Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 8 страница



– Вот мы и пришли устанавливать Советскую власть в самой глухой тайге. Вот мы и исполняем мечту, за которую погиб твой красный партизан! – успокаивала маму доктор Ия.

Убаюканный тихими голосами женщин, Сава спокойно уснул.

 

 

 

 

Поднимая тучи снега,

Лесом тёмным, молчаливым,

Словно ветер в непогоду,

Мчались быстрые олени.

Нарта прыгала в ухабах,

Как челнок в сердитых волнах,

Шест свистел, и звонко пели

Крепкорунные постромки…

 

Стоял февраль. Февраль сердит, вьюжен и холоден. Тундра курится. У таёжных холмов, у крутых берегов застывших рек – сугробы. Навьются сугробы и обваливаются, сбегая вниз белыми шариками, оставляя следы‑борозды.

Ходит по тундре ветер.

За каждым бугорком вьётся его белый хвост. Кажется, стая песцов мчится в одну сторону, неся стужу.

В такую погоду зайцы сливаются со снегом. Тетерева и рябчики не покидают своих снежных спален. Волки, наевшись до отвала олениной, украденной из стада, отходят от туши недалеко в таёжную чащу и тоже спят, забравшись в волчье логово…

Лишь лиса в такую погоду пытается охотиться. Но и у неё ничего не получается. Мыши глубоко под снегом: не так‑то легко их учуять. Покопает‑покопает нору, поищет‑поищет следы – да и бросит. Потянет узким носом в сторону ветра, наберёт полные ноздри летучего снега, да и поплетётся в сторону густого ельника, в поисках тёплой спальни.

В такую погоду и люди сидят больше у огня. Новый огонь согревал в эту стужу людей мансийской тайги. Огонь Красного чума горел ярко.

Молва о его доброй работе, чудодейственной борьбе со злым духом заразы облетела все чумы. Во многих из них побывала доктор Ия.

Приехав в чум, где уже успела порезвиться оспа, оказав первую медицинскую помощь, она обычно сразу принималась за работу. Подбрасывала дрова в еле тлеющий костёр, кипятила воду. Затем, вооружившись ножом, выскребала и вымывала доски у очага, которые заменяли пол. Частенько сама мыла ребятишек. И на глазах ошарашенных женщин, завернув их в чистые простыни, укладывала спать. Натопив как следует чум, заставляла мыться и самих женщин.

У входа в чум обычно появлялись полотенце, тёплая вода, туалетное мыло.

Потом вместе шили платье, пили чай. Кочевницы разговаривали, с любопытством поглядывали на свою новую подругу.

Немного слов они знали по‑русски. А Ия почти не говорила по‑мансийски. Но женщины понимали друг друга, когда они делали одно дело: наводили в жилище уют и порядок, боролись со злым духом заразы – оспой. И чаще всего побеждали.

Доктора Ию назвали шаман‑девкой! Беседы с ней назвали люди красными посиделками.

Соберутся, бывало, женщины. Сядут кружком. Каждая со своим делом. Кто мнёт шкуру лосиных лап, кто выводит узоры по меху для лёгких и изящных кисов, кто бисером обшивает платье, кто плетёт шерстяной поясок. Рукоделье у каждой своё, а беседа – общая. Зимний‑то вечер длинный, слов много надо сказать. А в глухой тайге какие новости?

Вот и рады бывают женщины, когда шаман‑девка появляется среди них.

Всегда она скажет что‑то такое, над чем женщины потом, оставшись наедине сами с собой, долго думают. И про Советскую власть, и про Ленина, и про колхоз, и про новое солнце, которое будто бы горит от обыкновенного железного провода.

– Вот Учитель учит моего сына в кочевой школе (к тому времени в Красном чуме организовали кочевую школу), – говорила моложавая мансийка. Она вязала спицами шерстяной чулок с причудливыми узорами. – Кем он будет? Оленеводом или охотником? Так зачем тогда учиться? Отец его и без грамоты хорошо пасёт оленей. А вчера ещё и соболя принёс.

– Ты была в культбазе? Видела, там пушнину принимает человек из вашего народа? Он не только умеет шкурки считать, но и разговаривать по бумажке, торговать умеет, – отвечала доктор Ия. – Разве не надо вам своих приёмщиков пушнины или продавцов?

– Приёмщиком пушнины? Разве это лучше, чем охотником? Дома сидеть… Разве это хорошо? Отец вот месяцами в тайге пропадает.

– И даже купцами могут стать наши внуки? – спрашивала старая мансийка. – Купцы на ярмарке всегда весёлые, жирные. Никогда только я не видела мансийского купца. Неужели возможно такое счастье?

– Купцов, бабушка, теперь нет и не будет! – объясняла горячо, заливаясь румянцем, доктор Ия. – А вот продавцом в магазине можно стать. Люди Севера сами должны и торговать, и строить дома, и добывать рыбу… Так Ленин сказал. А чтобы торговать самим, надо учиться разговаривать по бумажке, то есть читать. Это не детская игра. Нет! Просто человеку невозможно всё запомнить. Тут на помощь приходит бумага. На ней всё можно записать. И сколько дроби и пороху брал в долг охотник перед уходом на промысел, и сколько белок сдал.

– Верно! Верно! – соглашалась старуха. – Купец всегда в бумажку заглядывал. В бумажке долги находил. По бумажке богато жил. Наши внуки пусть учатся. Может, к ним тоже придёт счастье.

– И учителем может стать мой сын? – спрашивала ещё одна.

– Конечно же! И учителем, и врачом, и учёным! – говорила Ия.

– Учителем не надо! – о чём‑то задумавшись, вступила в разговор молчавшая до этого мама Савы. – Больно уж хлопотное занятие. И дохтуром тоже. Мы по тебе видим. Да ещё шаман, греха не оберёшься, злых духов назовёт – болеть будешь. Язык‑то у него плохой. Ишь, говорит, что сам верхний дух спускается к нему с неба и пьёт с ним чай. Ты‑то русская, бог у тебя другой. И шаманские слова для тебя нипочём. А если манси учителем или врачом будет? Нет, не надо!

Так говорили часами женщины‑манси и русская девушка.

На красных посиделках она читала им газеты, рассказывала о партии Ленина, знакомила с правилами новой жизни, показывала новые вещи, учила с ними обращаться.

А новая жизнь наступала. В деревне для колхозников уже строились тёплые рубленые дома, магазины, избы‑читальни.

Таёжный и тундровый народ видел, что жизнь меняется на глазах. В культбазовской школе‑интернате чисто и светло, тепло. Детей, говорят, там хорошо кормят, обувают, одевают.

Много добрых вестей приходило с культбазы.

Недавно туда за порохом и дробью ездил Сас.

Поразительные вести привёз он.

Будто только остановил он оленей, как его встретил сам начальник культбазы. И привёл его в дом для приезжих оленеводов и охотников. Гостиницей это называется. Там тепло и уютно. Угостили Саса чаем и другими вкусными кушаньями, затем сразу повели в читальный зал. Но старик не стал в нём задерживаться.

А вечером было кино.

Удивительная это штука. Обыкновенная белая ткань повешена на стене. Вдруг затрещала, защёлкала какая‑то мудрёная машина, поставленная у другой стены. Загорелся, заискрился огонёк. И белое полотнище засияло, словно зажглось дневным светом.

А прямо по стене пошли люди.

Кругом дома, машины. Дома высокие, как горы… И даже олени мчались по белой стене. Сас говорит, было рванулся ловить их.

Да люди сказали, что это кино…

Удивительно, как это на белой как снег ткани вдруг появляется жизнь! И люди там ходят, разговаривают, кушают, а в магазинах – товару!.. О, это новое волшебство, небывалое в тайге волшебство! Даже шаман Якса так не может колдовать!..

А вечером Саса повели в купальный дом, который построили в культбазе. Баней это называется. Ох и жарко там! Берёзой пахнет! Будто в тёплом лете побывал старик Сас…

Рассказывал он и про новый магазин и про больницу. Любую болезнь, говорят, могут вылечить врачи… Много великих волшебников у Советской власти!..

– Наша дохтур Ия – шаман‑девка, волшебница, – шептались женщины, расходясь по чумам. – Но она из добрых духов, белый шаман!..

Доктор Ия вылечила не только Яксу, но и многих из других стойбищ вернула она к жизни.

Когда шаман Якса стал поправляться, он с нескрываемым любопытством наблюдал за работой доктора Ии. Иногда просил кое‑что из медицинских принадлежностей, подолгу вертел в руках градусник, шприц, особый интерес проявлял к лекарствам, которыми пользовалась доктор Ия.

– Ох, шаман‑девка, о волшебница! – восклицал он, ласково глядя на доктора Ию.

 

 

 

 

Вспомнил он, как мудрый старец,

Безызвестный заклинатель,

Наставлял его в дорогу:

Никогда не возвращаться

И не ведать страха смерти!

Также вспомнил он, как в детстве

Лазил в норы за стрижами…

Вспомнил, и ему на сердце

Стало веселей и легче…

 

Якса подвинулся поближе к теплу, подбросил в очаг дров. Огонь осветил его похудевшее за время болезни лицо.

Собака, похожая на росомаху, греется, свернувшись калачиком, под боком у старика. Чу! подняла голову, навострила уши. Нет, на улице ничего не слышно. И в чуме только двое: Якса да Журавль.

– Я много живу, – негромко начал Якса, глядя на своего воспитанника. – Кочевал я по Уралу, и на западных её склонах и на восточных – всюду бывал, где манси живут! И всюду бедность!

Якса глубоко вздохнул. Потрогал огонь палочкой. Искры полетели звёздочками, отражаясь в глазах его, которые казались теперь такими ясными, сосредоточенными.

– Говорить нам надо. Надо оставлять сердце открытым, как глаза. Пусть отражается в нём огонь, и думы, и желания.

Не сразу стал я шаманом. Был я обыкновенным мальчиком. С бабушкой жил, как Эквапыгрысь, наш сказочный герой. Всё началось со сказки, которую рассказала бабушка. Послушай и ты её.

 

Эквапыгрысь с бабушкой живут. Живут в домике на тундровой кочке, появившейся неизвестно откуда. Однажды зимой бабушка пошла по воду. Зачерпнула из проруби воды в берестяное ведёрко, хотела идти обратно, да вдруг увидела диво: вода в проруби вдруг закипела. Как в котле, кипит, пенится, расплёскивается.

– Сколько живу, такого чуда не видывала, чтобы в проруби вода кипела. Это что же такое будет? – с удивлением говорит бабушка.

Не успела слова промолвить, как из проруби окунь выскочил, трепыхнулся, отряхнулся и человеком стал. Красивый такой, настоящий богатырь. Из‑за пояса топорик вынул, от каждой своей голени по кусочку кости отколол. Из одного куска древко стрелы сделал, из другого наконечник вытесал. Вместе связал, получилась стрела. На берегу лесной речки громадный камень лежал. Натянув богатырский лук, он выпустил стрелу в камень. И тот камень был насквозь пронзён. И говорит богатырь бабушке:

– Придёшь домой, Эквапыгрысю скажи: в колдовстве и волшебстве если со мной сравняется, то пусть по моим следам идёт, в тот край, где правду найти сможет. Если же в колдовстве и волшебстве со мной не сравняется, то пусть не ходит никуда.

 

 

Пришла домой, поставила берестяное ведёрко на пол, вода в нём, как в котле, кипит, пенится, расплёскивается.

– Бабушка, ты по воду ходила, что же ты видела? Какое слово мне принесла? – спрашивает Эквапыгрысь, озорно поблёскивая глазами.

– Дорогой мой, какое же я тебе слово принесу? По воду ходя, разве что услышишь?

Вода в ведёрке пуще прежнего кипит, пенится, плещется.

– Хоть ты и говоришь – ничего не видела, никакого слова мне не принесла, и всё же что‑то там случилось! – не унимается Эквапыгрысь, подступая к бабушке.

– Есть для тебя слово, внук мой, – говорит бабушка. – Из проруби выскочил окунь, на моих глазах превратился в богатыря. Сделал стрелу, выстрелил. Стрела пронзила камень насквозь. Потом мне сказал так: «Если у Эквапыгрыся в волшебстве и колдовстве со мною сравняться сил хватит, – по моим следам правду искать пусть идёт. А если силы не хватит, – пусть не ходит».

И пошёл Эквапыгрысь искать правду по земле, колдуя и священнодействуя, меряясь со встречными силой рук и слова.

 

Слушал я эту сказку, – проговорил с лёгким вздохом шаман Якса, – и мне захотелось быть Эквапыгрысем. Так же как у него, у меня была лишь одна бабушка. Ни отца, ни мать не помню. Не знаю, откуда я. И решил я по земле идти, искать правду‑счастье.

– Не ходи, сынок, ты ещё маленький. Да и в мире много злых духов.

– Пойду, пойду! – твержу я.

Бабушка видит, что я не отступлюсь, – согласилась:

– Ну, коли так хочешь, иди.

Снарядила меня, вкусной муксуновой юколы дала, луком и стрелами вооружила. А ещё дала лапку гагары, нож, многострунную арфу – журавль.

– Журавль и лапка гагары – от твоего дедушки, он был колдуном. Нож – от отца‑охотника тебе в наследство. Попадёшь в беду, – вспомни о них, – сказала на прощание бабушка. И ещё молвила: – По той дороге, что за домом лежит, не ходи. Там люди живут. Среди них много хитрых.

– Ладно, не пойду.

– По этой дороге иди, что у двери начинается. Она в лес ведёт. В лесу – звери, птицы, духи. Духов много, как деревьев. Если не будешь нарушать законы леса, воды, неба, – с духами найдёшь общий язык, счастлив будешь.

Я простился с бабушкой, по указанной ею дороге пошёл. Бабушка стоит у двери, смотрит, как я иду, настоящим охотником с собакой, и радуется и плачет…

А я немного отошёл, да и повернул по дороге, которая к людям вела. Шел, шёл я, да и пришёл в Берёзов, в русский город.

По дороге я охотился, поймал соболя, белок настрелял. Думаю: пойду к купцу, продам товар – и снова в лес, к бабушке.

Обрадовался купец, что принёс соболя, угостил меня.

– Чей ты будешь? – ласково спрашивает он.

– С лесной речки, – говорю я, – где бабушка одна живёт.

– А, вот ты и попался мне! – восклицает он. – Я давно жду, когда ты подрастёшь да долг уплатишь. Ещё отец твой должен был мне двадцать пять рублей. Иди, отработай…

Но какой из меня, маленького, был работник? Таскал воду в дом купца, колол дрова, убирал навоз из хлева. А в любую свободную минуту я пел, играя на своём журавле.

За работу купец ругал меня, к игре моей на журавле прислушивался. Любил показывать меня гостям.

– Дикарь, язычник! А ведь как чудно играет и поёт! – восклицали гости. Все с любопытством осматривали меня, ощупывали, выкрикивали: – А ведь вроде на человека похож! – Потом они смеялись, галдели хором.

Проезжал как‑то через Берёзов главный поп Сибири, архиерей Тобольский. Звали его ещё то миссионером, то пастырем. Прослышал он обо мне, о поющем «язычнике» и идолопоклоннике. Послушал мою игру, заговорил со мной. За серебряный рубль выкупил меня у купца и повёз в далёкий большой город Тобольск. Видел я раньше воду, лес, небо. А в городе перед моими глазами будто каменный лес вырос. Каменные дома окружены каменной стеной. Кремлём это называется. А ещё крепостью. Над каменными домами – сияющие золотом шапки, острые, как шлемы. Вечерами эти шлемы звенят, как летящая оленья упряжка с колокольцами. Русский бог – Христос – любит колокольный звон и шум. А внутри этих священных домов, называемых церковью, сумрачно и тихо.

– Вот твоя обитель, вот твои братья‑монахи, – сказал архиерей, привезя меня в священный дом, называемый ещё миссионерской школой, – забудь своих идолов, стань христианином.

И сделали меня учеником миссионерской школы. Утром и вечером заставляли меня креститься и шептать русские «божьи слова», смысл которых я не знал. Не хотел я это делать, не понимая ничего. Монахи жаловались на меня старшему брату‑миссионеру. Сажали меня в тёмную каменную берлогу, называемую карцером, секли, били. Но я всё равно молчал, не хотел молиться кресту… Когда выпускали меня, я молился лишь солнцу да деревьям, которые стояли в саду монастыря. А ещё я разговаривал с жалкой, маленькой дворовой собачкой. Я давал ей хлеба, она меня слушала. А ещё был хороший русский мальчик. Он тоже был со мной ласков. Я рассказывал им о тайге, о большой воде, о воле:

– Много зверя в лесу. Птицы много. Хорошо ходить за ними по следу. Убежим, собака, отсюда в большой лес, где все друг друга понимают…

И однажды ночью, забрав собаку, я перелез через каменную стену монастырской школы, вышел к реке. У реки стояла лодка. Сел в неё и поплыл по течению. Знал: рано или поздно река приведёт меня к родным берегам. Так и вышло. Через много дней и белых ночей приплыл я в Берёзов. А оттуда – к бабушке поплыл. А её уже нет в живых. Одна сторона нашего домика отвалилась. И пошёл я тогда, как Эквапыгрысь, по земле, где манси живут. И увидел всюду нищету и слёзы. И купцы кругом снуют, забирают от манси рыбу, пушнину. Попы церкви стали строить. Ясак‑налоги собирают. Сумрак упал на мою душу. В груди закипели горячие ключи ненависти к этим жестоким людям.

Старый охотник, который приютил меня, видя мою печаль, сказал однажды:

– Ты бы ушёл отсюда, Якса. На севере, где большой лес кончается, есть свободная земля, куда не пришли ещё купцы, попы, сборщики ясака. Говорят, в той стороне много нашего северного народа живёт. В тундре на оленях летают, хорошо живут. Душа у них верна солнцу, большой воде и рыбе. Молодой ты, здоровый, за зверем ходить можешь, оленей пасти научишься, жить будешь в лад своим желаниям, счастье испытаешь. А здесь худо. Я вот дряхлый уже, а то ушёл бы с тобой. Уходи, сынок!

Запала эта мысль мне в душу. Захотелось, как сказал старик, в счастливую страну, где люди вольно дышат, храня в душе добрые заветы предков, живя в лад с духами и всей природой. Собака моя, привязавшаяся ко мне, опять побежала по моим следам.

Шёл я туда с желанием хорошо работать, честно жить. За спиной у меня был тугой лук старика да колчан со стрелами, нож отца да многострунный мой журавль, с которым я не расставался, какие бы тучи надо мною ни кружили.

Долго шёл. Много холодных дней и ночей. Да разве холод и снег помеха идущему?

Однажды встретил аргиш ненцев, кочующих в сторону южную.

– Куда путь твой лежит, друг? – спросил старый ненец, каюр первой упряжки.

– Я ищу свободную счастливую землю, где нет торговых людей, царских начальников, где не убивают, не разоряют и не заставляют молиться другим богам, друг, – ответил я.

– А разве в тайге, где большие деревья, плохо живут? – с тревогой спросил каюр‑ненец, жадно заглядывая мне в глаза.

– Худо. Правды нет. Шкурки зверей берут за водку. Злые поповские шаманы силой заставляют поклоняться новому богу, имена предков заставляют забывать и называть себя по‑новому.

– И у нас то же самое. А на священном мысу, там, где великая Обь в море превращается, город поставили. Высоко в небе, выше всех домов, блестит над тундрой золотой крест священного дома – церкви. Далеко виден этот крест. Тундра голая. Вот мы и подались на юг, в леса. Думали средь деревьев запрятаться от людей, несущих крест, позор, болезни.

– Где же тогда правда?

И наступила тишина. Молчал снег, молчали карликовые деревца, молчало небо, медное от мороза…

Долго молча стояли мы, искатели украденной свободы и правды.

– Где правда и счастье, знает только Великий колдун Севера, который живёт под самой Полярной звездой; там земля в ледяное море превращается, на реке Таз. Далеко это. Тебе не дойти до него! – сказал старик, тронул оленей хореем, и те побежали рысцой в обратную сторону.

Не мог я повернуть назад. Помнил завет: «Если у Эквапыгрыся в волшебстве и колдовстве сравняться с Высшим духом сил хватит, – правду искать пусть идёт…»


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 60; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!