Книга пятая. О ВОЗВРАЩЕНИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ВЕЩЕЙ ПРИ ВОЗРОЖДЕНИИ НАЦИЙ 6 страница
17
5- 48
==485
Приложение первое
Эти физические учения были для Вико как бы отклонениями от строгих размышлений над Платониками-Метафизиками и служили средством расширить его фантазию в интересах поэтического творчества. Он часто упражнялся в писании канцон, причем попрежнему все еще имел обыкновение складывать их на итальянском языке, вводя в них, однако, иные, более блистательные латинские представления по примеру наилучших тосканских поэтов. [Вико приводит несколько таких канцон, написанных и напечатанных в Неаполе между 1701 и 1723 годами. Они помещены в издании Ferrari, т. VI, стр. 327 ел.]
С такими взглядами и такими познаниями на своей родине, в Неаполе, Вико был принят как чужестранец. Он нашел, что здесь больше всего прославляется самыми уважаемыми учеными Физика Декарта, тогда как Физика Аристотеля и сама по себе и в крайнем извращении Схоластиков стала уже мифом. Ту Метафизику, которая в XVI веке сообщила такую возвышенность литературе у Марсилио Фичино, Пико делла Мирандола, Нифуса, Стеухуса, Якопо Маццони, Алессандро Пикколомини, Маттео Аквавива, Франческо Патрицци и которая настолько содействовала поэзии, истории и риторике, что, казалось, в Италии воскресла вся Греция времен своей наибольшей учености и наилучшего красноречия, — эту Метафизику, говорим мы, теперь стали считать достойной лишь того, чтобы она замкнулась в немногих монастырях; а из самого Платона приспособляли лишь кое-какие места для целей поэзии или пользовались ими для того, чтобы похвастаться памятью и эрудицией. Осуждали Схоластическую Логику и пытались поставить на ее место Элементы Эвклида. Медицина из-за частой смены систем Физики впала в скептицизм, а Медики начали становиться на позиции акаталепсии, т. е. стали утверждать непознаваемость истинной природы болезни... Древние истолкователи Гражданского Права были лишены своей почтенной репутации в Академии, и место их заняли современные Ученые... Ученейший синьор Карло Буранья воскресил похвальную манеру поэтического творчества, но он слишком ограничил ее узкими рамками подражания Джованни делла Каза, так что в ней не осталось ничего тонкого или сильного от греческих и латинских источников, или же от чистых ручейков "Rime" Петрарки, или от могучего потока "Канцон" Данте... Таким образом, в силу всего этого Вико благословлял свою судьбу за то, что у него не было учителя, словами которого он должен был бы клясться; он возблагодарил те дебри, где, руководимый своим добрым гением, он прошел наибольший путь своих занятий, не испытывая влияния партийных страстей, и даже не в том городе, где через каждые два или три года менялись вкусы на литературу, подобно моде на одежду...
|
|
|
Под влиянием таких причин Вико жил не только как чужестранец на своей родине, но также и в неизвестности. Не потому, одна-
|
|
|
==486
Жизнь Джамбаттиста Вико
ко, что это соответствовало его настроению, что ему нравилось быть отшельником, нет, это не мешало ему поклоняться издалека, как неким Божествам- мудрости, людям старым, пользующимся признанием в науках, и он с достойной уважения завистью смотрел на других юношей, когда им представлялся случай сохранить это признание за собою. Так должно поступать юношество, если оно хочет наибольше преуспеть, а не довольствоваться в течение всей жизни словами учителей, или коварных или невежественных, знанием по чужому вкусу и по чужой мерке. Случилось так, что Вико прежде всего познакомился с двумя замечательными людьми. Первым был отец Гаэтано ди Андреа, театинец (впоследствии он умер в сане епископа, брат синьоров Франческо и Дженайо, оба они обессмертили свои имена). Во время одного разговора в библиотеке об истории собрания Канонов Гаэтано спросил у Вико, женат ли он, а на его отрицательный ответ снова спросил, не желает ли он стать Театинцем; когда Вико ответил, что у него нет благородных предков, Гаэтано возразил, что это не имеет значения, так как он достанет разрешение в Риме; тогда Вико указал на свои обязанности и свое почтение к отцу, отметив, что родители его бедны и стары и что у них нет никакой иной опоры; на это Гаэтано возразил, что люди науки скорее являются бременем для семьи, чем приносят ей пользу; Вико ответил, что, может быть, как раз с ним произойдет совершенно противоположное. Тогда Гаэтано кончил разговор так: "Не таково ваше призвание".
|
|
|
Вторым был синьор Джузеппе Лючина, человек огромной эрудиции на греческом, латинском и тосканском языках во всех видах человеческого и божественного знания. Убедившись, что юноша кое-чего стоит, он великодушно печалился, что тот не находит себе никакого хорошего применения в городе. [Лючина оказал ему протекцию, рекомендовал его Николо Каравита, известному юристу и стилисту, и последний поручил Вико написать вступительную речь к Сборнику в честь Стефана, вицекороля Неаполитанского. Речь эта была напечатана в 1696 году. Она приведена в изд. Ferrari, т. VI, стр. 167 ел. С этого момента Вико стал подниматься в общественном мнении как ученый. Вместе с другими, синьор Грегорио Калопрезе имел обыкновение называть его Эпикуровским словом "автодидаскал", т. е. учитель самого себя. Затем, во время торжественных похорон Катерины Арагонской, матери герцога Медина-Сели, вице-короля Неаполитанского... Вико написал латинскую речь, вошедшую вместе с другими в сборник, отпечатанный in folio в 1697 году.[У Ferrari, т. VI, стр. 178.]
|
|
|
Вскоре после этого открылась вакансия на кафедру Риторики за смертью профессора (доход от нее не превышал ста скуди в год, помимо неопределенной и значительно меньшей суммы, которую извлекал этот профессор из преподавания церковного права, обяза-
17
*
==487
Приложение первое
тельного для студентов при переходе к изучению законов). Синьор Каравита посоветовал Вико принять участие в конкурсе на эту кафедру, но последний отказался, так как за несколько месяцев до этого он выставил свою кандидатуру на должность Городского Секретаря, но она была отклонена. Синьор Каравита упрекнул его в малодушии (да в на самом деле это было так, когда речь шла о вопросах житейской пользы) и сказал, чтобы Вико подготовил только лекцию, так как сам он выставит его кандидатуру. Таким образом, Вико выступил на конкурсе с часовой лекцией на тему первых строк длиннейшей главы "De statibus caussarum" Фабия Квинтилиана; лекция содержала этимологию и подразделения природы исков и была преисполнена греческой и латинской учености и критики. В награду за эту заслугу Вико был избран подавляющим большинством голосов.
Между тем герцог Медина-Сели, вице-король, восстановил в Неаполе блеск наук, невиданный со времен Альфонса Арагонского, учредив Академию, состоявшую по своей учености из самого цвета людей науки... Поэтому, так как в глазах сословия благородных начала особенно цениться иэящная литература, Вико, побуждаемый стремлением добиться чести быть принятым в число Академиков, всецело занялся изучением гуманитарных наук.
[Однако с отъездом вице-короля вся затея с Академией рухнула, и, вопреки всяким ожиданиям, те ученые, которые за несколько лет до этого говорили, что метафизика должна была бы запереться в немногих монастырях, теперь стали усиленно заниматься ею, но не до Платону, Плотину или Фичино, а по "Meditations" Декарта.] За "Meditations" последовала книга Декарта "О Методе", где он осуждает занятия языками, ораторами, историками и поэтами, и, кладя в основу своей Метафизики только Физику и Математику, сводит всю науку к знанию Арабов, которые во всех этих трех областях имели величайших ученых, например Аверроэса в Метафизике и многочисленных знаменитых Астрономов и Медиков, оставивших в двух последних науках также и необходимую для них терминологию. Поэтому для многих ученых и больших умов, до того в течение долгого времени занимавшихся корпускулярной Физикой на опытах и на приборах, "Meditations" Декарта должны были показаться чрезвычайно мудреными, так как при размышлениях они отрешали разум от чувств. Отсюда же и похвала того времени большому Философу: "Он понимает "Meditations" Декарта". В это время Вико часто встречался с синьором Паоло Дориа у синьора Каравита, в доме которого собирались ученые. Дориа, в равной мере светский человек и философ, был первым, с кем Вико мог говорить о Метафизике: Дориа преклонялся перед возвышенностью, величием и новизною у Декарта, а Вико утверждал, что все это старо и давно известно среди Платоников. Но в рассуждениях Дориа он часто видел ум, блистающий платонической божествен-
==488
Жизнь Джамбаттиста Вико
ностью, и с этого времени они были соединены доверием и благородной дружбой.
До этих пор Вико преклонялся больше, чем перед всеми другими, перед двумя учеными — Платоном и Тацитом, так как благодаря своему несравненному метафизическому уму Тацит видит человека таким, каков он есть, а Платон — таким, каков он должен быть; и как Платон посредством своей всеобщей науки проникает во все области добродетели, которые образуют человека мудрого по идее, так и Тацит нисходит во все те установления пользы, которые среди бесконечных и иррегулярных случайностей, среди коварства или удачи могут создать человека практически мудрого. Преклонение с такой точки зрения перед этими двумя великими авторами вызвало у Вико первоначальный план того, что он впоследствии выработал в виде Вечной Идеальной Истории, соответственно которой протекает Всеобщая История всех времен, включая некоторые определенные свойства гражданственности в возникновении, состоянии и упадке всех наций. Таким образом, Вико становился мудрецом одновременно и в тайной мудрости (какова мудрость Платона) и в простонародной мудрости (какова мудрость Тацита).
В конце концов ему пришлось познакомиться с Френсисом Беконом Веруламским, человеком в равной мере несравненно мудрым и в тайной и в простонародной мудрости, так как обе они вместе образуют человека универсального и в науке и в практической деятельности, а Бекон был и редким философом и великим государственным деятелем Англии. Если оставить в стороне все его другие книги, где в разбираемых им темах, может быть, были равные ему или даже лучшие, то в книге "De Augmentis Scientiarum" он проявляется в полном своем величии, и как Платон был главою Греческой мудрости, Тацита же не было и у Греков, так Бекона недоставало и Латинянам и Грекам. Ведь он был единственным человеком, увидавшим, насколько миру наук недостает того, что должно было бы побуждать последние к открытиям и дальнейшему движению вперед, а в том виде, в каком они существуют, как много, и притом каких больших, недостатков в них необходимо исправить. Без влияния привязанности или особого вероисповедного или собственного направления (за исключением немногих вещей, оскорбляющих католическую религию) он всем наукам отдает справедливость и всем им советует поступать так, чтобы каждая из них вносила свое в ту сумму, которая образует вселенское государство наук. И Вико решил всегда иметь этих трех выдающихся авторов перед глазами и при размышлении и при письме; они же впоследствии привели его к произведению "De Universi Juris Uno Principle".
[Дальше Вико излагает содержание шести речей, произнесенных им при открытии занятий в Университете в 1699, 1700, 1701, 1704, 1705 и 1707 годах. Ни одной из них Вико не напечатал, так
==489
Приложение первое
как, по его словам, посредством книг нужно сообщать только об очень важных и полезных открытиях. Со времени первой лекции Вико занимала мысль о том, что в Одном Основании он должен был бы объединить все божественное и Человеческое знание, и в 1708 году он выпустил под влиянием "Нового Органона" Бекона диссертацию "De nostri temporis Studiorum Ratione". В ней были набросаны мысли, впоследствии разработанные в "De Universi Juris Uno Principio" и дополненные в "De Constantia Jurisprudentis". Прочитав "более остроумный и ученый, чем правильный" трактат Бекона "De Sapientia Veterum", Вико решил искать мудрость древних глубже, чем в Мифах Поэтов, воспользовавшись для этого методом Платоновского "Кратила" и углубившись в этимологию латинских слов].
В силу соображений, приведенных в той книжечке, которую Вико впоследствии не выпустил в свет, он попытался установить следующую Физику на основе собственной Метафизики и, снова пользуясь в своих целях происхождением латинских выражений, он очистил точки Зенона от искажающих домыслов Аристотеля: "Зеноновы точки должны быть единственной гипотезой для того, чтобы нисходить от абстрактных вещей к вещам телесным, как и Геометрия является единственным путем для того, чтобы научно восходить от вещей телесных к вещам абстрактным, составляющим тела..." [Дальше Зеноновым точкам приписывается такая же метафизическая сущность, как и Пифагорейским числам]. За такой Метафизикой должна была бы следовать как Логика Стоиков, где они учили вести рассуждение при помощи сорита, характерного для них метода доказательства, почти аналогичного геометрическому методу, так и Физика, которая за основу всех телесных форм принимает конус, совершенно так же, как первой сложной фигурой, зарождающейся в Геометрии, является треугольник; первой же простой фигурой является круг, символ совершеннейшего Бога. Из таких положений чрезвычайно удобно вывести Физику Египтян, которые понимали природу как Пирамиду, т. е. как тело с четырьмя треугольными сторонами; с этой Физикой связана Египетская Медицина, о чем Вико написал книгу в несколько листов под заглавием "De Aequilibrio corporis animantis"... Метафизика же была напечатана в Неаполе форматом 12° в 1710 году у Феличе Моска, с посвящением синьору Паоло Дориа, как первая книга "De antiquissima Italorum Sapientia ex linguae latinae originibus eruenda". По поводу нее завязался спор между Венецианскими Журналистами и Автором; последний напечатал в Неаполе форматом 12° у того же Моска "Ответ" в 1711 году и "Возражение" в 1712 году...
[Вскоре после этого герцог Траэттский Адриано Карафа поручил Вико написать "Жизнь маршала Антонио Карафа", его дяди, по многочисленным документам. Работая по ночам, Вико закончил всю работу в два года, все время страдая от "жесточайших ипохон-
К оглавлению
==490
Жизнь Джамбаттиста Вико
дрических судорог" левой руки. Книга вышла в 1716 году в Неаполе в роскошном издании].
Готовясь писать эту "Жизнь", Вико счел себя обязанным прочесть Гуго Греция "De Jure Belli et Pacts". И здесь он увидел, что следует присоединить еще четвертого Автора к тем трем, которых он принял за образец. Ведь Платон скорее украшает, чем обосновывает свою тайную мудрость народной мудростью Гомера; Тацит рассеивает свою Метафизику, Мораль и Политику по историческим событиям, как они дошли до него от предшествующих времен, разбросанными, смутными, бессистемными; Бекон видит, что все божественное и человеческое знание, существовавшее до сих пор, нужно восполнить тем, чего в нем не было, и исправить в том, на что он указывает, но в отношении законов Бекон не возвышается до вселенной государств, до течения всех времен, до распространения всех наций. Гроций же излагает в системе Всеобщего Права всю Философию и Теологию, и в обеих этих ее частях — как историю вещей (баснословную или достоверную), так и историю трех языков (еврейского, греческого и латинского), трех ученых древних языков, дошедших до нас через посредство христианской религии. Вико еще больше углубился в это произведение Греция, когда задумано было повторное издание его, а Вико предложили написать к нему примечания. Вико начал писать их в защиту Греция от упреков Гроновиуса, продиктованных скорее желанием отстоять точку зрения свободного правления, чем воздать справедливость по заслугам. Вико просмотрел уже первую книгу Греция и половину второй, но потом бросил эту работу, поразмыслив, что не подобает католику украшать примечаниями произведение еретика.
...Вико пришел к необходимости сделать Филологию научной в обеих ее частях — истории языков и истории вещей. История вещей должна подтверждать историю языков, и тогда в такой системе дружественно будут уживаться максимы мудрецов-Академиков с практической деятельностью Государственных мудрецов. Грубый набросок такой системы Вико дал в диссертации "De nostri temporis Studiorum Ratione", несколько тоньше он говорил об этом в "Метафизике", и на ту же тему он произнес часовую речь при торжественном открытии занятий в Университете в 1719 году. [Высказывания Вико были встречены недоброжелательно, и на многочисленные возражения он ответил книгой "De Constantia Jurisprudentis". Первая часть ее вышла в 1720 году под заглавием "De Uno Universi Juris Principio et Fine Uno", вторая часть — в 1721 году под заглавием "De Constantia Jurisprudentis"; она состояла в свою очередь из двух частей — "De Constantia Philosophiae" и "De Constantia Philologiae", последняя же из них начиналась главою "Nova Scientia tenta ur". Это произведение, наряду с нареканиями, вызванными непониманием, завоевало для Вико ряд сторонников]. Особенно порадовало его письмо из Амстердама Жана Леклер-
==491
Приложение первое
ка, напечатанное впоследствии в его "Библиотеке". [Вико приводит его с незначительными купюрами]. И "для того, чтобы доказать миру, как высоко он ценит мнение выдающихся людей", Вико прочел обе поэмы Гомера с точки зрения своих филологических принципов и показал, что некоторые Мифологические Каноны в этих поэмах состоят из типов, принадлежащих двум периодам греческой истории, "темному" и "героическому", согласно делению Варроиа. Эти "Гомеровские Чтения" вместе с "Канонами" Вико издал в следующем 1722 году под заглавием: "Jo. Baptistae Vici Notae in duos libros, alterum de Universi Juris Principle, alterum de Constantia Jurisprudentis". [В изд. Fen-art эти примечания разнесены в сносках к соответствующим местам основного текста].
[Вскоре после этого, т. е. я том же 1722 году, открылась вакансия на кафедру юриспруденции в Неаполитанском университете. Вико решил принять участие в конкурсе, подготовил и прочел на установленную тему лекцию, встреченную всеобщим одобрением, но так как он узнал, что отклонение его кандидатуры было предрешено, то он снял ее. В этом разочаровании, после которого Вико вообще потерял надежду занять на своей родине достойное его положение, опять некоторым утешением послужили две рецензии того же Жана Леклерка, напечатанные в XVIII томе его "Bibliotheque ancienne et moderne". Вико приводит их полностью в итальянском переводе, мы же дадим только первые строки: "Johannis Baptistae Vici De Universi Juris uno principio et fine uno etc...
Эта книга синьора Вико, профессора Красноречия в Неаполитанском университете, дошла до меня только через полгода после того, как была послана, и Потому я до сих пор не мог говорить о ней. Это произведение трактует о столь темных темах (materie recondite), преисполнено столь разнообразными рассуждениями и написано столь сжатым стилем, что точный отчет о нем потребовал бы очень много времени. Кроме того. Автор пользуется множеством необычных выражений, вытекающих одно из другого, так что правильно понять их можно, лишь прочитав внимательно всю книгу: если привести их, не объясняя, то понятны они будут лишь очень немногим, а для разъяснения их нужно очень много слов..."
"Johannis Baptistae Vici De Constantia Jurisprudentis".
Дата добавления: 2021-05-18; просмотров: 72; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!