Который играл дворецких и камердинеров в кино, театре и на телевидении, начиная 5 страница
— Ненененене, — сказал Кроули и покачал пальцем. Они-с — млекопитающие. Как есть, млекопитающие. Разница в том, — он пробирался сквозь трясину своего сознания, силясь вспомнить в чем же она заключается, — Разница в том, что они...
— Спариваются на суше? — пришел на помощь Азирафель.
Кроули нахмурился.
— Не думаю. Уверен, что нет. Там что-то с их молодняком. Без разницы, — он взял себя в руки. — Дело в ... Дело в мозгах.
Кроули потянулся за бутылкой.
— А что с мозгами? — сказал ангел.
— Большие мозги! Вот в чем-дело-то! Большие как... Большие как... Чертовски большие! А еще киты. Мозговые центры, как по мне. Все это чертово море полно мозгов.
— Кракен, — сказал Азирафель, угрюмо уставившись в стакан.
Кроули одарил его длинным, холодным взглядом человека, чью, мчащуюся на всех порах мысль внезапно остановило брошенное на рельсы бревно.
— А?
— Большущий сукин сын, — сказал Азирафель — Спит, там внизу, под громом верхней глубины[42]. Среди бесчисленных полеп… полипф… чтоб их, среди морской травы! Предполагается, что он поднимется в самом конце, когда моря закипят.
— Да ну!
— Факт!
— Ну вот, — сказал Кроули и откинулся назад. — Все море бурлит, бедные дельфины превращаются в буйабес[43] и никого это не волнует. То же с гориллами. Упс, скажут они, небо покраснело, звезды катятся вниз, что сегодня добавили в бананы? А потом...
|
|
|
— Они делают гнезда, знаешь? Гориллы.
— Неее.
— Святая правда. Видел в фильме. Гнезда.
— Это птицы.
— Гнезда.
Кроули решил не спорить.
— Так, где мы остановились? — сказал он. — А! Все существа, большие и мертвые, в смысле, малые. Большие и малые. И многие с мозгами. А потом бадаммм.
— Но ты тоже причастен, — сказал Азирафель. — Ты искушаешь людей. Ты и правда в этом хорош.
Кроули стукнул стаканом по столу.
— Это не то! Они не должны соглашаться. Немного непостижимо, верно? Это твои, между прочим, придумали. Это вы постоянно испытываете людей. Но нельзя же испытывать до полного уничтожения!
— Хорошо. Хорошо. Мне это нравится не больше, чем тебе, но я уже говорил, я не могу не пошчин... не починя... не делать, что мне говорят. Я- аанх-хел.
— А на Небесах нет театров, — сказал Кроули. — И всего несколько фильмов.
— Меня-то хоть не пытайся искушать! — несчастным голосом произнес Азирафель. — Я тебя прекрасно знаю, старый ты змий.
— Просто подумай об этом, — продолжал наседать Кроули, — Ты хоть представляешь, что такое вечность, а? Представляешь, что вечность такое? Я имею в виду, ты действительно представляешь, что такое вечность? Смотри, вот огромная гора, в милю высотой, стоит на самом краю вселенной, и каждую тысячу лет одна маленькая птичка...
|
|
|
— Какая птичка? — с подозрением спросил Азирафель.
— Птичка, о которой я говорю. Каждую тысячу лет...
— Одна и та же птичка каждую тысячу лет?
Кроули запнулся.
— Ну да.
— Очень древняя птичка, однако.
— Ладно. И каждую тысячу лет эта птичка летит...
— Ковыляет.
— ...летит весь этот путь до горы и точит свой клюв...
— Постой. Это невозможно. Отсюда до края вселенной просто куча... - ангел неуверенно взмахнул рукой. — просто дохренище всего, мой дорогой мальчик.
— Но она все равно это делает, — продолжал Кроули.
— Как?
— Неважно.
— Может на космическом корабле, — сказал ангел.
Кроули слегка притормозил.
— Ага, — сказал он, — как скажешь. В любом случае, птичка....
— Но если мы говорим о крае вселенной, то это должен быть такой космический корабль, где конца путешествия достигнут уже ваши потомки. А значит надо сказать потомкам, что, когда они доберутся до горы они должны... — он запнулся, — а что они должны сделать?
|
|
|
— Поточить клюв об эту гору! — сказал Кроули. — И потом они летят назад...
— В космическом корабле...
— И каждую тысячу лет все будет повторяться снова и снова, — быстро проговорил Кроули.
Повисла пьяная тишина.
— Столько усилий, чтобы просто поточить клюв... — задумчиво протянул Азирафель.
— Слушай, дело в том, что когда птичка сточит эту гору до основания, к этому времени...
Азирафель открыл рот. Кроули был просто уверен, что сейчас Азирафель начнет говорить, что-то об относительной твердости птичьих клювов по сравнению гранитной породой гор, поэтому быстро ринулся в атаку:
— ...к этому времени ты еще не закончишь смотреть Звуки Музыки!
Азирафель застыл.
— Ты будешь наслаждаться ими, — неумолимо продолжал Кроули. — Правда будешь.
— Но, мой дорогой мальчик...
— У тебя не останется выбора.
— Послушай...
— Небеса напрочь лишены вкуса.
— Так...
— И ни одного суши-бара.
Выражение боли пронзило сосредоточенное лицо ангела.
— Мне не под силу с этим совладать, пока я пьян, — сказал он. — Я трезвею.
— Я тоже.
Они оба поморщились, когда алкоголь улетучился из их и сели немного ровнее.
|
|
|
Азирафель поправил галстук.
— Я не могу вмешиваться в божественные планы, — прохрипел он.
Кроули задумчиво посмотрел вглубь своего стакана, а затем вновь его наполнил.
— А что насчет дьявольских планов? — сказал он.
— Пардон?
— Ну, это же дьявольский план, верно? Это же мы делаем. Наша сторона.
— Да, но этот план — часть всеобщего божественного плана, — сказал Азирафель. — Вы просто ничего не можете сделать, что бы не являлось частью непостижимого божественного плана.
— В ваших мечтах.
— Нет же, это... — Азирафель раздраженно прищелкнул пальцами. — Суть. Как ты это обозвал в своей сочной метафоре? В остатке сухого.
— В сухом остатке.
— Да, оно самое.
— Ладно... если ты так уверен... — сказал Кроули.
— Безо всякого сомнения.
Кроули лукаво взглянул на Азирафеля.
— Значит, ты не можешь быть уверен, поправь меня если я ошибаюсь, ты не можешь быть уверен, что противодействие также не является частью божественного плана. Я имею в виду, что ты же должен противостоять Злу на каждом шагу, так?
Азирафель задумался.
— Да, верно.
— Как только увидишь какое-нибудь коварство — сразу ему противостоишь. Я прав?
— В широком смысле — да, в самом широком. На самом деле я воодушевляю людей на то, чтобы препятствовали они. Непостижимость, сам понимаешь.
— Хорошо-хорошо. Значит все, что тебе нужно делать в итоге — это противостоять. Потому что, если я хоть в чем-то разбираюсь, рождение — это только стартовая площадка. Воспитание, вот что по-настоящему важно. Влияние. Без этого ребенок никогда не научится использовать свои силы, — он мгновение поколебался. — По крайней мере, необязательно так, как задумано.
— Разумеется наша сторона не будет противиться тому, чтобы я мешал вам, — задумчиво протянул Азирафель. — Совсем не будет.
— Точно. А твои крылья покроются перьями славы, — Кроули ободряюще улыбнулся.
— А что случится, если ребенок не получит надлежащего сатанинского воспитания? — спросил Азирафель.
— Возможно, ничего. Не попробуешь — не узнаешь.
— Но генетика…
— Ой, только не говори мне про генетику. Какое это имеет отношение к делу? — сказал Кроули. — Взгляни на Сатану. Создан ангелом, а стал Великим Врагом. Эй, если ты всерьез собираешься рассуждать о генетике, то с тем же успехом можно сказать, что из ребенка вырастет ангел. В конце концов, его отец в свое время был большой шишкой на Небесах. Утверждать, что его сын вырастет демоном на том лишь основании, что его отец демоном стал – это все равно, что сказать, будто мышь, которой отрезали хвост непременно родит бесхвостых мышат. Воспитание – вот, что важно. Поверь мне.
— А без не встречающего сопротивления сатанинского влияния…
— Ну, в худшем случае Преисподней придется все начать сначала. И у Земли будет еще как минимум одиннадцать лет. Оно того стоит.
Азирафель вновь задумался.
— Значит, ты утверждаешь, что сам по себе ребенок не является злом?
— Потенциальным злом. Как и потенциальным добром. Всего лишь сгусток силы огромного потенциала, ждущий, когда ему придадут конкретную форму, — сказал Кроули, пожимая плечами. — В любом случае, почему мы вообще говорим о добре и зле? Это всего лишь названия команд. Уж мы-то знаем.
— Я полагаю, стоит попробовать, — сказал ангел. Кроули ободряюще кивнул.
— Договорились? — сказал демон, протягивая руку.
Ангел осторожно ее пожал.
— Безусловно, это поинтереснее, чем возня со святыми.
— И это точно пойдет на пользу самому ребенку. Мы будем для него крестными отцами в некотором роде. Можно сказать, будем заниматься его религиозным воспитанием.
Азирафель просиял.
— Знаешь, я об этом как-то не подумал, — сказал он. — Крестные Отцы. Будь я проклят!
— Это не так уж плохо, — заметил Кроули. — Когда привыкнешь.
***
Она была известна как Скарлетт[44]. В настоящее время она занималась продажей оружия, хотя уже почти потеряла к этому вкус. Скарлетт никогда не задерживалась на одной работе слишком долго. Три, четыре сотни лет - и достаточно. Вам бы тоже не захотелось все время тащиться по накатанной колее.
Ее волосы были багряными. Не рыжие, не коричневые, но глубокого цвета полированной меди, они ниспадали до талии длинными локонами, такими за которые мужчины могли бы начать убивать, что они, собственно, и делали довольно часто. Ее глаза были поразительно оранжевыми. Она выглядела лет на двадцать пять и именно столько ей всегда и было.
У нее был пыльный кирпично-красный грузовик, наполненный всевозможным оружием, и невероятное умение пересекать на нем любую границу мира. Она как раз направлялась в небольшую западноафриканскую страну, где шла незначительная гражданская война, чтобы доставить свой товар, который, если повезет, сделает войну куда значительней. К сожалению, грузовик сломался и даже ей не под силу было его починить.
А уж в нынешней технике она прекрасно разбиралась.
В данный момент она находилась в самом центре города[45]. Город этот был столицей Кумболаленда, африканской страны, которая жила в мире и спокойствии последние три тысячи лет.
Еще тридцать лет назад она называлась Сэр Хампфри Кларксонлэнд, но поскольку у страны было в наличии полное отсутствие полезных ископаемых и стратегическая ценность одинокого банана, то ее переход к независимости произошел до неприличия тихо и поспешно. Кумболаленд был беден, несомненно скучен, но миролюбив. Различные племена, населяющие его, счастливо ладили друг с другом и давно перековали мечи на орала; правда в 1952 году на городской площади произошла драка между пьяным погонщиком скота и таким же пьяным похитителем скота.
Жители до сих пор обсуждали происшествие.
Скарлетт зевнула в знойный воздух, обмахнулась своей широкополой шляпой, оставила бесполезный грузовик посреди пыльной дороги и побрела в бар. Она купила банку пива, осушила ее и улыбнулась бармену.
- Мой грузовик нуждается в ремонте, - сказала она, - есть кто в округе с кем можно обсудить проблему?
Бармен улыбнулся белоснежно, широко, с чувством. Он был впечатлен ее манерой пить пиво.
- Только Натан, мисс. Но Натан уехал в Каоунду проведать ферму своего тестя.
Скарлетт взяла себе еще пива.
- Так этот Натан, есть идеи, когда он вернется?
-Возможно на следующей неделе. А может и через две, дорогая леди. Хо-хо, этот Натан, он ведь плут, не?
Он наклонился вперед.
- Вы путешествуете одна, мисс? - сказал он.
- Да.
- Это может быть опасно. Нынче на дорогах попадаются всякие лихие люди. Плохие люди. Не местные, - добавил он быстро.
Скарлетт приподняла идеальную бровь.
Несмотря на жару, бармена бросило в дрожь.
- Спасибо за предупреждение, - промурлыкала она. Звук ее голоса наводил на мысль о чем-то, что таится в высокой траве, чье присутствие выдают лишь кончики подрагивающих ушей, в том время как нечто молодое и нежное прохаживается поблизости.
Она махнула ему шляпой и вышла наружу.
Жаркое африканское солнце обрушилось на нее со всей силой. Грузовик, наполненный оружием, боеприпасами и минами стоял посреди улицы. Он не сдвинется с места.
Скарлетт сверлила фургон взглядом.
На крыше сидел стервятник. Три сотни миль он следовал за ней.
Стервятник безмятежно рыгнул.
Скарлетт оглядела улицу: пара женщин болтала на углу, скучающий продавец сидел перед кучей разноцветных тыкв и отгонял мух, несколько детей лениво играли в дорожной пыли.
- Какого черта, - тихо сказала она. - Праздник я могу устроить в любом случае.
Это было в среду.
В пятницу город стал закрытой территорией.
К последовавшему вторнику экономика Кумболаленда была полностью разрушена, двадцать тысяч человек убито (включая бармена, расстрелянного повстанцами во время штурма баррикад на рынке), более сотни тысяч человек получили ранения, весь ассортимент оружия выполнил свои функции, а стервятник умер от ожирения.
Скарлетт уже сидела в последнем поезде, покидающем страну. Она чувствовала, что пришло время двигаться дальше. Она и так занималась оружием чертовски долго. Она хотела перемен. Что-то, что открывало бы новые возможности. Она вполне могла представить себя в качестве журналистки. Это перспективно. Она обмахнула себя шляпой и скрестила длинные ноги.
Где-то в поезде вспыхнула драка. Скарлетт улыбнулась. Люди всегда дрались из-за нее и вокруг нее, это было так мило, правда.
***
У Соболя[46] были черные волосы, коротко стриженная бородка и он только что решил основать корпорацию[47].
Он выпивал в компании своего бухгалтера.
- Как продвигаются наши дела, Фрэнни? - спросил он ее.
- На данный момент продано двадцать миллионов экземпляров. Можете в это поверить?
Они пили, сидя в ресторане Top of the Sixes[48] на вершине 666 дома по 5-ой Авеню. Соболь находил это немного забавным. Из окна ресторана вы могли видеть весь Нью-Йорк, в то время как в ночное время весь Нью-Йорк мог видеть огромные красные цифры 666, которыми были украшены все четыре стороны здания. Разумеется, это был всего лишь номер дома. Если вы начнете считать, то рано или поздно доберетесь и до него.
И улыбнетесь.
Соболь и его бухгалтер только что приехали из небольшого, дорогого и совершенно эксклюзивного ресторана в Гринвич-Виллидж, где подавали блюда исключительно «Nouvelle cuisine»: стручок фасоли, горошина и волокно из мяса куриной грудки эстетично разложенные на квадратной фарфоровой тарелке.
Соболь изобрел это направление во время последнего визита в Париж.
Его бухгалтер слизнула мясо и гарнир из двух овощей менее чем за пятьдесят секунд и провела остаток ужина уставившись на тарелку и столовые приборы, а время от времени поглядывая на окружавших ее людей, что наводило на мысль будто ей интересно проверить каковы они на вкус. Соболя это забавляло неимоверно.
Он повертел в руках свой бокал наполненный "Перье".
- Двадцать миллионов, м-да? Это очень хорошо.
- Это великолепно.
- Итак, мы создаем корпорацию. Настало время для большой игры, не так ли? Полагаю, Калифорния подойдет. Мне нужны фабрики, рестораны и все прочее. Издательский отдел мы сохраним за собой, но пришло время расширить направления. Да?
Фрэнни кивнула.
- Звучит хорошо, Соболь. Нам понадобится...
Ее речь прервало явление скелета. У скелета было платье от Диора и загорелая кожа, обтянувшая тонкие кости черепа так туго, что казалось еще чуть-чуть, и она порвется. Скелет был блондинкой с длинными локонами и идеально накрашенными губами. Она выглядела как человек, на которого указывают все матери мира приговаривая: "Вот что с тобой станет, если ты не будешь есть овощей". Она походила на стильный плакат, взывающий о помощи голодающим.
Она была лучшей топ-моделью Нью-Йорка, и в руках у нее была книга. Она сказала:
- Э-ммм, извините, мистер Соболь за то, что я побеспокоила вас, но ваша книга изменила всю мою жизнь и я хотела спросить, не откажитесь ли вы ее для меня подписать? - она умоляюще уставилась на него глазами, глубоко запавшими в прекрасно подведенные глазницы.
Соболь благосклонно кивнул и взял у нее книгу.
Неудивительно, что она его узнала: с фотографии на вытесненной фольгой обложке смотрели его темно-серые глаза. «Диета без еды. Похудей красиво» - так называлась книга. Книга века по диетологии!
- Как пишется ваше имя? - спросил он.
- Шеррил. Две Р, одно И, одно Л.
- Вы напоминаете мне одного давнего друга, - сказал он ей, быстро и аккуратно подписав титульный лист. - Вот, пожалуйста. Рад, что вам понравилось. Всегда приятно встретить поклонника.
Вот, что было там написано:
Шеррил, хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай.
(Откровение от Иоанна 6:6)
Доктор Вран Соболь.
- Это из Библии, - сказал он ей.
Она почтительно закрыла книгу и попятилась от стола, бормоча о том, как она благодарна Соболю и что он даже не представляет, как много это для нее значит, что он изменил ее жизни, действительно изменил...
На самом деле он никогда не получал медицинской степени, потому что в прежние времена еще не было университетов, где бы можно было ее получить, но даже Соболь видел, что она умирала от голода. Он бы дал ей пару месяцев. Избавьтесь от лишнего веса. Окончательно.
Фрэнни с жадностью вцепилась в свой ноутбук и занялась планированием следующего этапа преобразований, которые Соболь собирался произвести в области питания жителей Западного Мира. Соболь купил ей этот компьютер, в качестве личного подарка. Он был очень, очень дорогим, очень мощным и ультратонким.
Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 64; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!