Ужин у директора государственного банка 17 страница
– Чем черт не шутит! Пусть будет у нас и фосфорный завод, чтобы использовать избытки серной кислоты на месте.
– Для фосфора потребуется немало кости, – подсказали ему.
– А на что Сибирь-матушка, в которой чего-чего, а уж костей-то всегда наберется. Организуйте закупку...
Главное же сейчас – чугуноплавильный завод, чтобы дать Сибири гигантское количество рельсов для уникальной железнодорожной трассы. Одно цеплялось за другое, а люди едут и едут, значит, нужны жилища. За одну зиму дома срубили, по весне их поставили в ряд, вот тебе и улица, по вечерам освещенная электричеством, а в домах – водопровод и канализация... Однажды летом 1894 года Богословск посетила сама Надежда Михайловна Половцева и удивилась обществу этого города: ее встречали на пристани профессора, инженеры, студенты, артисты. Приехала же она не просто так, а ради серьезного разговора, о чем Ауэрбах и догадался с первого же вопроса женщины:
– Александр Андреевич, как вы ко мне относитесь?
– Видит Бог – очень хорошо!
Половцева намекнула, что слишком много денег вылетело на строительство металлургического завода и нового города при этом заводе.
– Уйма денег! – согласился Ауэрбах, кивая.
– И у меня возникло желание... не совсем скромное, может быть, но вы должны понять маленькое тщеславие женщины.
Она покраснела. Ауэрбах распушил бороду, развел руками:
– О чем разговор! Кто платит за музыку, для того и все оркестры играют. Не смущайтесь. Говорите. Слушаю.
|
|
|
– Я хочу, – скромно потупилась Надежда Михайловна, – чтобы завод назвали НАДЕЖДИНСКИМ, а сам город – НАДЕЖДИНСКОМ...
Теперь город Надеждинск называется Серовым (в память о летчике А. С. Серове). В январе 1896 года старый Богословск начал прокатку рельсов, хотя столичные газеты каркали, что ничего не получится, что Ауэрбах фантазер, а Надеждинские заводы сорвут все планы укладки рельсов вдоль Сибирской магистрали.
– Никакой прогресс невозможен, – утверждал в эти дни Ауэрбах, – если в людях не развито чувство гражданского долга, а главной пружиной активности человека всегда есть и будет его бескорыстная любовь к Отечеству...
В эти же дни Надежда Михайловна Половцева вознаградила Ауэрбаха премией в 125 000 рублей. Эти денежки “плакали” для Софьи Павловны, сразу отложенные супругом для другого дела.
– Догадываюсь, тебя потянуло в Бахмут, – сказала жена.
– Нет, моя милая, на этот раз в Испанию.
Алешка Миненков вовремя известил о том, что “снег сошел”, и Ауэрбах тогда же – по весне – осмотрел бахмутские месторождения ртути. Сомнений не было: можно смело закладывать шахты, чтобы добывать руды, насыщенные ртутью. После этого он и отправился в Испанию – в знаменитый Альмаден, где находился главный ртутный прииск, поставлявший ртуть всему миру. В дороге Ауэрбах припомнил даже Плиния, у которого сказано, что Древний Рим когда-то закупал в Испании громадное количество ртути – громадное!
|
|
|
– Им-то она зачем понадобилась? Правда, – рассуждал Миненков, – в древности, пардон, лечили запоры вливанием в больного ртути, благо она своей тяжестью способна выбить из человека любую “пробку”, возникшую от обжорства...
Ауэрбах от истории возвращался к насущной практике:
– Россия до сих пор своей ртути не имеет, а если нашей ртути хватит только на градусники или на то, чтобы выделывать зеркала, – так и это хорошо...
Осмотрев Альмаден, навестили и австрийскую Идрию, где тоже была добыча ртути; по дороге на родину Ауэрбах был задумчив: опыт испанцев, хотя и древнейший, ничего не дал ему, зато вот новейший опыт австрийцев он решил перенять для себя.
– Премия от мадам Половцевой пришлась кстати, – сказал он жене по возвращении. – К этой премии, Сонечка, приложим все наши сбережения, чтобы Россия обрела свою ртуть...
Но ему предстоял тяжелый разговор с Надеждой Михайловной Половцевой. Красивая и эффектная женщина, она предстала перед ним, словно сошедшая с тех портретов, что писали с нее Жалабер, Крамской и Каролюс-Дюран.
|
|
|
– Итак, – начал Ауэрбах, – завод и город, закрепившие ваше имя в истории государства, я для вас, мадам, построил. Поезда из Санкт-Петербурга до Владивостока катятся по вашим рельсам. У вас своя флотилия из восьми пароходов и сорока барж. В богадельнях и приютах Богословского округа старики и дети молят Бога о вашем здравии, а я... я пришел с вами прощаться.
– Вы чем-то недовольны, мой друг?
– Напротив, мадам, я доволен всем. Но, поймите меня правильно, таков уж у меня неспокойный характер: я не могу долго стоять на одном месте – я должен танцевать!
– Так вы и танцуйте... в паре со мной.
Ауэрбах внятно растолковал женщине: Богословск, где главное уже сделано, становится для него тесен, словно клетка для зверя, а ему необходим простор для новых прыжков.
– Наконец, пора мне подумать и о возрасте, который заставляет меня спешить, и вы, дражайшая Надежда Михайловна, не пытайтесь удерживать меня. Лучше расстанемся друзьями.
Расстались. Но Миненкова он уже не отпускал от себя:
– Ты первым начал, вот и надрывайся заодно со мною. Если ранее годовое потребление ртути Россией не превышало четырех тысяч пудов, так давай, братец, и мы станем пока придерживаться в добыче ртути именно этой цифры...
|
|
|
Русский рынок получил свою ртуть, но дешевизна ее добычи заставила Ауэрбаха думать о вывозе ее на рынок европейский, вступая в единоборство с ртутью испанской и австрийской. От завода протянулись подъездные пути – и ртуть, коварная и обольстительная, словно порочная женщина, тяжело и густо, переливаясь фальшивым серебром, потекла за границу. Уже в 1897 году Александр Андреевич получил 37 600 пудов ртути.
У с п е х! Первый в России ртутный завод под Бахмутом доставил ему ордена, почет и чин действительного статского советника, приравненный к званию генеральскому.
– Боже мой, – хохотала жена, – помнишь ли тот забавный пикник с Берсами и Львом Толстым в ночном лесу, когда ты, безумец, хотел поджечь стог сена в мою честь? Разве думала я тогда, что ты сделаешь из меня генеральшу? Ведь живи я в былые времена, и я бы имела право ездить на шестерке лошадей с форейтором, орущим благим матом: “Пади, пади, пади!..”
Газеты России не забыли отметить коронацию нового короля – р т у т н о г о! Ауэрбах сразу остудил веселье жены:
– Я вынужден взять из Госбанка ссуду в полмиллиона рублей, а чтобы гасить проценты, мне предстоит потесниться, образуя акционерное общество “А. А. Ауэрбах и К0 ”...
Главный пакет акций он удержал при себе. Наверное, Ауэрбах вышел бы победителем из любых финансовых передряг, если бы не война с Японией и не забастовки на транспорте. Война забрала для своих нужд весь подвижной состав железных дорог, а стачки путейцев завершили паралич ртутного завода. Он взывал к правительству, чтобы ссудило хотя бы триста тысяч рублей – ради спасения завода. Но денег не дали, и он спустил пакет акций по дешевке, униженный этим, а те, которым достались его же акции, заставили Ауэрбаха еще более потесниться.
– Что же теперь с нами будет? – тревожилась жена.
– С нами? Не знаю. Зато со мною все уже ясно: из кресла председателя акционерного общества я вынужден перебраться на колченогий и шаткий стул рядового члена правления...
Наконец неизбежное случилось.
– Я... разорен, – объявил Ауэрбах жене. – Наше счастье, что сыновей успели поставить на ноги, а мы... Не лучше ли утешиться сознанием, что когда-то я был “королем”?
– Что же осталось нам? – тоскливо спрашивала она.
– Не огорчайся! В этой чудесной жизни все закономерно, и впереди нас ожидает прекрасная пора осеннего увядания. Надо обязательно предупредить сыновей, чтобы не теряли времени на пустяки, чтобы поторопились, ибо жизнь человеческая коротка...
Читатель, советую еще раз глянуть на портрет Ауэрбаха, исполненный его большим другом – передвижником Н. А. Ярошенко: чувствуете, сколько ума, сколько энергии заключено даже в позе этого беспокойного человека, а в ворохе деловых бумаг на его столе затаились конторские счеты, чтобы сначала подсчитывать победные прибыли, а потом с небывалым презрением откидывать трескучие костяшки убытков.
Александр Андреевич Ауэрбах скончался в 1916 году.
Мне очень хорошо запомнились слова Ауэрбаха, ныне звучащие несколько банально:
– ГЛАВНОЕ В ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА – ЧЕСТНО ИСПОЛНИТЬ ДОЛГ ПЕРЕД СВОИМ НАРОДОМ И ПЕРЕД СВОИМ ОТЕЧЕСТВОМ...
А теперь, читатель, подумаем: так ли уж банальны эти слова?
Ведь они были сказаны не худшими людьми, а лучшими.
И произносились от чистого сердца – без подсказки свыше.
Что человек думал, то он и говорил...
Выстрел в отеле “Кломзер”
Над Веною императора Франца-Иосифа рассветало; начальник австрийского Генштаба Конрад фон Гетцендорф сказал:
– Сделаем так, чтобы об этом узнали посторонние. Позвоните в отель “Кломзер”, попросите портье разбудить полковника Рэдля, что приехал из Праги... пусть подойдет к телефону.
Портье через минуту в ужасе покричал в трубку:
– Полковник Рэдль лежит на постели весь в крови... он застрелился! А кому он понадобился в такую рань?
– Повесьте трубку, – велел фон Гетцендорф. – Теперь сплетня о самоубийстве побежит из отеля и дальше...
Двадцать шестого мая 1913 года австрийское телеграфное агентство сделало официальное сообщение о смерти Рэдля: “Высокоодаренный офицер, которому, несомненно, предстояла блестящая карьера, в припадке нервного расстройства покончил с собой...” Эта фальшивая телеграмма в тот же день лежала на рабочем столе начальника российского Генштаба генерала Я. Г. Жилинского в Петербурге.
– Ну, что ж, – хмыкнул он. – Рэдль стоил нам страшно дорого. Но мы недаром с ним столько лет провозились...
Солнце светило в Вене и Петербурге одинаково ярко, из Ниццы спешили ночные экспрессы, везущие в вагонах-лоханях свежие цветы. Европа жила как обычно, и лишь несколько человек в мире раздумывали о смерти Рэдля: кто выиграл и кто проиграл?
У истории – предыстория. В 1896 году, когда проходила коронация Николая II (и последнего), в числе прочих гостей в Москву прибыла и румынская королева Мария – полуангличанка, полурусская. Женщина ослепительной красоты, она в Бухаресте разыгрывала роль византийской принцессы, возрождая нравы времен упадка Римской империи. В Москве к длинному шлейфу королевского платья, как и положено в таких случаях, приставили пажа. Это был некий В.; когда он взялся за пышный трен платья королевы, она живо обернулась и сказала по-русски:
– Боже, какой Аполлон! А вы не боитесь моих когтей?..
Перед отъездом в Бухарест она устроила пажу вечер прощания, затянувшийся до утра. Но самое пикантное в том, что королева была под надзором русской разведки, ибо отношения с румынской династией в ту пору были крайне натянуты, и, конечно, В. тоже попал под наблюдение. Разведка отметила его ловкость, сообразительность, умение сходиться с любыми людьми, знание светских обычаев и склонность к мотовству. Любовный успех у королевы вскружил ему голову, и, выйдя из пажей в лейб-гвардию, В. занимался не столько службой, сколько романами со столичными львицами и тигрицами. Вскорости задолжал в полку, разорил отца, попался на нечистой игре в карты, а когда запутался окончательно, русская разведка схватила его за жабры.
– Согласитесь, – сказали ему, – что, если ваши позорные связи обнаружатся, гвардия и дня не станет держать вас под своими штандартами. Вы уже некредитоспособны. Но мы готовы великодушно предоставить вам случай исправить скверное положение... Это ваш последний шанс!
– Что я должен делать? – спросил В., расплакавшись.
– Вы поедете в Вену, где будете прожигать жизнь, как это вы делали и раньше в Петербурге. Все расходы берем на себя. Деньги вы должны тратить не жалея, и чем шире будет круг ваших венских знакомств, тем щедрее мы станем вас субсидировать.
– Я начинаю кое-что понимать, – призадумался В. – Вы, господа, решили подкинуть меня, как жирного карася, в тот германский садок, где плавают хищные акулы.
– Нас не волнует, что вы понимаете и чего не понимаете. Нам важно, чтобы жадная до удовольствий Вена оценила вас как щедрого повесу, который не знает, куда девать бешеные деньги.
– Задача увлекательная! – согласился В.
– Не отрицаем. Она тем более увлекательна, что в Вене можно узнать все, если действовать через женщин... Итак, вы едете!
В. закружило в шумной венской жизни. Он служил как бы фонарем, на свет которого тучей слеталась ночная липкая публика, падкая до денег и удовольствий, порочная и продажная. Русская разведка, издали наблюдая за окружением В., старательно процеживала через свои фильтры певцов и кокоток, ювелиров и опереточных див, королев танго и королей чардаша, интендантов и дирижеров, высокопоставленных дам и разжиревших спекулянтов венгерским шпиком. Прошел год, второй. В. кутил напропалую и уже начал подумывать:
не забыли ли о нем “под аркою” Главного штаба? Нет, не забыли. Однажды, придя под утро в отель, В. застал в своем номере человека, в котором с трудом узнал одного из тех, кто его завербовал.
– Среди ваших приятелей, – сказал он, – недавно появился некий майор Альфред Рэдль... Что вы можете сказать о нем?
Непутевый В. был, кстати, достаточно наблюдателен.
– Рэдль, – доложил он, – явно страдает от непомерного честолюбия. Никогда не был богатым, он завистлив к чужому богатству. Подвержен содомскому пороку, который окупается чрезвычайно дорого, отчего Рэдль вынужден кредитовать себя в долг.
– Очень хорошо, – заметил приезжий. – Но это все качества отрицательные. А что можете сказать положительно о Рэдле?
– Он мне... противен! Вот это самое положительное мнение. Но согласен признать, что Рэдль человек необычный. Владеет массою языков. Знаток истории и географии мира. Умеет держать себя в руках. Не знаю, умен ли он. По некоторым его фразам могу заключить, что Рэдль интересуется новинками техники... Ну, и, наконец, могу повторить, что он замечательно отвратителен!
– Это уже лирика. Немцы в таких случаях говорят, что отбросов нет – есть кадры. Скажите: а просил ли Рэдль у вас денег?
– О да! Он даже слишком навязчив в просьбах...
– Вернул ли взятое?
– Нет.
– Чудесно! Давайте ему, сколько ни попросит.
– Слушаюсь. А теперь я спрошу вас... Рэдль до сих пор не проговорился о своей службе. Я хотел бы знать: кто он?
– Сейчас он начальник агентурного бюро при австрийском Генштабе. Работает против нас – против России...
Вскоре В. при свидании с Рэдлем огорченно сказал, что денег больше не стало и он вынужден вернуться на родину.
– Я сильно задолжал вам и, к сожалению, не могу своевременно рассчитаться... Жаль, – вздохнул Рэдль (кажется, искренно), – что я теряю щедрого и приятного друга.
– Не огорчайтесь! – отвечал В. – Скоро у вас появится новый русский друг, который и богаче меня, и щедрее меня...
Вернувшись на родину, В. уже не мог оставить привычек широкого образа жизни и стал опускаться. Буквально с панели его взял на службу бакинский нефтепромышленник Нобель. В. стал его московским агентом по обслуживанию иностранных гостей фирмы: возил к “Яру” слушать Варю Панину, угощал их блинами с икрой, в Кремле показывал царь-пушку. Революция прикрыла эту синекуру, но В. не пропал. По некоторым данным, в конце своей жизни он обучал игре в бридж.
Австрия, как писали тогда, это “двуединая монархия, которая с одной стороны омывается Адриатическим морем, а с другой стороны загрязняется императором Францем-Иосифом”! Вена – самый дорогой город в Европе; о венской жизни, сложной и трудной, нельзя судить по игровым опереттам Иоганна Штрауса... Вот конкретные данные из верных источников. Отель – 20 франков в сутки за пустые стены. Скромный обед – 6 крон, а это два с полтиной. “Венец не позволит себе ничего, кроме кружки пива, он привык обедать дома...” В ресторанах Вены принято лишь завтракать. На обедающего смотрят с подозрением: уж не казнокрад ли? Множество славян, живущих в Вене честным трудом, нищенствуют; для них даже проезд на конке – роскошь. Кому же здесь хорошо? “Бережливые немцы попрятались по своим норам, за исключением кичливой финансовой аристократии. Пиршествуют в Вене только еврейские банкиры да разные международные пройдохи...” Понятно, что майор Рэдль, одержимый стыдным пороком, который обходился ему баснословно дорого, с нетерпением поджидал “русского друга”, еще не догадываясь, что он уже здесь, рядом...
На пост русского военного агента в Вене заступил полковник Марченко, обаятельный человек, большая умница, образованный генштабист, отличный проницатель людских слабостей. Перед отъездом из Петербурга генерал Жилинский сказал ему: “Завербуйте Рэдля, и больше нам ничего не надо от вас...” Генштаб вскоре же получил от Марченко исчерпывающую характеристику Рэдля:
“Среднего роста, седоватый блондин, с короткими усами, несколько выдающимися скулами и улыбающимися, вкрадчивыми глазами. Человек лукавый, замкнутый, сосредоточенный, работоспособный. Склад ума мелочный. Вся наружность слащавая. Речь мягкая, угодливая. Движения рассчитанные, замедленные. Более хитер и фальшив, нежели умен и талантлив... Ц и н и к !”
Марченко сначала опутал Рэдля долгами, обворожил комплиментами, а потом припер его к стенке. Свидание произошло на конспиративной квартире. Опытный разведчик, атташе знал, что Рэдль уже завел под столом фонограф, дабы записать его слова, через щели в стене он будет сфотографирован дважды (в анфас и в профиль), а подлокотники кресла, в котором сидел Марченко, смазаны особым составом, удобным для снятия дактилоскопических отпечатков... Рэдль как следует взвесил все “за” и “против”. Понял, что деваться некуда: сейчас он целиком в руках русского полковника.
– Ну, что ж. Я согласен... помочь вам! Ехать так ехать, как сказал попугай, когда кошка потянула его за хвост.
Марченко даже не удивился:
– Я так и думал, что вы не откажетесь от выгодной комбинации. А теперь российский Генштаб заинтересован в том, чтобы вы стали богатым и сделали головокружительную карьеру. Поверьте, что это будет и вам приятнее, и нам полезнее.
– Как Петербург может сделать мою карьеру в Вене?
– Это уж наша забота... А сейчас при мне уничтожьте валик фонографа, разбейте негативы снимков и сотрите мои следы с этого кресла. Я понимаю: вы – человек, идущий вровень с наукою нашего времени, но я, к моему немалому прискорбию, человек все-таки отсталый и всякие новшества недолюбливаю...
Рэдль продался в 1902 году!
А русский Генштаб сдержал свое слово – он устроил Рэдлю “блестящую” карьеру. Делалось это просто. Допустим, один из агентов начал “франтить”, иначе говоря, не давал точных сведений или продавал сведения и Германии, а шпионы-двойники всегда опасны. Такого “франта” безжалостно выдавали Рэдлю со всеми потрохами! Рэдль за “раскрытие русского шпиона” имел материальные выгоды по службе, а взамен выдавал “под арку” австрийского агента, засланного в Россию. Когда же случалось так, что предатели со стороны России (а такие бывали!) предлагали Рэдлю планы русской армии, Рэдль заменял подлинные планы фальшивыми, а об изменнике тотчас же сообщал в Петербург.
Мировая война была неминуема, и будущие противники не церемонились, действуя настойчиво, цепко и беспринципно. Европу уже много лет потрясали политические кризисы, готовые вот-вот разразиться грозой батарей; разведки всех стран усиленно работали, генштабисты Вены и Берлина изучали армию России со всеми ее достоинствами и недостатками, причем генерал фон Гетцендорф пришел к забавному выводу: “Русских победить невозможно, но и самим русским трудно стать победителями!” В этих сложных условиях Рэдль, расчетливый и хладнокровный, как хищник, работал с колоссальным усердием, заслуживая похвалы начальства (как в Вене, так и в Петербурге). Вскоре он прославился в венских военных кругах как ловкий “разоблачитель” русской агентуры. Стал полковником и был назначен помощником начальника разведотдела. Венская военная олигархия доверяла Рэдлю полностью, и вскоре для русских уже не было тайн австрийской армии. Рэддь брал из бюро секретные документы к себе на квартиру, ночью делал с них фотокопии, а утром бумаги снова лежали в запретном сейфе. На явочные адреса нейтральных государств почта доставляла пакеты с фотокопиями, их изымали русские агенты, а в Вену на вымышленное имя поступали денежные переводы. Рэдль жил широко и даже купил себе автомобиль, что по тем временам не каждый мог себе позволить.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 67; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!