Першоджерела до вивчення теми. Н.Я. Данилевский. Россия и Европа



 

Н.Я. Данилевский. Россия и Европа

Цивилизация европейская тождественная ли с общечеловеческою?

Формы исторической жизни человечества, как формы растительного и животного мира, как формы человеческого искусства (стили архитектуры, школы живописи), как формы языков (односложные, приставочные, сгибающиеся), как проявление самого духа, стремящегося осуществить типы добра, истины и красоты (которые вполне самостоятельны и не могут же почитаться один развитием другого), не только изменяются и совершенствуются повозрастно, но и еще и разнообразятся по культурно-историческим типам. Поэтому, собственно говоря, только внутри одного и того же типа, или, как говорится, цивилизации, и можно отличать те формы исторического движения, которые обозначаются словами: древняя, средняя и новая история. Это деление есть только подчиненное, главное же должно состоять в отличении культурноисторических типов, так сказать самостоятельных, своеобразных планов религиозного, социального, бытового, промышленного, политического, научного, художественного, одним словом, исторического развития.

Рассматривая историю отдельного культурного типа, если цикл его развития вполне принадлежит прошедшему, мы точно и безошибочно можем определить возможность этого развития, можем сказать: здесь оканчивается его детство, его юность, его зрелый возраст, здесь начинается его старость, здесь его дряхлость, или, что то же самое, разделить его историю на древнейшую, древнюю, среднюю, новую, новейшую и т. п. Итак, естественная система истории должна заключаться в различении культурно-исторических типов развития как главного основания ее делений от степеней развития, по которым только эти типы (а не совокупность исторических явлений) могут подразделяться. Эти культурно-исторические типы, или самобытные цивилизации, расположенные в хронологическом порядке, суть: 1) египетский, 2) китайский, 3) ассирийско-вавилоно-финикийскии, халдейский, или древнесемитический, 4) индийский, 5) иранский, 6) еврейский, 7) греческий, 8) римский, 9) ново-семитический, или аравийский, и 10) германо-романский, или европейский. К ним можно еще, пожалуй, причислить два американских типа: мексиканский и перуанский, погибшие насильственной смертью и не успевшие совершить своего развития. Только народы, составлявшие эти культурно-исторические типы, были положительными деятелями в истории человечества; каждый развивал самостоятельным путем начало, заключавшееся как в особенностях его духовной природы, так и в особенных внешних условиях жизни, в которые они были поставлены, и этим вносил свой вклад в общую сокровищницу.

Эти культурно-исторические типы, которые мы назвали положительными деятелями в истории человечества, не исчерпывают еще всего круга ее явлений. Как в солнечной системе наряду с планетами есть еще и кометы, появляющиеся время от времени и потом на многие века исчезающие в безднах пространства, и есть космическая материя, обнаруживающаяся нам в виде падучих звезд, аэролитов и зодиакального света, так и в мире человечества, кроме положительно-деятельных культурных типов, или самобытных цивилизаций, есть еще временно появляющиеся феномены, смущающие современников, как гунны, монголы, турки, которые, совершив свой разрушительный подвиг, помогши испустить дух борющимся со смертью цивилизациям и разнеся их остатки, скрываются в прежнее ничтожество. Назовем их отрицательными деятелями человечества. Иногда, впрочем, и зиждительная и разрушительная роль достается тому же племени, как это было с германцами и аравитянами. Наконец, есть племена, которым (потому ли что самобытность их прекращается в чрезвычайно ранний период их развития или по другим причинам) не суждено ни зиждительного, ни разрушительного величия, ни положительной, ни отрицательной исторической роли. Они составляют лишь этнографический материал, то есть как бы неорганическое вещество, входящее в состав исторических организмов —культурно-исторических типов; они, без сомнения, увеличивают собою разнообразие и богатство их, но сами не достигают до исторической индивидуальности. Таковы племена финские и многие другие, имеющие еще меньше значения.

Иногда нисходят на эту ступень этнографического материала умершие и разложившиеся культурно-исторические типы, в ожидании пока новый формационный (образовательный) принцип опять не соединит их, в смеси с другими элементами, в новый исторический организм, не воззовет к самостоятельной исторической жизни в форме нового культурно-исторического типа. Так случилось, например, с народами, составляющими Западную Римскую империю, которые и в своей новой форме, подвергшись германскому образовательному принципу, носят название романских народов.

Итак, или положительная деятельность самобытного культурно-исторического типа, или разрушительная деятельность так называемых бичей Божьих, предающих смерти дряхлые (томящиеся в агонии) цивилизации, или служение чужим целям в качестве этнографического материала—вот три роли, которые могут выпасть на долю народа )

Культурно-исторические типы и некоторые законы их движения и развития

Начну прямо с изложения некоторых общих выводов или законов исторического развития, вытекающих из группировки его явлений по культурно-историческим типам.

Закон 1. Всякое племя или семейство народов, характеризуемое отдельным языком или группой языков, довольно близких между собою,—для того чтобы сродство их ощущалось непосредственно, без глубоких филологических изысканий,—составляет самобытный культурно-исторический тип, если оно вообще по своим духовным задаткам способно к историческому развитию и вышло уже из младенчества.

Закон 2. Дабы цивилизация, свойственная самобытному культурно-историческому типу, могла зародиться и развиваться, необходимо, чтобы народы, к нему принадлежащие, пользовались политической независимостью.

Закон 3. Начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типа. Каждый тип вырабатывает ее для себя при большем или меньшем влиянии чуждых, ему предшествовавших или современных цивилизаций.

Закон 4. Цивилизация, свойственная каждому культурно-историческому типу, тогда только достигает полноты, разнообразия и богатства, когда разнообразны этнографические элементы, его составляющие,—когда они, не будучи поглощены одним политическим целым, пользуясь независимостью, составляют федерацию, или политическую систему государств.

Закон 5. Ход развития культурно-исторических типов всего ближе уподобляется тем многолетним одноплодным растениям, у которых период роста бывает неопределенно продолжителен, но период цветения и плодоношения – относительно короток и истощает раз навсегда их жизненную силу.

Первые два вывода не требуют больших пояснений; сомневаться в них невозможно. В самом деле, из десяти культурно-исторических типов, развитие которых составляет содержание всемирной истории, три принадлежат племенам семитической породы, или расы, и каждое племя, характеризованное одним из трех языков семитической группы—халдейским, еврейским и арабским, – имело свою самобытную цивилизацию. Нет ни одной цивилизации, которая бы зародилась и развилась без политической самостоятельности, хотя, достигнув уже известной силы, цивилизация может еще несколько времени продолжаться и после потери самостоятельности, как видим на примере греков.

Более подробного рассмотрения и разъяснения требует третий закон культурно-исторического развития. Выше было уже замечено, что преемственные культурно-исторические типы имеют естественное преимущество перед уединенными. Каким же образом происходит это преемство? Вся история доказывает, что цивилизация не передается от одного культурно-исторического типа другому; но из этого не следует, чтоб они оставались без всякого воздействия друг на друга, только это воздействие не есть передача, и способы, которыми распространяется цивилизация, надо себе точнее уяснить.

Самый простейший способ этого распространения есть пересадка с одного места на другое посредством колонизации. Таким образом финикияне передали свою цивилизацию Карфагену, греки – Южной Италии и Сицилии, англичане – Северной Америке и Австралии.

Другая форма распространения цивилизации есть прививка, и обыкновенно это и разумеют под передачей цивилизации. Но, к сожалению, прививку разумеют здесь в таинственном, мистическом смысле, приписываемом этой операции людьми, не знакомыми с физической теорией, ни с садоводной практикой,—в том смысле, по которому привитый глазок или прищепленный черенок обращает дичок в благородное плодовитое дерево или даже яблонь в грушу, сливу, абрикос, и обратно. Но в этом таинственном, так сказать, волшебном, смысле прививки нет ни между растениями, ни между культурно-историческими типами, как тому представлено было довольно примеров. Дичок остается по-прежнему дичком, яблоня – яблоней, груша – грушей. Привитая почка или черенок также сохраняют свою природу, только почерпают нужные им для роста и развития соки через посредство того растения, к которому привить, и перерабатывают их сообразно своему специфическому и формационному, или образовательному, началу. Дичок же обращается в средство, в служебное орудие для лелеемого черенка или глазка, составляющих как бы искусственное чужеядное растение, в пользу которого продолжают обрезать ветви, идущие от самого ствола и корня, чтобы они его не заглушили. Вот истинный смысл прививки. Таким точно греческим черенком или глазком была Александрия на египетском дереве, так же точно привил Цесарь римскую культуру к кельтскому корню – с большою ли пользою для Египта и для кельтского племени предоставляю судить читателям. Как бы то ни было, прививка не приносит пользы тому, к чему прививается, ни в физиологическом, ни в культурно-историческом смысле.

Наконец, есть еще способ воздействия цивилизации на цивилизацию. Это тот способ, которым Египет и Финикия действовали на Грецию, Греция – на Рим (поскольку это последнее действие было полезно и плодотворно), Рим и Греция – на германо-романскую Европу. Это есть действие, которое мы уподобим влиянию почвенного удобрения на растительный организм, или, что то же самое, влиянию улучшенного питания на организм животный. Под такими условиями народы иного культурного типа могут и должны знакомиться с результатами чужого опыта, принимая и прикладывая к себе из него то, что, так сказать, стоит вне сферы народности, т.е. выводы и методы положительной науки, технические приемы и усовершенствования искусств и промышленности.

Четвертый общий вывод, сделанный на основании группировки исторических явлений по культурно-историческим типам, говорит нам, что цивилизация, т.е. раскрытие начал, лежащих в особенностях духовной природы народов, составляющих культурно-исторический тип, под влиянием своеобразных внешних условий, которым они подвергаются в течение своей жизни, тем разнообразие и богаче, чем разнообразнее, независимее составные элементы, т.е. народности, входящие в образование типа. Самые богатые, самые полные цивилизации изо всех доселе на земле существовавших принадлежат, конечно, мирам греческому и европейскому.

Пятый закон культурно-исторического движения состоит в том, что период цивилизации каждого типа сравнительно очень короток, истощает силы его и вторично не возвращается. Под периодом цивилизации разумею я время, в течение которого народы, составляющие тип, вышедшие из бессознательной чисто этнографической формы быта, создав, укрепив и оградив свое внешнее существование как самобытных политических единиц, проявляет преимущественно свою духовную деятельность во всех тех направлениях, для которых есть залоги в их духовной природе не только в отношении искусства, но и в практическом осуществлении своих идеалов правды, свободы, общественного благоустройства и личного благосостояния.

Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991. С.85-90, 91-106, 471-472, 500, 508-509.

 

 

О. Шпенглер. Закат Европы.

Что такое цивилизация как логическое следствие и исход культуры?

У каждой культуры своя собственная цивилизация. В первый раз эти два слова, обозначающие до сих пор смутное этическое различие личного характера, рассматриваются здесь в периодическом смысле, как выражение строгой и необходимой органической последовательности фактов. Цивилизация есть неизбежная судьба культуры. Цивилизация —это те самые крайние и искусственные состояния, осуществить которые способен высший вид людей. Они – завершение, они следуют как ставшее за становлением, как смерть за жизнью, как неподвижность за развитием, как умственная старость и окаменевший мировой город за деревней и задушевным детством, являемым нам дорикой и готикой. Они – неизбежный конец, и тем не менее с внутренней необходимостью к ним всегда приходили.

Проблема мировой истории

Культуры суть организмы. История культуры их биография. Данная вам, как некоторое историческое явление в образе памяти, история китайской или античной культуры морфологически представляет собою полную аналогию с историей отдельного человека, животного, дерева или цветка. Феноменами отдельных, следующих друг за другом, рядом вырастающих, соприкасающихся, затеняющих и подавляющих одна другую культур исчерпывается все содержание истории. И если предоставить всем ее образам, которые до сего времени слишком основательно были скрыты под поверхностью тривиально протекающей так называемой "истории человечества", свободно проходить перед умственным взором, то в конце концов, несомненно, удастся открыть тип, первообраз культуры, как таковой, освобожденный от всего затемняющего и незначительного, и лежащий, как идеал формы, в основе всякой отдельной культуры.

Культура зарождается в тот момент, когда из первобытно-душевного состояния вечно-детского человечества пробуждается и выделяется великая душа, некий образ из безобразного, ограниченное и преходящее из безграничного и пребывающего. Она расцветает на почве строго ограниченной местности, к которой она и остается привязанной, наподобие растения. Культура умирает после того, как эта душа осуществит полную сумму своих возможностей в виде народов, языков, вероучений, искусств, государств и наук и таким образом вновь возвратится в первичную душевную стадию.

Каждая культура находится в глубоко символистической связи с материей и пространством, в котором и через которое она стремится реализоваться. Когда цель достигнута и идея, т. е. все изобилие внутренних возможностей, завершена и осуществлена во внешнем, тогда культура вдруг застывает, отмирает, ее кровь свертывается, силы надламываются—она становится цивилизацией. И она, огромное засохшее дерево в первобытном лесу, еще многие столетия может топорщить свои гнилые сучья. Мы наблюдаем это на примерах Египта, Китая, Индии и мусульманского мира.

Всякая культура переживает возрасты отдельного человека. У каждой имеется свое детство, юность, возмужалость и старость. Юная, робеющая, чреватая предчувствиями душа проявляется на рассвете романской эпохи и готики. В ней веяние весны. «В произведениях древнегерманской архитектуры,—говорит Гете,— мы наблюдаем расцвет необычайного состояния вещей. Кому внезапно предстанет этот расцвет, тот может только изумляться, но кто заглянул в тайную внутреннюю жизнь этого растения, в движение сил и то, как постепенно развивается цветок, тот смотрит на вещи другими глазами, тот знает, что он видит». Такое же детство говорит таким же образом и совершенно родственными звуками и в раннегомеровской дорике, в древнехристианском, раннеарабском искусстве и в произведениях египетского Древнего Царства, начинающегося с IV династии. Чем более приближается культура к полудню своего существования, тем более мужественным, резким, властным, насыщенным становится ее окончательно утвердившийся язык форм, тем увереннее становится она в ощущении своей силы, тем яснее становятся ее черты. В раннем периоде все это еще темно, смутно, в искании, полно тоскливым стремлением и одновременно боязнью. Наконец, при наступлении старости начинающейся цивилизации, огонь души угасает. Угасающие силы еще раз делают попытку, с половинным успехом – в классицизме, родственном всякой умирающей культуре – проявить себя в творчестве большого размаха, душа еще раз с грустью вспоминает в романтике о своем детстве. Наконец, усталая, вялая и остывшая, она теряет радость бытия и стремится – как в римскую эпоху – из тысячелетнего света обратно в потемки перводушевной мистики, назад в материнское лоно, в могилу.

Каждой культуре свойственен строго индивидуальный способ видеть и познавать природу, или, что то же, у каждой есть ее собственная своеобразная природа, каковой в том же самом виде не может обладать никакой другой вид людей.

Макрокосм

Итак, мысль о мировой истории в строго морфологическом смысле расширяется до идеи всеобъемлющей символики. Собственно историческое исследование имеет своей задачей исследовать чувственное содержание живой действительности, ее убегающий образ и установить типические формы. Идея судьбы – это последнее, до чего она может достигнуть.

Символы суть чувственные единства, глубочайшие, неделимые и, главное, непреднамеренные впечатления определенного значения. Символ есть часть действительности, обладающая для телесного или умственного глаза определенным значением, рассудочным способом не сообщаемая. Раннедорический, раннеарабский, раннероманский орнамент, например, на вазе, на оружии, на портале или саркофаге, есть символическое выражение нового мирочувствования, находящее себе отклик только в людях исключительно одной культуры, выделяющее их из общечеловеческого и объединяющее их в некоторое единство.

Душа и мир: этой полярностью исчерпывается сущность нашего сознания, подобно тому, как феномен магнетизма исчерпывается в противоположном притяжении двух полюсов. И эта душа, притом душа каждого отдельного человека, переживающая в себе и, следовательно, творящая весь этот мир исторического становления, делающая его выражением своего склада существования, в то же время под другим углом зрения есть только ничтожный элемент, только беглая вспышка в нем.

Поэтому существует столько же миров, сколько людей и культур, и в существовании каждого отдельного человека этот мнимо единственный, самостоятельный и вечный мир – про который каждый думает, что он существует в том же виде и для других – есть вечно новое, однажды существующее и никогда не повторяющееся переживание.

Такова идея макрокосма, действительности, как совокупности всех символов по отношению к душе. Ничто не остается чуждым этому свойству значительного. Все, что есть, есть также символ. Все, начиная с телесных проявлений —лицо, телосложение, манеры, приемы отдельных лиц, классов и народов – относительно которых это было давно известно, вплоть до форм политической, хозяйственной, общественной жизни, до мнимо-вечных и имеющих общее значение форм познания, математики и физики, —все говорит о сущности одной определенной и только этой души.

У ребенка, тянущегося за луной, не обладающего внешним миром и подобного мерцающей первобытной душе по своей дремотной связанности со стихией ощущений, нет переживания глубины. Это не значит, что у ребенка нет даже простейшего опыта в области протяженности; но у него нет миросознания, большого единства переживания в мире. И это сознание слагается по-другому у эллинского ребенка, чем у индийского или западного. Вместе с ним оно принадлежит одной определенной культуре, все члены которой имеют одно общее мирочувствование, и через него – одну общую форму мира. Глубокая идентичность связывает оба акта: пробуждение души (внутренней жизни), ее рождение к ясному существованию во имя определенной культуры, и внезапное уразумение дали и глубины, рождение внешнего мира при посредстве символа протяженности, свойственного только этой душе вида пространства, который отныне становится пра-символом этой жизни и определяет ее стиль и уклад ее истории, представляющий собою развивающееся экстенсивное осуществление ее интенсивных возможностей. Таким образом разрешается и сводится на нет старый философский вопрос: этот пра-образ мира прирожденный, поскольку он есть изначальная собственность душевной стихии (культуры), чьим выражением мы становимся всем явлением нашего личного существования; но он также и приобретенный, поскольку каждая отдельная душа за свой счет еще раз повторяет этот творческий акт и в детском возрасте развертывает предназначенный для ее существования символ глубины, подобно бабочке, освобождающей из своей куколки и развертывающей крылья.

Протяженность должна отныне именоваться пра-символом культуры. Из нее следует выводить весь язык форм существования культуры, ее физиономию, в отличие от всякой другой культуры, в особенности от лишенного всяких физиогномических признаков окружающего мира примитивного человека. Подобно тому, как для отдельной души существует только один мир, как ее отражение и противоположный полюс сознания, подобно тому, как пробуждение внутренней жизни совпадает с самостоятельным и необходимым истолкованием пространства вполне определенного типа, в равной мере существует нечто, лежащее, как идеал формы, в основе отдельных символов культуры.

Таким образом, каждая из великих культур обладает тайным языком мирочувствования, вполне понятным только тому, чья душа принадлежит к этой культуре.

Картина души и чувство жизни

Магическая картина души несет в себе черты строгого дуализма двух загадочных субстанций – духа и души. Между ними существует не античное, статическое, а также не западное, функциональное, соотношение, а совершенно иное, которое можно обозначить именно только, как магическое. В противоположность физике Демокрита и физике Галилея припомним алхимию и философский камень. Эта специфически восточная картина души с внутреннею неизбежностью лежит в основе всех психологических, в особенности же теологических воззрений, которые наполняют раннюю готику арабской культуры. Уже великий Посидоний, несмотря на античную внешность своих огромных знаний бывший настоящим семитом и принадлежавший по духу к юной арабской культуре, в полном противоречии к аполлоновскому жизнечувствованию бьы убежден в истинности этой магической структуры души.

Свое строго научное завершение магическая картина души получает в школах Багдада и Басры. Нельзя умалять ее влияния на начало западной науки о душе. На схоластическую и мистическую психологию Багдад оказал такое же влияние, как и на готическое искусство.

Шпенглер О. Закат Европы: В 2-х т. Новосибирск, 1993, Т.1. С.37-49, 69-70, 169-174, 198, 231-236, 248-255, 289-292, 397-398.

 

 

Тойнби А. Дж. Постижение истории.

Поле исторического исследования

Непрерывность истории – наиболее привлекательная из всех концепций, построенная по аналогии с представлением класси­ческой физики. Однако нам придется скрепя сердце критиковать ее. В самом деле, что здесь имеется в виду? Если имеется в виду, что «непрерывность истории» – это частный пример непрерывно­сти Жизни, то это хотя и безупречный, но все-таки трюизм. Жизнь действительно непрерывна. От амебы – к позвоночным, от обезь­яны – к человеку, от родителей – к ребенку в семье. Связь во всех этих случаях безусловна, хотя и разнородна. Однако, понимая и принимая непрерывность Жизни, мы не проясняем, что такое Жизнь. Мы вряд ли поймем природу Жизни, если не научимся выделять границы относительной дискретности вечно бегущего потока. Другими словами, понятие непрерывности имеет значе­ние только как символический, умозрительный образ, на котором мы вычерчиваем восприятие непрерывности во всем реальном мно­гообразии и сложности. Попробуем применить это общее наблю­дение к исследованию Истории. Предполагает ли термин «непре­рывность истории» в общепринятом смысле, что масса, момент, объем, скорость и направление потока человеческой жизни посто­янны или если не буквально постоянны, то изменяются в столь узких границах, что поправкой можно пренебречь?

При изучении временных отношений необходимо различать две степени непрерывности: между последовательными периода­ми и фазами в истории самих обществ. Особо следует выделить непрерывность второго ряда, ибо она представляет собой значи­тельный феномен.

Можно было бы выразить качественное различие между этими двумя видами непрерывности с помощью аналогии из человечес­кой жизни. Главы истории любого отдельно взятого общества на­поминают последовательные ступени опыта человека. Так, связь между одним обществом и другим напоминает отношения между родителями и ребенком. При сравнении непрерывности жизней родителей и ребенка с непрерывностью опыта в жизни того или иного индивидуума нельзя отрешиться от того непреложного фак­та, что рождение и смерть воздвигают глубокую пропасть между индивидуумами.

Сравнительное исследование цивилизаций. Предварительная классификация общества данного типа.

Нами было идентифицировано 19 обществ. Исследуя основа­ния каждого отдельного общества, в одних случаях мы обнаружива­ем, что оно состоит в сыновнем родстве с более древним обществом благодаря наличию вселенской церкви. В других случаях такая связь не просматривается. Итак, мы определили, что вселенская церковь является основным признаком, позволяющим предварительно клас­сифицировать общества одного вида. Другим критерием для класси­фикации обществ является степень удаленности от того места, где данное общество первоначально возникло. Сочетание этих двух кри­териев позволяет найти общую меру для размещения обществ на одной шкале, с тем чтобы определить место каждого из них в непре­рывном процессе развития.

Число известных цивилизаций невелико. Нам удалось выделить только 21 цивилизацию, но можно предположить, что более де­тальный анализ вскроет значительно меньшее число полностью независимых цивилизаций – около 10. Известных примитивных обществ значительно більше.

Однако сравнивать цивилизацию с примитивным обществом – это все равно, что сравнивать слона с кроликом.

Примитивные общества обладают сравнительно короткой жиз­нью, они ограничены территориально и малочисленны. Жизнь ци­вилизаций, список которых едва достигает двузначного числа, на­оборот, более продолжительна, они занимают обширные террито­рии, а число людей, охватываемых цивилизациями, как правило, велико. Они имеют тенденцию к распространению путем подчинения и ассимиляции других обществ – иногда обществ собственного вида, но чаще всего примитивных обществ. Жизнь примитивных обществ, подобно жизни кроликов, часто завершается насильственной смертью, что особенно неизбежно при встрече их с цивилиза­циями. Что касается численного неравенства, то, если бы можно было составить перепись населения всех живых цивилизаций, мы обнаружили бы, что каждая из цивилизаций-левиафанов объеди­няет в себе большее число людей, чем все примитивные общества, вместе взятые, со времени появления человеческого рода.

Наши критики могут отрицать сопоставимость выявленной ранее 21 цивилизации на том основании, что они не совпадают во времени. Если 7 из них – живые общества, то остальные 14 – мертвые. По меньшей мере 3 из них – минойское, египетское и шумерское общества – существовали на «заре истории». Эти 3 ци­вилизации, а возможно, также и другие, отделены от ныне живу­щих длительным периодом исторического времени.

Человек превратился в Человека, создав примитивное общество. Если возраст Человечества равняется приблизительно 300 тыс. лет, то возраст цивилизаций, отождествляемый до сих пор с длитель­ностью человеческой истории, равен менее чем 2% данного отрез­ка. На этой временной шкале жизни все выявленные нами циви­лизации распределяются не более чем в три поколения обществ и сосредоточены в пределах менее пятой части времени всей жизни Человечества. С философской точки зрения жизнь их протекает в одно и то же время.

Цивилизации представляют собой не статические формации, а динамические образования эволюционного типа. Они не только не могут пребывать в состоянии покоя, но не могут и произволь­но менять направление, как если бы они двигались по улице с односторонним движением. Ни одна из идентифицированных нами 21 цивилизации не преодолела еще всю улицу до конца, и 14 из них постигла беда, когда они, нарушив правила, повернули вспять. Одни из них сталкивались с другими, другие же останав­ливались ввиду реальной угрозы для окружающих. Что же до тех 7 цивилизаций, которые существуют и сегодня, то трудно сказать, которая из них в состоянии достичь конца улицы, какие из них все еще норовят развернуться, а какие строго соблюдают правила движения.

Независимые цивилизации появились благодаря мутации примитивных обществ, а родственно связанные цивилизации – через отделение от предшествующих цивилизаций.

Негативный фактор, который следует учитывать при анализе того длительного периода, что охватывает время существования примитивных обществ, – это сила инерции. Сила инерции, воп­лощенная в обычае, хорошо объясняет задержку человечества на примитивном уровне приблизительно на 300 тыс. лет. Однако по­чему же примерно 6000 лет назад некоторые индивиды направили свои усилия на то, чтобы преодолеть эту инерцию и перевести состояние Инь в активность Янь? Чем мощнее сдерживающая сила инерции, тем больший импульс следует ожидать от силы с обрат­ным вектором, и, каков бы ни был источник этой силы, именно он запустил маховик человеческой жизни.

Область Вызова-и-Ответа

Вызов побуждает к росту. Ответом на вызов общество решает вставшую перед ним задачу, чем переводит себя в более высокое и более совершенное с точки зрения усложнения структуры со­стояние.

Отсутствие вызовов означает отсутствие стимулов к росту и развитию. Традиционное мнение, согласно которому благоприят­ные климатические и географические условия, безусловно, спо­собствуют общественному развитию, оказывается неверным. На­оборот, исторические примеры показывают, что слишком хоро­шие условия, как правило, поощряют возврат к природе, прекращение всякого роста.

Цивилизация существует благодаря постоянным усилиям человека. Предоставленные сами себе народы, обитавшие в жарких центральноафриканских джунглях, оказались лишенными есте­ственного стимула и в течение тысячелетий оставались в застыв­шем состоянии на примитивном уровне.

Стимулы роста можно разделить на два основных вида: стиму­лы природной среды и стимулы человеческого окружения. Среди стимулов природной среды можно выделить стимул «бесплодной земли» и стимул «новой земли».

Пять типов вызова: вызов суровых стран, вызов новых зе­мель, вызов ударов, вызов давления и вызов ущемления.

Территориальная экспансия приводит не к росту, а к распаду.

Милитаризм является наиболее общей и распространен­ной причиной надломов цивилизаций. Милитаризм надламывает цивилизацию, втягивая локальные государства в междоусобные бра­тоубийственные войны.

Географическая экспансия выражает притязания одного об­щества на владения другого; успех подобных притязаний приводит к ассимиляции, а социальная ассимиляция является результатом «культурного облучения».

Известно, что белый свет разлагается на составляющие цвета. Подобно этому, лучи, которые излучает духовная энергия обще­ства, также состоят из отдельных элементов – экономических, политических и культурных.

В случае успешной ассимиляции материальные экономические факторы обычно действуют первыми. Афганец и эскимос стремит­ся завладеть каким-либо привлекательным западным изделием, на­пример, ружьем, швейной машиной или граммофоном. Принимая незнакомый инструмент за игрушку, абориген не обязан прини­мать вместе с этими предметами иностранные институты, идеи, этос. Если бы афганцу сказали, что он может взять британское ружье только в том случае, если признает британскую конститу­цию, обратится в англиканство, освободит своих домашних жен­щин, то, безусловно, условия показались бы ему неприемлемыми.

Он скорее вернет ружье и удовлетворится оружием своих предков, чем изменит стародавние обычаи. Экспансионизм цивилизации затруднен проникновением ее в чужую цивилизацию. Иными сло­вами, лучи ее не развернулись в спектр и имеют слишком резкое свечение. Это та форма, когда экономические, политические и культурные элементы в обществе диффузно сливаются друг с дру­гом. Подобное состояние характерно для цивилизации на стадии роста. Одной из отличительных черт растущей цивилизации явля­ется то, что она представляет собой на этом этапе некое единое социальное целое, в котором экономический, политический и культурный элементы объединены внутренней гармонией расту­щей социальной системы. С другой стороны, когда общество над­ламывается и начинает распадаться, одним из симптомов этой социальной болезни является разделение культурного, политичес­кого и экономического элементов, что порождает болезненный диссонанс.

Возможно социальный распад представляет собой более бла­гоприятное условие для географической экспансии, чем соци­альный рост.

Общество, переживающее упадок, стремится отодвинуть день и час своей кончины, направляя всю свою жизненную энергию на материальные проекты гигантского размаха, что есть стремление обмануть агонизирующее сознание, обреченное своей собствен­ной некомпетентностью и судьбой на гибель.

Люди, объединенные определенной системой общественных отношений, являются, как правило, наследниками одной и той же культуры, и поэтому было бы странно, если бы на общий вы­зов не последовало схожих ответов.

Растущие цивилизации отличаются от примитивных обществ поступательным движением за счет творческого меньшинства. Творческие личности при любых условиях составляют в обществе меньшинство, но именно это меньшинство и вдыхает в социальную систему новую жизнь.

Отношения между растущими цивилизациями и индивидами

Сам факт, что рост цивилизаций – дело рук творческих личностей или творческих меньшинств, предполагает, что нетворческое большинство будет находиться позади, пока первооткрыватели не подтянут арьергарды до своего собственного уровня. Последнее соображение требует внести уточнение в определение цивилизации и примитивного общества. Примитивные общества находятся в статическом состоянии, тогда как цивилизации – или по крайней мере – растущие цивилизации – в динамике. Растущие цивилизации отличаются от примитивных обществ поступательным движением за счет творческого меньшинства. Следует добавить, что творческие личности при любых условиях составляют в обществе меньшинство, но именно это меньшинство и вдыхает в социальную систему новую жизнь. В каждой растущей цивилизации, даже в периоды наиболее оживленного роста ее, огромные массы народа так и не выходят из состояния стагнации, подобно примитивному обществу, пребывающему в постоянном застое, так как подавляющее большинство представителей любой цивилизации ничем не отличается от человека примитивного общества.

Характерным типом индивида, действия которого превращают примитивное общество в цивилизацию и обусловливают причину роста растущей цивилизации, является «сильная личность», «медиум», «гений», «сверхчеловек»; но в растущем обществе в любой данный момент представители этого типа всегда находятся в меньшинстве. Они лишь дрожжи в общем котле человечества.

Для того чтобы побудить инертное большинство следовать за активным меньшинством, недостаточно лишь силы духа творчес­кой личности. Освоение высоких духовно-нравственных ценнос­тей предполагает способность к восприятию «культурной радиации», свободный мимезис как подражание духовно-нравственно­му порыву избранных носителей нового.

Общество не является видом или родом. Более того, оно не является организмом. Каждое общество – это представитель неко­торого вида из рода обществ. Это род Ноmо.

Если лучи социального влияния, исходящие от растущей ци­вилизации, можно уподобить белому свету, вобравшему в себя все цвета, то лучи, исходящие от распадающейся цивилизации, мож­но сравнить с радугой, образуемой в результате дисперсии. В при­ложении к социальному излучению три составляющие «белого све­та» – это политика, культура и экономика.

Пока все три элемента соединены в едином потоке, действие их происходит в одном направлении и примерно на одинаковое расстояние, однако впоследствии происходит дифференциация. По­скольку двигательная сила экономического элемента оказывается наиболее мощной, характер общества распадающейся цивилизации все больше смещается в сторону чисто экономического развития. Иногда наблюдается при этом увеличение политического влияния. Все это укладывается в рамки ранее установленного нами закона, согласно которому экспансия цивилизации является признаком ее распада. Мы замечали также, что усиление экономического и поли­тического влияния сопровождается снижением культурного влия­ния. При сравнении распадающегося общества с растущим стано­вится очевидным, что по мере роста экономической мощи проис­ходит потеря нравственной силы распадающегося общества.

Выделенные нами три элемента в жизни общества имеют от­нюдь не равное значение. Культурный элемент представляет собой душу, кровь, лимфу, сущность цивилизации; в сравнении с ним экономический и тем более политический планы кажутся искус­ственными, несущественными, заурядными созданиями природы и движущих сил цивилизации. Как только цивилизация утрачивает внутреннюю силу культурного развития, она немедленно начина­ет впитывать элементы чужой социальной структуры, с которой она имеет контакты. Для цивилизации, находящейся в поле воздействия чужой культуры, культурное влияние оказывается куда более благодатным и полезным, чем заимствования в экономи­ческом или же политическом плане. Образно выражаясь, полити­ческие и экономические подарки, которые щедрой рукой рассы­пает вокруг себя распадающаяся цивилизация, оказываются дур­ными семенами, брошенными в заросшее сорняками поле.

Отчужденное и лишенное иллюзий варварское общество на­чинает с пренебрежением относиться к культуре своего соседа, но вместе с тем оно может продолжать заимствовать его социальные институты и технические достижения. Этот процесс всегда имеет многосторонний характер, и фактически продолжается взаимо­обогащение и в области культуры. Кроме того, правящее мень­шинство, с которым варвары имеют дело, насаждает свои стан­дарты силой, а сила эта опирается на диктаторский режим и раз­витую военную технологию.

Если культурные границы растущей цивилизации восприни­маются как двери, гостеприимно распахнутые для двустороннего движения, то военные границы распадающейся цивилизации мож­но сравнить с забором, наглухо перекрывающим входы и выходы.

Некоторая трансформация является неизбежным следствием проникновения культуры одного общества в культуру другого, но степень и характер трансформации варьируются в зависимости от обстоятельств. Изменения носят минимальный характер, когда излучение культуры идет от растущего общества к статистическо­му, еще не вступившему в фазу строительства цивилизации; мак­симальные же изменения для взаимодействия цивилизованных обществ, когда обе цивилизации находятся в процессе распада. Источник излучения – это цивилизация, находящаяся в процессе распада, а варвары резервуара, находящегося за пределами гра­ниц, – это представители нецивилизованного общества, сопро­тивляющиеся культурной экспансии соседней цивилизации вовсе не потому, что они стремятся защитить свою собственную культу­ру, а лишь в силу враждебного отношения к чужой культуре, ко­торая, надломившись, утратила свою былую привлекательность.

Трансформация энергии происходит благодаря процессу разложения. Вторгающаяся культура разлагается на составные части, синтезируясь затем в ином порядке. Цивилизацию, находящуюся в процессе роста, можно определить как цивилизацию, у которой культурные компоненты гармонически сочетаются в единое целое. Распадающуюся цивилизацию можно по этому же принципу оп­ределить как цивилизацию, элементы которой рассогласованы. Рас­щепление культуры, таким образом, – это симптом социального недомогания, причина которого не в том, что цивилизация воздействует на чужое общество, а в том, что она сама пережила над­лом и начала распадаться. Компонентами культуры общества явля­ются экономический, политический и собственно культурный эле­менты. Когда одна культура вторгается в другую, проникающая сила каждого из элементов прямо противоположна его социальной цен­ности. Так, экономический элемент воспринимается чужой культу­рой с наибольшей готовностью, за ним следует политика, а на последнем месте оказывается культурный элемент. И в этом при­чина того, что разложение интегральной культуры кончается со­циальной катастрофой. Война и торговля – вот два главных канала отношений между распадающейся цивилизацией и ее внешним пролетариатом. Причем господствующая роль принадлежит войне.

Максимальное число цивилизаций, которые нам удалось на­нести на культурную карту, равнялось 37. Географически их можно разделить на две группы – цивилизации Старого Света и цивили­зации Нового Света. До сравнительно недавнего времени они были разделены между собой. Затем цивилизации Старого Света можно было бы подразделить по признаку поколений. Максимальное чис­ло установленных нами поколений равняется трем. Подобное раз­деление цивилизаций явно ограничивает возможное число геогра­фических контактов между современниками. Однако оно все же больше, чем общее число цивилизаций. Цивилизации-современ­ницы могут иметь более одного контакта за свою историю. Наблю­даются, кроме того, хронологические пересечения цивилизаций, принадлежащих к различным поколениям, а сохранившиеся ре­ликты или диаспора мертвой цивилизации, случается, сохраняют свои черты, будучи включенными в иное общество. Следует доба­вить, что фактором, чрезвычайно увеличивающим число контак­тов и конфликтов между цивилизациями, стало взаимопроникно­вение цивилизаций Нового и Старого Света в результате открытия Америки в XV веке.

Платой за успешную агрессию становится проникновение в культуру победившей цивилизации экзотической культуры ее жертв. Внутренний пролетариат победившего общества с готовностью вос­принимает элементы чуждой культуры, в результате чего нрав­ственная пропасть между отчужденным пролетариатом и бывшим доминирующим меньшинством еще более углубляется.

Элементы культуры, вполне безвредные и даже благотвор­ные на родной почве, могут оказаться опасными и разрушитель­ными в чужом социальном контексте. С другой стороны, стоит чу­жеродным элементам утвердиться в новом окружении, они обре­тают тенденцию привлекать к себе другие элементы своей собственной культуры.

Второй ступенью контактов между двумя современными ци­вилизациями становится тенденция создания общей культурной формы через реинтеграцию культурных элементов, ранее разоб­щенных. Этот процесс встречает сопротивление со стороны про­тивоположной тенденции – препятствовать всякому проникнове­нию чуждых культурных элементов, а если и пропускать их, то в минимальных дозах. Когда какой-либо чужеродный элемент про­ник в структуру, преодолевая напряжение системы, он увлекает за собой другой элемент, также изолированный и оторванный от своей культурной среды. Сопротивление болезненному процессу внедрения элементов чужой культуры в социальное тело абсолют­но неизбежно. Однако столь же неизбежно и окончательное пора­жение. Рекомендация искаженных элементов тяготеет к созданию новой целостности, а не просто к механическому соединению, поскольку культуре свойственно стремиться к самоструктурирова­нию. Общество ассимилирует воздействующую на него силу. Един­ственное, на что ему остается надеяться, – это замедлить процесс реинтеграции. Однако на деле такая тактика обычно не приоста­навливает агонии собственной культуры.

Вторгшийся иностранный культурный элемент невозможно выхолостить, лишив его тем самым опасной способности притя­гивать к себе другие элементы своей культуры. Однажды завоевав определенное место в сфере сообщества, чужеродный культур­ный элемент укореняется там и, обрастая другими, родственны­ми себе элементами, чувствует себя вскоре хозяином положения. Если воспринимающая сторона не в состоянии нейтрализовать эти вкрапления, остается единственная надежда – попытаться перехитрить врага. Сражаться с более сильным противником его же собственным оружием. Причем, не ожидая нападения, выйти ему навстречу с распростертыми объятиями.

Когда две или более цивилизаций вступают между собой в кон­такт, они чаще всего обладают разными потенциальными сила­ми. Цивилизация, осознавшая свое превосходство над соседями, не преминет прибегнуть к силе, пока эта сила есть.

Наименее жесткой формой бесчеловечности поражены пред­ставители агрессивной цивилизации, в культуре которой религия занимает главенствующее место. В обществе, где жизнь не секуля­ризирована, унижение принимает форму религиозной беспричаст­ности.

Одной из форм бесчеловечности можно считать утверждение культурной дискриминации в обществе, которое секуляризирова­ло свою культуру. В современном мире различные националисти­чески настроенные проводники западной культуры склонны проводить различие между Цивилизацией с большой буквы и «варва­рами», или «дикарями», которых Запад облагодетельствовал в раз­ных местах земного шара. Такое отношение привело к политичес­кому и культурному патернализму в колониальных империях За­пада, отрицанию гражданских прав подчиненных народов и возвело культурный барьер, который нельзя преодолеть простой магичес­кой формулой, превращающей язычника в верующего.

Ультразападный и китайский образцы жизни потенциально саморазрушительны. Западный образ жизни взрывоопасен; китай­ский (имеется в виду традиционный китайский образ жизни) – окаменел. При всей противоположности оба эти образа жизни несут в себе нечто неизбежное для судеб человечества. Если нынешнее доминирование Запада будет продолжаться, что наиболее ве­роятно в свете последних событий, а значит, будет продолжаться и процесс объединения и слияния культур, то, возможно, за­падный динамизм соединится с китайской стабильностью в сба­лансированных пропорциях, а это, в свою очередь, породит новый образ жизни, который не только даст человечеству возможность выжить, но и гарантирует ему благополучие.

Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991. С.38-40, 45-47, 77-81, 119-121, 259-261, 536-540.

 

План семінарського заняття

1. Концепція культурно-історичних типів  М.Я. Данилевського.

2. Вчення про локальні культури О. Шпенглера.

3. Теорія  „круговороту локальних цивілізацій” А. Тойнбі

    

 


Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 567; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!