Юность Александра Македонского 25 страница
С наступлением сумерек они повернули к своему берегу и расположились на ночь в устье Эгоспотамы. Лисандр разрешил своим морякам сойти на берег только после того, как посланные им в разведку корабли донесли, что афиняне тоже высадились на берег.
И на второй день, и на третий повторилось то же. Снова афинские корабли подходили почти вплотную к флоту Лисандра, но тот не вступал с ним в сражение. Настроение афинян поднялось. Враг казался им испуганным и уклоняющимся от сражения. Они преисполнились к нему презрением.
На пятый день афиняне возобновили очередную вылазку, и, так как враг по‑прежнему не обнаружил желания вступать в бой, они с надменным и пренебрежительным видом вернулись к своему берегу.
Между тем Лисандр выслал на разведку несколько своих кораблей и приказал им, как только они увидят, что афиняне уже высадились, вернуться и на середине пути поднять на носу одного из кораблей блестящий щит. Щит этот должен был послужить всему флоту сигналом для выступления.
Разведчики донесли, что афиняне высадились на берег. Засверкал на солнце щит, на корабле Лисандра заиграла труба, гребцы взялись со всей энергией за весла. Пелопоннесский флот быстро приближался к неприятельскому берегу.
Из афинских военачальников первым увидел с суши подплывающий флот врага Конон. Он был единственным из участвовавших в Аргинусском сражении стратегов и, кроме того, единственным по‑настоящему понимающим дело афинским флотоводцем. Конон сразу же понял опасность. Но большая часть афинян разбрелась из лагеря. Кто отправился в окрестные селения, кто на рынок, кто просто побродить. Те же, кто остался в лагере, либо спали в палатках, либо готовили завтрак. В ужасе вскочили они со своих мест и бросились к кораблям, но было уже поздно.
|
|
|
Враги быстро подошли к афинским кораблям. Неопытность и беспечность командования, распущенность экипажей принесли афинянам поражение. Часть кораблей спартанцы захватили пустыми, часть пустили ко дну в тот момент, когда на них пытались взойти афинские моряки.
Спартанцы высадились на суше. Здесь они встречали бегущих к кораблям и большей частью безоружных афинян и их уничтожали. Победа Лисандра была полная. Он овладел почти всеми афинскими кораблями и перебил большую часть их экипажей и воинов. Три тысячи человек, в их числе и уцелевшие афинские стратеги, были захвачены в плен. Из сражения у Эгоспотам спаслись только быстроходный государственный корабль «Парал» и восемь кораблей Конона. Конон успел бежать к Кипру, а «Парал» прибыл в Афины и привез туда страшную весть о гибели всего афинского флота.
Спартанцы и их союзники торжествовали. Опустошив афинский лагерь и взяв на буксир афинские корабли, Лисандр под звуки флейт и победных песен вместе с пленными отплыл в Лампсак. Все три тысячи взятых в плен афинян были приговорены советом победителей к смерти.
|
|
|
Положение Афин после гибели флота и войска у Эгоспотамы стало безвыходным. У них уже не было сил и средств восстановить флот. Кроме того, враг не давал им передышки.
Вскоре Лисандр послал гонцов в Спарту с известием, что он направляется со своими двумястами кораблями на Афины. Под афинскими стенами уже стояла большая пелопоннесская армия. Когда корабли Лисандра подошли к афинскому берегу, город оказался осажденным и с суши, и с моря. Но афиняне все еще не сдавались, хотя положение их было безнадежным. У них не было уже ни союзников, ни флота. Вскоре не стало и продовольствия. В осажденном городе начался голод, от которого каждый день умирало множество людей.
Наконец, доведенные до крайности афиняне направили к спартанскому царю Агису послов, выразивших готовность подчиниться Спарте при условии, что Длинные стены будут оставлены невредимыми. Агис ответил, что он сам не может заключить с афинянами мир, и предложил послам отправиться в Спарту. Когда же афинское посольство прибыло в Спарту и повторило там, на каких условиях афиняне предлагают заключить мир, спартанцы предложили им вернуться назад и, «если Афинам действительно нужен мир, подумать».
|
|
|
Спартанцы не умели брать хорошо укрепленных городов, но они вовсе и не стремились штурмом овладеть Афинами. Они предпочитали хладнокровно ждать у афинских стен, когда голод сделает свое дело.
Афинских граждан охватило отчаяние: если сдаться, всех ожидает рабство; если вступить в новые переговоры – пока придет ответ из Спарты, множество людей умрет от голода. Но никому не приходило в голову согласиться на уничтожение афинских стен, и когда кто‑то из граждан внес предложение сдаться на милость победителя, его немедленно заключили в тюрьму. Афинское народное собрание приняло особое постановление, запрещающее гражданам вносить такого рода предложения.
При таких обстоятельствах выступил Ферамен и предложил народному собранию отправить его послом к Лисандру: там он разузнает, требуют ли спартанцы срытия афинских стен и обращения всех афинян в рабство, или им это нужно только для того, чтобы обеспечить прочность мира со Спартой.
Предложение Ферамена приняли, и он пробыл у Лисандра три с лишним месяца, выжидая, пока афиняне дойдут до такого состояния, что готовы будут согласиться на любые условия. Лишь на четвертый месяц Ферамен вернулся в голодающий осажденный город и сообщил, что Лисандр долго медлил с ответом и удерживал его при себе, а в конце концов сказал Ферамену, чтобы тот отправился в Спарту.
|
|
|
Народное собрание, обсудив сообщение Ферамена, выбрало его вместе с другими девятью послами для окончательных переговоров со спартанцами. Ферамена и других послов, прибывших к Спарте, спросили, по какому делу они сюда явились. Когда послы ответили, что они уполномочены говорить о мире, спартанские эфоры ввели их в город.
Было созвано народное собрание спартанских граждан, на котором присутствовали представители Коринфа, Фив и других союзных Спарте городов. Союзники, особенно торговые соперники афинян – коринфяне и фиванцы, требовали разрушения Афин и продажи всех жителей города в рабство. Один фиванец предлагал разрушить город и на его месте устроить пастбище для овец. Но спартанцев такое решение участи Афин не устраивало.
Спартанцы хорошо понимали, что, если Афины действительно будут стерты с лица земли, их место займет тот же Коринф. Тогда он станет опасен для спартанцев. Поэтому они предпочли сохранить Афины, чтобы противопоставить их Коринфу и другим городам.
В конечном счете условия мира оказались не такими жестокими, как можно было ожидать. Афины потеряли все свои владения, за исключением Аттики, Саламина и еще двух небольших островков в северной части Эгейского моря. Афинский союз был распущен, Афины вступали в союз со Спартой.
Спарта отняла у афинян все остававшиеся у них корабли, кроме двенадцати сторожевых.
Вскоре были разрушены и знаменитые Длинные стены, соединявшие город с гаванью Пиреем в единое укрепленное кольцо. Лисандр собрал всех флейтистов, какие нашлись в городе, и присоединил к ним тех, которые были у него в лагере. Под звуки музыки и победных песен в присутствии всех союзников, одетых в праздничные одежды, с венками на головах спартанцы приступили к разрушению афинских укреплений.
Вслед за тем спартанцы посадили в Афинах послушное им правительство, получившее мрачное прозвище правительства «тридцати тиранов». В составе тридцати тиранов нашлось место и Ферамену.
Так закончилась поражением Афин 27‑летняя война. Результаты этой войны были очень серьезны. Цветущая пора истории древней Греции окончилась навсегда.
Тридцать тиранов
(С. Я. Лурье)
Афинянина Мелесия никто и никогда не мог обвинить в сочувствии демократии. Наоборот, он казался прирожденным и естественным ее врагом. Во время пелопоннесской войны Мелесий имел много друзей в Спарте, тайно сносился со спартанцами и с жестокой радостью узнавал о военных неудачах своих сограждан. Страшное поражение афинян при Эгоспотамах во Фракии осенью 405 г. до н. э. наполнило его сердце мстительным восторгом.
Наконец, в 404 г. до н. э. осуществилась мечта его жизни. Власть «дурных людей» (так называли аристократы демократов) была окончательно свергнута спартанцами, на акрополе находился спартанский гарнизон, у власти стал «совет тридцати» – близкие друзья и родственники Мелесия.
Правда, новый вождь государства Критий всего за два года до переворота изображал из себя самого крайнего демократа и пользовался таким доверием демократических вождей, что они поручали ему важные и тайные дела.
Но Мелесий и его друзья знали, что Критий, принадлежавший к знатному роду в Афинах, в душе был сторонником Спарты и ее порядков и втайне мечтал об уничтожении той самой демократии, которой он для видимости служил, упорно и осторожно собирая сторонников будущего переворота.
Для этой работы нужны были средства, и Мелесий, хотя он сильно разорился в годы господства демократов, тайно давал их Критию; еще больше денег получал Критий от друга Мелесия – Никерата, отец которого, знаменитый полководец Никий, был одним из богатейших людей в Афинах, владельцем тысячи рабов в серебряных рудников на Лаврионе.
В один из дней Мелесий пробудился от послеобеденного сна в самом лучшем расположении духа, что случалось с ним очень редко. Ему доложили, что его ждет племянник Крития – Платон.
Платон, красивый юноша‑аристократ, в свои 23 года славился в Афинах как один из образованнейших людей. Он ненавидел демократию не менее самого Мелесия и потому при новом олигархическом строе занял высокий государственный пост. Приход Платона обрадовал старого Мелесия, и он с приветливой улыбкой вышел навстречу молодому человеку.
– Страшные дела творятся, Мелесий, – сказал Платон.
– Что случилось? Новые успехи демократов? Они вновь наступают из Фил? По‑моему, мы напрасно беспокоимся: пока на акрополе стоит спартанский гарнизон, нам нечего бояться.
Незадолго до этого Мелесий получил известие о том, что афинские демократы, бежавшие за границу и собравшиеся в соседних с Аттикой Фивах, захватили пограничную аттическую крепость Филы и посланный против них отряд афинской аристократической молодежи потерпел поражение.
– Я не о Филах говорю. Не на поле битвы, а в городе творятся ужасные дела. Ты знаешь Леонта из Саламина?
– Ну, еще бы – это богатый, воспитанный, спокойный и вежливый человек. Он недавно гостил у меня…
– Наши правители убили Леонта под каким‑то предлогом, чтобы воспользоваться его деньгами. Они арестовывают и убивают множество людей – не каких‑нибудь демократов, а наших людей – только за то, что у них есть деньги. Я враг демократии, но я люблю свой город, и я не могу видеть, как во главе нашего государства стоят подлецы и спартанские прислужники.
Мелесий, раздражаясь все больше, возразил:
– Ты еще молод и ничего не понимаешь. Ты не знаешь, что такое политика, политика не делается чистыми руками. Знаешь ты, в каком положении наше государство? Корабли больше не плавают, доходы в казну не поступают. Податей мы с союзников также не получаем, а они были главным источником наших доходов. Между тем расходы по управлению и охране города очень велики; к тому же мы должны кормить гарнизон в 700 спартанцев. Откуда взять деньги?
– Не знаю, но это не значит, что правители могут заниматься наглым грабежом. Ведь подумать только: ими было вынесено постановление, что каждый из «тридцати» может арестовать одного неполноправного иностранца – метека, убить его и отобрать его имущество.
– Сейчас идет борьба с демократией не на жизнь, а на смерть, – ответил Мелесий. – Или мы их, или они нас. Сейчас, как на войне – мы должны уничтожать врагов, и у нас нет времени возиться с судами. Многим из этих метеков демократы обещали гражданские права, а мы собираемся лишить их всех прав, выселив в один квартал города. Ясно, что в душе они ненавидят нас, и если в суматохе погибнет несколько метеков без вины, то это не такая уж беда, ведь метеки – это шелуха, а граждане – зерна в государстве. К тому же правители отбирают у них имущество не для собственного обогащения, а для спасения государства, для пополнения нашей пустой казны.
Неожиданно в комнату вбежал юноша. Его одежда была в беспорядке, и на лице написан ужас. Это был сын Никерата.
– Только что арестовали моего отца. Боюсь, что его уже нет в живых. Сейчас они обыскивают наш дом и забирают имущество.
Тут уже и Мелесий возмутился:
– Как? Никерата, моего друга Никерата, который все время щедро снабжал правителей деньгами?
И, не сказав больше ни слова, Мелесий взял свой старческий посох и быстрыми шагами вышел на улицу. Он решил поговорить с самим Критием и по‑дружески предостеречь его.
Пройдя несколько кварталов по пыльным и грязным улицам Афин, он увидел на другом конце улицы своего старого знакомого – исотела Полемарха. Исотелы представляли особую группу метеков, которые за заслуги перед государством были освобождены от специальных налогов для метеков и имели право владеть домом. Полемарх был сыном богатого владельца мастерской щитов, которого Перикл некогда уговорил переселиться в Афины. Полемарх и его родичи пользовались общим уважением как образованные и воспитанные люди и горячие афинские патриоты, потратившие много денег на усиление флота, на благоустройство Афин, выкуп афинских пленных и т. д. Мелесий направился было навстречу Полемарху, но внезапно из‑за угла показался один из тридцати правителей, известный негодяй Писон. Пока старый Мелесий шел к месту происшествия, Полемарх был схвачен, и все скрылись из глаз.
Арест Полемарха взволновал всех находившихся на улице. Быстро собралась кучка людей, оживленно обсуждавших происшедшее; раздавались брань и угрозы по адресу тридцати правителей.
Один из толпы сказал:
– Я хорошо знаю, что Полемарх с братом дали Писону огромную взятку и этот негодяй поклялся им, что пальцем их не тронет, а вот теперь уже оба они арестованы!
Взволнованный всем, что видел и слышал, Мелесий направился в дом Крития.
Критий лежал на ложе, покрытом коврами, и отдыхал после занятий государственными делами. Он был одет в мягкий шерстяной плащ и лаконские туфли и полулежа писал сочинение о спартанском государственном устройстве. Мелесий сообщил Критию, что в городе растет возмущение, собираются сходки недовольных и причина этому – совершенно ненужные казни вполне надежных и ни в чем не повинных людей.
Крития, однако, сообщение Мелесия нисколько не взволновало и не тронуло.
– Политика не делается чистыми руками – ты сам это часто говоришь, Мелесий. Недовольство смутьянов надо пресечь самыми жестокими мерами. И в Лакедемоне илоты – большинство населения – ненавидят существующий строй и готовы растерзать спартиатов, но их держат в постоянном страхе, и они послушно работают на своих господ. В Лакедемоне каждый год происходят «криптии» против илотов и каждый спартиат вправе убить из засады без всякого суда тех илотов, которых он подозревает в опасных мыслях. А чем метеки лучше илотов? Не забывай также, что метеки – самые богатые люди в Афинах и их имущество может спасти наше государство в его бедственном положении…
– Вряд ли, – прервал его Мелесий, – если это имущество в большей своей части пошло в карман Писону.
– Писон – бедный человек и не аристократ, но он ревностно служит нам. Чтобы он служил еще ревностнее и мог бы жить так, как подобает одному из правителей государства, надо смотреть сквозь пальцы на его поступки и дать ему возможность немного подзаработать и поправить свои дела.
– Ну, хорошо, – сказал Мелесий, – расправляйтесь с метеками. Но что вы сделали с моим другом Никератом?
– Твой друг Никерат? – насмешливо спросил Критий. – Нет уже твоего друга Никерата. Мы его казнили.
– Никерата? – вскричал старик. – Никерата, который столько денег отдал на борьбу с демократами? Да вы без него бы никогда и к власти не пришли!
– Мелесий! – сказал Критий спокойно, но с угрозой в голосе. – Ты, кажется, вздумал кричать на меня? Ты, видно, забыл, что здесь не народное собрание. Мы не для того пришли к власти, чтобы давать тебе отчет о наших поступках.
– Неправда, – возмущенно ответил Мелесий, – мы свергли власть черни, простых людей. Но нами, аристократами, вы не смеете командовать, с нами вы должны считаться и нам обязаны давать отчет.
– Ах, Мелесий, Мелесий, – нагло смеясь, сказал Критий, – разве ты не знаешь басню Эзопа о том, как зайцы собрались на собрание и просили львов разрешить им брать такую же долю добычи, как и они? А что ответили им львы? Заведите себе сперва такие же клыки и когти, как у нас, тогда и добыча будет равной!
– Ну, прощай, лев! – мрачно сказал Мелесий.
– Подлец! – бормотал он, торопливо идя по улицам Афин. – Правду говорил Платон – даже для нас, аристократов, невыносима власть этих «тридцати тиранов», как зовет их народ!
– Расшумелся старикашка! – думал тем временем Критий, лениво нежась на ложе. – Придется его убрать. Не забыть бы сказать об этом Писону…
В доме афинянина
(Д. П. Каллистов)
Если бы можно было чудом перенестись в город древних греков, даже в такой большой, как Афины, многое бы там и удивило, и разочаровало. В Афинах были кривые, пыльные, замусоренные улицы, большей частью столь узкие, что по ним лишь с трудом могла проехать одна повозка; невзрачные с виду, сложенные из сырцового кирпича и булыжника дома. Вторые этажи и балконы в этих домах выступали над первыми. Деревянные лестницы со вторых этажей часто спускались прямо на улицу и мешали прохожим. Комнаты в домах были тесными, темными, с земляными полами. Окна прорубались далеко не во всех помещениях и напоминали узкие щели, стекол в них не было, и прикрывались они ставнями. Многие дома не имели дворов, и тогда двери из комнат открывались прямо на улицу. Печей не было, и зимою жители грелись у переносных жаровен.
В таких домах жило большинство городского населения. А в центре города красовались великолепные храмы, портики, гимнасии и другие общественные здания.
Во второй половине V в. до н. э. повсюду в Элладе славился милетский архитектор Гипподам. Он первым предложил строить дома в одну линию, создавать улицы и площади по продуманному плану. Применить эти новые идеи Гипподама, однако, можно было только при строительстве новых кварталов или новых городов. В старых городах владельцы домов не очень‑то были расположены тратить средства на их перестройку. Кроме того, земля в городе, окруженном стенами, стоила очень дорого. При таких условиях в городах трудно было избежать тесноты и скученности построек.
Городские жители, пользуясь мягкостью климата, большую часть времени проводили вне дома, под открытым небом. Афинские улицы днем всегда были полны народу. В любой час на них можно было увидеть и афинских граждан, и приезжих из других городов, и метеков, и рабов. Особенно оживленно было на городской площади. Здесь торговали и с открытых лотков, и в лавочках, сюда приходили за покупками или чтобы встретиться со знакомыми, потолковать с ними о городских новостях и происшествиях.
На площади в часы, когда торговля кончалась, афиняне играли в кости или бабки, смотрели петушиные бои, до которых были большие охотники. Под открытым небом или в тени портиков часто занимались афинские школьники, знаменитые, славившиеся на всю Грецию философы вели беседы с учениками. Жаркие споры, поучительные, длившиеся часами беседы можно было слышать на афинских площадях и улицах.
Вот почему даже дома состоятельных и именитых афинских граждан отличались скромностью и простотой. На фасадной стороне дома, выходившей на улицу, не было никаких украшений. В стене с небольшими окошками открывался вход в дом.
Направо и налево от входа шли нежилые помещения – конюшни, лавки, кладовые. Входящий должен был постучать висевшим у притолоки молотком в дверь или громко закричать «еге!». Тогда за дверями раздавался лай цепной собаки, и на пороге появлялся раб‑привратник.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 58; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!