Об искусственном воззрении на право 13 страница
Немногих указаний достаточно для заключения о том, какие важные стороны гражданских институтов упущены без внимания господствующею систематикой, благодаря её формальному характеру. Формы общего обладания имуществом составляют тот коренной тип, от которого в прошедшем произошли формы индивидуального обладания и которые в настоящем и будущем должны служить противовесом крайностям этого последнего. Между тем формы общего обладания вовсе не были
Стр. 134
сопоставлены вместе и разбрасывались по самым разнообразным отделам системы. Права по соседству не излагались совсем или же о них сообщалось в главе о собственности; сервитуты составляли особую рубрику в отделе прав в чужой вещи; учение о товариществах стояло в отделе обязательств, а близкие к товариществам корпорации фигурировали в общей части, в учении о субъектах права; учение о вещах, состоящих вне гражданского оборота, помещалось то в общей части, то в системе вещных прав. Общая сторона всех этих институтов была вовсе упущена из виду (ср. л., стр. 632 сл.). Гражданское право излагалось так, как будто бы оно представляло только формы индивидуального обладания. Во главе особенной части помещалось право собственности, как главный представитель такого обладания; но принцип исключительного обладания вещами, выражаемый собственностью, не был сопоставлен с непосредственно связанным с ним принципом свободы договора, а с другой стороны, точно так же не сопоставлялись между собою ограничения обоих принципов (ср. л., стр. 627). Разъединяя сродное между собою, догма соединяла разнородное в общие группы. К числу таких групп принадлежит, напр., группа прав в чужой вещи (iura in re aliena), где столь различные по своему историческому происхождению и практическому значению институты, каковы сервитуты, эмфитевзис, суперфиций и залоговое право соединялись в одно целое. Было бы правильнее рассматривать сервитуты, как форму общего обладания имуществом, о залоговом праве говорить в связи с обязательствами, а об эмфитевзисе и суперфициесе, которые составляли исключительную принадлежность оборота так наз. юридических лиц, трактовать вместе с этими последними.— Важную погрешность господствующей систематики составляет наконец то обстоятельство, что не сделано никакой попытки к освещению и группировке материала с точки зрения двух основных принципов развитого гражданского оборота: индивидуализма и формализма (л., гл. XX и XXI), и что вспомогательные институты (л., стр. 539) не противоположены основным институтам.
|
|
|
Стр. 135
ЗАЧАТКИ НАУЧНОГО ПРАВОВЕДЕНИЯ
УЧЕНИЕ О ВЛАДЕНИИ
|
|
|
(Ромка со Смерчем довольно потирают лапки…ну, наконец–то владение!)
§ 42. Из учений особенной части заслуживает внимания учение о владении. С лёгкой руки Савиньи владение стало любимейшим предметом догматического исследования; уже в 1865 году было известно 158 сочинений и статей о владении. В отличие от других институтов, здесь исследовали не только, что такое владение, но также,—почему владение защищается. Владение являло из себя чуть ли не единственный институт, в учении о котором такой вопрос стоял на первом плане. Таким образом догма как бы близилась к тому, чтобы определить практическое значение владения; но вместе с тем и в этом случае она обнаруживала свои обычные несовершенства.
Гражданско-правовая власть защищает тот или другой институт, как скоро сознает его полезность для гражданского оборота или правосудия, т. е. его способность удовлетворить тем или другим потребностям, не выходящим за границы ведения гражданского права. Это сознание и есть ближайшее основание юридической защиты института. Но сознаваемая полезность может быть или мнимою, или же действительною, в той или другой степени осуществляемою на деле. В первом случае, т. е. когда защита института основана на мнимой его полезности, более или менее продолжительное существование его, в качестве живого элемента действующего правового порядка, возможно только при том условии, что институт окажет другую пользу, хотя от него не ожидавшуюся, но настолько важную, что сознание её побудить гражданско-правовую власть оставить институт в его силе. Так выдвигается на первый план новое основание защиты, первоначальное же основание её отодвигается в область прошедшего. Во втором случае, т. е. когда с самого начала защита института основана на действительной его полезности, к этой последней могут присоединиться ещё некоторые другие полезные действия института; признание их создаёт, в подкрепление главному основанию, вторичное основаниё юридической защиты института.
|
|
|
Стр. 136
Степень каждого из полезных действий, как первоначального, так и последующих, может с течением времени изменяться; точно так же может изменяться и значение, которое гражданско-правовая власть придаёт каждому из полезных действий,— и в результате возможно более или менее медленное, частное или полное изменение оснований защиты, сопряженное с меньшим или большим изменением самого института. Таким образом основание юридической защиты института, которое существует в периоде, значительно отстоящем от момента его первоначального происхождения, может быть иным, нежели оно было в этот самый момент.— Это обстоятельство упускалось из виду исследователями владения. Говоря об основании юридической защиты владения в римском праве, они приступали к вопросу так, как будто бы заранее следовало ожидать, что существовало лишь одно такое основание и что во все времена оно оставалось неизменным. Самая природа «основания» понималась не в истинном её смысле. Изыскания направлялись не столько к тому, чтобы определить, в чём состояла полезность владения, сколько к тому, чтобы свести защиту владения на какой либо, хотя бы достаточно отвлечённый принцип, который на самом деле оказывался одинаково важным как по отношению к владению, так и к другим институтам и, следовательно, ничего не объяснял собственно относительно владения. Так сказывался формально-логический характер догмы.—По мнению Савиньи, владение защищается не потому, что оно само по себе, есть нечто правовое, но потому, что нарушение владения представляет собою явление неправомерное; нарушение владения есть гражданское преступление (деликт) и как таковое вызывает реакцию со стороны права. По другому учению, нарушение владения есть посягательство на земский мир и потому защищается самое владение (Рудорф). Однако про каждое другое право можно было бы сказать, что его самовольное и особенно насильственное нарушение есть гражданское преступление или посягательство на земский мир и это, само по себе достаточно справедливое замечание, не объяснило бы ничего касательно происхождения института. По третьему воззрению, в
|
|
|
Стр. 137
предыдущем учении высказана та верная мысль, «что в гражданской жизни не должны иметь место самоуправство и произвол, но, напротив, каждый, кто считает себя в праве требовать чего либо от другого, должен осуществить своё требование в предписанной правом форме». Сообразно этому искать основания владения значит, будто бы, впадать в такую же ошибку, в какую впадала естественная философия, когда она в природе собственности, договора и государства искала основания юридической необходимости этих институтов; относительно всех институтов существует только условная необходимость: было бы невозможно установить в обществе справедливый порядок, если бы не были признаны право собственности, обязательность договоров и необходимость власти. Точно так же и защита владения есть общее условие существования прочного порядка в обществе, и владение, как правовой институт, достаточно объясняется этим положением (Рейн-гольд Шмид). Таким образом ложный приём, положенный в основу исследования, привёл в конце концов к тому, что пришлось уклониться от самого исследования. В самом деле, нет сомнения, что если какой либо гражданский институт существует века и тысячелетия, то это происходит оттого, что он составляет необходимое условие гражданского порядка. Но это не исчерпывает вопроса; напротив,—дает лишь повод к нему. Спрашивается, почему такой то институт есть необходимое условие правильного развития гражданского быта? Это почему плохо разъясняется двумя первыми из вышеизложенных теорий (Савиньи. Рудорф); оно вовсе игнорируется в третьей теории (Шмид), происходящей однако непосредственно от двух первых.—К подобному же игнорированию пришла другая, не менее важная группа теорий, посвящённых владению. Эта группа образовалась уже под влиянием философского учения Гегеля. «Воля», которая благодаря Гегелю, получила в праве первенствующее значение, послужила источником для объяснения владения. Учили, что владение есть выражение воли во вне, что воля составляет основной принцип гражданского права, что воля, как таковая, и следовательно, выраженная во владение, достойна защиты. (Ганс, Брунс и друг.)- Более точно
стр. 138
было изложено учение, в котором место "воли" было уступлено «личности». По этому учению, в защите всех прав защищается личность. Но во владении она охраняется непосредственно, тогда как другие права имеют к личности только посредственное отношение. Во владении предметом права служит сама воля, личность; в других правах личность выражается посредственно в посторонних объектах (Пухта). Переводя эти мысли на наш язык, получаем, что защита других прав вызывается особенными, им свойственными интересами; защита же владения обусловлена непосредственно интересами личности. Но такой взгляд смешивает субъективную неизвестность о мотиве владения с объективным отсутствием мотива. Личность, в том смысле как она употреблена в приведённом учении, не представляет чего либо самостоятельного от отдельных гражданских интересов, а есть не что иное, как полная их совокупность. Когда основание института предполагается известным или не возбуждает вопроса, тогда дают институту обособленное положение; когда же мотив института служит предметом неразрешённого вопроса, тогда готовы усматривать его просто в «личности». «Право личности» является не какою либо самостоятельною сферою, а общим (сладом материала, ещё не разобранного по отдельным сферам. Относить владение в область «прав личности» значит не объяснять его, но, напротив, отказываться от какого либо определённого объяснения.
Стр. 139
IX. Современная юридическая литература в её отношениях к римскому праву.
§ 43. Современная литературная разработка римского права совмещает в себе, в той или другой степени, все формы, которые образовались в продолжении долгого периода развития от времён падения западной римской империи до наших дней.
Наиболее старым формам, сложившимся до девятнадцатого столетия, принадлежит, понятно, наименьшее значение.
Литература варварского времени (VI—ХІ стол.), состоявшая из учебников, писанных по образцу Юстиниановых Институций, различных толкований и слабых опытов систематического обозрения предмета (§ 3 і. f., § 8), литература рецептивного характера, посвящённая исключительно передаче римских постановлений, была с наступлением XII столетия всецело поглощена работою глоссаторов (§§ 11—13), которая далеко превзошла её и своею полнотою, и относительною глубиною. Живая связь соединяет наше время с глоссаторами. Романисты нашего времени постоянно пользуются результатами той сизифовой работы глоссаторов, которая по бесчисленному множеству вопросов сопоставила вместе отдельные, однородные по содержанию, места римских памятников; романисты нашего времени беспрестанно повторяют принадлежащие глоссаторам толкования отдельных мест, почему-либо представляющих затруднения для понимания; нередко они следуют за глоссаторами даже в области общих понятий определений.—Комментаторы (§ 15) внесли в разработку римского права практическую тенденцию и дали широкий простор диалектике; это направление повторилось в грубом виде в Германии, в форме «популярной» юридической литературы (§§ 23, 24), и приобрело
Стр. 140
более стройный вид в позднейший период, известный под именем usus modernus (§ 29). В наше время практическая тенденция отступила на задний план; с каждым годом самостоятельное юридическое творчество делает новые успехи и если, по временам, римские понятия и постановления перетолковываются в смысле, наиболее подходящем к нуждам современной гражданской жизни, то это более—остаток старой, вымирающей привычки, нежели плод какого-либо живого и прогрессирующего стремления. Но что касается до другого дара тенденциозной юридической литературы старого времени, — до диалектики, то диалектика составляет и, в своём лучшем значении, должна составлять существенный элемент современной юриспруденции. Догма права не может получить своей полноты и целостности без диалектики, и задача догматика заключается, в этом случае, лишь в том, чтобы диалектический элемент не был развит в излишке, в ущерб реальному основанию догматических обобщений. Знаменитые «Пандекты» Георга Фридриха Пухты—классический образец догматической разработки с точки зрения диалектики; и если, в сравнении со многими последующими работами, эти «Пандекты» проигрывают в отношении реализма и жизненной правды, то никто из последующих писателей не дошёл ещё до такого великого мастерства в применении диалектических приёмов, каким владел Пухта.
§§ 44. Филологическая разработка римских памятников, развившаяся под влиянием Возрождения (§§ 27 и 28), продолжалась и продолжается в нашем столетии с новыми успехами; начатки исторического исследования, возникшие под тем же влиянием, получили широкий расцвет в трудах исторической школы. До сего времени историческая школа образует основной элемент юриспруденции; тип исторического и догматического исследования, как бы он ни обозначился в трудах исторической школы, служит основным типом юридического исследования вообще, и в особенности—по отношению к римскому праву. Но в течении столетия этот тип постепенно усовершенствовался под влиянием весьма разнообразных направлений мысли и течений жизни.
Стр. 141
Сначала остановимся ещё раз собственно на исторической школе. Учение Савиньи о происхождении права,—учение о том, что право составляет продукт закономерной народной деятельности, что оно, постоянно двигаясь и развиваясь, отличается национальным характером и внутри себя представляет строгий порядок (стр. 102),—это учение определило всё дальнейшее направление научной работы; но вместе с тем почва, не вполне подготовленная к быстрому усвоению отвлечённых и широких задач, оказала и своё тормозящее воздействие. Три обстоятельства заслуживают в данном случае особого внимания: продолжавшееся господство практической тенденции, неподготовленность исторического материала и влияние окружающей философской среды.—Практическая тенденция—стремление искать в научных истинах не более, чем нужно для непосредственного удовлетворения практических нужд—ещё сохраняла свою силу. Научные обобщения Савиньи понимались как практические принципы, которые предписывали консервативную сдержанность в деле гражданского законодательства, дабы не нарушить «естественного» течения жизни,—и во всяком случае ими пользовались только для разрешения таких вопросов, каковыми были вопросы о кодификации гражданского права в Германии и о значении для этой страны римского права. Сторонники этого последнего защищали его господство, опираясь на учение Савиньи, ибо римское право стало германским—путём долгого употребления его в судах; а их противники, руководствуясь тем же учением, открыли в глубине германского "духа" национальное народное право, которое будто бы жило в народном сознании вопреки всем воздействиям «пагубной» для национальных интересов рецепции. Самую борьбу двух школ, исторической и неисторической или «положительной», пока она не окончилась полною победою первой над второю, долгое время рассматривали как борьбу из за вопроса о кодификации; и по видимому, сам Савиньи, насколько можно заключить из его полемики с Гегелем, не сознавал всего широкого значения своих обобщений. Отсутствие материала, подготовленного для исторического исследования, в свою очередь, действовало неблагоприятно на развитие исторической школы. История права
Стр. 142
достигает своей цели, когда приводит к обобщениям, которые определяют последовательный ход правового развития; но ближайшим последователям Савиньи пришлось вместо обобщений приняться за собирание отдельных фактов, и такая работа поглотила в себя все без исключения силы историков права. Наконец не малое значение принадлежало влиянию философской среды. Новое учение о происхождении права, порожденное современною ему философиею, принесло в юриспруденцию с собою и философские заблуждения. Философия искала в разнообразии исторических явлении единую объективную «сущность», единую объективную «волю», единый объективный «дух». Такое воззрение сквозило уже у Савиньи, когда он указывал на то, что «следует в разнообразии фактов, представляемых историей, искать высшее единство, высший принцип жизни, при помощи которого можно было бы объяснить частные проявления и одухотворить материальные события». Под пером Пухты и других право стало произведением изначала готового народного «духа» и спокойно, собственною своею силою, развивающимся «организмом». Если ко всему этому присоединить то влияние старых приёмов, которые мы старались изобразить выше, в главе VII, то будет понятна форма, в которую вылились работы исторической Школы. В то время как историческое исследование сосредоточилось на пытливом расследовании мельчайших исторических подробностей (ср. § 38), руководящее понятие «развития» приобрело самые неясные очертания. Догматическое исследование римского права, т.-е. систематическая разработка его в видах приложения на практике вновь выступила на первый план. История права рассматривалась как второстепенная часть науки; назначение её—отрицательное, она очищает материал, нужный для догматического построения; под историей понимали лишь изучение отдалённого прошедшего и не догадывались, что настоящее может служить наравне с прошедшим предметом исторического изучения. «Организм» права понимался в смысле логической системы юридических принципов, и именно в этом направлении юридической мысли были заложены основы той догматической теории, в которой, при всех её недостат-
стр. 143
ках, следует однако признать зачатки общенаучной теории гражданского права (глава VIII).
§§ 45. Проследим теперь последовательную смену направлений мысли и течений жизни, которые своим влиянием способствовали исторической школе освободиться от её первоначальных недостатков. С двадцатых годов нашего столетия началось влияние Гегеля. Как он, так в особенности ученики его (Ганс) подняли протест против последователей Савиньи, обвиняя их в пренебрежении философией, и требуя от юриспруденции философских обобщений. Первое время заговорили о новой «философской» школе, составляющей противоположность «исторической»,и лишь позднее сознали, что философское исследование естественно дополняет собою историческое, не нарушая в существе его характера. Под влиянием сделанных «философами» упрёков сам Савиньи согласился с существующей односторонностью его школы и оправдывал её времен ною необходимостью. Метафизический и крайне диалектический характер философии Гегеля содействовал, конечно, тому, чтобы вновь укрепить в юриспруденции черты, от которых она, к своему счастью, начала, было освобождаться; от гегелианцев же юриспруденция заимствовала положение, которое не принесло с собою ничего, кроме недоразумений. Именно с этого времени распространяется учение о том, что основной принцип права, особенно права гражданского, есть свободная воля (Ганс, Ленц, Брунс, Пухта, Чичерин и др.); ею же объясняются отдельные институты, как владение (стр. 137). Недоказанное психологическое учение о свободе воли навязывалось в этом случае юриспруденции, как непреложно истинное и »кроме того воля, в смысле психологическом, отожествлялась с свободою, в смысле политическом и гражданском. — Но не одно вредное влияние принадлежало гегелианизму; гораздо замечательнее было его полезное воздействие на юриспруденцию. Гегелианизм напомнил, что одним собиранием фактом не исчерпывается задача истории и сообщил определённое направление историко - философскому обобщению. По Гегелю, история есть деятельность единого, объективно-абсолютного духа, который стремится к самопознанию. В каждом отдельном на-
Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 47; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!