РЕВОЛЮЦИОННАЯ ГРОЗА НАД РОССИЕЙ 37 страница

Важно отметить и другое. В то время как для Плеханова и Ленина между материализмом и идеализмом лежала пропасть, Бог­данову подобная постановка вопроса казалась каким-то страшным упрощением. И читая сегодня их полемику, невольно думаешь, что в сущности они говорили уже на разных философских языках: отсюда взаимное непонимание, подозрения, упреки. Взгляды Пле­ханова и Ленина были проще и понятнее, взгляды Богданова — сложнее и в чем-то тоньше, причем он не всегда умел придать им ясную и доступную пониманию широкого читателя форму. Вопрос состоит лишь в том, стоило ли отлучать его за это от марксизма и социал-демократии? Если следовать старому библейскому принципу «Кто не с нами, тот против нас», — да, если признавать право ученого в процессе поиска научной истины подвергать сомнению абсолютно все, — нет. И трудно отделаться от мысли, что решаю­щее слово в этой полемике принадлежало все же политике, а не принципам высокой науки.

Тесно связаны с работами Плеханова, направленными против Богданова, и его большие статьи из серии «О так называемых религиозных исканиях в России», опубликованные в 1909 г. в трех номерах «Современного мира». Здесь ставятся общие теоретические вопросы о происхождении и сущности религии, дается критика взглядов бывшего «легального марксиста» С. Н. Булгакова, бого-

¹ См.: Гловели Г. Д., Фигуровская Н. К. Трагедия коллективиста // Богда­нов A. A. Вопросы социализма. М., 1990; Садовский В. Н. Эмпириомонизм А. А. Богданова: забытая глава философской науки // Вопросы философии. 1995. № 8; Шерер Ю. Ленин и Богданов // Россия XXI. 1996. № 5-10 и др.

260

строительских теорий А. В. Луначарского и М. Горького, мистицизма писателя Д. С. Мережковского и поэта-декадента Н. Минского, рели­гиозных мотивов в творчестве Льва Толстого.

Гениальное литературное наследие Толстого, его философские и религиозные искания, общественная деятельность, оценка великого писателя и мыслителя представителями различных политических течений — все эти вопросы занимали Плеханова на протяжении нескольких десятилетий. Восьмидесятилетний юбилей писателя в 1908 г., а затем его уход из Ясной Поляны и смерть в 1910 г. послужили толчком к появлению новых плехановских статей о нашем великом соотечественнике.

«Что автор «Войны и мира» есть великий писатель русской земли, что русская земля имеет право гордиться им и обязана любить его, что самый факт появления в нашей многострадальной России таких писателей служит нам одним из ручательств за ее лучшее будущее, — все это так, все это верно, все это неоспоримо. Но великий писатель русской земли велик как художник, а вовсе не как сектант. Его сектантство свидетельствует не об его величии, а об его слабости, т. е. о крайней ограниченности его общественных взглядов. И чем больше мы любим и чтим великого художника, тем прискорбнее для нас его сектантские заблуждения», — писал Пле­ханов ¹.

Он откровенно признавался, что любит Толстого «отсюда и досюда», четко разделяя в нем писателя и «проповедника», худож­ника слова и «учителя жизни», причем в этом последнем своем качестве Толстой был для Плеханова не просто неприемлем, но даже «страшен». Марксист Плеханов с его сугубо классовым, пре­дельно идеологизированным подходом к искусству сравнительно немного говорит о том эстетическом наслаждении, которое несло и несет людям творчество Толстого, и совсем не склонен умиляться его гуманизму и стремлению к самоусовершенствованию: ведь для революционера главный источник всех бед человеческих — это не противоречия, раздирающие грешные души людей, а несправедли­вость окружающей их жизни. Зато перечень «грехов» Толстого занимает у Плеханова целые страницы: здесь и его идеализм, и метафизичность мышления, и религиозность, и страшная противо­речивость в мыслях и поступках. Особенно негодует Плеханов — и это вполне логично в общем контексте его мировоззрения — по поводу толстовской теории «непротивления злу насилием», усмат­ривая в ней объективную помощь эксплуататорам и насильникам, стоящим у руля современного государства.

Между тем на примере взаимоотношений Л. Н. Толстого и П. А. Столыпина хорошо видно, что писатель не принимал ни Сто­лыпина, насаждавшего в деревне частную собственность на землю,

¹ Плеханов Г. В. Соч. Т. XV. С. 350-351.

261

ни тем более Столыпина-вешателя, а в знаменитой статье «Не могу молчать» (1908 г.), осуждая насилие и террор и «сверху», и «снизу», все же находил некоторые смягчающие обстоятельства для революционеров, тогда как по отношению к власть имущим он был совершенно беспощаден. Заметим в этой связи, что известный ле­нинский тезис о Толстом как «зеркале русской революции», несмот­ря на его ярко выраженный революционно-пропагандистский ха­рактер, несравненно глубже отражал противоречивый характер толстовства, чем плехановская дихотомия: великий художник — слабый мыслитель, реалист в искусстве — утопист в политике ¹.

Было бы несправедливо отрицать, что Плеханов признавал объ­ективно революционизирующее воздействие многих произведений Л. Н. Толстого на русское общество. Независимо от намерений само­го писателя, правдиво нарисованные им картины жизни «верхов» и «низов» России пробуждали у читателя «святое стремление выста­вить против реакционного насилия революционную силу» ². Но, в отличие от Ленина, эта тема, как и тема «Толстой и русское крес­тьянство», не получили у Плеханова дальнейшего развития. Тол­стой остался для него прекрасным бытописателем дворянских гнезд, идеологом дворянской аристократии, «большим барином». Видимо, не разделял он и ленинскую мысль о том, что Толстой, после совершившегося в нем нравственного перелома, перешел на позиции патриархального русского крестьянина. Но в чем Плеха­нов и Ленин были едины, так это в резком неприятии любых попыток превратить Толстого в «святого», поднять на щит его призывы заменить общественную борьбу индивидуальными поиска­ми душевного мира и согласия, акцентировать внимание на резкой критике великим писателем революционеров. Недаром Ленин писал Горькому: «Плеханов тоже взбесился враньем и холопством перед Толстым, и тут мы сошлись» ³. Заметим, что ряд статей Плеханова о Толстом был написан для большевистских изданий, о чем мы по­дробно еще будем говорить ниже.

Характерной особенностью рассматриваемого нами периода в жизни и деятельности Плеханова было усиление его интереса к исторической тематике. Он и прежде не раз выступал как историк народнического и социал-демократического движения в России, хо­рошо знал отечественную и европейскую историю последних двух столетий, особенно историю революций, глубоко изучал процесс перехода от первобытного общества к обществу классовому. Многие

¹ Подробнее об отношении Л. Н. Толстого к революции и революционерам см.: Тютюкин С. В. Л. Н. Толстой и первая российская революция // Исто­рические записки. Т. 113. М., 1986; Зырянов П. Н. Петр Столыпин. Поли­тический портрет. М., 1992 и др.

² Плеханов Г. В. Соч. Т. XXIV. С. 231.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 48. С. 11.

262

его работы были блестящими примерами исторических зарисовок, сделанных по горячим следам событий и прекрасно передававших самый дух эпохи, характерные для нее общественные настроения, социальную психологию современников. Теперь, на рубеже первого и второго десятилетий XX в. пришло время для крупных историчес­ких полотен, которые должны были отразить как сравнительно недавнее, так и более отдаленное прошлое.

В 1908 г. развернулась работа над большим коллективным тру­дом «Общественное движение в России в начале ХХ-го века». Это было по тем временам крупномасштабное литературное предпри­ятие, участники которого ставили перед собой задачу осмыслить с марксистских позиций основные тенденции общественно-политичес­кого развития России накануне и в период революции 1905 — 1907гг., роль в ней различных классов и партий, причины ее поражения. Иначе говоря, речь шла о том, чтобы подвести итоги революции, проанализировать стратегию и тактику российской со­циал-демократии, ее успехи и неудачи и попытаться ответить на главный вопрос: что из опыта революции можно занести в актив партии и использовать в ее дальнейшей деятельности, а что нужно сдать в архив, признать ошибочным, неудачным или даже вредным.

Новое обострение фракционной борьбы в РСДРП и та кризис­ная ситуация, в которой партия оказалась после первой российской революции, обусловили и подбор будущих авторов, и общую идей­ную направленность этого труда. Ни большевики, ни Троцкий, ни члены группы «Вперед» к работе не привлекались. Готовить статьи для «Общественного движения... » должны были только меньшеви­ки или идейно близкие к ним люди, а редакторами многотомника стали Ю. О. Мартов, А. Н. Потресов, П. П. Маслов и Г. В. Плеханов¹. Им же вместе с Ф. И. Даном, А. С. Мартыновым, Евг. Маевским, А. О. Ерманским, Н. Череваниным, В. О. Левицким, М. С. Балабано­вым, А. М. Коллонтай и др. предстояло стать авторами этой фунда­ментальной работы. По вполне понятным причинам главными ис­точниками при ее подготовке должны были служить не архивные документы, а русская и зарубежная периодическая печать различ­ных направлений, публицистика, историческая и экономическая литература, немногочисленные документальные публикации, воспо­минания, т. е. то, что было доступно тогда исследователям, особенно эмигрантам.

¹ Плеханов получил предложение об участии в многотомнике через П. П. Маслова в 1907 г. Узнав о предполагаемом составе авторского коллек­тива, Плеханов не стал скрывать, что у него есть с некоторыми из этих лиц серьезные разногласия. Однако Маслов ответил, что все это выяснится при личном свидании. Больше к этому вопросу тогда не возвращались, и Плеханов стал членом редакционной коллегии (см.: Плеханов Г. В. Соч. Т. XIX. С. 92.).

263

Замысел меньшевистского труда был очень обширен: предстояло показать в динамике экономику и общественно-политический строй России на рубеже веков, ход революционных событий 1905 — 1907 гг. и участие в них различных классов и партий, национально-освободительное движение, внутреннюю и внешнюю политику пра­вительства. Предполагались и большие экскурсы в историю России XIX в. Полностью реализовать этот план, к сожалению, не удалось: помешала начавшаяся мировая война. Но и те пять объемистых книг, которые увидели свет в Петербурге в 1909 — 1914 гг., стали заметной вехой в отечественной историографии.

Меньшевики рассматривали события 1905 — 1907 гг. как пример неудачной общенациональной революции против абсолютистского режима. На ее судьбе роковым образом сказалось то эмбриональное состояние, в котором находилась тогда в России буржуазная демо­кратия, выступавшая в качестве лидера революций XVIII —XIX вв. на Западе, причем слабость и нереволюционность российской бур­жуазии не могли быть компенсированы ни усилиями пролетариата, ни стихийным бунтарством крестьянства, ни активными действиями революционных партий. Последние, по мнению меньшевиков, слишком поддавались тем ультрарадикальным настроениям, кото­рыми были охвачены в 1905 г. часть демократической интеллиген­ции и рабочих, слишком забегали вперед в своих требованиях, слишком «пугали» еще только выходившую на арену политической борьбы буржуазию. Гегемония пролетариата, которая продержалась в ходе революции в лучшем случае лишь до манифеста 17 октября 1905 г., носила как бы вынужденный характер, поскольку пролета­риат и социал-демократия лишь заполняли вакуум, образовавшийся в общественно-политической жизни страны в результате слабости и неорганизованности торгово-промышленной буржуазии. Претензии пролетариата на политическую гегемонию в освободительном дви­жении оказались, как полагали меньшевики, явно несостоятельны­ми, и выдвигать их в дальнейшем было бы по меньшей мере неразумно.

Что касается крестьянства, то, признавая большое значение его выступлений против помещиков, меньшевики с опаской смотрели на монархизм и частнособственнические настроения этого класса как на потенциальную угрозу пролетарскому делу. Поэтому даль­нейшую эволюцию России в сторону развития буржуазной демокра­тии меньшевистские лидеры связывали с неизбежным, по их мне­нию, «левением» буржуазии под влиянием ее конфликтов с само­державием.

Летом 1908 г. Плеханов уже читал статьи В. Г. Громана, А. О. Ер­манского и других авторов, предназначенные для первого тома «Общественного движения... » Однако вскоре он отошел от работы в редакции, «споткнувшись» на статье А. Н. Потресова «Эволюция общественно-политической мысли в предреволюционную эпоху»,

264

где рассматривалась и деятельность группы «Освобождение труда». Отношения с Потресовым складывались у Георгия Валентиновича очень неровно: первые впечатления, связанные с изданием «Монис­тического взгляда на историю», были самыми благоприятными, в период «Искры» молодой коллега по редакции уже не вызывал прежнего интереса и не без оснований казался слишком «обтекае­мым», а его «ликвидаторские» откровения 1906—1907 гг. вызывали у Плеханова уже откровенную неприязнь. Поэтому в 1908 г. Плеха­нов приступил к чтению рукописи Потресова с вполне определен­ным предубеждением, которое росло от страницы к странице.

Сразу же стало ясно, что автор статьи решил уделить основное внимание не «подпольному» марксизму, который олицетворяли тогда в России группа «Освобождение труда» и ее последователи, а марксизму «легальному», самым ярким представителем которого был Петр Струве. В соответствии с этим замыслом были подобраны Потресовым и источники — в основном это были легальные отече­ственные журналы 1890-х годов. А идею гегемонии пролетариата Потресов связал прежде всего с именами Струве и Ленина, даже не упомянув при этом работы Плеханова и Аксельрода. В итоге чисто личные моменты, помноженные на принципиальные идеологические разногласия, и дали ту «гремучую смесь», которая взорвалась во время обсуждения летом 1908 г. статьи Потресова на квартире Плеханова в Женеве.

Плеханов прямо назвал концепцию Потресова возвратом к «ле­гальному марксизму» и выразил опасение, что не сможет продол­жать работу над «Общественным движением...», если статья не подвергнется коренной переработке. Члены редакционной коллегии попросили Потресова продолжить работу над текстом, а Плеханова — отложить свое окончательное решение до ознакомления с новым вариантом статьи Потресова. И вот в октябре 1908 г. Плеханов получил часть исправленной рукописи Потресова, однако его общее впечатление от нее осталось прежним, поскольку автор ограничился тем, что включил в текст несколько цитат из сочинений членов группы «Освобождение труда», чтобы потешить самолюбие своего строгого критика.

В своей обычной манере Плеханов поставил вопрос очень резко. Он потребовал новой и притом радикальной переделки статьи, подчеркивая, что она не должна быть односторонним изложением хода умственного развития русского общества на рубеже XIX и XX вв. «в пользу Струве». В письме к Мартову, который вместе с Даном был по существу главным «закоперщиком» нового издания, Плеханов напомнил, что еще в 1894 г. Потресов уговаривал его не критиковать Струве, и выражал сожаление по поводу того, что послушался тогда его советов. «Теперь я не повторю ошибки и не сделаю новой уступки духу Струве. Повторяю, я считаю себя нрав-

265

ственно обязанным требовать переделки пересылаемой Вам части статьи... » — писал Плеханов Мартову 25 октября 1908 г. ¹

Мартов стал уговаривать Плеханова пойти на компромисс, объ­ясняя общую тональность статьи Потресова тем, что он пишет как историк журнальной публицистики, и обещая компенсировать его промахи статьей А. С. Мартынова, где предполагалось осветить исто­рию русского марксизма и группы «Освобождение труда» в более развернутой форме. Однако Плеханов продолжал настаивать на том, чтобы в статью Потресова был дополнительно включен само­стоятельный раздел, посвященный критике Струве, упрекал автора в «истинно бернштейнианском» равнодушии к теории и т. д. «В таком виде, какой имеет эта работа теперь, она не только не полезна, а прямо вредна, и я по совести не могу пойти здесь рядом с Александром Николаевичем», — писал Плеханов Мартову 1 но­ября 1908 г. ² Не изменилось его мнение и после знакомства с новой редакцией второй части статьи.

Однако Потресов при поддержке Мартова и Дана решил не уступать Плеханову, позиция которого казалась ему и многим дру­гим меньшевикам слишком предвзятой и малообоснованной. Даже Л. И. Аксельрод, которая всегда поддерживала своего учителя, на этот раз не одобрила его атаку на Потресова. «Статью Потресова читала два раза и, кажется, внимательно, — писала она Плеханову. — Нахожу, что легальному марксизму придается в ней большее значение, чем он этого заслуживает. Струве вышел больше ростом, чем он есть; но так как в окончательном итоге легальный марксизм выродился в трусливый земский либерализм, то из статьи все-таки следует, что главное дело делали единственно революционная соци­ал-демократическая партия и единственно революционный класс — пролетариат. Вследствие этого я не могу, дорогой Георгий Валенти­нович, согласиться с Вами, что в статье проводится та мысль, что нелегальная деятельность ничто в сравнении с легальной». Л. И. Ак­сельрод считала, что не стоит рвать с Потресовым, ибо он предан­ный социал-демократ, да и марксизм лучше него усвоили — и в России, и за рубежом — всего 4 — 5 человек ³.

Мартов, признавая наличие в статье Потресова ряда недостат­ков, находил все же ситуацию не столь трагичной, как это виделось Плеханову. Аксельрод, Мартынов и Дан также решили защищать Потресова от плехановского «самодурства». Но Георгий Валентино­вич был неумолим. 8 ноября 1908 г. он уведомил Мартова, что не сможет больше участвовать в редактировании многотомника, по-

¹ Философско-литературное наследие Г. В. Плеханова. Т. I. С. 229.

² Там же.

³ Там же. С. 234.

266

скольку Потресов, по его мнению, прямой дорогой идет к бернштей­нианству ¹.

Плеханов не скрывал своей обиды, ибо принять «гадкую» ста­тью Потресова было бы для него равносильно отказу от того, чему он верой и правдой служил вот уже целых 25 лет. Вы щадите литературное самолюбие Потресова, писал он Дану, а от меня требуете настоящего самоотречения. Это несправедливо ².

Тем не менее Мартов и Дан приняли решение направить руко­пись Потресова в набор: ведь он, в отличие от Плеханова, был «свой», а интересы меньшевистской фракции и ее внутреннее един­ство были для ее лидеров превыше всего.

Аксельрод попытался повлиять на Плеханова через Розалию Марковну, но безуспешно. В ответ Георгий Валентинович сообщил ему о своем решении выйти также и из состава редакции «Голоса социал-демократа». «Статья Потресова — это настоящий пасквиль на революционный марксизм, — писал он 29 ноября 1908 г. своему старому другу, который тоже не понимал, за что так достается Потресову. — Появление в печати этого пасквиля было бы для меня равносильно объявлению мне войны. Я твердо решился под­нять перчатку Потресова. Но с Потресовым под руку пойдут Дан и Мартов. Отсюда вывод. Если они согласились на напечатание ста­тьи Потресова, то мне надо выйти из редакции «Голоса социал-де­мократа» ³.

---

Дата добавления: 2021-06-02; просмотров: 49; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!