ЗАКЛЮЧЕНИЕ КЯХТИНСКОГО ДОГОВОРА 1728 ГОДА 19 страница
Шварц Христофор (Кристофор) Якоб (Яков) — трубач Семеновского полка, участник посольства Владиславича, по словам которого, он «в Швеции инженерству учился и в практике фортецы строил, хотя ныне и трубачем при мне обретается» (РКО в XVIII в. Т. 2. С. 560). В книге В. Ф. Гнучевой он назван инженером-архитектором, там же помещено описание двух его карт: 1) «District de Nertschinsk avec fleuves de Schilka, Werga, Kiachta, Onon, et Ingoda». Карта Нерчинского округа с изображением рек: Шилки, Верги, Кяхты, Онона и Ингоды. Составил Christ. Jac. Schwarz. 1728 — Христов Яков Шварц; 2) «Plan du district de Selinginsk. Christ. Jac. Schwartz. 1728 г.» План Селенгинского уезда, сост. Христофором Яковом Шварцем в 1728 г. Обозначения на русском яз. (Гнучева В. Ф. Географический департамент Академии наук XVIII века. М.; Л., 1966. С. 287, 324).
Г. Гельбиг в своей книге сообщает, что Шварц — немец, в официальных бумагах значится Карлом Ивановичем, что он был участником возведения на престол Елизаветы Петровны и получил от нее в награду «значительные поместья» и чин «армейского полковника». А до этого, по возвращении из Китая, «был определен в Академию наук с содержанием столь ничтожным, что он не мог им жить». Несмотря на полученный чин полковника, Шварц никогда не был в военной службе и жил в своем поместье, где «застигла его смерть, не особенно почетная: крестьянская девушка заколола его вилами, когда он силою хотел сделать ее своею наложницею» (Гельбиг Георг. Русские избранники / Пер. В. А. Бильбасова. Берлин, 1900. С. 211, 212, 228-229).
|
|
|
В современном издании приводятся следующие сведения: «Шварц Христофор-Яков (ум. 1756 г.) — саксонец, учитель музыки Елизаветы Алексеевны (вероятно, ошибка; следует: Петровны. — Сост.), активный участник заговора 1741 г. — шпионил за Анной Леопольдовной и Антоном Ульрихом. После переворота стал армейским полковником и получил землю в Лифляндии» (Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825. М., 1991. С. 587). В этой же книге на с. 257 приведен отрывок из сочинения А. Ф. Бюшинга «Основательно исследованные и изысканные причины перемен правления в доме Романова» (пер. с нем.) — Архив кн. Воронцова. М., 1882. Т. 23. С. 36-47:
«Имел он (Лесток) в своей власти некоторых лазутчиков, которые подробно извещали его обо всем. Между сих лазутчиков находился один музыкант по прозванию Шварц, которого потом императрица Елисавет Петровна пожаловала подполковником купно с пенсиею».
2. Это и следующее письмо (док. № 27) были отосланы из лагеря на р. Буре в Селенгинск 1 июля 1727 г. с удинским служилым человеком Леонтием Казанцовым (АВПРИ. Ф. Сношения России с Китаем. 1727 г. Док. № 11. Л. 104).
№ 27
1727г. июня 29. — Письмо С. Л. Владиславича-Рагузинского полковнику И. Д. Бухолцу с просьбой послать роту солдат в Барсуковское зимовье
|
|
|
/л. 103об./ Благородный господин полковник Иван Дмитривич.
По видимому до сего числа китайские министры оказывают зело малую склонность о окончании дела пограничного с праведным посредством. Последней же их проект (См. док. № 59. Л. 84 об. - 85) удивлению подобен: здесь вдвое более запрашивают, нежели в Пекине спрашивали 1. И хотя до сего дни действительно никакой противности не показали, однакож всякого дни хотя и не помногу войск в их лагерь прибывает, и едному богу их намерение известно. Того ради, ежели в будущей конференцы[и] (В тексте описка: конфенцы) не покажут склонности лутче прежняго, то я с общаго совету намерен отсюды со всею свитою декомповать. И для того за наилутчую осторожность государственного интересу по получении сего извольте бес продолжения времяни отправить роту салдат з добрым афицером, с порядочным оружием, амунициею и прочего, наипаче рогатки, чем бы мочно две роты прикрыть, правианту на ту роту на месяц. А то отправление учините на полковых лошадях, ежели полковые служить не могут, в таком случае возьмите ис каравану казенных лошадей и телег, сколько нужда позовет, объявя приключенное письмо камисару Молокову (См. док. № 28). И тот отпуск учините немедленно за всякого случая и прикажите им маршировать до Барсуковского зимовья, где последней отсюды руской караул, в разстоянии отсюды 10 верст. И чтоб остановились при том зимовье по ту сторону речки Кяхты и жили б порядочно во всякой острожности (до моего ордеру) (Слова в скобках написаны неразборчиво; чтение предположительно). А которого часу ис Стрелки отправятца, немедленно меня извольте уведомить с нарочно посланным.
|
|
|
Достальному же полку, которой при Стрелке и Селенгинском, велите быть в осторожности и в готовности, ежели нужда позовет, чего не дай Боже, что полагаетца на вашего благородия искусие. А не худо, чтоб и вы несколько дней побыли на Стрелке при полку, дондеже увидим, что время открыет.
Ежели преосвященный архиерей 2 или протчие знатные персоны намерены сюды ехать ко мне за свидание, велите их с учливостью уговорить, чтоб до времяни обождали, наипаче преосвященного архиерея, о котором слышал, что готовитца сюды. [67]
По сих пребываю вашего благородия доброжелательный слуга граф Владиславич.
Из Буры, 29 дня, пополудни, июня 1727.
АВПРИ. Ф. Сношения России с Китаем. 1727г. Д. 11. Л. 103 об. Запись в журнале.
Комментарии
|
|
|
1. 14 июня 1727 г. русское посольство прибыло из Пекина в посольский лагерь, расположенный на правом берегу р. Буры, на «месте крепком», окруженном с одной стороны озерками и болотами, с другой сосновым лесом и горами, а с третьей рекой Бурой. Только одно место было «отворено» — с поля. Позади лагеря при озерке служилые казаки «держали разъездные караулы», по обе стороны леса стояли «брацкие иноземцы, людей регулярных и нерегулярных было кругом тысяча человек».
В одной версте выше от лагеря Владиславича стали своим лагерем цинские министры «со служителями и протчими», которых было около 200 человек. Лагерь монгольского генерала Цэрэн-вана «со всеми войсками его команды» расположился в 300 юртах на том же берегу, от русского лагеря в семи верстах, а «войск кругом с две тысячи». Сам же Цэрэн-ван встал с несколькими сотнями человек в 20 юртах напротив лагеря Владиславича. Таким образом, как отмечает статейный список посольства, «китайцов и мунгальцов вдвое против русских» (АВПРИ. Ф. Сношения России с Китаем. 1725-1729 гг. Док. № 12а. Л. 459 об. — 460).
Выбор места для ведения переговоров длился целую неделю. Владиславич предложил «трактовать» на р. Буре. Цинские представители настаивали на урочище Субуктуе, что в 30 верстах от Буры по селенгинской дороге, за двумя российскими караулами, или же «по последней мере» — на р. Кяхте, в 10 верстах от Буры, на что русская сторона не без иронии ответила: «Не лутче ли быть (переговорам. — Сост.) на р. Орхоне?» (Там же. Л. 463 об., 467-467 об.). В конце концов Цины согласились вести переговоры на Буре, «на лугу, между лагеров, один день в российском, а другой в китайском шатре» (Там же. Л. 476).
На повестке дня переговоров стоял лишь один вопрос — разграничение земель, остальные вопросы были уже решены в Пекине в результате 34 проведенных там конференций принятием Цинами последнего проекта договора, представленного русской стороной 21 марта 1727 г. Еще до начала официальных переговоров на Буре Владиславич, подчеркнув, что «хотя Российское империум не имеет письменного обязательства те земли граничить, однакож, угождая склонности и дружелюбию богдыханова величества, повелено ему, чреззвычайному посланнику, и о границе посредственным и праведным образом поступать», заявил цинской стороне о своей готовности вступить в переговоры о границе при условии безоговорочного следования достигнутым в Пекине договоренностям (Там же. Л. 472).
Перед началом конференций Цины поставили на Буре «новые вехи» и «караул мунгальской из двух конных человек». Владиславич вместе с Колычевым 17 июня 1727 г. осмотрел это всё и довел до сведения Тулишэня. Тот отпирался.
23 июня 1727 г. состоялась первая конференция на Буре «под шатром» цинских министров, на которой присутствовали: с русской стороны Владиславич, комиссар Колычев со своим сыном, агент Ланг, секретарь Глазунов, секретарь Киреев и подпоручик Павлов, с цинской стороны — Цэрэн-ван, дорги амбань Сыгэ, граф Лонготу, асхань и амбань Тулишэнь, стольник Хубиту и семь человек «заргучеев». Первым выступил Тулишэнь с позиции как бы стороннего наблюдателя, высказав лишь пожелание, «чтоб он, чреззвычайной посланник, с графом Лонготу поступал праведно и умеренно, дабы все как наискорее благополучно к доброму концу привесть».
После речи Тулишэня Владиславич потребовал от цинских министров, «чтоб они ему наперед объявили: все протчее, что в ево последнем проекте, данном в Пекине 21 марта 1727 г., кроме границы написано, уже от богдыханова величества апробовано и будет ли там (в проекте. — Сост.) без прибавки, ни умаления, и ежели по тому (проекту. — Сост.) не будет, то он о пограничных делах говорить указу не имеет». Затем, обратившись к Тулишэню, посол сказал, что «он, асханьяма, отдела отходит и свидетелем себя токмо называет, а не действительным министром, когда в Пекине на него то дело положено, и с ним, чреззвычайным посланником, отпущен, также и в тайном их Верховном совете с ним, Тулешиным, а не с графом Лонготу велено ему, чреззвычайному посланнику, о пограничном деле говорить, ибо он, Тулешин, в тритцати четырех конференциях в Пекине был, а не Лонготу» (Там же. Л. 479 об. — 480). На это Тулишэнь ответил, что «о пекинском деле уже говорить нечего, понеже все протчее, кроме границы, что в последнем ево, чреззвычайного посланника, проекте написано, от хана апробовано и акиб печатью утвержено кроме того, что караван прежде назначения границы не может пропущен быть, как богдыханово величество святыми своими усты ему, чрезвычайному посланнику, изволит сказывать». Относительно своей роли на переговорах Тулишэнь заявил: «В Пекине де так было назначено, а здесь указом отменено, и о пекинском деле говорил бы он, чреззвычайный посланник, с ним, Тулешиным, а о пограничном с графом Лонготу» (Там же. Л. 480-480 об.).
Тогда граф Лонготу «почал говорить о границе с такою несклонностию и непорядком, что и сущие их министры смеялись». Он предложил начать разграничение от устья реки Горбицы. Русская сторона не согласилась. После чего Лонготу «с превеликою гордостию» заявил: «Река Шилка и Аргунь течение имеют не прямо, и все земли и угодья, которые между теми реками обретаютца и прямою линеею к морю Байкальскому простираютца, граница быть имеет». Владиславич посоветовал ему прочесть Нерчинский трактат, в котором ясно написано, что «река Аргунь до самой вершины обе империи граничит», и сказал, что «ежели границу починать, то починать от вершины Аргуни или о оной отнюдь не говорить, в чем Россия ни по единому трактату не обязана, токмо по своей склонности и на то поступает». Далее Владиславич напомнил цинским министрам о том, что в Пекине «много упоминали о речке Буре, откуда надлежит граничить до Аргуни». На что Лонготу заявил: «Что де говорено в Пекине, о том не знает и не принимает. А на границе де он полномочной министр и хочет делать по-своему». И предложил «граничить с тово места, где речка Мейрелка в Аргунь впадает, прямою линеею к Байкалу». Если же русские на это не согласятся, то он «будет граничить от Абакана, сиречь от контайшина владенья» (Там же. Л. 481-482).
Отлично понимая, что Лонготу намеревается «большее число Сибири оторвать и подданных российских притеснить», русский посол не захотел дальше слушать «гордых запросов и непорядочных расказок графа Лонготу» и решил отложить переговоры, с тем чтобы Лонготу, «подумав день — другой, учинил ему, чреззвычайному посланнику подлинной ответ» (Там же. Л. 483 об.). Поэтому назначенную на 26 июня вторую конференцию Владиславич предложил перенести на 27 июня, мотивируя это тем, что 26 июня «в Российской империи великое торжество за полученную победу над королем шведцким под Полтавою» и что по этому случаю в посольском шатре будут служить благодарственный молебен и «собрание будет войск и стрельба», но о том бы цинские министры «не сумневалися» (Там же. Л. 485).
Вторая конференция состоялась 27 июня 1727 г. под посольским шатром. Как все это выглядело, какими церемониями сопровождалось, дает хорошее представление запись в статейном списке.
«Поутру пред посольским лагером саженях во сте поставлен был шатер турецкой работы преизрядной, и в нем посланы были ковры, между которыми один великой ковер персицкой работы, тканой с золотом, пребогатой, где сидеть министрам. Пред наметом стояло на карауле двенатцать человек гранодеров в полном мундире и о ружье, с капралом, а во сте саженях разстоянием на правой стороне рота салдат в строю ж под ружьем. В десятом часу пополуночи чреззвычайной посланник известясь, что китайские министры уже поднелись из своего лагеру, с камисаром Колычевым и с свитою своею прибыл ко оному шатру и под оным дожидался прибытия китайских министров, которые того ж часу к шатру приехали верхами, при них было служителей всякого звания около ста человек. Чреззвычайной посланник встретил их пред шатром саженях в пяти и поздравлялись и обнимались руками по их обыкновению, и как вошли в шатер, чреззвычайной посланник оговаривался о местах, уступая им первое место как гостям. Министры ответствовали, что де он, чреззвычайной посланник, уже знает, что у них честнее левая страна, а русских правая, и как сидел у них, так и они ныне будут сидеть, руские на правой, а китайцы на левой стороне. И потом сели по местам и продолжали китайские министры, а особливо граф Лонготу, время пустыми разговорами и обыкновенными китайскими комплементами более часа, и трактованы водкою и кофием, закусками и шпанским вином.
Потом асханяма Тулешин говорил, показывая себя пред китайцы как оратором, изъясняя между государи и обоими империями древнюю дружбу, которая до сего времени продолжалась и впредь по намерению обоих высоких владетелей продолжаться имеет. Ныне де настоит время говорить о делах пограничных, х которым назначены от обоих стран две персоны знатные и графы, а они как посредники благосклонно желают и обще просят приложить свои труды к благому началу и окончанию сего превеликого пограничного дела» (Там же. Л. 486 об. — 487).
Русский посол ответил, что он «имеет полную мочь» для окончания пограничного дела и «все труды с неусыпным старательством прилагает и прилагать будет ... следуя последнему своему проекту, данному в Пекине 21 марта ... и желает знать, имеет ли граф Лонготу от богдыханова величества указ и полную мочь пограничное дело утвердить на таком основании ”кто чем владеет”, как он, чреззвычайной посланник, в последнем проекте объявил и от уст богдыханова величества слышал: кто чем владеет, да владеет, не похищая чюжево, ниже упуская своего». Оставив вопрос Владиславича без ответа, Лонготу снова предложил вести границу, «починая прежде от контайшина владенья», затем пытался доказать, что местность в верховьях Аргуни под названием Кривая Лука, или Великий Култук якобы «русские люди своевольством похитили и ныне владеют ... а кругом их мунгалы кочуют, и тех русских людей надлежит свесть и землю очистить и отдать в китайскую сторону». Владиславич ответил: «Те земли существенно по мирному договору (1689 г. — Сост.) к Российскому империю принадлежат». Граф Лонготу, рассмеявшись, сказал, что «правда де, что те земли российские и люди российские ж кочуют, помешався с их мунгалы, однакож бы он, чреззвычайной посланник, тою землею им уступил, а они вместо того могут уступить около Енисейска».
На это Владиславич заметил, «что он, Лонготу, ни того не знает, чего желает, ни того, чем уступает. А что починает от контайшиной земли, и то не китайские урочища, но совершенно Российского империя и так далеко, что из древних времян россиане тем владели прежде манжюрского владенья в Китаях» (Там же. Л. 488 об. — 489). И представил в письменном виде свой проект разграничения, в основе которого был все тот же принцип: «Да владеет каждое империум, чем ныне владеет, без прибавки, ни умаления». Однако граф Лонготу упорствовал, и эта конференция оказалась безрезультатной.
На следующий день Лонготу прислал Владиславичу свой проект на монгольском языке (русский перевод см.: Там же. 1727 г. Док. № 10. Л. 106; копии русского перевода // Там же. 1725-1729 гг. Док. № 12а. Л. 492 об. — 493, а также здесь в док. № 59. Л. 84 об. — 85; копия монгольского подлинника // Там же. 1727 г. Док. № 10. Л. 107).
Внимательно ознакомившись с русским переводом этого проекта, сделанным в посольском лагере, Владиславич пришел к выводу, что Цины «по реке Аргуни более двух тысяч верст длиною хотели оторвать, шириною немало, где и серебреные заводы отошли б и до самого Нерчинского» (Там же. 1725-1729 гг. Док. № 12а. Л. 493). Проявленные цинской стороной «совершенная неправда и непостоянство, гордость и день от дни премена» русский посол объяснял для себя тем, что или цинские министры «лукавят от себя и торгуются» или «от хана не велено им ничего праведно делать, разве с превеликим притеснением Российского империя». На общем совете русская сторона решила «жить при лагере в наилутчей осторожности и по нескольких днях вскорости с Буры марш свой восприять внутрь российского владения, чем бы их (цинских министров. — Сост.) последнее намерение открылось ясно» (Там же. Л. 494-494 об.).
Кроме комментируемого письма, Владиславич написал комиссару Д. Молокову (док. № 28) и капитану Ф. Княгинкину, чтобы Княгинкин стоял «на другой стороне Кяхты с ротой солдат, с провиантом и лошадьми на случай опасности, загородив свой лагерь рогатками» и был бы «в осторожности и готовности к маршу, ежели нужда позовет» (АВПРИ. Ф. Сношения России с Китаем. 1727 г. Док. № 11. Л. 107). Савва Лукич принял также еще и такую меру предосторожности — приказал поставить охрану к дому переводчика А. Третьякова в Селенгинске, где «обретаютца разныя письма на мунгальском и манзюрском языке» (Там же. Л. 111 об.).
2. Имеется в виду архиерей Иннокентий (Кульчицкий). О нем см. коммент. 20 к док. № 3.
№ 28
1727г. июня 29. — Письмо С. Л. Владиславича-Рагузинского караванному комиссару Д. Молокову о предоставлении лошадей и телег для роты солдат, отправляемой в Барсуковское зимовье
/л. 104/ Господин камисар Молоков.
Позывает необходимая нужда государственного интересу поставить на караул у зимовья Барсуковского пехотную роту салдат с правиантом, амунициею, рогатками и протчим, по разсмотрению господина полковника Бухолца, и в таком нужном случае сколько потребует казенных караванных лошадей и телег, отдайте немедленно с роспискою, которые паки (Слово неразборчиво; чтение предположительно) в караван будут возвращены с временем.
По сих вас божьему призрению предаю и пребываю граф Сава Владиславич.
З Буры, июня 29, пополудни, 1727.
АВПРИ. Ф. Сношения России с Китаем. 1727г. Д. 11. Л. 104. Запись в журнале.
№ 29
1727г. июля 6. — Письмо С. Л. Владиславича-Рагузинского геодезисту А. И. Кушелеву с требованием явиться в посольский лагерь на р. Буре
/л. 107об./ Господин геодезист Алексей Кушелев.
По получении сего, несмотря ни на что, бес потеряния моменту приезжай дневно и ночно с наивящшим поспешением в лагерь мой на речку Буру за нужной государственной интерес, а имянно: за твердую информацию и подлинного решения в трактате с китайскими министры по урочищам ланкарты, от тебя сочиненной 1, как твердо и надежно на оную ланкарту можно надеетьца, понеже приходит дело недалече ко окончанию или разрыву с китайскими министры по силе той ланкарты. А тамошнее дело, тебе поведенное 2, ежели в готовности, привези с собою, ежели не в готовности, оставь товарищу своему Михайлу Зиновьеву.
Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 85; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!