, обладающего полной юрисдикцией, в частности, у него нет полномочий оценить, насколько рассматриваемая мера наказания была пропорциональна совершенному проступку. Требуются соображения исключительного характера для того, чтобы оправдать отсутствие публичных слушаний, в том случае, если они не были проведены судом первой инстанции.[78]

Право на публичное разбирательство дела, как правило, включает в себя право быть заслушанным в суде, за исключением особых обстоятельств.[79]

Не существует общего требования проводить устные слушания в апелляционном суде. Например, в деле Ахсен против ФРГ[80] Суд постановил, что в уголовном разбирательстве устные слушания не являлись необходимыми, когда рассматриваемый апелляционный суд отклонил апелляцию исключительно на основании закона. Однако, в тех случаях, когда апелляционный суд призван рассмотреть вопросы как факта, так и права и вынести решение о виновности или невиновности обвиняемого лица, проведение устных слушаний является необходимостью.[81] В отношении же гражданских дел, было решено, что устные слушания на этапе рассмотрения апелляции не являются необходимостью.[82]

В некоторых случаях существует возможность для заявителя отказаться от своего права на публичное разбирательство. Как заявил Суд в деле Хоканссон и Стурессон против Швеции, “Общепризнанно, что ни буква или дух данного положения не могут препятствовать заявителю в отказе от своего собственного свободного волеизъявления, выраженного прямо или косвенно, а именно, от права на публичное разбирательство своего дела… Однако, отказ от этого права должен быть сделан в недвусмысленной форме и не должен вступать в противоречие с какими бы то ни было интересами, представляющими общественную важность”.[83]

В деле Девеер против Бельгии[84] заявитель согласился принять предложение об урегулировании по уголовному делу путем уплаты штрафа. В противном случае, ему пришлось бы столкнуться с необходимостью закрыть свой бизнес на время уголовного разбирательства. Суд постановил, что отказ заявителя от судебного разбирательства, т.е. тот факт, что заявитель согласился заплатить штраф, был отмечен принуждением, что может быть квалифицировано как нарушение п. 1 ст. 6.

В вышеупомянутом деле Хоканссон и Стурессон против Швеции, Суд признал, что имел место молчаливый отказ заявителей от их права на публичное разбирательство, поскольку они не обратились с просьбой его проведении, в то время как такая возможность четко сформулирована в законодательстве Швеции.

Суд указал, что разбирательства дисциплинарных проступков заключенных, находящихся в тюрьмах, могут проводиться закрыто. В деле Кемпбелл и Фелл против Соединенного Королевства[85], Суд заявил, что нельзя не считаться с доводами относительно общественного порядка и вопросов безопасности, когда подобное разбирательство проходит открыто. Это создало бы неимоверные трудности для государственной власти.

Суд постановил, что хотя полный запрет на проведение публичных слушаний не может быть оправдан, тем не менее, профессиональное дисциплинарное разбирательство может проводиться закрыто, в зависимости от обстоятельств. При определении того, насколько необходимым является публичное разбирательство, должны учитываться такие факторы как соблюдение профессиональной тайны и охрана частной жизни клиентов или пациентов.[86]

Суд принял к рассмотрению дело Байрам против Соединенного Королевства[87], касающееся правила о том, что некоторые разбирательства по вопросу об опеке над детьми должны проводиться без участия как прессы, так и публики; в то время как аналогичные слушания, касающиеся детей, в других судах предполагают участие прессы и некоторых близких родственников, из числа не участвующих в процессе в качестве сторон.

КОММЕНТАРИЙ

В данном параграфе рассмотрены по существу три момента, составляющие право на публичное разбирательство: · гласность процесса; · устность процедуры рассмотрения дела; · свободный доступ к механизмам судебной защиты.

Гласность судебного разбирательства. Статья 123 Конституции РФ гласит: “Разбирательство во всех судах открытое. Слушание дела в закрытом заседании допускается в случаях, предусмотренных федеральным законом. Статья 18 УПК РСФСР разрешает проводить закрытое судебное разбирательство, когда необходимо предотвратить разглашение государственной тайны, по делам о преступлениях лиц, не достигших 16-летнего возраста; половых преступлениях, а также по другим делам в целях не разглашения сведений об интимных сторонах жизни участвующих в деле лиц. Статья 9 ГПК РСФСР разрешает закрыть судебное заседание в целях предотвращения разглашений сведений об интимных сторонах жизни участвующих в деле лиц, а также для обеспечения тайны усыновления. Приговоры и решения суда во всех случаях провозглашаются публично. Напомним, что согласно ч. 1 ст. 6 “… пресса и публика могут не допускаться на все судебное заседание или часть его по соображениям морали, общественного порядка или государственной безопасности в демократическом обществе, если это требуется в интересах несовершеннолетних или для защиты частной жизни, или – в той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо – при особых обстоятельствах, когда публичность нарушала бы интересы правосудия”.

Если сравнить основания, позволяющие провести закрытое судебное заседание по действующим нормам УПК И ГПК РСФСР и основания, перечисленные в ч. 1 ст. 6 Конвенции, то можно прийти к выводу, что ст. 6 предусматривает более широкие возможности для закрытого судебного разбирательства. В частности, возможность закрыть судебное заседание по соображениям морали, а также для защиты частной жизни сторон значительно шире по своему содержанию, нежели сведения об интимных сторонах жизни или половых преступлениях. Такого же основания, как интересы правосудия, в российском законодательстве вообще не предусмотрено.

Что касается защиты частной жизни, то в этом отношении весьма характерно дело Z против Финляндии.[88] В нем Суду пришлось исследовать наличие факта ВИЧ-инфицирования. Заявительница заявила ходатайство, чтобы данные о наличии у нее ВИЧ-инфекции оставались в тайне. Суд первой инстанции провел закрытое судебное разбирательство, распорядился, чтобы все документы, включая протоколы показаний свидетелей, оставались секретными, всех принимавших участие в процессе обязали под угрозой уголовной или гражданской ответственности относится к данным материалам как к секретным, предал гласности (опубликовал) только резолютивную часть приговора без упоминания каких-либо имен и принял решение, что материалы дела должны оставаться секретными в течение 10 лет. Апелляционная же инстанция по этому делу предала гласности принятое решение с полной информацией о лице, являющемся носителем ВИЧ-инфекции.

В жалобе в Суд заявительница указывала на нарушение ее частной жизни. Нарушение она усматривала, в частности, в том, суд первой инстанции установил слишком малый срок секретности, а суд второй инстанции сделал доступным широкой публике решение с полной информацией о заявителе. Суд признал, что в этой части имело место нарушение тайны частной жизни (ст. 8 Конвенции) и государство должно выплатить Z 1000 000 финских марок в порядке возмещения морального вреда.

Конституция РФ гарантирует гражданам защиту их достоинства (ст. 21); неприкосновенность частной жизни (ст. 23); запрещает использование и распространение информации о частной жизни лица без его на то согласия (ст. 24). Конституция разрешает ограничивать права и свободы граждан федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны и безопасности государства (ч. 3 ст. 55). В силу прямого действия Конституции РФ, Конвенции, которая имеет преимущество перед национальным законодательством, и позиции Суда в части защиты частной жизни в ходе и в результате судебного разбирательства, судьи должны внимательно относиться к ходатайствам сторон, связанным с ограничением гласности судебного разбирательства. Это не означает, что любые ходатайства о полном или частичном закрытии судебного заседания по причине защиты частной жизни должны удовлетворяться судом. Как отметил Суд в своем решении по делу Z против Финляндии, “национальным властям необходимо оставить широкое поле усмотрения для установления справедливости и равновесия между интересами гласности судопроизводства, с одной стороны, и интересами сторон или третьего лица в сохранении тайны информации о личной жизни, с другой стороны. Пределы такого усмотрения зависят от таких факторов, как природа и важность интересов и степени вмешательства”.

Суд признает, что в интересах правосудия можно ограничить гласность судебного разбирательства, когда, например, свидетели или потерпевшие испытывают страх при даче показаний в присутствии публики.[89]

Устность судебного разбирательства. Гласность, открытость правосудия неразрывно связана с устностью судебного процесса, поскольку открытость бессмысленна, если обстоятельства исследуются исключительно по письменным материалам без устного их обсуждения. Поскольку в суде первой инстанции всегда исследуются как вопросы факта, так и вопросы права, то устные слушания являются обязательными. Что же касается второй инстанции, то, как следует из решения Ахсен против ФРГ, если жалоба принесена только по правовым основаниям и исследование фактической стороны дела не требуется, то проведение устных слушаний не является необходимым. Однако в этом отношении следует иметь в виду Постановления Конституционного Суда РФ от 10 декабря 1998 г. и 14 февраля 2000 г.,[90] в которых рассматривались вопросы участия сторон при рассмотрении уголовных дел в кассационном и надзорном порядке. Естественно, что такое участие неразрывно связано с возможностью устно изложить и обосновать свою позицию по делу. В указанных решениях Конституционного Суда РФ, признавшего необходимым участие заинтересованных лиц при рассмотрении уголовных дел в кассационной и надзорной инстанциях, если они об этом просят, не сделано никаких исключений для ситуаций, когда приговор оспаривается исключительно по юридическим мотивам. Поскольку указанные решения Конституционного Суда РФ повышают уровень судебной защиты прав граждан, то судьям необходимо следовать этим решениям.

Под добровольным отказом от публичного разбирательства в данном контексте понимается не отказ от гласности и устности, а в целом отказ от обращения к механизмам судебной защиты, который допустим, но должен быть исключительно добровольным. Речь идет о мирном урегулировании гражданско-правовых конфликтов, применительно по делам частного обвинения и в порядке ст. 9 УПК РСФСР, а также прекращении уголовных дел по нереабилитирующим обвиняемого основаниям. Использование всех указанных институтов по УПК и УПК РСФСР возможно только при согласии сторон без оказания на них какого-либо давления. Разъясняя, что следует понимать под давлением, Суд в решении по делу Девеер против ФРГ записал: “Суд отмечает, что хотя перспектива предстать перед судом, вероятно, усиливает готовность к компромиссу у многих “обвиняемых”, оказываемое таким путем давление не является несовместимым с Конвенцией. Принуждение, на которое жаловался заявитель, следует искать в другом, а именно в приказе о закрытии магазина. Это означает, что на протяжении многих месяцев заявитель был лишен дохода от своей профессиональной деятельности, не мог платить зарплату своим сотрудникам, потерял свою клиентуру к тому времени, когда магазин откроется вновь. В результате, г-н Девеер понес бы значительные убытки”. Однако, если существует возможность быстро устранить применение мер, подпадающих под признаки “принуждения” путем подачи соответствующих жалоб в суд, то нарушения ст. 6 не будет. В деле Деелер правительство Германии не смогло представить убедительных доказательств о существовании эффективных правовых средств, позволяющих оспорить наложение штрафа и предотвратить закрытие магазина.

В деле гр-ки Никишиной Н.В. против Российской Федерации[91], которая жаловалась в том числе на то, что заключение мирового соглашения было совершено под принуждением и, таким образом, имело место нарушение ст. 6, Суд не согласился с ее доводами. Суть дела состояла в споре между Никишиной Н.В. и ее сожителем, отцом ребенка, по поводу установления опеки над ребенком и условий порядка общения с ребенком. В результате неоднократных судебных разбирательств, длившихся с 24 марта 1998 г. по 22 июля 1999 г., Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ отменила все предыдущие судебные решения и передала дело в суд первой инстанции для нового рассмотрения ввиду допущенных нарушений норм материального и процессуального закона. В суде первой инстанции дело должно было рассматриваться 14 февраля 2000 г. Однако 13 марта 2000 г. Никишина и отец ребенка заключили мировое соглашение, в котором полностью отказались от своих взаимных претензий. Определением Люберецкого городского суда, куда дело было направлено на новое рассмотрение, мировое соглашение было утверждено и производство по искам прекращено. В жалобе в Суд на нарушение ч. 1 ст. 6 Конвенции заявительница указала, что заключила мировое соглашение в попытке спасти какие-либо отношения с сыном и не допускать дальнейшего затягивания разбирательства. Однако Суд признал необоснованными утверждения Никишиной о том, что она была вынуждена заключить подобное соглашение. В отличие от дела Девеер против ФРГ, Никишиной Н.В. была предоставлена возможность защищать свои права в судебном разбирательстве, которое должно было состояться 14 февраля 2000 г.

ТОЛКОВАНИЕ ТЕРМИНА ''ОБЪЯВЛЯЕТСЯ ПУБЛИЧНО''

В статье 6 говорится, что судебное решение объявляется публично. Данное положение не предполагает каких-либо исключений, подобных тем, которые допускались в отношении принципа о том, что разбирательство должно проводиться публично (см. выше). Таким образом, данное положение вносит свой вклад в дело обеспечения справедливого суда, а именно посредством установления публичного контроля за судебной властью.

Суд указал, что публичное оглашение не обязательно означает, что решение должно всегда зачитываться вслух в суде. В деле Претто и др. против Италии Суд заявил, что “Он считает, что во всех случаях форма объявления “судебного решения” должна оцениваться в соответствии с внутренним правом государства-ответчика в свете особенностей его системы судопроизводства, с учетом предмета и цели ч. 1 ст. 6.”[92]

В данном деле Суд заявил, что, принимая во внимание ограниченную юрисдикцию Апелляционного суда, депонирование его решения в канцелярии суда, сделавшее общедоступным его полный текст, вполне удовлетворяет требованию “публичного его оглашения”.

Далее, Суд указал, что в деле Ахсен против ФРГ[93] публичное оглашение решения, вынесенного Верховным Судом, не являлось необходимостью, ввиду того, что решения судов низшей инстанции уже были до этого объявлены публично.

По делу Зуттер против Швейцарии[94], Суд отметил, что публичное оглашение решения апелляционного военного суда не было необходимым, поскольку доступ общественности к данному решению обеспечивался другими средствами, прежде всего возможностью получения копии решения в канцелярии суда, а также благодаря последующему его опубликованию в официальном сборнике судебных дел.

Все вышеупомянутые дела касались решений, вынесенных судами высшей инстанции, и Суд не нашел в них каких-либо нарушений. Однако, в делах Вернер против Австрии[95] и Шюкс против Австрии[96], в которых не были оглашены публично ни решение суда первой инстанции, ни апелляционного суда, полный текст этих решений не был открыто доступен публике в судебных канцеляриях, а доступ к ним был ограничен только теми лицами, которые обладали “легитимными интересами”, Суд усмотрел нарушение ст. 6.

Суд также обнаружил нарушение в деле Кемпбелл и Фелл против Соединенного Королевства[97], в котором решение, принятое Советом посетителей в ходе дисциплинарного разбирательства в тюрьме, не было объявлено им публично, а также не были приняты меры для публичного оглашения данного решения.

КОММЕНТАРИЙ

Применительно к вопросу публичного оглашения решения (приговора) суда следует обратить внимание на то, что это требование зависит от компетенции суда. В частности, если вышестоящий суд не рассматривает дело по существу, а правомочен лишь принять решение об отклонении жалобы либо отмене решения нижестоящего суда и направлении дела на новое расследование, то считается приемлемым либо оглашение его резолютивной части, либо сдача в канцелярию суда, где с ним можно ознакомиться и снять копию решения. Что касается оглашения решения суда первой инстанции, рассматривающего дело по существу, то его оглашение является обязательным. Однако Суд пока не высказал своего мнения относительно того, что следует понимать под решением, т.е. включает ли в себя термин “решение” только его резолютивную или описательно-мотивировочную часть.

Высказанная по делу Претто и др. против Италии мысль о том, что “во всех случаях форма объявления судебного решения должна оцениваться в соответствии с внутренним правилом государства-ответчика”, говорит, что это может зависеть и от требований, предъявляемых к решениям суда в том или ином государстве. В частности, если мотивировочная часть решения должна быть достаточно развернутой, с указанием не только на исследованные судом источники доказательств, но и на содержащуюся в них информацию, то возникает проблема полного оглашения решения в случаях, когда проводится закрытое судебное заседание. Из решения Суда по делу Z против Финляндии следует, что в этих случаях допускается оглашение лишь резолютивной части решения. Причем и резолютивная часть решения может быть скорректирована таким образом, чтобы граждане, чья личная или семейная жизнь должна оставаться тайной, не были идентифицированы. То же относится и к случаям матримониальных споров или опеки над детьми, на что прямо указывает ст. 14 Международного Пакта о гражданах и политических правах, которая допускает, что в этих случаях решение суда вообще может не оглашаться, а заинтересованные стороны могут получить его в канцелярии суда. Очевидно, что многие вопросы, связанные с гласностью судебного разбирательства и оглашением судебного решения, в новых ГПК и УПК РФ должны быть приведены в соответствие с Конституцией РФ и Европейской Конвенцией.

“РАЗУМНЫЙ СРОК”

Статья 6 гарантирует каждому человеку судебное разбирательство “в разумный срок”. Суд заявил, что целью данной гарантии является защита “всех сторон в судебном разбирательстве от чрезмерного затягивания судебной процедуры”.[98] Более того, указанная гарантия “подчеркивает важность того, чтобы правосудие осуществлялось без задержек, могущих подорвать его эффективность и доверие к нему”.[99] Таким образом, значение критерия “разумного срока” состоит в том, чтобы гарантировать вынесение судебного решения в течение разумного срока, устанавливая тем самым предел состоянию неопределенности, в котором находится то или иное лицо в связи с его/ее положением гражданско-правового характера или по причине предъявленного ему/ей уголовного обвинения, что является важным как для самого заинтересованного лица, так и с точки зрения понятия “юридической определенности”.

Нужно учитывать, что в гражданских делах отсчет времени начинается с момента возбуждения дела, а в уголовных — с момента предъявления обвинения.[100] Отсчет времени прекращается, как только завершается разбирательство в суде самой высшей инстанции, т.е. когда выносится окончательное решение.[101] Суд будет рассматривать продолжительность судебных разбирательств, начиная с даты признания государством-участником права на подачу индивидуальной петиции, но учитывая при этом состояние и прогресс в разбирательстве дела на данный момент.[102]

В своем прецедентном праве Суд определил факторы, которые необходимо учитывать при оценке того, отвечает ли продолжительность времени судебного разбирательства критерию “разумного срока”: сложность дела, поведение заявителя, поведение судебных и государственных властей и степень риска для заявителя.[103]

Суд также принимает во внимание особые обстоятельства дела, и поэтому он не установил точный временной предел. В некоторых случаях, Суд производит, своего рода, общую оценку, чем непосредственно рассматривает вышеуказанные критерии.

СЛОЖНОСТЬ ДЕЛА. При оценке степени сложности дела важны все его аспекты. Сложность может быть связана как с вопросами факта, так и с правовыми аспектами.[104] Суд придает большое значение следующим факторам: характеру фактов, которые необходимо установить[105]; количеству обвиняемых и свидетелей[106]; международным факторам[107]; присоединению дела к другим делам[108]; а также вступлению в процесс новых лиц.[109]

Чрезмерная сложность дела иногда может служить оправданием слишком продолжительного разбирательства. Например, в деле Бодаерт против Бельгии Суд не счел неоправданно долгим срок продолжительностью в 6 лет и 3 месяца, поскольку речь шла о трудном расследовании убийства и параллельном рассмотрении в связи с этим двух дел.[110] Однако, даже в очень сложных делах могут случаться неоправданные задержки. Так, в деле Феррантелли и Сантанжело против Италии Суд признал необоснованной 16-летнюю продолжительность разбирательства, несмотря на то, что дело касалось сложного и трудного расследования убийства и отличалось особой деликатностью, связанной с участием в нем несовершеннолетних.[111]

ПОВЕДЕНИЕ ЗАЯВИТЕЛЯ.Если задержка происходит по вине заявителя, то это, несомненно, является фактором, ослабляющим эффективность его жалобы. Тем не менее, нельзя упрекать заявителя в том, что он/она полностью использовали средства защиты, предоставляемые внутренним законодательством. Нельзя требовать от заявителя активного сотрудничества с судебными властями, которое может привести к его/ее осуждению.[112] В том случае, если заявитель старается ускорить процесс разбирательства, то это будет рассматриваться в качестве обстоятельства в его пользу, но нежелание с его стороны ускорять процесс не имеет решающего значения.[113]

В деле Юнион Алиментариа Сандерс С.А. против Испании Суд заявил, что заявитель обязан только “демонстрировать готовность участвовать во всех этапах разбирательства, имеющих непосредственное к нему отношение, воздерживаться от использования приемов по затягиванию процесса, а также максимально использовать все средства внутреннего законодательства для ускорения процедуры слушаний”.[114]

В деле Чирикоста и Виола против Италии[115], касавшемся требования приостановить проведение работ, что, по всей вероятности, вступало в противоречие с правами собственности, Суд решил, что 15-летний срок разбирательства не являлся неоправданным, поскольку заявители, по крайней мере, 17 раз обращались с просьбой об отсрочке процесса и не возражали против требований другой стороны, выраженных 6 раз, о переносе разбирательства. Однако, в деле Бомартен против Франции[116], в котором заявители способствовали затягиванию разбирательства, поскольку они обратились в не тот суд и представили заявление оснований иска 4 месяца спустя после подачи своей апелляции, Суд постановил, что в затягивании процесса более повинны власти, так как национальному суду понадобилось более 5 лет, чтобы провести первое слушание, а министерству-ответчику – более 20 месяцев, чтобы зарегистрировать исковое заявление.

ПОВЕДЕНИЕ ВЛАСТЕЙ. При определении того, была ли соблюдена гарантия “разумного срока”, должно приниматься во внимание затягивание разбирательства исключительно по вине государства. Таким образом, государство несет ответственность за отсрочки, связанные с действиями административных или судебных властей.

При рассмотрении дел, касающихся продолжительности разбирательства, Суд обратил внимание на принцип надлежащего отправления правосудия, а именно, на возлагаемую на национальные суды обязанность должным образом рассматривать направляемые им дела.[117]Таким образом, решения, касающиеся отсрочки дела по особым причинам, или в связи со сбором доказательств, могут иметь некоторое значение. В деле Юинг против Соединенного Королевства[118] соединение трех дел в одно, затянувшее разбирательство, не было признано произвольным или необоснованным, или ставшим причиной неоправданной задержки, с учетом надлежащего отправления правосудия. Суд дал ясно понять, что усилия судебных властей, направленные на максимальное ускорение разбирательства, играют важную роль в обеспечении соблюдения в отношении заявителей гарантий, заложенных в ст. 6.[119] Следовательно, на национальный суд возлагается особая обязанность по обеспечению того, чтобы все стороны, участвующие в судебном разбирательстве, делали все от них зависящее с тем, чтобы избежать любой неоправданной отсрочки в рассмотрении дела.

Отсрочки, имевшие место по вине государства в гражданских делах, которые приходится рассматривать страсбургским органам, включают в себя следующие: перенос слушаний в ожидании результата рассмотрения другого дела; отсрочка в проведении слушаний судом по причине задержки с представлением или сбором доказательств со стороны государства; задержки по вине судебной канцелярии или других административных органов. Для уголовных дел они могут включать в себя: отсрочки, связанные с передачей дел из одного суда в другой; случаи, в которых в ходе одного разбирательства одновременно рассматриваются дела в отношении двух или более обвиняемых; задержки, связанные с доведением решения суда до сведения обвиняемого, а также с подготовкой и рассмотрением апелляций.[120]

В деле Циммерман и Штайнер против Швейцарии Суд заявил, что на государства возлагается обязанность “упорядочить свои правовые системы таким образом, чтобы дать возможность судам действовать в соответствии с требованиями ч. 1 ст. 6, включая и принцип проведения судебного разбирательства в пределах разумного срока“.[121]

В вышеприведенном деле, Суд отметил, что поскольку причиной задержки стало продолжительное затягивание разбирательства по причине загруженности работой государственного суда, то имело место нарушение гарантии “разумного срока”, заложенной в ст. 6, так как государство не приняло адекватных мер по исправлению данной ситуации. Адекватные меры могли бы включать в себя назначение дополнительных судей или административных сотрудников. Однако нарушение не было бы обнаружено, в том случае, если бы затягивание носило только временный и исключительный характер и если бы государство своевременно предприняло все необходимые действия, направленные на его устранение.

Принимая решение, Суд готов учитывать особенности политической и социальной ситуации в рассматриваемом государстве.[122]

Степень риска для заявителя (“что для него поставлено на карту”). Так как при проведении оценки того, была ли соблюдена гарантия “разумного срока”, принимается во внимание фактор степени риска для заявителя, то, ожидается, что уголовные разбирательства, будут, как правило, проводиться более ускоренно, чем гражданские, особенно, если обвиняемый находится в условиях предварительного заключения.

Тем не менее, и гражданские слушания также могут требовать от властей незамедлительных действий, особенно в тех случаях, когда разбирательство имеет решающее значение для заявителя, носит особый характер или отличается невозможностью отмены решения.[123]Ниже мы приводим некоторые примеры:

· Дела, касающиеся опеки над детьми. В деле Хокканен против Финляндии Суд заявил, что “…существенным является то, чтобы дела, касающиеся опеки, рассматривались в срочном порядке”.[124] В деле Игнакколо-Зенниде против Румынии [125] Суд подчеркнул, что решения, касающиеся детей, должны выноситься в ускоренном порядке.

· Трудовые споры. В деле Обермайер против Австрии Суд заявил, что “…работник, полагающий, что он был неправомерно отстранен от исполнения своих обязанностей работодателем, лично заинтересован в том, чтобы судебное решение о незаконности данной меры было принято незамедлительно”.[126]

· Дела, связанные с травматизмом. В деле Силва Понтес против Португалии[127], в котором заявитель требовал выплаты компенсации за серьезные физические травмы, полученные в ходе автодорожного происшествия, Суд указал, что необходима особая оперативность в рассмотрении данного дела.

· Другие дела, при рассмотрении которых важна срочность. В деле X. против Франции[128] заявитель, который был заражен ВИЧ-инфекцией в результате переливания крови, возбудил дело против Государства о выплате компенсации. Принимая во внимание состояние здоровья заявителя и продолжительность его жизни, Суд признал судебное разбирательство, длившееся два года, неоправданно долгим. Национальные суды не смогли использовать свои полномочия в целях ускорения разбирательства. В деле А. и др. против Дании Суд постановил, что “…компетентные административные и судебные органы были обязаны в соответствии со ст. 6(1) действовать с исключительной оперативностью, предусмотренной судебным прецедентным правом в спорах подобного характера”.[129]

КОММЕНТАРИЙ

В связи с определением начального момента течения разумного срока следует напомнить позицию Европейского Суда и Конституционного Суда РФ о том, какой смысл вкладывается в понятие “предъявление обвинения”, о чем уже говорилось выше. Оба указанных органа правосудия определяют это понятие не формально, а с учетом фактического положения гражданина в процессе возбуждения уголовного дела и производства предварительного расследования.

Что касается поведения властей при оценке разумности сроков предварительного расследования преступлений и рассмотрения дел в суде, то помимо приведенных выше прецедентов следует указать на дело Экле против Германии[130], в котором анализировалась практика полного или частичного отказа от уголовного преследования по причине нарушения “разумного срока”. По этому делу заявители кроме прочих аргументов относительно неоправданных задержек указывали на то, что проводилось расследование слишком многих эпизодов преступлений. Правительство Германии утверждало, что принцип обязательности расследования всех уголовных преступлений, вменяемых лицу, заставили власти действовать именно так. Изменения в законодательстве, позволяющие полностью или частично отказаться от уголовного преследования по причине нарушения разумного срока, произошли после того, как дело поступило в суд. По этому поводу Суд признал, что огромное число расследовавшихся эпизодов не могло не сказаться на сроках предварительного следствия, однако в любом случае правительство не вправе, когда речь идет о выполнении обязательств, взятых им на себя в силу ст. 6, ссылаться на недостатки своего внутреннего законодательства. Таким образом и правительство Германии, и Суд косвенно признали неудовлетворительным законодательство, не позволяющее прекратить уголовное дело по причине затянувшегося расследования. Как известно, российское законодательство не предусматривает такого основания прекращения дела. Однако в силу решения Конституционного Суда РФ от 23 марта 1998 г. суды получили право контроля не только за продлением срока содержания обвиняемых под стражей, но и за продлением срока предварительного следствия. Знакомство с решениями Суда должно побудить судей к более тщательному анализу хода расследования и принятию принципиальных решений на этот счет. Суды не должны принимать во внимание такие трудности следствия, как большая нагрузка, нехватка кадров и т.п., поскольку это не принимается во внимание Европейским Судом. Следует иметь в виду, что принимается во внимание только сложность фактических обстоятельств дела, поведение обвиняемого и его защитника, если по их необоснованным ходатайствам или в результате их поведения, направленного на затягивание процесса, следствие не уложилось в установленные сроки. Несмотря на то, что российское законодательство (ст. 7 и 20 УПК РСФСР) так же, как и германское, обязывает власти принять все предусмотренные законом меры для всестороннего, полного и объективного исследования всех обстоятельств дела, судья вправе признать необоснованным продление срока следствия, особенно по делам небольшой и средней тяжести, в ситуации, когда следственные органы стремятся вменять в вину обвиняемому как можно больше эпизодов преступной деятельности (например, краж). В этих случаях право обвиняемого быть судимым в разумные сроки должно превалировать над обязанностью, предусмотренной ст. 20 УПК РСФСР.

Практика применения Судом ч. 1 ст. 6 в части “разумного срока” несомненно оказала влияние и на Постановление Конституционного Суда РФ от 2 июля 1998 г., предоставившее право обжалования и опротестования таких промежуточных решений суда первой инстанции, как отложение и приостановление разбирательства дела, возвращение дела на дополнительное расследование и др. При этом Конституционный Суд РФ отметил, что, откладывая либо приостанавливая разбирательство по делу, направляя дело на дополнительное расследование, суд фактически переносит осуществление правосудия на неопределенный срок, что противоречит ст. 46 Конституции РФ, п. 3 ст. 14 Международного Пакта о гражданских и политических правах и п. 1 ст. 6 Конвенции в части права обвиняемого быть судимым без неоправданной задержки.

Верховный Суд РФ неоднократно анализировал состояние со сроками рассмотрения дел судами и принимал по этому вопросу соответствующие Постановления Пленума.[131] Верховный Суд РФ безусловно учитывал все объективные факторы, негативно влияющие на сроки рассмотрения дел в судах, и, тем не менее, вынужден был констатировать, что “основными причинами нарушения процессуальных сроков являются недостатки и упущения в деятельности судов, связанные, прежде всего, с неудовлетворительной организацией судебного процесса, снижением исполнительской дисциплины, недостаточным контролем со стороны председателей соответствующих судов”.[132] Отметим, что значительное количество жалоб, поданных российскими гражданами в Суд, связано именно с нарушением п. 1 ст. 6 в части нарушения “разумного срока”. Те причины, которые мы называем объективными (нагрузка, нехватка кадров, недофинансирование и т.п.), далеко не всегда будут приниматься во внимание Судом, несмотря на заявление о том, что он готов учитывать особенности политической и социальной ситуации в рассматриваемом государстве. Многое будет зависеть от того, насколько Правительству России удастся убедить Суд, что оно принимает эффективные меры для исправления ситуации со сроками рассмотрения дел в судах. Особо следует обратить внимание на такое обстоятельство, как степень риска для заявителя (“что для него поставлено на карту”), при проведении оценки Судом разумного срока. ГПК РСФСР (ч. 2 ст. 143) и УПК РСФСР (ст. 223-1) крайне узко определяют такого рода обстоятельства, не говоря уже о том, что суды нарушают и эти установленные законом сроки. В связи с этим суды должны иметь в виду, что они не вправе ссылаться на нормы российского законодательства, не учитывающего в полной мере специфику гражданских и уголовных дел, в которых “слишком много поставлено на карту” и обязаны в соответствии с ч. 1 ст. 6 действовать с исключительной оперативностью, предусмотренной судебным прецедентным правом в делах подобного рода.

СУД НЕЗАВИСИМЫЙ И БЕСПРИСТРАСТНЫЙ

В статье 6 говорится, что каждый человек имеет право на разбирательство дела независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Оба критерия — независимости и беспристрастности — тесно связаны друг с другом, и зачастую Суд рассматривает их одновременно.

НЕЗАВИСИМОСТЬ

Как правило, считается, что суды являются независимыми, и судьям редко приходится решать, являлся ли суд независимым, за исключением ситуаций, в которых им может быть поручено рассмотрение решений, принятых несудебными органами. В тех случаях, когда на органы, не являющиеся судами, возложено осуществление функций по рассмотрению вопросов гражданско-правового характера или связанных с уголовными обвинениями, они должны действовать в соответствии с принципами независимости и беспристрастности.

При определении того, является ли судебный орган независимым, Суд принимает во внимание следующие факторы:

· процедуру назначения его членов;

· продолжительность их службы в этом качестве;

· существование гарантий, препятствующих оказанию давления на них, а также то, имеет ли данный орган внешние атрибуты независимости.[133]

Суд постановил, что судебный орган должен быть независим как от исполнительной власти, так и от сторон в деле.[134]

СОСТАВ И ПРОЦЕДУРА НАЗНАЧЕНИЯ. Суд указал, что наличие в судебном органе судей или других представителей, обладающих юридической квалификацией, является ярким свидетельством его независимости.[135]

В деле Срамек против Австрии[136]Суд счел, что рассматриваемый орган (Региональный отдел по сделкам с недвижимостью) не обладал независимостью. Правительство выступало в качестве одной из сторон разбирательства, и представитель правительства являлся начальником лица, выступавшего на суде в роли докладчика.

Тот факт, что члены судебного органа назначаются исполнительной властью, сам по себе не является нарушением Конвенции.[137] Конвенция может быть признана нарушенной в том случае, если заявитель сможет продемонстрировать, что процедура назначения членов судебного органа, в целом, носила неудовлетворительный характер, или, что учреждение специального органа для разбирательства дела было продиктовано мотивами, связанными с попыткой повлиять на его исход.[138]

Далее, если члены суда назначаются на определенный продолжительный срок, то это рассматривается в качестве гарантии его независимости. В деле Ле Конт против Бельгии[139] было признано, что 6-летняя продолжительность срока службы членов Апелляционного совета является гарантией его независимости. В деле Кемпбелл и Фелл против Соединенного Королевства[140] члены тюремного Совета посетителей назначались на 3-летний срок. Такой срок службы был признан относительно непродолжительным, но, вместе с тем, было отмечено, что члены Совета выполняют свои обязанности на безвозмездной основе, и что трудно найти людей для подобной работы. Поэтому нарушение ст. 6 не было обнаружено.

ВНЕШНИЕ АТРИБУТЫ. Несколько подозрительное отношение к внешним атрибутам независимости может, до некоторой степени, иметь объективное оправдание. В деле Белилос против Швейцарии[141] местная “Полицейская Комиссия”, занимавшаяся разбирательством некоторых мелких правонарушений, состояла из единственного члена – полицейского чиновника, действовавшего в своем личном качестве. Несмотря на то, что он не должен был подчиняться указаниям властей, что он принял присягу и не подлежал увольнению, он впоследствии должен был вернуться к исполнению своих обязанностей в муниципалитете. Его можно было рассматривать в качестве представителя полиции, подчиняющегося своему руководству и солидарного со своими коллегами, что, следовательно, могло подорвать доверие, которым должны обладать суды. Таким образом, имели место обоснованные сомнения относительно независимости и организационной беспристрастности Полицейской Комиссии, которая не отвечала в этом отношении требованиям ч. 1 ст. 6.

ПОДЧИНЕННОСТЬ ДРУГИМ ОРГАНАМ.Суд должен обладать полномочиями принимать обязывающие решения, которые не могут быть изменены несудебными властями.[142] В этом отношении не было обнаружено нарушение ст. 6 военными трибуналами и другими военными дисциплинарными органами. Исполнительная власть может выпускать директивы для их членов в отношении исполнения ими своих обязанностей, но подобные директивы вовсе не должны рассматриваться в качестве инструкций по принятию решений судебного характера.[143]

БЕСПРИСТРАСТНОСТЬ

В деле Пьерсак против Бельгии Суд заявил, что “Несмотря на то, что беспристрастность обычно означает отсутствие предубеждения или пристрастия, ее отсутствие или, наоборот, наличие может быть проверено различными способами в соответствии с ч. 1 ст. 6 Конвенции. В данном контексте можно провести различие между субъективным подходом, отражающим личные убеждения данного судьи по конкретному делу, и объективным подходом, который определяет, имелись ли достаточные гарантии, чтобы исключить какие-либо сомнения по этому поводу”.[144]

В отношении субъективной беспристрастности, Суду требуются доказательства фактического наличия предубеждения. Личная беспристрастность официально назначенного судьи не подвергается сомнению, если только не появляются свидетельства, указывающие на обратное.[145]Данная презумпция является очень сильной, так как на практике достаточно трудно доказать наличие личного пристрастия. Несмотря на то, что подобные жалобы часто направляются в Страсбург, ни одна из них пока еще не была признана правомерной.

Что касается теста на объективность, то в деле Фей против Австрии Суд заявил, что ''В рамках теста на объективность, необходимо определить, существуют ли, независимо от личного поведения судьи, неоспоримые факты, которые могут вызывать сомнения в его беспристрастности. В этом отношении даже внешние атрибуты могут иметь некоторое значение. В данном случае на карту поставлено то доверие, которое в демократическом обществе должны вызывать суды у публики, и прежде всего, в случае уголовных разбирательств, у обвиняемых. Это предполагает, что при определении того, существует ли в рассматриваемом деле обоснованное основание для опасения, что конкретному судье не хватает беспристрастности, мнение обвиняемого играет важную, но не определяющую роль. Решающим здесь является то, насколько данное опасение может быть объективно оправданно''.[146]

Суд постановил, что всякий судья, в отношении беспристрастности которого имеются законные сомнения, должен выйти из состава суда.[147]

В данном случае также имеет значение наличие в национальном законодательстве процедур, обеспечивающих беспристрастность судебного разбирательства. И в то время как Конвенция прямо не формулирует положение о необходимости существования механизмов, с помощью которых участники разбирательства могли бы оспорить его беспристрастность, нарушения ст. 6, как правило, происходят при их отсутствии. Если заявитель поднимает вопрос о беспристрастности суда, то необходимо проводить расследование, если только подобное опасение ''совершенно определенно не лишено оснований''.[148]

Чаще всего данный вопрос поднимался в Страсбурге в связи с делами, касающимися проявлений расизма. Принципы, изложенные в нижеприведенных делах, равно применимы и к другим формам проявления предвзятости или предубеждения.

В деле Ремли против Франции[149] заявление одного из членов жюри, сказавшего: ''К тому же я – расист'', было услышано третьим лицом. Национальный судебный орган решил не приобщать к делу факты, якобы, имевшие место вне зала суда. Суд отметил, что национальный суд не провел надлежащую проверку на предмет беспристрастности судебного разбирательства, тем самым, лишая заявителя возможности, исправить ситуацию, что вступает в противоречие с требованиями Конвенции. Таким образом, Суд констатировал факт нарушения ст. 6.

В тех случаях, где национальный судебный орган осуществил надлежащее расследование по факту обвинения в предвзятости и пришел к выводу, что рассматриваемое судебное разбирательство было справедливым, Суд не склонен подвергать сомнению данное заключение. В ходе разбирательства дела Грегори против Соединенного Королевства[150] судье поступила записка от жюри присяжных со словами: “Присяжные демонстрируют расистские настроения. Один член должен выйти из состава жюри”. Судья показал записку представителям обвинения и защиты. Он также обратился к жюри с предупреждением рассматривать дело только на основании доказательств, отбросив всякие предубеждения. Суд счел это достаточным в свете ст. 6. Он признал важным, что защитник не потребовал отзыва присяжных и не обратился к ним в открытых слушаниях с вопросом, способны ли они продолжить разбирательство и вынести свой вердикт исключительно на основании доказательств. Судья, ведущий разбирательство, сделал четкое, подробное и убедительное заявление, призывая присяжных отбросить “любые предубеждения или предрассудки”. Далее, сравнивая данное дело с делом Ремли против Франции, Суд заявил, что “В том деле, судьи ведущие разбирательство, не смогли должным образом отреагировать на заявление о том, что кто-то слышал, как один из присяжных, личность которого можно было установить, сказал, что он расист. В данном же деле, судья столкнулся с обвинениями присяжных в расизме, которые, несмотря на их неопределенность и неточность, нельзя было назвать бессодержательными. В данных обстоятельствах, он предпринял необходимые меры, подтверждающие, что суд был учрежден в качестве беспристрастного органа в свете ч. 1 ст. 6 Конвенции, и предложил достаточные гарантии для того, чтобы рассеять любые сомнения по этому поводу”.[151]

Однако, в более позднем деле Сандер против Соединенного Королевства Суд пришел к выводу, что поскольку судья не прореагировал должным образом на аналогичные проявления расизма среди присяжных, то имело место нарушение ст. 6. Суд заявил, что “…Судье следовало отреагировать более энергично, чем только делать слабые попытки убедить присяжных отбросить свои предубеждения и проводить разбирательство, основываясь исключительно на доказательствах. Не сделав этого, судья не представил достаточные гарантии, которые могли бы исключить любые объективно оправданные или обоснованные сомнения относительно беспристрастности суда. Из этого следует, что суд, который признал заявителя виновным, не был беспристрастным, с объективной точки зрения”.[152]

В ряде прецедентов, касающихся вопроса беспристрастности суда, рассматриваются ситуации, в которых судья исполняет различные процедурные функции в ходе разбирательства. В деле Пьерсак против Бельгии[153] судья, который рассматривал дело заявителя, ранее служил в отделе, проводившем расследование по делу заявителя, и он же возбудил в отношении заявителя уголовное дело. Суд констатировал нарушение ст. 6.

В деле Хаусхильдт против Дании[154] Суд усмотрел нарушение, поскольку судья, председательствовавший в судебном разбирательстве, ранее выносил судебное решение о применении к заявителю предварительного заключения. Это носило особый характер, так как, вынося 9 раз решение о продлении срока содержания под стражей, судья ссылался на ''особо сильное подозрение'' относительно вины заявителя. Суд счел, что различие между вынесением решения по существу дела и решением о назначении предварительного заключения было слишком тонким, и что опасения заявителя были объективно оправданны.

Самого факта того, что судья, ведущий разбирательство, привлекался к участию в деле заявителя на более ранних этапах, недостаточно, чтобы конституировать нарушение ч. ст. 6. Для этого, помимо знакомства судьи с делом, требуется наличие особых условий, аналогичных тем, которые приводились выше в связи с делами Ремли и Хаусхильдта.

ПОВТОРНЫЕ СЛУШАНИЯ. Если решение после подачи апелляции признано недействительным и возвращено для пересмотра в суд первой инстанции, то в этом случае автоматически не происходит нарушение ст. 6, поскольку тот же самый судебный орган, в том же или ином составе, снова рассматривает данный вопрос.[155] В деле Томанн против Швейцарии[156] заявитель был осужден повторно судом, который ранее признал его виновным заочно. Суд не усмотрел в этом нарушение ст. 6, поскольку судьи отдавали себе отчет в том, что они вынесли свое первое решение на основании ограниченных свидетельств, и предприняли новое разбирательство дела на более исчерпывающей и состязательной основе.

Специальные судебные органы

Суд признает наличие убедительных оснований для проведения слушаний в специальных судебных органах в тех случаях, если требуются технические знания специалиста, что может предполагать включение в состав суда специалистов-практиков, например, если речь идет о медицинских дисциплинарных трибуналах. В случае существования каких-либо связей между некоторыми членами суда и любой из сторон, эти члены суда должны выйти из его состава. В случае появления обоснованных сомнений, может быть недостаточно только лишь указания на присутствие таких членов или выявления решающего голоса в процессе голосования. Так, дело Ландборгер против Швеции[157], касалось разбирательства в Суде по наймам и арендной плате. В состав суда входили двое профессиональных судей и двое заседателей, являвшихся экспертами-консультантами, назначенными Ассоциацией домовладельцев и Арендной ассоциацией. Консультанты имели тесные контакты с обеими ассоциациями, добивавшимися сохранения положения, оспариваемого заявителем. По причине законного опасения заявителя по поводу того, что их интересы были противоположны его собственным, не было достаточно того, что председатель суда имел решающий голос.

ПРИСЯЖНЫЕ. Все вышеприведенные принципы равно применимы и в отношении присяжных.

Отказ от своего права на независимое
и беспристрастное судебное разбирательство

Суд не сформулировал четкие принципы, определяющие, как далеко может заходить заявитель в своем отказе от права на независимое и беспристрастное судебное разбирательство. Суд, однако, указал, что степень возможности отказа должна быть ограничена при сохранении минимальных гарантий, не зависящих исключительно от намерений сторон. Отказ от права, гарантированного Конвенцией, должен быть установлен недвусмысленным путем. Стороны должны быть осведомлены о своем праве на выражение сомнения относительно беспристрастности судебного разбирательства, им должна быть предоставлена возможность поднять этот вопрос, и они должны выразить свое удовлетворение по поводу состава суда. Простое отсутствие возражений не может считаться достаточным условием для установления отказа от права. В деле Пфайфер и Пранкл против Австрии[158] Суд счел, что отсутствие возражений по поводу участия в разбирательстве двух членов суда, которые до этого занимались расследованием дела и были неправомочны участвовать в слушаниях в качестве судей, является недостаточным условием для того, чтобы квалифицировать его в качестве отказа от права. В деле Обершлик (№ 1) против Австрии[159] председатель слушаний в Апелляционном суде принимал участие в рассмотрении дела на первом этапе и, согласно Уголовно-процессуальному кодексу, не был правомочен входить в состав данного суда. Заявитель не оспорил факт присутствия указанного судьи, но он не был осведомлен и о том, что двое других судей также не обладали правомочностью по аналогичным причинам. Суд счел, что в данном случае нет оснований утверждать, что заявитель отказался от своего права на рассмотрение своего дела ''беспристрастным'' судом.

КОММЕНТАРИЙ

Порядок назначения судей в Российской Федерации, сроки их пребывания в должности, процедура лишения судейских полномочий, финансирование судебной власти исключительно из Федерального бюджета и т.д. является более чем достаточными при оценке их независимости. Под сомнение может быть поставлен лишь 3-летний срок пребывания в должности для впервые избранных судей. Как отмечал Суд в деле Кэмбелл и Фелл против Соединенного Королевства, “такой срок службы является относительно непродолжительным”, однако это оправдывалось тем, что судьи работали на безвозмездной основе, а потому трудно найти желающих для выполнения такой работы на более длительный срок. В России такое оправдание отсутствует. Однако, если Суд будет рассматривать жалобу российского гражданина на отсутствие независимости того или иного судьи, назначенного на 3-летний срок, то вполне возможно он примет во внимание наличие системы иных гарантий независимости (порядок назначения, порядок лишения судейский полномочий и др.) и признает их достаточными. Что касается внешних атрибутов независимости судей, т.е. какой орган осуществляет правосудие, и в какой мере он зависим от исполнительной власти, то в России правосудие осуществляется только судом (ст. 118 Конституции РФ). Возможность рассмотрения тех или иных административных дел или дисциплинарных правонарушений несудебными органами, даже если Суд посчитает их делами, носящими гражданско-правовой или уголовный характер, допустимо при наличии возможности обжалования принятых решений в суд, обладающий гарантиями независимости. Согласно ч. 2 ст. 46 Конституции РФ решения и действия (или бездействие) органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и должностных лиц могут быть обжалованы в суд.

При оценке беспристрастности судьи, как следует из приведенных прецедентов, Суд проводит различие между субъективными и объективными факторами, которые должны приниматься во внимание. Что касается субъективных факторов, относящихся к личности судьи, то Суд руководствуется презумпцией личной беспристрастности, причем этот довод достаточно сильный. Это означает, что для его опровержения нужны убедительные доказательства. Поэтому, несмотря на то, что жалоб на личную пристрастность судьи было достаточно много, Суд еще ни разу не признал их обоснованными. Под объективными факторами имеется в виду практически те основания, по которым согласно ст. 59 и 60 УПК РСФСР судья подлежит отводу. Обращает на себя внимание, что Суд не исключает возможность повторного рассмотрения дела после отмены состоявшегося судебного решения тем же составом суда. Статья 60 УПК РСФСР исключает такую возможность. В российском процессуальном законодательстве существуют процедуры отвода судей, на каком бы этапе судебного разбирательства не возникло сомнение в их беспристрастности. Однако надо обратить внимание на мысль, высказанную в деле Пфайфер против Австрии, а именно: “простое отсутствие возражений против состава суда не может считаться достаточным для установления отказа от права”. Что это значит? Как и во многих других решениях, Суд подчеркивает, что каждый может отказаться от использования предоставленных ему прав, однако такой отказ должен быть абсолютно добровольным и выражен четко и недвусмысленно. Это предполагает знание своих прав и последствия отказа от их использования. В указанном деле заявитель не знал о принадлежащем ему праве отвода и оснований отвода, а потому отсутствие возражений против состава суда не являлось достаточным условием для установления отказа от права. Это означает необходимость четкого разъяснения участникам процесса их права на заявление отвода составу суда и оснований отвода. К сожалению, на практике эта процедура осуществляется достаточно формально.

В настоящее время проблема беспристрастности судей приобрела дополнительный аспект. Это связано с возрастающей вовлеченностью судей в процесс принятия решений на стадии предварительного расследования преступлений, в связи с чем в ст. 60 УПК РСФСР появилось дополнительное условие отстранения судьи от рассмотрения дела, если он разрешал жалобу на арест или продление срока содержания под стражей. Однако с момента принятия указанной новеллы у судей появились дополнительные права по рассмотрению жалоб на досудебных стадиях процесса и возможность, в этих случаях, участвовать в рассмотрении дел по существу остается открытой. Приведенные в данном параграфе прецеденты свидетельствуют о том, что Суд в этих случаях подходит к решению вопроса о беспристрастности судей с учетом особенностей каждого конкретного дела, т.е. с учетом степени вовлеченности в процесс возбуждения дела и предварительного расследования преступлений. Совершенно очевидно, что до законодательного решения этой проблемы, такой путь для нас неприемлем, поскольку каждый раз будет порождать неуверенность судей при оценке степени вовлеченности и, соответственно, неуверенность в том, что вышестоящий суд согласится с такой оценкой. Поэтому до принятия нового УПК РФ необходимо ориентироваться на ч. 1 ст. 60 УПК РСФСР.

“СОЗДАН НА ОСНОВАНИИ ЗАКОНА”

В отношении требования о том, что суд должен быть создан на основании закона, Комиссия заявила в деле Занд против Австрии[160], что “Целью и назначением пункта 4 ст. 6, содержащего требование о том, что суды должны быть “созданы на основании закона”, является то, чтобы судоустройство в демократическом обществе не зависело от исполнительной власти, а регулировалось законом, исходящим от парламента. Тем не менее, это не означает, что представленное законодательство является само по себе неприемлемым в вопросах, касающихся судоустройства. Часть 1 ст. 6 не предполагает, что каждая деталь в этой сфере должна регулироваться законодательно, посредством официального парламентского Акта, в том случае, если законодательство определяет, по крайней мере, организационную структуру судоустройства”.

КОММЕНТАРИЙ

Статья 6 Конвенции исходит из того, что для защиты прав граждан каждое государство — член Совета Европы должно иметь надлежащую судебную систему. Это, прежде всего, должны быть суды, созданные на основании закона. В решении по делу Кэмбелл и Фелл Суд заявил: “Суд не обязательно должен пониматься как юрисдикция классического типа, интегрированная в общую судебную систему государства. Однако необходимо, чтобы эти органы были созданы на основании закона и обладали некоторыми основополагающими чертами: независимостью от исполнительной власти и сторон, достаточным сроком полномочий и такой процедурой рассмотрения дел, которая давала бы гарантии законности в каждом конкретном случае”.

В России принята более узкая концепция суда, права на доступ к которому гарантированны ст. 46 Конституции РФ. Под судом, созданным на основании закона, понимаются только суды, входящие в судебную систему, образованную на основе Конституции РФ (ст. 118, 125, 126, 127) и Федерального конституционного закона “О судебной системе Российской Федерации”. В части 1 ст. 1 указанного закона специально говорится, что “никакие другие органы и лица не вправе принимать на себя осуществление правосудия”. Подсудность дел различным судебным органам, входящим в судебную систему Российской Федерации, также регулируется Конституцией РФ, федеральными конституционными законами, федеральными законами, а ст. 47 Конституции РФ гласит: “никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом”. Эта норма Конституции РФ появилась благодаря влиянию ст. 6 Конвенции, согласно которой в понятие “суд, созданный на основании закона”, входит только тот суд, к подсудности которого отнесено рассмотрение того или иного дела. Вопросы подсудности применительно к судам общей юрисдикции регулируются ст. 35-45 УПК РСФСР и ст. 113-125ГПК РСФСР.

Установив общие правила подсудности, законодатель, вместе с тем, предусмотрел обстоятельства, при которых участие в рассмотрении дела, отнесенного к его подсудности, недопустимо в силу невозможности обеспечить беспристрастность суда. Это относится к случаям, когда имеются предусмотренные законом основания для отвода судьи (ст. 23, 59, 60 УПК РСФСР), а также, когда судья принимал участие в предыдущем рассмотрении дела. В этих случаях дело должно быть передано на рассмотрение другому судье или в другой суд. Такое положение дел не нарушает ст. 47 Конституции РФ и ст. 6 Конвенции, поскольку подсудность в таком случае, в итоге, предусмотрена законом с указанием точных оснований, при наличии которых передача дела другому судье или в другой суд не только возможна, но и необходима в интересах обеспечения объективности и беспристрастности правосудия.

Действовавшее до 1 января 1997 г. процессуальное законодательство предусматривало возможность рассмотрения вышестоящим судом дела, подсудного нижестоящему суду, что не соответствовало ст. 47 Конституции РФ и ст. 6 Конвенции. В связи с этим Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении от 31 октября 1995 г. “О некоторых вопросах применения судами Конституции РФ при осуществлении правосудия” в п. 8 обратил внимание судов на то, что принятие вышестоящим судом к своему производству дел, подсудных нижестоящему суду, возможно лишь по ходатайству обвиняемого или сторон в гражданском процессе.[161] Поскольку и в ст. 47 Конституции РФ и в ст. 6 Конвенции речь идет о правах граждан, то изменение подсудности по ходатайству граждан вполне правомерно. Нужно только, чтобы такое ходатайство было обоснованным. В свою очередь это привело к тому, что в ст. 40 УПК РСФСР было внесено соответствующее дополнение: “Вышестоящий суд вправе принять к своему производству в качестве суда первой инстанции любое уголовное дело, подсудное нижестоящему суду, при наличии ходатайства обвиняемого”.

Однако без изменения остались ст. 44 УПК РСФСР и ст. 123 ГПК РСФСР, предусматривающие возможность передачи дел из одного суда в другой суд того же уровня по решению председателя вышестоящего суда. Как сказано в законе, такая передача возложена в целях наиболее быстрого, полного и объективного рассмотрения дела, в целях наилучшего обеспечения воспитательной роли судебного разбирательства.

Указанные нормы в 1998 г. стали предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ в связи с жалобами граждан, которые полагали, что примененные в их уголовных и гражданских делах ст. 44 УПК РСФСР и ст. 123 ГПК РСФСР нарушали принадлежащие им права на рассмотрение дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом (право на суд, созданный на основании закона).

Статья 44 УПК РСФСР и ст. 123 ГПК РСФСР, предоставляя председателю вышестоящего суда полномочия по изменению установленной подсудности уголовных и гражданских дел, фактически ставит решение этого вопроса в зависимость не от выраженной в законе воли законодателя, а от субъективного усмотрения того или иного руководителя судебного органа, поскольку не содержит каких-либо предписаний, формально определяющих круг оснований, по которым возможна передача дела из одного суда в другой. Указанные в них цели (“наиболее быстрого, полного и объективного рассмотрения дела”, “наилучшего обеспечения воспитательной роли судебного разбирательства”), для достижения которых предусмотрена такая передача, практически не ограничивают усмотрение правоприменителя, поскольку допускают возможность распространительного истолкования, а, следовательно, и произвольного применения оспариваемых положений. Вопрос о передаче дела из одного суда в другой может решаться произвольно еще и потому, что процессуальный закон не требует при этом вынесения мотивированного судебного акта, а гражданам не предоставлено право судебного обжалования такого решения. Мотивируя свое решение, Конституционный Суд сослался в том числе на ст. 6 Конвенции.

В результате Конституционный Суд РФ постановил:

1. Признать ст. 44 УПК РСФСР и ст. 123 ГПК РСФСР в той мере, в какой они допускают передачу дела из одного суда, которому оно подсудно, в другой суд без принятия соответствующего процессуального судебного акта и при отсутствии указанных в самом процессуальном законе точных оснований (обстоятельств), по которым дело не может быть рассмотрено в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом, и, следовательно, подлежит передаче в другой суд, не соответствующими Конституции РФ, ее ст. 46 и 47 (ч. 1).[162]

Для того чтобы не допускать произвольности решения вопроса о передаче дела из одного суда в другой суд этого же уровня, Пленум Верховного Суда РФ в указанном выше Постановлении от 31 октября 1995 г. записал: “Если рассмотрение дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно относится законом, невозможно (например, в связи с недопустимостью повторного участия судьи в рассмотрении дела, наличием обстоятельств, устраняющих судью от участия в рассмотрении дела или создающих невозможность рассмотрения дела в данном суде), председатель вышестоящего суда вправе передать дело для рассмотрения в другой ближайший суд того же уровня (звено) с обязательным извещением сторон о причинах передачи дела. Указание на ближайший суд в определенной мере снимает произвольность в выборе суда, а необходимость извещать стороны о причинах невозможности рассмотрения дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом, говорит о том, что решение председателя вышестоящего суда должно быть законным, обоснованным и мотивированным.

В связи с введением в России суда присяжных в судебной практике возникли проблемы, связанные с рассмотрением групповых дел, по которым часть преступлений совершена на территории, где действует суд присяжных, а часть – на территории, где такой суд не создан. Особенно часто такие проблемы возникали в Москве и Московской области. Согласно ст. 42 УПК РСФСР дело, которое по тем или иным основаниям подсудно одновременно нескольким одноименным судам, рассматривается тем судом, в рамках деятельности которого было закончено предварительное следствие или дознание по делу. Если иметь в виду эту норму закона, то групповое дело, расследование которого было закончено Прокуратурой г. Москвы, должно рассматриваться Московским городским судом, где суд присяжных не функционирует. Однако, если среди обвиняемых по групповому делу есть хотя бы один, совершивший преступление на территории Московской области, где действует суд присяжных, то он в соответствии со ст. 421 и 425 УПК РСФСР имеет право на то, чтобы его дело рассматривалось судом присяжных. Таким образом, вступили в коллизию две процессуальные нормы: ст. 42 УПК РСФСР и ст. 421 УПК РСФСР. Если иметь в виду, что ст. 42 УПК РСФСР в большей степени имеет организационно-правовой смысл, а ст. 421 УПКРСФСР – преимущественно социально-демократический, то по логике вещей, если обвиняемый, имеющий право на суд присяжных, заявил соответствующее ходатайство, а все другие не возражали против того, чтобы дело было рассмотрено судом присяжных, то преимущество должно быть отдано правилам, содержащимся в ст. 421, 425 УПК РСФСР. По такому пути и пошел Верховный Суд РФ, Председатель которого принимал решение о передаче в таких случаях дел на рассмотрение в Московский областной суд. Однако после указанного выше Постановления Конституционного Суда РФ ситуация осложнилась и Конституционному Суду РФ вновь пришлось вернуться к этой проблеме. В своем определении от 13 апреля 2000 г. Конституционный Суд отдал предпочтение ст. 42 УПК РСФСР и подтвердил свою позицию, согласно которой до законодательной регламентации этого вопроса следует руководствоваться в указанных выше случаях ст. 42, а не 421 УПК РСФСР.[163]

“СПРАВЕДЛИВОЕ РАЗБИРАТЕЛЬСТВО”

В статье 6 говорится, что каждый человек имеет право на справедливое судебное разбирательство. Данная формулировка включает в себя многие аспекты надлежащего отправления правосудия, а именно: право на доступ к правосудию; право на судебное разбирательство в присутствии обвиняемого; свободу от принуждения к даче невыгодных для себя показаний; равенство сторон; состязательный характер судебного разбирательства и обоснованное судебное решение.

Судья обязан обеспечить, чтобы “разбирательство было справедливым” в отношении всех сторон, участвующих в споре, в соответствии с правом, предоставляемым им Конвенцией.

Право на доступ к правосудию

В тексте ст. 6 отсутствует четко выраженная гарантия права на доступ к правосудию, но Суд постановил, что указанная статья обеспечивает право каждого человека на обращение в суд по поводу споров гражданско-правового характера. В статье 6 заложено право на доступ к правосудию, одним из аспектов которого является право на доступ к судебным инстанциям по вопросам гражданско-правового характера.

В деле Голдер против Соединенного Королевства суд заявил, что “Если бы текст ч. 1 ст. 6 понимался как говорящий исключительно о движении дела, которое уже передано в суд, то договаривающееся Государство могло бы, не нарушая эту статью, упразднить свои суды или вывести из их юрисдикции рассмотрение некоторых видов гражданских дел, поручив их органам, находящимся в зависимости от правительства… По мнению Суда, было бы немыслимо, чтобы ч. 1 ст. 6 содержала подробное описание предоставляемых сторонам процессуальных гарантий в гражданских делах и не защищала бы в первую очередь того, что дает возможность практически пользоваться такими гарантиями, а именно, доступа к суду. Такие характеристики процесса, как справедливость, публичность, динамизм, лишаются смысла, если нет самого судебного разбирательства”.[164]

Однако, право на доступ к правосудию не является абсолютным правом.В деле Голдер против Соединенного Королевства Суд указал, что данное право по самой своей природе требует государственного регулирования (которое может варьироваться в зависимости от места и времени, в соответствии с потребностями и ресурсами как общества, так и конкретных лиц). Само собой разумеется, что подобное регулирование никогда не должно наносить ущерба содержанию данного права, ни вступать в конфликт с другими правами, закрепленными в Конвенции.

Далее, в своем прецедентном праве, Суд постановил, что
любое регулирование будет считаться совместимым со ст. 6 в том случае, если:

· оно преследует легитимную цель,

· соблюдается принцип разумной пропорциональности в отношении между используемыми средствами и поставленной целью.[165]

Дело Голдер против Соединенного Королевства касалось заключенного, находившегося в тюрьме, которому было отказано в разрешении получить консультацию адвоката о возможности предъявить сотруднику тюрьмы гражданский иск о диффамации. Суд вынес решение, что имело место нарушение ст. 6 — право на доступ к правосудию должно не только существовать, но и быть эффективным. Суд также пришел к выводу, что отсутствие возможности встреч защитника и подзащитного наедине является нарушением права эффективного доступа к правосудию.[166]

В некоторых делах может быть отказано в доступе к правосудию по причине характера тяжущейся стороны. Суд признал, что ограничения, налагаемые на доступ к суду в отношении несовершеннолетних, душевнобольных, обанкротившихся лиц и лиц, склонных к сутяжничеству, преследуют законную цель.[167] В деле Католическая церковь Ла Кане против Греции[168] местный суд вынес решение о том, что церковь-заявитель не обладала правосубъектностью в системе законодательства Греции. Это повлекло за собой отклонение иска, касавшегося признания ее прав собственности. Тем не менее, Суд заявил, что это нанесло ущерб содержанию права доступа к правосудию, и что имело место нарушение ст. 6. Суд также усмотрел нарушение в деле, в котором возбуждение иска могло осуществляться только другим органом, несмотря на прямую заинтересованность заявителей в возбуждении дела. В деле Филис против Греции[169] заявитель (инженер по профессии) требовал определенной суммы денежного вознаграждения, причитающегося за выполненные им проекты. Данное дело могло рассматриваться только по заявлению Технической Палаты Греции. Суд постановил, что, несмотря на то, что данная процедура могла предоставить инженерам возможность воспользоваться услугами опытных юристов за сравнительно невысокую плату, это представляется недостаточным условием для того, чтобы оправдать лишение заявителя возможности самому возбуждать иск и действовать в своем собственном деле.

В деле Эйри против Ирландии жене, у которой не было достаточно средств, было отказано в предоставлении бесплатной юридической помощи для обращения в суд по вопросу о раздельном проживании со своим супругом. Суд заявил, что “Часть 1 ст. 6 может в некоторых случаях понуждать государство предоставлять помощь адвоката, когда она необходима для обеспечения реального доступа к правосудию либо по причине того, что по определенным категориям дел юридическое представительство является обязательным по внутреннему законодательству некоторых государств-участников или в силу сложности процесса”.[170]

Суд счел, что заявительница не получила реального права доступа в Высший Суд для подачи петиции с просьбой о принятии судебного постановления о раздельном проживании супругов.

Право доступа к правосудию иногда может нарушаться в тех случаях, когда действует право на неприкосновенность (иммунитет), что существенно затрудняет какие-либо действия. В деле Осман против Соединенного Королевства[171], касавшегося вопроса предоставления сотрудникам полиции в ходе выполнения ими оперативно-розыскных или профилактических мероприятий, иммунитета, защищающего их от обвинения в небрежности при исполнении ими своих обязанностей, Суд принял решение, что цель данного правила, имеющего исключительный характер, может быть признана легитимной, поскольку она направлена на обеспечение эффективности действий полиции для предотвращения беспорядков и преступлений. Тем не менее, применение указанного правила в данном деле без проведения дальнейшей оценки различных конфликтных общественных интересов придало вопросу об иммунитете полицейских, несмотря на совершение ими неподобающих действий и проступков в ходе оперативно-розыскных мероприятий и предотвращения преступлений, слишком общий и всеобъемлющий характер, что привело к неоправданному ограничению права индивида на разбирательство его дела по существу в тех случаях, где это необходимо. Таким образом, Суд констатировал нарушение ст. 6.

Однако, в деле Ашингдейн против Соединенного Королевства[172], касавшегося действия уставного иммунитета, запрещающего возбуждение гражданских исков пациентами с психиатрическими заболеваниями против действий персонала или администрации органов здравоохранения, связанных с проявлениями недоверия или отсутствием необходимой помощи, Суд решил, что фигурирующие в данном деле правила, ограничивающие степень ответственности рассматриваемых официальных органов, не ущемляют, в сущности, право заявителя на доступ к правосудию и не нарушают принцип пропорциональности. Далее, Суд заявил, что в данном деле, заявитель, тем не менее, мог бы возбудить иск по обвинению в небрежности.

Суд также может признать факт нарушения права на доступ к правосудию в том случае, если рассматриваемый местный судебный орган или трибунал не обладает полной юрисдикцией, позволяющей ему выносить решения по фактам и правовым вопросам того или иного дела. При определении того, имело ли место нарушение, Суд будет принимать во внимание предмет спора: надлежащим ли образом суд, пусть даже с ограниченной юрисдикцией, рассматривал спорные вопросы; характер процесса принятия решения и содержание спора, включая желаемые и фактические основания для возбуждения иска или подачи апелляции.

В деле Брайан против Соединенного Королевства[173] решался вопрос о возбуждении дела в связи с отказом предоставить разрешение на проведение работ по планированию земельной застройки. Суд заявил, что, даже несмотря на то, что рассмотрение апелляции в Высшем Суде сводилось к правовым аспектам, что, в свою очередь, ограничивало его юрисдикцию в отношении фактов дела, это не привело к нарушению ст. 6. Подчеркнув специализированный характер планирования, Суд счел, что данное дело представляет собой типичный пример дискреционного решения, вынесенного по усмотрению властей и регулирующего поведение граждан. Таким образом, Суд признал достаточным масштаб пересмотра дела, предпринятого Высшим Судом.

Однако, в деле Василеску против Румынии[174] Суд усмотрел нарушение ст. 6, поскольку местные суды не обладали юрисдикцией для рассмотрения иска о реституции собственности, конфискованной в годы коммунистического правления. Суд принял толкование внутреннего процессуального закона, предложенное Высшим Судом юстиции Румынии, постановившего, что, в сущности, ни один суд не обладал юрисдикцией, необходимой для вынесения решения по иску заявителя. Единственной возможной процедурой были слушания в Департаменте Генерального прокурора. Суд в Страсбурге пришел к выводу, что указанный Департамент не являлся независимым органом в смысле понимания ч. 1 ст. 6.

КОММЕНТАРИЙ

В силу непосредственного действия ст. 46 Конституции РФ в настоящее время нет никаких юридических препятствий для обращения граждан в суд за защитой своих прав и законных интересов. Право на обращение в суд в интересах недееспособных или ограниченно дееспособных принадлежит их законным представителям. Однако кроме юридических препятствий существуют препятствия фактического характера. И в этом отношении хотелось бы привлечь внимание к решениям Суда по делу Голдер против Соединенного Королевства и делу Эйри против Ирландии. И в том, и в другом случае речь шла об обстоятельствах, которые, по мнению заявителей, препятствовали доступу к правосудию. Оба обстоятельства связаны с невозможностью воспользоваться юридической помощью. Заключенному гр-ну Голдер, который намеривался подать иск о диффамации было отказано в консультации с адвокатом, а Эйри не смогла обратиться в суд за защитой своих гражданских прав ввиду отсутствия средств для оплаты услуг адвоката, а бесплатная юридическая помощь по делам о раздельном проживании супругов по ирландскому законодательству не предоставляется. Правительство Ирландии утверждало, что г-жа Эйри имела доступ в Высший Суд, т.к. могла обратиться туда без помощи адвоката. Суд, однако, не признал этот аргумент решающим и заявил, что Конвенция направлена на то, чтобы гарантировать не теоретические или иллюзорные права, а права осуществимые на практике и эффективные. Особенно это относится к праву доступа к правосудию в свете того значения, которое имеет в демократическом обществе право на справедливое судебное разбирательство. Фактическое препятствие может нарушить Конвенцию точно так же, как и юридическое. Решение по делу Эйри, как и другие решения, о которых речь пойдет ниже, заставляет серьезно задуматься над проблемой реального обеспечения юридической помощью, в том числе бесплатной, не только по уголовным, но и по гражданским делам. Причем, в качестве критерия для предоставления бесплатной юридической помощи Суд принимает во внимание не только отсутствие средств для оплаты услуг адвоката, но и юридическую сложность дела. Так, по делу Эйри Суд подробно проанализировал юридические аспекты дела и пришел к выводу, что заявительница была лишена возможности правильно и убедительно представить свое дело в Высшем Суде, а потому имело место нарушение ч. 1 ст. 6.

Что касается дела Брайан против Соединенного Королевства, в котором анализировалась ситуация, связанная с ограниченной компетенцией Высокого Суда и соответственно ставилось под сомнение обеспечение права на доступ к правосудию, то применительно к России таких проблем возникать не должно, поскольку даже если кассационные и надзорные судебные инстанции не всегда могут принять решение по всем аспектам дела, то они могут отменить судебное решение и отправить дело на новое рассмотрение в ту инстанцию, которая правомочна это сделать в полном объеме.

ПРИСУТСТВИЕ НА СЛУШАНИЯХ

Суд постановил, что лицо, которому предъявлено уголовное обвинение, должно иметь право присутствовать при рассмотрении его/ее дела в суде.[175] Части 1 и п. с-е ч. 3 ст. 6, в соответствии со своими предметом и назначением, предполагает присутствие обвиняемого на слушаниях.

В отношении гражданских дел, требование к присутствию сторон на слушаниях распространяется только на случаи особого рода, как например, дела, предполагающие проведение оценки личного поведения представителя одной из сторон в процессе.

Проведение уголовного разбирательства в отсутствие обвиняемого или одной из сторон (т.е. заочно)может допускаться в некоторых исключительных обстоятельствах, в том случае, если официальные органы, несмотря на все принятые ими необходимые меры, не были в состоянии уведомить заинтересованное лицо о проведении слушаний[176], или в некоторых случаях, связанных с болезнью участников.[177]

Стороны в процессе могут отказаться от своего права быть заслушанными в суде, но в этом случае, отказ от права должен быть сделан в недвусмысленной форме и ''обеспечиваться минимальными гарантиями, соизмеримыми с его значением''.[178] Однако, если обвиняемый в совершении уголовного преступления отказался от своего права присутствовать на судебном разбирательстве, его интересы все же должны быть представлены в суде.[179]

В деле F.С.B. против Италии[180], итальянский суд проводил повторное судебное разбирательство в отсутствие заявителя, хотя его адвокат сообщил суду, что его подзащитный задержан за границей. Суд указал, что заявитель не выразил желания отказаться от присутствия на слушаниях и не принял аргумент представителя правительства о том, что он намеренно использовал тактику затягивания процесса, отказываясь предоставить итальянским властям свой адрес. Итальянским властям было известно о том, что против заявителя было возбуждено дело за границей, и продолжение судебного разбирательства без попытки предпринять дальнейшие шаги, направленные на прояснение ситуации, вряд ли можно было бы признать совместимым с тщательностью, необходимой в деле обеспечения эффективного осуществления права на защиту.

ПРАВО ЧЕЛОВЕКА ПРИСУТСТВОВАТЬ ПРИ РАССМОТРЕНИИ АПЕЛЛЯЦИИ может зависеть от характера и масштаба разбирательства. Суд полагает, что вопрос о проведении слушаний в присутствии обвиняемого в апелляционном суде не имеет столь решающего значения, как при судебном разбирательстве. В том случае, если апелляционный суд занимается рассмотрением исключительно правовых аспектов, то присутствие обвиняемого не является необходимостью. Однако, ситуация меняется, если апелляционный суд будет также рассматривать факты дела. При принятии решения, касающегося того, имеет ли обвиняемый право присутствовать при рассмотрении апелляции, Суд будет принимать во внимание степень риска для заявителя (“что для него поставлено на карту”) и то обстоятельство, насколько апелляционный суд нуждается в присутствии обвиняемого в целях установления фактов.

В деле Кремцов против Австрии[181]заявителя не допустили к участию в слушаниях, касающихся вопросов права, и Суд признал, что его присутствие не было необходимостью, поскольку его адвокат смог участвовать в слушаниях и сделать заявление от его имени. Тем не менее, Суд усмотрел нарушение в том, что заявитель не был допущен на рассмотрение апелляции на приговор, предусматривавший ужесточение наказания, а именно, пожизненное заключение с отбыванием его в тюрьме особого режима, который был вынесен на основании свидетельств, которые присяжные не имели возможности проверить. Суд указал, что поскольку оценка характера заявителя, его намерений и мотивов сыграли важную роль в принятии решения, что свидетельствовало о том, как много было поставлено на карту для заявителя, необходимо было обеспечить его присутствие и участие в процессе рассмотрения апелляции вместе с его адвокатом.

КОММЕНТАРИЙ

Российское уголовно-процессуальное законодательство хотя и в очень ограниченном объеме, также допускает заочное рассмотрение дела (ст. 246 УПК РСФСР). Однако практически этот институт не действует. Гражданско-процессуальное законодательство использует институт заочного производства более широко (ст. 225 ГПК РСФСР) и при этом в полном соответствии с Конвенцией (должны отсутствовать уважительные причины неявки надлежаще извещенного ответчика). Если иметь в виду уголовное судопроизводство, то есть основание продумать вопрос о возможности более широкого использования института заочного производства, ориентируясь в том числе на позицию Суда по этой проблеме. Возможность заочного производства при непременном участии защитника обвиняемого могло бы ослабить желание суда содержать обвиняемого под стражей до окончания судебного разбирательства. Что касается права человека присутствовать при рассмотрении дела в суде кассационной и надзорной инстанции, то, как это следует из прецедентов Суда, вопрос может решаться по-разному, в зависимости от оснований оспаривания решения, полномочий вышестоящего суда и участия в деле адвоката. Однако Конституционный Суд РФ в отношении процедуры пересмотра дел в кассационном и надзорном порядке по уголовным делам занял иную позицию. В решениях от 10 декабря 1998 г. и 14 февраля 2000 г.[182] Конституционный Суд РФ признал необходимым обеспечить участие содержащегося под стражей или отбывающего наказание осужденного при пересмотре его дела в кассационном или надзорном порядке, если он того желает, независимо ни от оснований пересмотра дела, ни от возможности поворота к худшему, ни от участия адвоката в деле.

---

Дата добавления: 2021-12-10; просмотров: 22; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!