Итак, идея длящейся добросовестности - фантазия, оторванная от реальной жизни и не имеющая почвы в законе, который тоже ведь написан для жизни. 55 страница
Сделка порождает (прекращает, изменяет) только гражданские права и обязанности. Налоговые обязательства не являются гражданскими. Следовательно, их изменение или прекращение не может быть ни результатом, ни целью сделки. Поэтому суждение, что цель сделки - неуплата налогов, само по себе является юридически невозможным.
Другое дело, что исполнение сделки может так или иначе изменить имущественное положение сторон, увеличить или уменьшить их доходы и т.д. В свою очередь, это изменение влечет те или иные налоговые последствия. Совершая сделку, стороны могут желать наступления определенных налоговых последствий с учетом имущества, полученного или переданного во исполнение сделки. Сделка, а точнее, ее исполнение тем самым становится средством (в совокупности с другими юридическими фактами), а точнее - одним из средств достижения тех или иных налоговых последствий. Эти последствия, следовательно, являются, во-первых, опосредованными по отношению к сделке, а во-вторых - возможными, так как зависят от ряда иных обстоятельств.
Но если мы говорим о таком явлении, которое связано со сделкой опосредованно и само по себе лишь возможно, то мы тем самым указываем не на цель сделки, а на ее мотив.
Это различение мотива и цели в сделке является более или менее прописной истиной, не представляющей, казалось бы, особых трудностей в понимании. Известно, что мотив сделки не влияет на ее действительность <1>: если сторона сделки, покупая автомобиль для поездок на дачу, убеждается, что на самом деле дорога слишком плоха и нужен автомобиль более высокой проходимости, то эта ошибка в мотиве никак не сказывается на силе сделки - купленный автомобиль придется все же оплатить (или: покупка топора не нарушает основы правопорядка, даже если он приобретается для посещения старухи-процентщицы).
|
|
|
--------------------------------
<1> Новицкий И.Б. Сделки. Исковая давность // Избранные труды по гражданскому праву: В 2 т. М., 2006. Т. 1. С. 199.
Но применительно к сделкам антисоциальным достаточно простое обычно различение мотива и цели становится не только решающим, но и чрезвычайно трудным практически.
Истцы постоянно указывают в качестве цели сделки именно ее мотив - те или иные возможные (ожидаемые), опосредованные результаты. Причем степень опосредованности, степень отдаленности этих результатов от исполнения сделки может быть самой разной и всецело зависит от произвольного усмотрения истцов и суда.
Между тем понимание цели сделки известно давно и споров не вызывает: юридические последствия, на которые направлена сделка, - это установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей, говорит доктрина <1>. То же понимание дано самим законом: сделкой являются действия, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей (ст. 153 ГК). Направленность, т.е., собственно говоря, цель, - это и есть права и обязанности, создаваемые сделкой. Едва ли можно спорить с этим совершенно очевидным содержанием ст. 153 ГК: цель - это то, на что направлена сделка, а сделка направлена на возникновение, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей. Двух целей у сделки быть не может, так как любое целенаправленное действие имеет лишь одну цель; да и ст. 169 ГК говорит только об одной цели.
|
|
|
--------------------------------
<1> Новицкий И.Б. Указ. соч. С. 196.
Именно такой критерий совершенно правильно предложил в конечном счете Пленум ВАС РФ <1>.
--------------------------------
<1> Пункт 1 Постановления Пленума ВАС РФ от 10 апреля 2008 г. N 22 "О некоторых вопросах практики рассмотрения споров, связанных с применением статьи 169 Гражданского кодекса Российской Федерации".
Это Постановление позволило в значительной мере нормализовать ситуацию с применением ст. 169 ГК. Однако, помимо этого, конечно, чрезвычайно важного эффекта, я хотел бы заметить, что данное Пленумом толкование мотива и цели сделки применительно к содержанию ст. 153 ГК, определяющей сделку, бесспорно, выходит за рамки ст. 169 ГК и должно учитываться при разграничении мотива и цели сделки и в других случаях.
|
|
|
Правильное применение нормы ст. 169 ГК требует не забывать об этом и постоянно ограничивать основание иска исключительно правами и обязанностями, установленными сделкой, и ничем иным.
Именно содержание (права и обязанности) договора, как уже говорилось, должно быть очевидно противно основам правопорядка и нравственности. Никакое опосредование, никакое обсуждение дальнейших результатов для квалификации сделки по ст. 169 ГК не нужны, излишни и ошибочны.
Договор о продаже акций или нефти никак не нарушает основ правопорядка, хотя бы стороны в дальнейшем намеревались получить неоправданные налоговые выгоды или даже употребить вырученные средства на совершение сколь угодно тяжких преступлений.
А вот договор о подделке документов всегда нарушает основы правопорядка, даже если мотив сделки - вызволение человека из неволи.
Если правильно различать цель и мотив сделки, то мы обнаруживаем то, о чем постоянно говорят ведущие цивилисты: сфера применения нормы ст. 169 ГК весьма мала, эта норма является средством чрезвычайным и исключительным <1>.
|
|
|
--------------------------------
<1> См., например, замечания А.Л. Маковского: Маковский А.Л. Сфера применения статьи 169 ГК РФ // Закон. 2007. N 4. С. 8 - 9. Едва ли можно найти сколько-нибудь авторитетного цивилиста, занимающего противоположную позицию.
На практике весьма часто неверно определяется предмет иска по ст. 169 ГК.
По точному смыслу закона у иска по ст. 169 ГК может быть только один предмет: взыскание исполненного в доход Российской Федерации (при исполнении сделки одной стороной - взыскание причитающегося в возмещение полученного). Никакого иного предмета иска, кроме конфискации исполненного (причитающегося), быть не может.
Между тем истцы нередко заявляют требования совсем иные.
Например, налоговая инспекция оспаривала договор аренды оборудования, ссылаясь на то, что фактически оборудование арендатору не передавалось, договор имел целью укрытие от налогообложения оборотов по переработке и реализации нефтепродуктов и использование налоговых льгот, имевшихся у арендатора. Истец требовал взыскать сумму неуплаченного акциза - 30309119 руб. Суд квалифицировал договор по ст. 169 ГК и взыскал сумму акциза <1>.
--------------------------------
<1> Постановление ФАС ПО от 8 февраля 2005 г. N А55-1941/04-40. Дело помещено в издании: Трофимов В.Н. Недействительность сделок: Сборник судебной практики с комментариями. М., 2006. С. 101 - 105. Как следует из комментария, у автора не вызывает сомнения обоснование состоявшегося судебного решения.
Примеры такого рода исков нередки.
Не может быть сомнений, однако, в том, что обязанность уплаты акциза, как и иного налога, - не гражданская и не может быть вообще целью сделки, равно как и предметом исполнения договора. Об этом уже говорилось. Но по ст. 169 ГК может быть взыскано только исполненное либо подлежащее исполнению по сделке.
Суммы неуплаченных налогов никогда не могут быть предметом требования по ст. 169 ГК.
Если сделка не исполнена либо и не предполагается ее исполнения, что характерно для сделок мнимых и притворных, то предмета иска вовсе нет.
В приведенном выше примере мотивировка решения указывает именно на мнимость сделки, и суд в соответствии с п. 1 ст. 170 ГК РФ отбрасывает мнимую сделку и применяет нормы налогового права, взыскивая сумму акциза исходя из действительного, а не мнимого положения вещей. Все сделано вполне корректно, кроме одного: никаких оснований не только для применения (ст. 169 ГК, впрочем, фактически и не применена судом), а даже и для упоминания нормы ст. 169 ГК здесь нет.
Следующим возникает вопрос: а может ли быть иск только о признании сделки антисоциальной, без всяких имущественных требований?
Этот вопрос решается в рамках ст. 166 ГК РФ: истец должен обосновать свой интерес в предъявлении такого иска. Очевидно, что, если сделка не исполнена, то интерес в квалификации сделки по ст. 169 ГК может быть только один: не допустить ее принудительного исполнения, лишить возникшие из сделки обязательства юридической силы. При ближайшем рассмотрении оказывается, однако, что в реальной жизни такой иск просто не может возникнуть. Заведомая, очевидная всем направленность сделки против основ правопорядка и нравственности делает фактически невозможным принудительное исполнение такой сделки. Невозможен иск о понуждении лица, обязавшегося поджечь магазин, но уклоняющегося от своего обязательства, к его исполнению. Невозможны и все прочие иски о понуждении к исполнению из ст. 169 ГК по самому своему содержанию.
Собственно, здесь - один из надежнейших практических тестов на выявление сделки, подпадающей под норму ст. 169 ГК: если суд, исходя из принятых в обществе представлений, сможет обязать должника к исполнению, то договор не имеет цели, противной основам правопорядка и нравственности; если это никак невозможно - значит, сделка охватывается нормой ст. 169 ГК. Поэтому договор о проведении аудита или продаже акций может быть принудительно исполнен, а значит, не охватывается ст. 169 ГК, а иск об исполнении договора о продаже ребенка ни в каком случае не может быть удовлетворен, и стало быть, перед нами договор, нарушающий основы правопорядка и нравственности.
Значит, в жизни иск о признании неисполненной сделки антисоциальной появиться не может; интереса в таком иске у кого-либо обнаружить невозможно, понимая, конечно, под интересам насущную, а не придуманную либо искаженную потребность. Но ГК последних не признает и не защищает.
Возвращаясь к вопросу о действии нормы о конфискации в рамках ст. 169 ГК, мы не можем не заметить, что в известной мере действие этой нормы слабее, чем действие реституции по ст. 167 ГК: взысканию подлежит только исполненное (подлежащее исполнению) в натуре, пока оно имеется у сторон. Замена утраченного исполнения денежной суммой, в отличие от механизма ст. 167 ГК, не предусмотрена. Не может быть заменено деньгами и исполнение в виде пользования, работ или услуг - не важно, носили эти работы или услуги антисоциальный характер или являлись вполне допустимыми. Например, если одна сторона в счет ремонта дома подделывает для другой паспорт, то предмета конфискации нет вовсе, если не считать фальшивого паспорта, который, впрочем, как объект права собственности не выступает. Между тем конфисковано может быть лишь то, что является объектом права собственности.
Полученное в порядке исполнения антисоциальной сделки имущество, оказавшееся у третьих лиц, может отыскиваться у них только на общих основаниях. Квалификация сделки по ст. 169 ГК в этом случае влечет лишь утрату этими лицами права на имущество, и не более того. Владельцы сохраняют позицию для защиты незаконного владения, для владения по давности или залога по правилам ст. ст. 302, 234 ГК. Иными словами, действие судебного решения о признании сделки антисоциальной в отношении третьих лиц тождественно действию о признании сделки незаконной (ст. 168 ГК) с той только разницей, что истцу для истребования имущества у третьих лиц нужно как-то получить право собственности. Но одного только решения о взыскании имущества в доход государства для возникновения права собственности недостаточно; да суд и не вправе вынести такое решение, если в момент рассмотрения дела имущество уже находится у третьих лиц, если только оно не передано им условно и на срок.
Отсюда вытекает, что если по своему характеру данная антисоциальная сделка не дает фактической возможности конфискации, то право на иск по ст. 169 ГК отпадает.
Весьма распространенный в практике подход, когда по ст. 169 ГК квалифицируются мнимые и притворные сделки, прикрывающие какие-либо налоговые мотивы, следует признать противоречащим закону. Выше этот вопрос уже затрагивался.
Во-первых, сама по себе цель сторон притворной сделки - скрыть другую сделку, сколь бы незаконной эта прикрытая сделка ни была, - не является целью, противной основам правопорядка и нравственности, т.к. законодатель указал иное, специальное последствие притворной сделки - применение правил, относящихся к прикрытой сделке.
Во-вторых (и это относится также и к мнимым сделкам), притворные сделки не исполняются (исполняются только прикрытые), поэтому они не могут влечь конфискацию, а значит, не дают права на иск по ст. 169 ГК.
Видимо, следует сделать ряд оговорок относительно мнимых сделок. По своей сути они не порождают обязательства и не могут породить никакого иного права - ведь сделка заключается без намерения создать соответствующие ей правовые последствия. Поэтому даже если по этой сделке передается имущество, то на него также не может возникнуть право у получателя. Это вполне понятно. Но важно и другое: у получателя не может возникнуть не только право, но и незаконное владение в том смысле, который ему придается ст. 302 ГК. Поскольку передача имущества направлена на создание видимости передачи, то получатель не становится приобретателем и не получает защиты по ст. ст. 302, 234 ГК.
Если владение - физическое, фактическое (независимо от наличия права) господство над вещью, то имитация господства владением, конечно, не является.
Однако сама по себе такая выходящая за рамки норм о защите владения позиция не может рассматриваться как противная основам правопорядка, а тем более нравственности. Здесь вовсе не затронут публичный интерес, и речь идет об отпадении тех ограничений в защите собственности, которые вводятся нормами ст. ст. 302, 234 (а также и п. 2 ст. 223) ГК. Иными словами, ситуация имеет только частноправовое значение, не дающее оснований для применения ст. 169 ГК.
Наконец, если законодатель специально различает сделки антисоциальные, с одной стороны, и мнимые и притворные - с другой, регулируя каждую из них разными нормами, то нет никаких оснований для отождествления этих сделок, что, к сожалению, делается сплошь и рядом.
Вообще говоря, можно измыслить ситуации, когда притворная сделка прикрывает антисоциальную. Например, предположим, что одна сторона заказывает другой незаконное изготовление порнографического фильма, но для прикрытия стороны заключают договор о проведении консультаций, чтобы оформить платеж изготовителю из средств заказчика. В этом случае притворная сделка отбрасывается как ничтожная (но отнюдь не квалифицируется в качестве антисоциальной), а прикрытая квалифицируется как антисоциальная, т.е. применяются относящиеся к ней правила. Поскольку эта сделка исполнена хотя бы одной стороной, взыскивается в доход государства сумма вознаграждения изготовителю.
Но чаще всего стороны не имеют никакого намерения обнаруживать антисоциальную сделку, даже и прикрывая ее другой, - ведь притворная сделка всегда заключается для ее демонстрации, предъявления третьим лицам или государственным органам тем или иным способом. Поскольку весьма редко любого рода демонстрация самой связи между сторонами антисоциальной сделки входит в их намерения <1>, весьма редко - практически, пожалуй, никогда - антисоциальная сделка не будет прикрываться другой. Поэтому квалификация действий сторон одновременно по ст. 170 и ст. 169 ГК представляется практически невероятной и чаще всего сигнализирует о допущенной юридической ошибке.
--------------------------------
<1> Например, в приведенном выше примере с изготовлением порнографического фильма любое обнаружение связи между уличенным в изготовлении порнопродукции лицом и заказчиком, даже при категорическом отрицании факта заключения конкретного договора, существенно порочит заказчика и едва ли подвигнет его на демонстрацию каких-либо деловых связей с автором.
Для целей публичного преследования ст. 169 ГК, несмотря на наличие в ней элементов публичности, непригодна. Как и любая норма ГК, она исчерпывается только имущественным интересом. Поэтому, если в основании иска по ст. 169 ГК истцы указывают на обстоятельства, так или иначе совпадающие с тем или иным публичным правонарушением, обычно - уголовным преступлением, то это само по себе ставит под сомнение право суда в рамках гражданского процесса о признании сделки антисоциальной и ничтожной и применении последствий ее антисоциальности устанавливать такие факты, которые сопряжены с уголовным или иным публичным правонарушением.
Например, в рамках иска о признании договора на аудит акционерного общества истец ссылался на то, что ответчик составил заведомо ложное аудиторское заключение. Между тем в соответствии со ст. 11 Закона об аудите и аудиторской деятельности аудиторское заключение может быть признано заведомо ложным не иначе как решением суда, при этом такое решение является основанием для привлечения лица, подписавшего аудиторское заключение, к уголовной ответственности по ст. 202 УК РФ. Следует сделать вывод, что, пока не состоялось решение суда о признании аудиторского заключения заведомо ложным, суд не вправе устанавливать такой факт в ином порядке, кроме порядка, предусмотренного ст. 11 Закона об аудите и аудиторской деятельности. Стало быть, правомерным будет вывод, что иск по ст. 169 ГК для конфискации платы, полученной аудитором (и ни для какой иной цели), может последовать не иначе как после признания аудиторского заключения заведомо ложным. Обратный порядок исключен, поскольку, во-первых, нельзя придавать общей норме ст. 169 ГК преимущество перед специальной - ст. 11 Закона об аудите и аудиторской деятельности, а во-вторых, нарушается такая важная гарантия, как презумпция невиновности.
Получается - и так нередко и бывает, к сожалению, на практике, - что добиться обвинения лица в совершении серьезного правонарушения посредством иска по ст. 169 ГК гораздо проще, чем средствами уголовного преследования. Но норма ст. 169, как и другие нормы ГК, совсем не предназначена для таких целей.
Возвращаясь к критиковавшейся выше практике смешения мотива и цели сделки, здесь можно заметить, что неопределенность и произвольность мотива несут в себе серьезные угрозы презумпции невиновности.
Очевидно, что недопустимо говорить о вине в виде умысла сторон, если обсуждать не права и обязанности, созданные сделкой, т.е. ее известный сторонам результат, а какие-либо иные, заранее не известные и в норме ст. 169 ГК не указанные фактические обстоятельства. Даже нормы уголовного права не позволяют квалифицировать в качестве виновного отношение обвиняемого к тем последствиям, которые не описаны в законе в виде определенных юридических фактов, локализованных в пространстве и во времени. Тем самым сложившаяся практика применения ст. 169 ГК РФ входит в противоречие с принципом презумпции невиновности, поскольку, как известно, нарушение основ правопорядка и нравственности тем или иным лицом увязывается в общественном мнении с совершением им преступлений.
В приводившемся выше деле против аудитора привлек внимание и другой аспект. Истец указывал, что аудитор неправильно проводил аудиторское исследование и составлял аудиторское заключение, в частности, ряд существенных, по мнению истца, обстоятельств не был указан в заключении, но был описан в письме аудитора руководству компании (такая форма предусмотрена законодательством для изложения менее значительных фактов). Тем самым в иске содержался довод, что договор является антисоциальным, поскольку при его исполнении были допущены серьезные нарушения закона.
Этот довод ошибочен в рамках ст. 169 ГК. Если верно предположение, что договор исполнен неправильно, с нарушением закона, то верным будет другое предположение: при иных действиях должника договор мог быть исполнен правильно. Но если договор мог быть исполнен без нарушений закона, то это значит, что в момент его заключения в нем не было ничего противного основам правопорядка и нравственности. Ведь по точному смыслу ст. 169 ГК сделка по своей цели, по характеру своих прав и обязанностей заведомо противна основам правопорядка и нравственности. Не может быть такого, чтобы антисоциальная сделка была законной в момент заключения и стала антисоциальной в порядке исполнения.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 33; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!