Глава I. ГРЕЧЕСКИЙ ПОЛИС И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ В НЕМ 11 страница



[119]

 

этом не сообщают. Правда, есть одно "но": по общепринятому мнению, в Афинах лицо, однажды занимавшее должность архонта, не могло уже быть впоследствии вновь избранным на этот пост. А Солон позже, как известно, был архонтом-эпонимом. Однако создавшееся затруднение не столь уж и трудно разрешить. Во-первых, избрание Солона эпонимным магистратом стало, как мы увидим, экстраординарной мерой; в условиях критической ситуации афиняне могли просто сквозь пальцы посмотреть на то, что кандидат уже был ранее архонтом. Законодательные установления никогда не были в Афинах догмой, которую ни при каких обстоятельствах нельзя нарушить. Во-вторых, не столь давно было, на наш взгляд, достаточно убедительно показано, что ограничение одним сроком относится не ко всей совокупности архонтских должностей, а к каждой из них, взятой конкретно. Иными словами, полемархом или эпонимом дважды быть не дозволялось, но полемарх вполне мог впоследствии стать эпонимом (или наоборот)[240]. Если Солон действительно занял должность, о которой идет речь (хотя, повторим, это лишь предположение), то после годичного пребывания в ней он должен был войти в состав Ареопага. Соответственно, его политическое влияние и авторитет от этого только возрастали. Став ареопагитом (а этот статус был пожизненным), будущий законодатель включался в круг самой высшей элиты полиса, реально распоряжавшейся государственными делами. Экспедиция на Саламин, ставшая блистательным началом политической карьеры Солона, датируется скорее всего временем около 600 г. до н.э. Однако "мегарско-саламинские" дела сопровождали его деятельность и впоследствии. Война с Мегарами затянулась на несколько десятилетий, приняв, судя по всему, вялотекущий характер. Еще в 60-е годы VI в. до н.э. дальний родственник Солона, будущий тиран Писистрат, в качестве архонта-полемарха проводил одну из операций этой войны (Herod. I. 59). В конечном счете спор о Саламине был вынесен на третейский суд Спарты. Во время разбора этого вопроса Солон проявил себя, помимо прочего, еще и как незаурядный дипломат. Он сумел отстоять афинские права на остров, приведя целый ряд дополнявших друг друга аргументов различного характера. Разумеется, аргу-

[120]

 

менты эти были вполне в духе архаической эпохи: они апеллировали исключительно к категориям божественного и исторического права. Солон ссылался на дельфийские оракулы, в которых Саламин был назван ионийской землей, что должно было сближать его с Афинами, а не с Мегарами[241]. Далее, он указывал для оправдания афинских притязаний на пассаж из "Илиады" Гомера (II. 557 — 558), согласно которому царь Саламина Аякс поставил свои корабли рядом с афинскими[242]. Но самый интересный для нас довод Солона заключался в следующем: политик ссылался на то, что в саламинских погребениях трупы лежат по афинскому, а не по мегарскому обычаю — лицами на запад (очевидно, им были проведены специальные изыскания по этому предмету)[243]. В конечном счете Саламин удалось отстоять, и этот остров, включенный в состав афинского полиса, еще не раз играл важную роль в его истории (достаточно вспомнить о знаменитом Саламинском морском сражении 480 г. до н.э.). Следующим военно-политическим мероприятием, которое необходимо упомянуть в связи с именем Солона, была Первая Священная война[244]. В интерпретации этого достаточно раннего события древнегреческой истории[245], сведе-

[121]

 

ния источников о котором скудны и противоречивы, мы опираемся на проницательную и убедительную (хотя, безусловно, в некоторых своих деталях и гипотетичную) концепцию У.Дж. Форреста, большая статья которого и по сей день остается, на наш взгляд, лучшим исследованием конфликта, о котором идет речь[246]. Форрест понимает войну как борьбу ряда греческих государств (как членов Амфиктионии, так и не входивших в нее) против приморского фокидского города Кирры или Крисы (поэтому Первую Священную войну иногда называют также Крисейской), на какое-то время узурпировавшего и монополизировавшего контроль над соседним Дельфийским святилищем. Главную роль в "антикрисейской" коалиции играли Фессалия, Сикион, несколько меньшую — Афины. По традиции, война продолжалась около десяти лет (596 — 586 гг. до н.э.)[247] и завершилась взятием Крисы, после этого стертой победителями с лица земли. Однако уже на начальном этапе военного конфликта, скорее всего даже в его первый год оказалась достигнутой весьма важная промежуточная цель: Дельфы были освобождены от крисейского влияния, и к контролю над оракулом пришла новая жреческая группировка, благоволившая к одерживавшим верх силам[248]. В конечном итоге основные участники

[122]

 

войны добились для себя различных преимуществ: Афины и Сикион стали членами Амфиктионии, Фессалия укрепила свои позиции в ней[249]. Ряд античных источников сообщает об участии Солона в Первой Священной войне[250]. Порой его роль в ней даже преувеличивается. Так, уже Плутарх справедливо возражал тем авторам, которые считали Солона главнокомандующим силами антикрисейской коалиции. Таким главнокомандующим был, по разным сведениям, либо фессалийский аристократ Еврилох, либо тиран Сикиона Клисфен (а может быть, оба они на разных этапах войны). Солон же не командовал даже афинским контингентом в составе союзных войск; эту должность, по указанию дельфийских документов (υπομνήματα — ар. Plut. Sol. 11), занимал Алкмеон из рода Алкмеонидов. Тем не менее представляется практически несомненным, что определенное, достаточно значимое место в истории войны против Крисы за Солоном следует зарезервировать[251]. Он был, судя по всему, инициатором начала военных действий (таково авторитетное свидетельство Аристотеля во фрагменте из не дошедшего трактата "Пифионики", а также оратора IV в. до н.э. Эсхина), а впоследствии выступал в роли всеми уважаемого советника[252]. Обратим внимание на то обстоятельство, что на высоком военном посту в это время оказывается представитель Алкмеонидов. Вспомним, однако, что примерно за два десятилетия до того весь этот род был отправлен в "вечное" изгнание из Афин. Насколько известно, на момент начала Первой Священной войны решение об их возвращении еще не было принято. Не исключено, что Алкмеон возглавил афинский

[123]

 

отряд, формально еще будучи изгнанником. Такого рода случаи зафиксированы в афинской практике[253]. Судя по всему, Солон благоволил к Алкмеонидам, небезосновательно видя в них своих потенциальных сторонников, и использовал свой возросший авторитет для того, чтобы добиться возвращения "проклятого" рода в Аттику[254]. Для этого, однако, было необходимо соблюдение некоторых формальностей религиозного характера. Во-первых, следовало совершить культовое очищение территории афинского полиса от "скверны", порожденной преступлением при подавлении мятежа Килона. Для такого очищения Солоном накануне Первой Священной войны или на самом начальном ее этапе был приглашен в Афины знаменитый критский пророк и чудотворец Эпименид. Этот последний совершил все требуемые обряды, после которых государство могло считаться "чистым", учредил некоторые новые культы (в частности культ "Благих Богинь" — Эвменид) и провел при поддержке Солона определенные реформы в религиозной сфере, в том числе в области погребальных ритуалов. Примерно в то же время, после смены "политического климата" в Дельфах, Алкмеониды, со своей стороны, тоже смогли получить от тамошнего жречества Аполлона культовое очищение. Теперь ничто не мешало их возвращению на родину. И в 594 г. до н.э. это возвращение последовало. В это время (а Солон получил уже чрезвычайные полномочия для проведения реформ), несомненно, по инициативе законодателя был принят закон об амнистии. Этот закон дошел до нас в передаче Плутарха (Sol. 19), цитирующего его дословно, и предписывает восстановить в гражданских правах всех ранее лишенных их лиц, за исключением тех, в отношении которых приговор был вынесен в нескольких специально оговоренных судебных органах (в Ареопаге, в коллегии эфетов или в Пританее[255]). Алкмеониды не входили ни в одну из

[124]

 

этих последних категорий (их осудила созданная ad hoc особая комиссия из 300 судей) и, следовательно, подпадали под амнистию[256]. Кстати, общее историческое значение той солоновской меры, о которой идет речь, трудно переоценить. Насколько известно, это была первая амнистия в афинской истории, а впоследствии к подобному средству разрядки напряженности во внутриполитической ситуации прибегали неоднократно (в том числе в 526, 480, 403 гг. до н.э.). Амнистия, проведенная Солоном перед началом его реформ, была направлена в первую очередь на то, чтобы расширить крут потенциальных сторонников готовящихся преобразований. Целями этой акции были преодоление раскола внутри гражданского коллектива, достижение примирения и компромисса, укрепление единства и стабильности полиса. В законе об амнистии, как в зеркале, отразился общий дух солоновской деятельности.

 * * *

В целом можно говорить о том, что не только Афины в целом, но и лично Солон выиграли в результате Первой Священной войны. Есть основания полагать, что к тому времени у будущего законодателя уже сложился план реформ, впоследствии проведенный в жизнь. Однако, чтобы приступить к их реализации, по тогдашним понятиям абсолютно необходимо было заручиться высокоавторитетной религиозной санкцией. Больше всего подходил для этой цели, конечно, Дельфийский оракул. Однако до войны с Крисой Дельфы, находившиеся под влиянием этой последней, были скорее враждебно настроены по отношению к Афинам. Теперь ситуация радикально изменилась. Афинский мудрец пользовался безусловной поддержкой жречества Аполлона. Пифия адресовала Солону ряд прорицаний (их цитирует Плутарх: Sol. 14; Mor. 152с), одобрявших его законодательную и посредническую деятельность. Теперь Солона без каких бы то ни было колебаний можно было назвать самым влиятельным и авторитетным политическим деятелем Афин во всех отношениях. Кроме этого он имел то преимущество, что в условиях нарастающего конфликта между различными группами населения мог рассмат-

[125]

 

риваться всеми социальными слоями, как подходящая, компромиссная фигура. Группировки аристократов должны были видеть в нем "своего" ввиду его в высшей степени знатного происхождения; массы рядового демоса помнили о сочувственном отношении к беднякам, проявлявшемся в солоновских элегиях, о протестах поэта-политика против чрезмерного угнетения крестьян; торгово-ремесленная прослойка должна была принимать во внимание то обстоятельство, что Солон сам занимался торговлей. В общем, он больше, чем кто-либо из афинян, подходил для проведения реформ. Впрочем, какой характер будут иметь его преобразования, — об этом, вероятно, мало кто имел ясное понятие. Критика существующего положения вещей в солоновских стихах была яркой и конкретной, а вот программа позитивных действий, направленных на преодоление кризиса, вырисовывалась довольно расплывчато. В сущности, она сводилась к лозунгу "благозакония", а уже само это "благозаконие" каждый, нужно полагать, понимал по-разному. Демос или, во всяком случае, какие-то его представители считали, что Солон возьмет в свои руки тираническую власть и будет действовать примерно так же, как тираны соседних с Афинами городов: преследовать знатную элиту полиса, изгонять аристократов и конфисковывать их имущество, проводить радикальные экономические реформы (многие уповали даже на всеобщий передел земли на равных основаниях). Аристократы, со своей стороны, полагали, что Солон проведет лишь необходимый минимум преобразований, что им не придется делать почти никаких уступок народу и их власть останется практически незыблемой. Как бы то ни было, справедливости ради следует сказать, что гражданский коллектив афинского полиса все-таки нашел в себе достаточно политического мужества и решимости, чтобы прибегнуть к такой мере, как облечение в конфликтной ситуации одного из граждан экстраординарными полномочиями. В 594 г. до н.э. Солон был избран эпонимным архонтом (Arist. Ath. pol. 5. 2; Plut. Sol. 14; Diog. Laert. I. 62). Само по себе это мало что значило: архонт, хотя бы даже и первый в коллегии, был лишь одним из магистратов аристократического полиса, и должность еще не давала ему полномочий на проведение чрезвычайных мер. Солона, однако, избрали не только архонтом, но также, по словам Плутарха, "примирителем и законодателем" (διαλλακτής και νομοθέτης), а по выражению Аристотеля вообще "вверили ему государство" (την πολιτείαν επέτρεψαν αύτῷ).

[126]

 

Неясно, каков был механизм назначения Солона и делегирования ему чрезвычайных полномочий. В досолоновское время архонтов назначал Ареопаг (Arist. Ath. pol. 8. 2). В ходе солоновских реформ в этом порядке произошли изменения: если верить тому же Аристотелю (Ath. pol. 8. 1), архонтов стали избирать по жребию из числа кандидатов, предварительно намеченных филами. Однако чуть ниже (Ath. pol. 13. 2) Стагирит говорит в контексте 80-х годов VI в. до н.э., т.е. уже послесолоновского времени, об архонтах, избранных не жребием, а голосованием, употребляя глагол αίρέω. Налицо явное противоречие. Далее, из Фукидида (VI. 54. 6) известно, что тираны Писистратиды стремились всегда назначать на архонтские должности своих ставленников, и эта информация подтверждается фрагментом списка эпонимных архонтов 20-х годов VI в. до н.э.[257] Такая ситуация вряд ли совместима с жеребьевкой. Скорее архонты в период тирании избирались, а правящий тиран просто рекомендовал гражданам своего кандидата (подобные рекомендации при выборах консулов несколько веков спустя практиковали римские принцепсы). Естественно, рекомендация Писистрата или Гиппия оказывалась фактически принудительной, и нужное лицо добивалось должности. Наконец, в связи с реформой архонтата в 487 г. до н.э., когда архонты действительно стали избираться по жребию, Аристотель (Ath. pol. 22. 5) пишет: "Прежде же все (архонты. — И.С.) были выборные". Из всего сказанного вытекает, что основатель Ликея, приписывая Солону введение жеребьевки архонтов, допустил какую-то ошибку, более того, вступил в противоречие с собственными же суждениями в других местах[258]. В действительности такая жеребьевка стала применяться лишь с первых десятилетий V в. до н.э. До того архонтов избирали голосованием. Но кто? На каком-то этапе эта прерогатива перешла от Ареопага к народному собранию. Теоретически можно предложить четыре возможные датировки такого перехода: а) при Солоне, в 594 г. до н.э.; б) после свержения в 580 г. до н.э. Дамасия, незаконно удерживавшего архонтскую должность более двух лет (в этой обстановке был сделан странный и нам не вполне понятный конституционный

[127]

 

ход: вместо одного архонта-эпонима избрали сразу десять, своеобразных "децемвиров"); в) при Писистратидах; г) при Клисфене. Два последних варианта можно сразу отбросить: с тираническим режимом подобное расширение полномочий демоса слабо согласуется, а в числе реформ Клисфена рассматриваемую здесь меру не называет ни один из античных авторов, подробно рассказывающих о его преобразованиях. А из двух датировок, названных первыми, "солоновская", бесспорно, выглядит предпочтительнее. Дамасий был избран на должность архонта уже голосованием (Arist. Ath. pol. 13. 2). Нам представляется, что в 594 г. до н.э. Солон впервые в афинской истории стал архонтом именно таким путем — через избрание всем гражданским коллективом, а не одним Ареопагом, как раньше. Это воспринималось как чрезвычайная мера: ведь назначался не просто рядовой архонт, а законодатель и реформатор. А в дальнейшем новый порядок прижился и стал нормой. В этом-то, собственно, и заключалась первая реформа архонтата. Следует сказать, что положение с избранием Солона несколько усложнено плутарховской конструкцией, согласно которой его уполномочение на реформы произошло в два этапа. Вначале его сделали "архонтом, примирителем и законодателем" (Plut. Sol. 14), а потом, после проведения сисахфии, — "исправителем государства (της πολιτείας διορθωτήν) и законодателем" (Ibid. 16), и только тогда предоставили в его распоряжение для реформ практически все полисные институты. Странная и маловероятная последовательность событий! Получается, что Солона назначили законодателем два раза? Скорее херонейский биограф в своем повествовании просто продублировал одно и то же событие, как у него иногда бывает.

 * * *

Переходя к солоновским реформам и законодательству, необходимо сразу же оговорить, что перед нами — сложнейшая тема, которую во всей совокупности ее аспектов можно было бы рассмотреть разве что в специальной монографии. Здесь мы лишь кратко перечислим важнейшие составляющие преобразований, проведенных Солоном, как они описаны в традиции, прежде всего у тех авторов, которые излагали этот сюжет наиболее подробно (у Аристотеля, Плутарха, Диогена Лаэртского).

[128]

 

Первым мероприятием, которое более всего прославило имя Солона и чаще, чем какое-либо другое, упоминается в связи с ним в источниках, была знаменитая сисахфия ("стряхивание бремени"). Большинство древнегреческих писателей (Arist. Ath. pol. 6; Philoch. // FGrHist. 328. Fl 14; Plut. Sol. 15; Diog. Laert. I. 45; Suid. s.v. σεισάχθεια) понимают сисахфию как единоразовую отмену всех долгов, сопряженную с освобождением из рабского статуса кабальных должников и с запрещением на будущее долгового рабства. Отныне долг обеспечивался не личностью должника, а только его имуществом. Свободный афинянин, гражданин, как бы беден он ни был, мог уже не опасаться того, что станет рабом; была проведена четкая линия между членами гражданского коллектива и всеми остальными жителями полиса[259]. Впрочем, аттидограф IV в. до н.э. Андротион (FGrHist. 324. F34) придерживался иного понимания сисахфии: он отождествлял ее не с отменой долгов, а с другой солоновской акцией — реформой мер и весов (об этой реформе см.: Arist. Ath. pol. 10[260]), которая, по мнению этого историка, сопровождалась уменьшением долгового процента, т.е. не полной ликвидацией кабального рабства, а лишь некоторым облегчением положения должников. Сисахфия должна была значительно облегчить социальную напряженность (хотя вряд ли кредиторы были очень довольны этой мерой, так что Солон сразу нажил себе недоброжелателей[261]) и улучшить экономическое положение полиса. Об этом последнем Солон вообще сознательно заботился, стремясь активизировать хозяйственную жизнь Афин. Традиция представляет его едва ли не первым государственным деятелем в греческой истории, который осуществлял не просто разрозненные меры в этой области, а проводил настоящую комплексную экономическую политику (очевидно, собственная торговая деятельность в молодости выработала в

[129]

 

нем жилку этакого "крепкого хозяйственника"). Эта политика характеризуется рядом четко определяемых черт. Во-первых, протекционизм в отношении афинского сельского хозяйства. "Из продуктов, производимых в стране, Солон разрешил продавать за границу только оливковое масло, а другие вывозить не позволил" (Plut. Sol. 24). При оценке данной регулирующей меры следует понимать, что в числе этих "других" продуктов был прежде всего хлеб, которым Аттика, как мы уже знаем, всегда была бедна. Оливки же ("дар Афины") были главным природным богатством области; они славились как лучшие во всем греческом мире. Запрет на вывоз хлеба и иной сельскохозяйственной продукции в сочетании с разрешением экспорта оливкового масла превращался фактически в поощрение торговли этим последним. Ведь действительно, должны же были афинские купцы что-то продавать! Теперь вся их активность должна была обратиться именно на реализацию единственного разрешенного продукта[262]. Далее, законодатель заботился не только о сельском хозяйстве, но и о ремесле. В этом, кстати, очень ясно видна его ог-


Дата добавления: 2021-04-05; просмотров: 92; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!