Феноменологической социологии (А. Щюц, Г. Гарфинкель, П. Бергер, Т. Лукман).
План:
1. Предпосылки фен.социологии: Э.Гуссерль.
2. А.Шюц: верховность мира повседневности, множественность реальностей, типизации и идеализации.
3. П.Бергер и Т.Лукман: конструирование социальной реальности.
4. Г.Гарфинкель: этнометодология.
Основной текст:
Человеком, которые создал предпосылки для оформления ф.с., считается Э. Гуссерль. Этот ученый работал в первой половине XIX века, когда наука стала отходить от реальности, и, соответственно, возник реакционный посыл возвращения к реальности. Основной позицией философии Гуссерля была установка на то, что жизненный мир (повседневность) предшествует научному миру. Эту установку дальше приняли ученик Э. Гуссерля, А. Шюц, который стал основателем феноменологического подхода в социологии, и Э. Гарфинкель, основатель этнометодологии. Кроме этого, именно Э. Гуссерлю феноменологическая социология обязана методом epoche, или методу феноменологической редукции. В чем заключается этот метод? Смысл его в предположении о том, что мир вокруг нас есть творение нашего сознания. Конечно, внешний мир существует объективно, но для нас он начинает иметь значение только через осознание его. Мир, который мы воспринимаем, становится миром внутри нас. Таким образом, за скобки выносится бытие предмета, а задачей ученого является не исследование путей и способов, которыми мы структурируем этот мир в нашем сознании, исследование феноменов сознания. Э. Гуссерль обратил внимание на значимость сферы человеческой обыденности, которую он именовал «жизненным миром» (world of life, Lebenswelt).
|
|
|
А. Шюц под влиянием этих идей также предложил обратить внимание исследователей на «мир человеческой непосредственности». Согласно концепции Шюца, повседневность представляет собой первичную, основную реальность, а все остальные виды реальности (будь то мир науки, мир фантазий и пр.) вторичны, поскольку в любой деятельности человек исходит из мира повседневности и, в итоге, туда же возвращается, а все совершенные действия рассматривает и описывает в терминах (и в рамках) повседневной жизни. Так, повседневные типы («конструкты первого порядка») являются основой формирования в том числе и объективных научных понятий («конструктов второго порядка»).
А. Шюц говорит о множественности миров (реальностей) и отдельно выделяет миры науки, религии, фантазий, душевной болезни, игры и другие. Эту идею, можно сказать, он заимствует у философа У.Джемса. Называемые У. Джемсом «мирами опыта», у А. Шюца они получают название «конечные области значений» (finite provinces of meaning). «Мы называем конечной областью значений, – пишет А. Шюц, – некоторую совокупность данных нашего опыта, если все они демонстрируют определенный когнитивный стиль и являются – по отношению к этому стилю – в себе непротиворечивыми и совместимыми друг с другом». Конечными эти области являются в том смысле, что сферы опыта, о которых идет речь, замкнуты в себе, и переход из одной в другую требует определенного усилия и смысловой переориентации. Например, переход из опыта игры или художественного творчества в опыт повседневности требует определенной душевной и эмоциональной перестройки. Когнитивный стиль, о котором говорит А. Шюц, имеет такие характеристики, как особая форма активности сознания, особое «epoche», преобладающая форма деятельности, особая форма личностной вовлеченности, особая форма социальности и своеобразие переживания времени.
|
|
|
Верховность повседневной реальности в представлении А. Шюца связана еще и с тем, что именно она дает нам такой инструмент объективации и структурирования мира, как язык. Это отмечают и последователи А. Шюца – П. Бергер и Т. Лукман: «Язык, используемый в повседневной жизни, постоянно предоставляет мне необходимые объективации и устанавливает порядок, в рамках которого приобретают смысл и значение и эти объективации, и сама повседневная жизнь». Более того, язык, который структурирует повседневную реальность, является одновременно языком, используемым в других конечных областях значений. То есть даже другие «жизненные миры» мы оцениваем в категориях повседневности, используя язык повседневной реальности.
|
|
|
Помимо этого, важной частью исследования повседневного мира у А. Шюца выступает анализ становления объективности социальных феноменов на основе субъективного опыта индивидов. А. Шюц показал, что ограниченность и индивидуальность отдельного опыта преодолеваются благодаря свойственным повседневному взаимодействию идеализациям и типизациям. Типы сводят всю полноту значений, которую могут иметь вещи, к значению, которое наполняет смыслом актуальное действие. Так каждый новый феномен, встречающийся на пути индивида, сравнивается с имеющимся у индивида знанием типов, и тем самым, определяется значение этого феномена. Таким образом, типизации упорядочивают новую реальность. Это новое знание укладывается в схему интерпретации окружающего мира, которое непрерывно проводится нашим сознанием. При этом это истолкование реальности идет незаметно и непроблематично, что происходит благодаря идеализациям – определенным правилам интерпретации повседневности. Шюц выделил 4 идеализации:
|
|
|
· «и так далее» («Und so weiter»): «Я верю в то, что мир, каким он мне до сих пор известен, остается таким и дальше и формируется, следовательно, из моего собственного опыта, а накопленное соплеменниками богатство знания сохраняет далее свою принципиальную подлинность».
· «я могу это снова» («Ich kann immer weider»): «Я могу повторять мои прежние успешные действия до тех пор, пока структура мира может приниматься в качестве постоянной, пока моя возможность воздействовать на мир тем или иным образом остается неизменной. То есть я могу поступать типично среди сходных условий»
· Два «тезиса взаимных перспектив»: идеализация взаимозаменяемости точек зрения и идеализация совпадения систем релевантности. В первой идеализации я предполагаю, что, если бы другой стоял на моем месте, он видел бы вещи так же, как и я, и наоборот. Во второй идеализации я предполагаю, что различия в восприятии мира, вытекающие из различий в биографии, не так значимы.
Так, благодаря данным идеализациям повседневное взаимодействие между индивидами становится возможным.
В 50-60-е годы XX века появляются новые социологические концепции, в том числе, социальный конструктивизм П. Бергера и Т. Лукмана, которые предлагают изучать «встречи людей лицом к лицу» (взаимодействие face-to-face), являющиеся основным содержанием обыденной жизни индивида. «Повседневная жизнь представляет собой реальность, которая интерпретируется людьми и имеет для них значимость в качестве цельного мира». Ученики А. Шюца многое позаимствовали у своего учителя, при этом изложив заимствованные идеи в более легкой и понятной форме. Центральным аспектом теории П. Бергера и Т. Лукмана было конструирование индивидами социальной реальности. П. Бергер и Т. Лукман исходят из того, что общество (и повседневная жизнь в частности) обладает объективной фактичностью: «…общество – человеческий продукт. Общество – объективная реальность». Вместе с тем, общество создается благодаря деятельности индивидов, которые обладают знанием в виде субъективных значений или коллективных представлений. Члены общества считают их реальными. То, каким будет общество, зависит от знания людей, а, следовательно, социальная реальность конструируется конкретными субъективными значениями людей в их повседневной жизни.
Также в середине XX века Г. Гарфинкель закладывает основы этнометодологии. После Второй Мировой Войны учился в Гарварде под научным руководством Т.Парсонса и познакомился с А.Шюцем, оказавшим на него большое влияние.
Г. Гарфинкель считал, что общее понимание индивидами социальной жизни приходит не только извне, через принятие общих культурных норм, оно может конструироваться изнутри. Каждый человек обладает собственной практической рациональностью (иначе называемой здравым смыслом), и при взаимодействии индивиды сами производят локальный социальный порядок. Другими словами, этнометодология изучает схему знаний, которую люди называют здравым смыслом, благодаря которому члены социума придают обстоятельствам, в которых они оказываются, смысл, определяют свой способ действий в этих обстоятельствах и пытаются на них влиять. Социальная структура воздействует на сознание индивида через фоновые ожидания. Когда ожидания не оправдываются, подвергнется сомнению весь строй социального мира повседневности, который воспринимается таким непроблематичным, таким надежным и прочным. Отсюда происходит идея «Гарфинкелингов» - кризисных экспериментов Г.Гарфинкеля и его учеников, которые сам Г.Гарфинкель предпочитает называть «испытаниями». Эти эксперименты нацелены на сознательное разрушение нормального хода социального взаимодействия.
И вот, в определенный период своей карьеры Гарфинкель прославился тем, что посылал своих студентов из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе на проведение этих «экспериментов», которые предполагали «проникновение сквозь» само-собой-разумеющуюся поверхность повседневной жизни.
Что это будут за эксперименты? У себя дома его студенты будут стараться почувствовать себя чужаками, будут вежливо спрашивать, можно ли им пойти в туалет и тому подобное. Другие студенты получат задание пойти в магазин, купить тюбик зубной пасты за 99 центов и попытаться уговорить продавца уступить его за 25 центов. Идея состояла не только в нарушении заведенного социального порядка и уклада, которые сложились дома или в магазине для того, чтобы противопоставить себя ему. Проблема состояла в самой общей структуре «естественного отношения»: каковы ожидания людей по поводу организации их повседневной жизни, как люди представляют себе «нормальный ход» событий. Общая схема экспериментов такова:
Присутствует ситуация выбора, базирующаяся на здравом смысле, ожидания в отношении этой ситуации, существуют альтернативы понимания и объяснения ситуации: вызывающие сомнения и не вызывающие сомнения.
ð Происходит нарушение рутины, которое заставляет человека отбросить самые очевидные интерпретации
ð Осуществляется редефиниция (или переопределение ситуации)
Гарфинкель указывает на условия экспериментов:
· Жертве не позволяется покинуть сцену эксперимента: уйти физически или проинтерпретировать ситуацию как игру, шутку и пр..
· Экспериментатор не должен поддерживать попытки испытуемого реинтерпретировать происходящее.
· Необходимо обеспечить дефицит времени (чтобы человек не думал долго над ситуацией, а столкнулся с ней неожиданно и стрессово).
· Не допустить согласованной поддержки других людей в альтернативном определении социальной ситуации (поэтому лучше, чтобы испытуемый был один, без своих знакомых и родных людей).
Метод Гарфинкеля, конечно, изначально был скорее преподавательским приемом, чем экспериментом для научной аудитории. Г.Гарфинкель считал, что единственный способ рассказать о своих принципах студентам, - послать их на выполнение экспериментов самих. В итоге, этнометодология распалась на ряд течений: анализ разговорной речи (Харви Сакс, Дж.Джефферсон), этнометодологическую герменевтику (Алан Блюм, П.Мак-Хью), анализ обыденной повседневной жизни (Д.Циммерман, М.Поллнер), этнографический. исследование науки и достижения консенсуса в диалогах ученых (К.Д.Кнорр-Цетина, Б.Латур, С.Вулгар и др.).
22. Теоретическая социология конца XX века (Ю. Хабермас, Н. Луман, Э. Гидденс, П. Бурдье)
План:
1. Ю.Хабермас: понятие коммуникативного разума, теория коммуникативного действия.
2. Н.Луман: особенности структурного функционализма Н.Лумана, теория аутопойезисного общества и современное состояние общества.
3. Э.Гидденс: теория структурации
4. П.Бурдье: теория соц.пространства, теория классов и классового воспроизводства, габитус.
Основной текст:
Юрген Хабермас (1929) – немецкий социолог. Учился в университетах Гёттингена (1949—1950), Цюриха (1950—1951) и Бонна(1951—1954). Деятельность социолога и философа начинал как последователь М.Хоркхаймера и Т.Адорно. В 1965 занял кафедру М.Хоркхаймера во Франкфурте-на-Майне. Преподавал в Гейдельбергском университете. Выдвинулся в наиболее видные представители «второго поколения» теоретиков Франкфуртской школы.
В концепции Хабермаса, как кажется, увязаны идеи как минимум четырех направлений: немецкая классическая философия (идея разума в работах Канта и Гегеля), марксизм, феноменология и структурный функционализм. Рассмотрим, как они проявляют себя в его теории.
В центре философских размышлений Хабермаса — понятие коммуникативного разума. Первым шагом в развитии этого понятия была книга «Познание и интерес» (Erkenntnis und Interesse, 1968). В этой работе Хабермас пытается переосмыслить трансцендентальную философию, увязав ее с инструментарием социальных наук. «Сознание», выступавшее в традиционной европейской онтологии в качестве верховного судьи, лишается теперь своих прерогатив, и его место занимает универсальное коммуникативное сообщество. При этом сама коммуникация не выступает в качестве высшей и последней инстанции, поскольку её результаты находятся в зависимости от общественных условий и на них может сказываться влияние отношений господства и подчинения. Поэтому критике надлежит ещё раз проанализировать общество, чтобы отличить свободную коммуникацию от коммуникации, находящейся под воздействием отношений господства — подчинения. Новое понятие разума критично (но связано с критикой общества, а не только с «критикой разума», как у Канта) и имеет всеобщий характер (будучи нормой процедур, выполняемых универсальным коммуникативным сообществом).
Начиная с 1971 (а именно с выходом небольшой работы «Предварительные размышления по теории коммуникативной компетенции) Хабермас стремится связать коммуникативное понятие разума с «лингвистическим поворотом», совершенным англо-американской аналитической философией. Обращаясь к соответствующим исследованиям К.-О.Апеля (и в тесном сотрудничестве с ним), Хабермас приходит к разработке понятия разума, опирающегося на теорию речевых актов. Проблема языка в "Теории коммуникативного действия" Хабермаса занимает одно из центральных мест. Саму коммуникацию немецкий социолог рассматривает как опосредованную языком интеракцию. В процессе коммуникации выявляются смыслы и значения языковых выражений. Не менее значимое место в названной выше книге занимает проблема дискурса - понятия, предназначенного для анализа социальной обусловленности речевых высказываний. Дискурс, так же как и интеракция, является для Хабермаса формой коммуникативного действия, направленной на достижение консенсуса, соглашения (прежде всего языкового, речевого) между субъектами коммуникации. Такой консенсус означает установление равновесия между интересами и симметрическое распределение шансов не только в использовании речевых актов, но и в последующих действиях субъектов коммуникации.
Рассматривая далее основную оригинальную концепцию Хабермаса – теорию коммуникативного действия, следует отметить, что в ней он близок к феноменологической социологии, поскольку исходным пунктом его анализа является категория "жизненного мира". Это понятие означает для немецкого социолога нетематизированный горизонт значений, который составляет основание жизненного опыта индивида. Внешние воздействия соотносятся с этим основанием, противопоставляются ему, сравниваются по отношению к нему. "Жизненный мир" - это коллективный процесс интерпретаций тех или иных ситуаций, в которых оказываются люди. Сами же ситуации являются фрагментами "жизненного мира". Цель теории коммуникативного действия - описание развертывания "жизненного мира" в эволюционной перспективе.
Понятие "жизненного мира" у Хабермаса тесно корреспондирует с понятием "системы действий", или просто системы. Общество, согласно его позиции, есть одновременно и "жизненный мир", и система. Но если первый означает субъективный мир, внутреннее состояние, то вторая оказывается скорее объективным миром фактов. Поскольку же и система, и "жизненный мир" тесно связаны, то правильнее их рассматривать как неразделенное единство. Эволюция "жизненного мира" приводит к выделению социологом трех относительно независимых миров, отличных от самого "жизненного мира", это объективный, социальный и субъективный миры. При этом объективный мир состоит из фактов (элементы системы), социальный мир - из норм и ценностей, а субъективный мир - из восприятия социальных действий.
"Жизненный мир" обладает социальной структурой, формирующейся вокруг коммуникации и языка как средства человеческого общения. Эта структура связана, по "Хабермасу, с накоплением практического знания. Коммуникации и языку немецкий социолог уделяет особое внимание, критикуя Маркса за их недооценку. Он согласен с последним, что человека от животного отличают и отделяют труд и язык. Но если труд Маркс анализирует, по мнению немецкого социолога, убедительно и досконально, то языку, по существу, не уделяется должного внимания.
Основной мотив критической теории своих учителей, Хоркхаймера и Адорно, Хабермас с самого начала стремился дополнить теорией демократии. Благодаря этому дополнению Франкфуртская школа была выведена из тупика негативизма и получила мощный импульс для дальнейшего развития. Осмысляя структурную трансформацию, переживаемую обществом, Хабермас ещё в начале 1960-х годов выдвинул понятие, которое в конце того же десятилетия сделалось ключевым для целого поколения революционной студенческой молодежи. Это понятие — публичность, общественность (Öffentlichkeit).
Формулировки и понятия Хабермаса оказали заметное влияние на современную мысль. Выдвинутые им в 1960-е годы понятия эмансипации, теоретико-познавательного интереса, коммуникации, дискурса в 1970-е годы были развиты в концепции «кризиса легитимности позднего капитализма», а в 1980-е годы дополнены терминами и афоризмами, получившими распространение в языке не только ученых, но и широкой публики («колонизация жизненного мира», «новая непрозрачность» и др.).
Никлас Луман родился 8 декабря 1927 г. в Люнебурге (Германия). Окончив гимназию, он с 1946 по 1949 г. изучал право в университете Фрайбурга, вскоре он уезжает в США и в 1960-1961 гг. посещает курсы социологии и курсы общественного управления в Гарвардском университете. В этот период "центральным лицом" социологического факультета Гарвардского университета становится Талкотт Парсонс (1902-1979) - создатель структурно-функциональной школы в обществознании. Именно в Гарвардском университете Луман (по собственному признанию) страстно увлекся проблемами системной теории в социологии.
Уникальное положение Лумана в современной науке обусловлено, во-первых, тем, что Луман написал огромное количество научных работ; во-вторых, он не только привлек ошеломляющее количество источников, но и исследовал широчайший круг проблем: от любви и религии до законности и идеологии, от науки и экономики до власти и общественного устройства, от мирового сообщества до правового государства и правовой системы...; наконец, в-третьих, в нынешней ситуации, когда социологические парадигмы так разнородны, желание Лумана создать новую "метапарадигму", способную осуществить теоретико-методологическое перевооружение современной социальной теории, получило мировую известность.
Иногда Лумана объявляют последователем структурного функционализма, сторонником Т. Парсонса. Однако следует отметить определенную преемственность ряда важнейших положений концепции немецкого ученого с неофункционализмом, но не их жесткую привязанность к теории Парсонса. Отличие функционализма Лумана от структурного функционализма состоит в том, что Луман стремится отказаться, во-первых, от какого бы то ни было телеологического мышления, т. е. от поиска конечной цели, к которой направлены все действия системы (будь то даже само ее существование); во-вторых, от попыток установить, с одной стороны, детерминированность каких-либо событий, а с другой - способность тех или иных структур производить совершенно определенные действия. Вместо изучения каузальных (причинных) связей Луман предлагает поиск "функциональных эквивалентов".
Для Парсонса первичной и определяющей по отношению к "функции" является "структура". Сам Луман считает первичной функцию, а не структуру. Тем самым он пытается размежеваться с каузальностью структурного функционализма, где все элементы системы необходимы и полезны. Вместо этого он предлагает представить структуры в виде проблем, т.е. выяснять не каковы их функции, а какие структуры могли бы выполнить определенную функцию. Это означает, что каждая структура может быть заменена иной структурой, эквивалентной относительно данной функции. Таким образом, не структурный функционализм, а функциональный структурализм является основным методологическим требованием его концепции.
В центр исследования Луман ставит отношение "система - окружающий мир". Система отграничена от окружающего мира как область меньшей "комплексности" от области большей "комплексности". "Комплексность" - не онтологическое свойство, а соотносительная характеристика системы и окружающего мира, зависящая от кол-ва элементов, возможных между ними связей, состояний, совместимых с опред. структурой, избирательности в соотнесении и др. Решение проблемы комплексности называется редукцией. Посредством смысла осуществляется редукция комплексности, т.е. снижается высокая степень неопределенности, уменьшая роль тех факторов окружающей среды, которые направлены против единства социальной организации, и таким образом через смысл система сохраняется, адаптируется. Отграничив себя от окружающего мира, общество способно оперировать замкнутым образом и, поскольку, единственной подлинно-социальной операцией выступает коммуникация, то оперативная замкнутость выражается в том, что одна коммуникация подсоединяется к другой коммуникации. Смысл есть медиум, посредством которого происходит такое подсоединение. Однако само общество неоднородно и дифференцируется на ряд подсистем, таких как: функциональные подсистемы (массмедиа, политика, наука и прочее), системы интеракций лицом-к-лицу, а также системы организаций. Каждая функциональная подсистема обособляется через кодирование коммуникаций: через да-редакции и нет-редакции, заложенные в смысле. Так, каждая функциональная подсистема стремится включить в себя коммуникации, специфичные только для себя, но, одновременно с этим, исключить коммуникации иного рода. Наука, к примеру, существует благодаря коду истина/ложь, поэтому в ней любое истинное утверждение может подсоединяться исключительно к другому истинному утверждению. Поэтому внутрисистемное общение гарантировано "символически обобщенными средствами коммуникации" ("власть" в политике, "истина" в науке, "вера" в религии "любовь" в семье), а межсистемное - затруднено.
Описанное состояние современного общества Луман рассматривает как не необходимый результат не необходимо протекающей эволюции. Механизмы эволюции ("изменчивость", "отбор", "стабилизация") и ее осн. этапы (переход об-ва от "сегментарной" дифференциации к "стратификации", а затем - к "функциональной" дифференциации) описаны в более традиционном ключе, чем все остальное. В целом системно-социологический словарь Луман все более широко используется в западно-германской социологии, признанным лидером которой он является наряду с Хабермасом уже более 10 лет.
Энтони Гидденс (род. 1938)
В научной карьере Гидденса можно выделить три отчетливые периода. В 1970-е годы он занимается выработкой нового представления о социологии на основании критического анализа классиков. В конце 1970-х - 80-е годы его главный интерес связан с созданием и развитием теории структурации. С начала 1990-х годов Гидденс обращается к темам модерна, глобализации и политическим проблемам.
В своем видении социологии Гидденс отвергает социологический позитивизм Дюркгейма и противопоставляет ему близкий к веберовскому метод "двойной герменевтики", в основе которого лежит представление о том, что социологи, в отличие от представителей естественных наук, должны интерпретировать социальный мир, уже подвергнутый интерпретации самими акторами. В теории структурации Гидденс предпринимает попытку создать интегративную теорию, в которой объединяет объективистские и субъективистские теории. С этой целью он вводит концепцию "дуальности структуры", согласно которой структура является одновременно средством осуществления деятельности и ее результатом.
Гидденс считает, что ни структура, ни действие не могут существовать независимо друг от друга. Социальные действия создают структуры, и только через социальные действия осуществляется воспроизводство структур. Для описания взаимодействия структур и социальных действий Гидденс использует термин «structuration» (структурация). Он обращает внимание на «двойственность структуры», имея в виду, что структуры делают возможным социальное действие, а социальное действие создает эти же самые структуры. Это положение Гидденс иллюстрирует на примерах языка и речи. Язык - это структура, состоящая из правил общения, которая кажется независимой от любого индивида. Чтобы язык сохранился, на нем должны говорить и писать сообразно существующим правилам. Язык постепенно изменяется. Появляются новые слова, забываются старые. Таким образом, люди своими действиями могут трансформировать и воспроизводить структуры.
В социальной жизни Гидденс различает два вида структур: «правила» и «ресурсы». Под правилами имеются в виду процедуры, которым индивиды могут следовать в социальной жизни. Иногда интерпретации этих правил обретают письменную форму - например, законы или бюрократические правила. Структурные правила могут воспроизводиться членами общества или меняться путем создания новых образцов правил через интеракцию, через действия. Второй вид структуры - ресурсы - также возникает только в результате человеческой деятельности и может изменяться или поддерживаться людьми. Ресурсы могут быть локализированными или властными. «Локализированные ресурсы» включают в себя полезные ископаемые, землю, инструменты производства и товары. По Гидденсу, эти ресурсы не существуют вне человеческой активности. Так, земля не является ресурсом до тех пор, пока ее кто-то не обрабатывает. «Властные ресурсы» (нематериальные ресурсы) проявляются в способности одних индивидов доминировать над другими, заставлять их выполнять свои желания, и в этом смысле люди становятся ресурсами, которые могут быть использованы другими людьми. `Властные ресурсы могут существовать лишь в том случае, если они воспроизводятся в процессе человеческой интеракции. Власть не является чем-то, что человек имеет, до тех пор, пока он ею действительно не пользуется`.
Определив в общих чертах, что есть система, Гидденс переходит к объяснению природы социальных систем, институтов. В его представлении социальная система - это образец социальных отношений, существующий в определенное время и в определенном пространстве. Такие институты, как государство или бюрократия, рассматриваются социологом как образцы поведения, существующие какой-то промежуток времени.
Ввиду «двойственности структуры» системы и институты тесно связаны с деятельностью людей, которых Гидденс зачастую называет «агентами», подразумевая при этом их изначально активную позицию в обществе. По Гидденсу, структура влияет на человеческое поведение благодаря знанию об обществе, которым располагают агенты. В обществе есть большое количество «общего знания» о том, как вести себя и как поступать с вещами. Это позволяет агентам ориентироваться в повседневной жизни и оперировать с окружающими предметами. В своем поведении агенты используют знание правил общества, которые существуют в его структуре. Они также пользуются материальными и властными ресурсами, являющимися частями структуры общества. Гидденс полагает, что люди наделены стремлением к определенной степени стабильности в социальной жизни. У них есть потребность в том, что он называет «онтологической безопасностью» или «уверенностью в том, что природа и социальный мир останутся такими, какие они есть». Он предполагает, что это может быть связано с естественной заботой о физическом сохранении тела. Образцы поведения повторяются, и таким образом структуры общества, социальная система и институты воспроизводятся. Однако в этом процессе заключена всегда присутствующая возможность того, что общество может меняться. Агенты не должны вести себя так, как это делают другие, не обязательно они должны всегда и во всем действовать сообразно своим прежним установкам. Люди постоянно думают, что они делают, и оценивают, достигаются ли их цели. Если они не достигаются, агенты могут начать вести себя иначе. Образцы взаимодействия при этом могут меняться, а с ними и социальная структура. Для социолога само понятие «агент» предполагает людей, способных трансформировать окружающий их мир посредством своих действий, а также воспроизводить его, что, впрочем, не связано с обязательной трансформацией всего общества.
Представление о двойственности структуры, по мнению Гидденса, позволяет разрешить спор между детерминистами, которые верят, что человеческое поведение всецело зависит от внешних сил, и волюнтаристами, считающими, что люди, обладая свободной волей, действуют только в соответствии со своими желаниями. Социолог считает, что ни первые, ни вторые в принципе не правы, но в каждой позиции есть элементы истины. Он полагает, что только в исключительных обстоятельствах, когда против них используется непосредственная физическая сила, люди не свободны в своих действиях. Во всех остальных случаях, даже тогда, когда люди заявляют, что у них нет выбора, на самом деле у них есть возможность сделать что-то иначе.
П. Бурдье. (1930-2002)
Теория социального пространства – один из важнейших вкладов французского социолога в теоретическую социологию.
Бурдье называет социологию социальной топологией. Топология – «слово о месте». Социальное пространство, по Бурдье, - ансамбль полей (экономических, интеллектуальных и пр.). В каждом из этих полей положение человека задается капиталом: властью, экономическими ресурсами, престижем, информацией. У Бурдье основные типы капиталов: экономический (любые материальные блага), культурный (доступ к интеллектуальным благам или возможность вынесения экспертных оценок), социальный (социальное происхождение, связи, знакомства) и символический (обобщенная форма капитала, которая определяет то, какие формы капитала воспринимаются как легитимные, а какие – нет).
Капиталы имеют свойство конвертироваться друг в друга, правда, с разной степенью простоты и надежности. В зависимости от совокупности капиталов человек занимает определенную позицию в социальном пространстве. Набор этих позиций и отношений между ними и описывает социология, тем самым уподобляясь социальной топологии.
Бурдье рассматривает взаимосвязь физического и социального пространств, и говорит о том, что между ними существует определенное соответствие: социальное пространство стремится максимально полно и точно репрезентировать себя в физическом. Например, в театрах существуют царские ложи, где располагается «элитная публика».
Очень часто мы не замечаем соответствия физ. и соц. пространств: физическое пространство мы привыкли принимать как данность, как нечто само собой разумеющееся, хотя, будучи отражением социального пространства, оно тоже социально конструируется. Бурдье, как и многие другие авторы, показывает, что власть, элита осуществляют контроль, в том числе, через организацию городского пространства, например, через городское планирование. И это очень сильный и опасный инструмент, поскольку он не воспринимается как таковой, он скрыт от нашего понимания.
По Бурдье обладатель ресурсов имеет власть над физическим пространством, мобильностью. Он рассматривает такие примеры, как: человек, обладающий капиталом, свободен от территориальных рамок, имеет контроль над транспортом, может легко купить билеты, сделать визу.
Часто бывает так, что если мы говорим лишь о символическом присвоении того или иного пространства, то случается, что несколько групп заявляют претензии на это пространство и вступают в «символическую борьбу за пространство» в терминологии Бурдье. В таком случае могут присутствовать такие инструменты, как маркирование (граффити, объявления, вещи, нарушение целостности пространства), физическое присутствие, номинация (называние, неформальная топонимика, высмеивание конкурентов).
Теория классов стала другой заметной теорией Пьера Бурдье, она также связана с теорией социального пространства.
По мнению П. Бурдье, на базе знания пространства позиций можно выделить классы в логическом смысле этого слова. Это означает, что класс, как совокупность агентов, размещенных в сходных условиях и подчиненных сходным обусловленностям, имеют все шансы для обладания сходными диспозициями и интересами и, следовательно, для выработки сходной практики и занятия сходных позиций.
Это класс «на бумаге», который имеет право лишь на теоретическое существование, однако реально это не настоящий класс в смысле группы мобилизованной и готовой к борьбе. Это лишь возможный класс (класс в возможности), поскольку он есть совокупность агентов, которые объективно будут оказывать меньше сопротивления в случае необходимости их мобилизации, чем какая-либо другая совокупность агентов.
Из логики рассмотрения философской категории диалектической пары «возможность-действительность» следует вывод, что, если существует возможный класс, должен существовать и действительный! Такой класс, утверждает П. Бурдье, существует в той и лишь в той мере, в которой уполномоченное лицо, наделенное возможностями агента, может существовать и ощущать себя облеченным властью, говорить от своего имени в соответствии с уравнением: «партия есть рабочий класс, а рабочий класс есть партия / церковь есть папа, а папа есть церковь». Только такое лицо может осуществлять эту формулу как реальную силу в недрах политического поля.
В большинстве работ П. Бурдье утверждает, что современное капиталистическое общество есть общество классовое, которое само себя воспроизводит. Однако обычно при анализе классового общества ошибочно исходят из принципа экономического детерминизма. Если мы станем на эту позицию, то общество предстанет перед нами как некое статическое образование, лишенное всякого развития, если, конечно, изначально не изменить условия его существования.
Для социолога же важно поставить вопрос следующим образом: почему люди устраиваются и ведут себя так, что положение элит сохраняется в обществе без всяких видимых проблем? Какие механизмы способствуют воспроизводству схемы властного подчинения, где наверху – властные элиты, а все остальные – у нее в подчинении? Какой механизм является центральным механизмом воспроизводства современной классовой системы, механизмом, способствующим сохранению властной позиции элиты?
Институт образования – центральный механизм воспроизводства современного классового общества. При получении образования борются не только за получение книжных знаний и умений, а также за сохранение своего социального происхождения или против него, за свой классовый опыт или против него. П. Бурдье переходит к описанию буржуазного характера систем образования в современном обществе. Он утверждает, что в современном обществе система образования в первую очередь поддерживает класс буржуазии и их детей. Они выбирают высшее образование, и посредством вознаграждения в форме хороших оценок и престижных дипломов система образования закрепляет социальную идею буржуазии и подъем по социальной лестнице. Условия же, господствующие в рабочем классе, не ведут к тому, чтобы какое-либо значение придавалось подъему по социальной лестнице благодаря образованию. Тем не менее, классу буржуазии удалось превратить образование в дело всего общества, одно из главных прав современного человека. Благодаря этому она приобрела инструмент, благодаря которому может контролировать воспроизводство наиболее важных социальных позиций.
«Вкус» и «габитус».
Наиболее интересным является вводимое П. Бурдье понятие «габитус» (или «хабитус»). Сам термин, как и во многих других случаях, не имеет социологического происхождения, происходит из других дисциплин:
в медицине понятие «хабитус больного, пациента» - совокупность основных черт, симптомов, говорящих о течении болезни;
в психологии понятие «хабитуация» - привыкание.
Главная мысль П. Бурдье сводится к тому, что действия индивида всегда социальны и коллективны по своему характеру; поскольку индивид вращается в различных социальных средах, он усваивает различные способы поведения и мышления. Его же собственный способ поведения и мышления формируется под влиянием различного опыта, полученного в этих средах на протяжении его жизненного пути. При этом то, что тогда приобретает индивид, носит название «габитус». По сути, «габитус» есть система присущих индивиду рутинных диспозиций мышления и действия, результирующие его знания и опыт. Важнейшее в теории П. Бурдье – то, что индивид может сознательно воздействовать на габитус, а также своим габитусом он может формировать социальную структуру и структуру общества в целом.
Некоторые среды активнее, чем другие, влияют на формирование габитуса. Особенно это касается условий в детстве. Социальное происхождение всегда составляет основу габитуса индивида.
Габитус можно рассматривать также как некую матрицу восприятия и классифицирующих практик, он выдвигается как важнейший опосредующий элемент формирования любой коллективной идентичности. По своей сути, габитус – это инкорпорированный класс. Надо помнить, что он есть не только результат классовой структурации, но и са м является активным структурирующим началом. Габитус также оказывает свое влияние на политические мнения и поведение классов, а также на образующиеся в рамках этих классов стили жизни и способы потребления.
По мнению П. Бурдье, деятельностным практикам, из которых складывается стиль жизни, предшествует совокупность вкусов, схем приятия и восприятия. Согласно его теории, в обществе происходит социальное расслоение, регулируемое при помощи вкуса. То есть, выбрали ли вы определенную марку автомобиля, стиль в музыке, мебель, - все это выражение вкуса, но не вашего: ваш вкус является выражением стилей определенных социальных групп. Вкус (определенного индивида) есть выражение различного жизненного стиля определенной социальной группы. Вкусы, то есть тривиальные будничные предпочтения, - это не случайность, а выражение позиции в рамках коллективного стиля жизни. Исследуя приверженность людей к определенной моде, можно установить их социальное положение.
Таким образом, вкус – это показатель или же индикатор социальной принадлежности и социальных разграничений. А так как любой вкус, в свою очередь, базируется на габитусе, главными факторами формирования которого являются социальное происхождение и образование, мы получаем итоговую логическую цепочку: Объективные условия существования → Габитус → Вкусы → Практики → Стиль жизни.
Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 1438; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!