Юность Александра Македонского 23 страница
Появление на орхестре персидского посла вызывает громкий смех зрителей. «Царев Глаз» пышно разодет в персидский костюм; на голове у него маска с огромным глазом. Вдобавок говорит он на каком‑то непонятном языке, из которого с трудом можно разобрать только, что у персидского царя денег для Афин нет. Один из зрителей, старик, в такой же, как у Дикеополя, деревенской одежде, вздыхает. Ему не нравится, что афиняне обращаются за помощью к персам – к тем самым персам, с которыми он, старик, когда‑то воевал, но что же делать, как одолеть Спарту, где найти средства окончить войну?
Но Дикеополь, оказывается, нашел такое средство. Недовольный затянувшейся войной, он решается на неслыханное дело: Дикеополь один, лично от себя, отправляет посла к врагам Афин и предлагает им заключить мир. Спартанцы, оказывается, тоже хотят мира: посол приносит Дикеополю в трех бутылках, будто вино, «три сорта» мира. В одной бутылке мир на пять лет, в другой – на десять, в третьей – долгий, тридцатилетний мир.
Первая бутылка не нравится Дикеополю – пятилетний мир, по его словам, пахнет смолой: надо уже заранее готовиться к новой войне и смолить корабли. Вторая бутылка тоже недостаточно хороша; зато третья, в которой долгий, прочный мир, лучше всех. Он решает: пусть остальные афиняне воюют, он, Дикеополь, заключает мир.
На орхестре появляется хор. Это ахарняне, возмущенные предательством Дикеополя. Как смеет он заключать мир с врагом, разрушившим их дома и разорившим виноградники? Они хотят побить Дикеополя камнями. Но Дикеополь оправдывается. Пусть только его выслушают, и он докажет, что не за что так ненавидеть спартанцев, не они одни повинны в войне, афиняне сами во многом виноваты перед Спартой, всем им следует кончить войну и заключить мир.
|
|
|
Тут уже начинают возмущаться не только артисты в хоре, но и зрители в амфитеатре.
– Ишь ты! – кричит тот старик, который вздыхал, глядя на персидского посла. – Мириться с ними хочет! А мои виноградники вытоптаны!
Восклицания раздаются с разных мест: возмущаются Дикеополем, возмущаются и автором пьесы Аристофаном.
– Тише! – говорит зритель поспокойнее. – Дайте ему говорить. Пусть он объяснит, пусть защитит своих милых спартанцев.
Но Дикеополь не торопится. Чтобы говорить такую речь, чтобы убедить упорных ахарнян, грозящих ему смертью, а заодно и зрителей, ему надо как следует приготовиться и приодеться. Он решает пойти к Еврипиду, автору трагедий, занять у него подходящий наряд для выступления в защиту своих взглядов…
Автор трагедий Еврипид был в то время знаменит. Любимыми героями его трагедий («Медея», «Ипполит», «Ион» и другие) были несчастные, одинокие люди, гибнущие под ударами судьбы; таким же одиночкой, мрачно смотрящим на жизнь, был и сам Еврипид.
|
|
|
Аристофан не любил Еврипида; крепко связанный со старым крестьянским бытом Аттики, он возмущался тем, что Еврипид не считается с этим бытом, не уважает его. Уже в первых своих комедиях Аристофан стал осмеивать вечные страдания героев Еврипида, их замысловатые ученые речи, всевозможные театральные машины, которые охотно использовал Еврипид, чтобы произвести большее впечатление на зрителей.
Дикеополь идет к дому Еврипида. Уже раб Еврипида, встречающий его на пороге, не похож на обыкновенных рабов: на вопрос, где Еврипид, он отвечает: «И дома, и не дома», – понимай, как знаешь! Оказывается, Еврипид дома, но слишком занят, чтобы выйти! Но Дикеополь умоляет принять его, и Еврипид, наконец, соглашается «выкатиться» с помощью специальной машины. Проскений раскрывается, и на орхестру выкатывается целая платформа на колесах. На ней, задрав ноги кверху, сочиняет свои трагедии Еврипид. Дикеополь умоляет дать ему лохмотья какого‑нибудь из несчастных героев Еврипида: ему надо разжалобить хористов и зрителей, чтобы они его выслушали. «Какого же?» – спрашивает Еврипид. У него все герои несчастные и все в лохмотьях. Дикеополь берет рваный плащ одного героя, нищенскую шапку другого, клюку третьего, дырявую корзину четвертого и до тех пор клянчит и пристает к Еврипиду, пока тот не прогоняет его.
|
|
|
Теперь все приготовления окончены. Одетый в лохмотья, готовый к смерти, если ему не удастся убедить слушателей, Дикеополь начинает защитительную речь. Он больше не шутит, он серьезен. Он тоже пострадал от спартанцев не меньше, чем остальные, ему не за что их любить. Но ведь здесь все свои, на праздник Ленеев не приехал никто из чужих. Зачем же скрывать? Ведь в войне повинны не только одни пелопоннесцы. Не афиняне ли первые начали вражду, запретив торговлю с Мегарами и захватив мегарские товары? Что же было делать мегарцам, как не обратиться за помощью к спартанцам? Если бы кто‑нибудь захватил афинские товары, разве афиняне не начали бы воевать? Да разве в Афинах нет людишек, которые рады раздувать войну, так как она приносит им выгоды? Посмотрите на них – раньше у них гроша за душой не было, а теперь они наживаются на войне, получают награды, должности…
– Но их выбрало народное собрание! – кричит с места какой‑то хорошо одетый зритель, видимо, один из тех, в кого метит Дикеополь.
|
|
|
– Три кукушки выбрали! – отвечает Дикеополь. – Почему всегда выбирают тех, кто похитрее и половчее, а честных людей не выбирают? – Дикеополь поднимает голову и обращается прямо к амфитеатру, к зрителям:
– Вот ты, например, Марилад, – кричит он старику, который протестовал против мира со Спартой, – ты честный человек, ты защищал родину под Марафоном, а тебя выбирали когда‑нибудь в послы или на другую выгодную должность?
– Нет! – отвечает старик с места.
– А тебя, Дракил?
– Нет! – слышится с другой скамьи амфитеатра.
– А тебя, Евфорид? Тебя, Принид?
– Нет! Нет! – разносится по театру. Зрители волнуются, в разных концах театра начинаются споры и даже потасовки. Комедия задела афинян за живое, заставила вспомнить о многих бедствиях и несправедливостях, которые им пришлось вытерпеть не от врага, а от своих же сограждан.
Представление продолжается. Покончив с войной, Дикеополь теперь начинает пользоваться всеми выгодами мира. К нему, единственному афинянину, который не воюет, приходят с товарами жители пелопоннесских городов. Вот они, эти «враги», «чужеземцы», такие же измученные войной, такие же изголодавшиеся, как и сами афиняне! Вот мегарец – ему нужна афинская соль, чеснок и смоквы, но продать ему нечего; он решает продать Дикеополю под видом поросят своих дочерей. Они и сами мечтают о сытной еде, о теплом крове, при виде смокв, маслин и других вкусных вещей они принимаются изо всех сил хрюкать. Вот беотиец, он принес множество товаров и в том числе любимое лакомство афинян – маринованного угря, но взамен он требует того, чего «нет в Беотии, а есть в Афинах».
Что могут предложить беотийцу обедневшие Афины? Дикеополь догадывается: он продает беотийцу доносчика, всюду вынюхивающего измену и на всех ябедничающего, – этого добра в Афинах довольно, и от него не жалко избавиться!
– Да на что он ему? – спрашивает один из участников хора.
– Ладно, – говорит беотиец. – Посажу в клетку вместо обезьяны.
Амфитеатр гремит, хохочет. Афиняне забыли, что они только что возмущались Дикеополем и автором пьесы, забыли усталость после целого дня в театре, забыли даже свои повседневные заботы и огорчения. Сейчас они поглощены той чудесной сказкой о мире, которую показал им Аристофан, мечтой о прекрасном времени, когда кончится, наконец, война.
А Дикеополь торжествует. Сытый и беззаботный, он идет к друзьям на веселую пирушку и смеется над горе‑воякой, полководцем Ламахом, отправившимся на войну и свалившимся по дороге в канаву. Веселой песней Дикеополя и печальным оханьем Ламаха кончается комедия…
Возбужденные и веселые возвращаются зрители домой по темнеющим афинским улицам. Первую награду за лучшую комедию получил молодой Аристофан, дерзко выступивший за мир во время войны и сумевший внушить зрителям такую же мечту о мире. Сейчас они вместе с Аристофаном верят в близость мира, в возможность его заключения.
Но уже завтра они будут думать иначе, уже завтра они поймут, что дело не так‑то просто, как говорит Аристофан. Конечно, большинство пелопоннесцев, так же как афиняне, хочет мира, конечно, и в Афинах, и всюду есть люди, нарочно разжигающие войну. Но может ли существовать Афинское государство без привозного черноморского хлеба, без заморских колоний и подневольных «союзников»? Господство Афин над морем приносит большие выгоды богачам, но кое‑что получают и небогатые граждане, почти все, кроме рабов, которых не пускают в театр и у которых не спрашивают их мнения о войне и мире. А другие государства не могут допустить господства Афин над морем. Войны становятся неизбежными.
Мечта Аристофана о мире не осуществилась. Правда, через четыре года после постановки «Ахарнян» Афины заключили долгожданный мир с пелопоннесцами. Аристофан написал по этому поводу комедию «Мир», где рассказывал, как крестьянин Тригей верхом на жуке взлетел на небо и там освободил богиню Мира из пещеры, куда ее заточил Раздор. Но мир 421 года оказался как раз таким миром, о котором Дикеополь говорил, что он пахнет смолой и подготовкой новой войны. Война возобновилась очень скоро после заключения этого мира.
Поход в Сицилию
(Д. П. Каллистов)
В эти весенние солнечные дни граждане Афин были охвачены необыкновенным возбуждением. Все обсуждали один и тот же вопрос – о военной экспедиции в Сицилию.
На афинских улицах и площадях, в лавочках и мастерских собирались группы стариков и молодежи. Многие здесь же на земле или песке чертили карту Сицилии. Сторонники похода горячо доказывали, что афиняне легко овладеют этим богатым и плодородным островом. Наиболее пылкие из них заявляли, что, овладев Сицилией, следует начать борьбу с Карфагеном, подчинить северное побережье Африки и установить афинское господство в западной части Средиземного моря. Тогда наступит счастливое время, и самые бедные из афинских граждан станут богатыми после получения огромной добычи, которую принесут эти завоевания. Признанным вождем сторонников похода в Сицилию был Алкивиад. В эти дни его имя было у всех на устах. Одни им восторгались, другие говорили о нем с ненавистью.
Алкивиад получил прекрасное для своего времени образование. Одним из его учителей был знаменитый греческий философ Сократ. Они стали большими друзьями и участвовали вместе в военных походах. В боях Алкивиад проявил большую храбрость и блестящие военные способности. Но в то же время Алкивиад любил славу, почести, богатство, ему были безразличны общественные интересы и нужды государства.
Такой человек стал инициатором и вождем похода в Сицилию. Он считал, что успех похода принесет ему небывалую славу и он станет первым человеком в Афинах, более знаменитым и могущественным, чем в свое время Перикл. Благодаря своему ораторскому таланту, щедрости и большим связям Алкивиад добился того, что план похода в Сицилию был поставлен на обсуждение в афинском народном собрании.
С утра весь город был на ногах. На собрание явились даже люди из отдаленных мест Аттики. Вопрос о Сицилии волновал всех. Алкивиад выступил с речью, доказывая, что Сицилию подчинить нетрудно. Ни один из сицилийских городов, говорил он, не имеет достаточного вооружения. Кроме того, эти города постоянно враждуют друг с другом; можно быть уверенным, что они не смогут объединиться для совместной борьбы. Что касается Спарты и вообще Пелопоннесского союза, то надо не только уметь отражать нападения, но и предупреждать их. С подчинением Сицилии вся Греция покорится власти Афин.
Речь Алкивиада имела успех; народное собрание большинством голосов приняло решение послать в Сицилию афинскую эскадру. Стратегами были избраны Алкивиад, Никий и Ламах. Несмотря на свой пожилой возраст, Ламах отличался такой же горячностью, как и Алкивиад. Он был опытным полководцем, но особенной популярностью среди граждан не пользовался. Может быть, причиной тому была его скупость. Рассказывали, что после каждого похода он представлял народному собранию счет на изношенную им во время похода обувь и одежду.
Что касается Никия, то он был решительным противником похода. Он не любил рисковать и был известен как очень осторожный и даже несколько нерешительный полководец. Народное собрание избрало Никия стратегом против его воли с определенной целью. Говорили, что война будет идти успешнее, если развести крепкое вино водой, то есть к Алкивиаду и Ламаху прибавить осторожного и рассудительного Никия.
Но Никий даже после своего избрания в стратеги попытался еще раз воздействовать на сограждан и отговорить их от опасной затеи – сицилийского похода. Он выступил в народном собрании с речью. Отправляя свои силы в далекий поход, сказал Никий, афиняне остаются лицом к лицу с многочисленными врагами. Если дела в Сицилии пойдут неудачно, враги не замедлят напасть на Афины, так как мир со Спартой непрочен. Главная задача афинян – не борьба за Сицилию, а охрана собственного государства.
Затем Никий заговорил об Алкивиаде. Он упрекал его в том, что, советуя предпринять поход, Алкивиад преследует лишь личные интересы: он молод, радуется своему избранию в военачальники, потому что хочет славы и богатства. «Не давайте Алкивиаду возможности, – воскликнул Никий в своей речи, – блистать за счет безопасности государства!» Речь Никия не имела успеха. Вслед за ним говорили другие ораторы и настаивали на том, чтобы решение народного собрания осталось в силе. Выступил и Алкивиад. С обычным для него остроумием он возражал Никию. Под конец он сказал: «Не бойтесь моей молодости и легкомыслия. Пока я молод, а Никию благоприятствует судьба, извлеките пользу из нас обоих!»
Народное собрание не только не отменило своего решения об организации похода в Сицилию, но даже вынесло новое постановление: предоставить стратегам самые широкие полномочия в наборе войска, кораблей и ведении военных действий.
Начались спешные приготовления к походу. Набирались воины, матросы и гребцы; запасали оружие и продовольствие; в гавани готовили к выходу в море военные и транспортные корабли.
Были посланы специальные гонцы во все союзные Афинам города.
Когда все эти приготовления уже подходили к концу и был близок день, назначенный для выступления, в Афинах произошло событие, взволновавшее весь город. Ночью, неизвестно кем, были изуродованы и разбиты стоявшие на перекрестках афинских улиц каменные гермы – изображения бога Гермеса. Бог Гермес, по афинским верованиям, был богом торговли, покровителем путешественников. Поэтому поругание герм все восприняли как дурную примету для предстоящего похода.
Были приняты срочные меры, чтобы разыскать виновников этого дела. Их не нашли, но зато по городу пошли странные слухи. Говорили, что в ночном преступлении замешан Алкивиад. Особенно упорно поддерживали этот слух враги Алкивиада, которых у него было немало. Вспоминали, что он не раз высказывал пренебрежительное отношение к старым афинским обычаям и даже к религии. Его имя в связи с надругательствами над гермами называли все чаще и чаще.
Тогда Алкивиад потребовал разбирательства этого дела и суда над собой в народном собрании. Пусть ему предъявят обвинения открыто. Если он не сможет их опровергнуть, то готов нести любое, наказание. Если он докажет свою невиновность, должны быть наказаны клеветники.
Однако суд над Алкивиадом не состоялся. Во‑первых, никто из его врагов не решался выступить в народном собрании. Такая попытка заранее была обречена на неудачу. Кроме того, разбирательство дела надолго отсрочило бы поход в Сицилию, а народное собрание решительно высказалось против всяких задержек похода. Итак, было решено, что экспедиция выступает немедленно.
На заре назначенного для отплытия дня на берегу пирейской гавани собралось множество людей – почти все население города. Одни садились на корабли, готовясь к отплытию, другие вышла их провожать. Это были родственники, друзья и просто знакомые отплывающих. Они переживали разные чувства: и надежду на благополучное возвращение своих близких с победой и с богатой добычей, и чувство тревоги, потому что у них не было уверенности в том, что снова увидят они друг друга.
Но большинство собравшихся в гавани, в том числе рабы и метеки, просто пришли сюда, чтобы посмотреть на редкое зрелище. Перед их глазами развертывалась яркая и красочная картина.
На рейде стояло под парусами 100 триер, готовых к отплытию. Из Пирея и раньше отправлялись большие военные эскадры, но никогда еще корабли не были так снаряжены, как в этот раз. Афинские триерархи, которые обязаны были за свой счет снаряжать военные корабли, не пожалели средств и сил. Каждый из них старался, чтобы снаряженная им триера была лучше, чем триеры других. Корабли были богато украшены снаружи и внутри. Экипажи состояли из самых отборных людей, и каждый из них стремился превзойти другого оружием и блеском военного убора. Все это скорее было похоже на военный парад, которым афиняне хотели показать свою военную мощь перед всеми греками, чем на начало трудного и опасного похода.
Когда отплывающие взошли на корабли, когда все, что они брали с собой в поход, было погружено и приготовления к отплытию закончены, раздался сигнал трубы. Наступила торжественная тишина. Глашатай громким голосом произнес обращенную к богам молитву, какую полагалось произносить перед отправлением войск в поход. Слова этой молитвы повторялись матросами и воинами на всех кораблях одновременно и народом на берегу. Задымились жертвенники, матросы и командиры совершили по древнему обычаю возлияния из золотых и серебряных кубков, в которых вино было смешано с водой. На кораблях и на берегу запели гимн, и корабли снялись с якорей. Четким строем вышли они из гавани и взяли курс на запад. В условленном месте к афинскому флоту присоединились корабли, высланные союзниками. Теперь эскадра имела 136 военных кораблей, не считая транспортных судов. Афинское войско, посланное в Сицилию, вместе с экипажами военных кораблей насчитывало 36 тысяч человек.
Войска афинян и их союзников высадились на западном побережье Сицилии, в районе города Катаны. Здесь начались и первые стычки с главным противником афинян в Сицилии – жителями крупнейшего города‑государства Сиракузы. Но произошло неожиданное событие.
Из Афин в Сицилию прибыл государственный корабль «Саламиния», который привез Алкивиаду и еще некоторым участникам похода предписание народного собрания немедленно вернуться в Афины и предстать перед судом по обвинению в заговоре против народа. Как и следовало ожидать, враги Алкивиада, после того как он отплыл из Афин, не дремали: на Алкивиада поступил ряд доносов, и им удалось добиться его возвращения в Афины.
Алкивиаду пришлось сдать командование и отплыть домой. Но по дороге, во время остановки в одном из южноиталийских городов, он бежал. Народное собрание вынесло Алкивиаду заочный приговор: он был приговорен к смертной казни и конфискации всего имущества. Узнав об этом приговоре, Алкивиад воскликнул: «Я докажу им, что я жив!» После этого он вступил в переговоры со спартанцами, злейшими врагами своего родного города, и перешел на их сторону. Прикидывавшийся раньше другом народа, Алкивиад теперь прямо заявил о своей ненависти к господствовавшей в Афинах демократии.
Спартанцы охотно приняли Алкивиада. Они считали, что он принесет им большую пользу. И действительно, Алкивиад, перейдя на сторону спартанцев, дал им два совета, чрезвычайно важных для дальнейшего хода войны: один – о посылке войска в Сицилию, другой – относительно Декелей.
Декелея – небольшое местечко в Аттике, в 20 километрах к северу от Афин, расположено на возвышенности, которая господствует над окружающей местностью и над районом Афин. Алкивиад посоветовал спартанцам захватить Декелею. Он убедил их, что если они займут Декелею и хорошо ее укрепят, то смогут держать афинян на положении полуосажденных. Занятие Декелей, таким образом, означало возобновление войны на территории Аттики.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 70; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!