Если б все в классе были такие, как Джилл 11 страница
Правда, сегодня Нору навестил нежданный гость, впервые за долгое время. Его преподобие Джеймисон подъехал к ее дому на «вольво» как раз в тот момент, когда она заводила в гараж свой велосипед. Нора с удивлением отметила, что несказанно рада ему. Раньше к ней постоянно кто-нибудь да наведывался, просто чтоб справиться о ее самочувствии, но примерно с полгода назад как будто вступил в силу закон о сроках давности. Очевидно, со временем даже самые страшные трагедии и люди, которых они погубили, начинают забываться.
– Здравствуйте, – окликнула гостя Нора. Нажатием кнопки она опустила автоматическую дверь гаража и на негнущихся ногах, задеревеневших от долгой езды на велосипеде, вразвалку зашагала по подъездной алее навстречу гостю, цокая шипами велоботинок по асфальту. – Как поживаете?
– Нормально. – Его преподобие неубедительно улыбнулся. Долговязый, в костюмной рубашке, неаккуратно заправленной в джинсы, весь какой-то встревоженный, он похлопывал по ноге большим бумажным конвертом. – А вы?
– Неплохо. – Быстрым движением руки Нора убрала падавшие на лицо волосы и тут же об этом пожалела, потому что на нежной коже ее лба розовел декоративный узор из вмятин, оставленных шлемом. – С учетом всех обстоятельств.
Его преподобие Джеймисон мрачно кивнул, словно вспоминая все обстоятельства, что должны быть учтены.
– Есть несколько минут? – спросил он.
– Прямо сейчас? – уточнила Нора, неожиданно смутившись своих утянутых в спандекс бедер, потного лица, дрожжевого запаха, что наверняка скопился под мембранной тканью ее ветровки. – Я не в лучшем виде.
|
|
|
Сказав это, она и сама поразилась собственному тщеславию. Она думала, ей давно уже все равно, как она выглядит в глазах окружающих – теперь-то какой смысл следить за собой? – но, видимо, это был глубоко укоренившийся рефлекс, от которого не так-то легко избавиться.
– Не беда, – сказал он. – Я могу здесь подождать, пока вы приведете себя в порядок.
Нора невольно улыбнулась нелепости его предложения. Его преподобие Джеймисон сидел с ней по ночам, когда она была вне себя от горя, готовил ей завтрак, когда она просыпалась, вставая с дивана в гостиной – с всклокоченными волосами, с засохшей у рта слюной, в той же одежде, что была на ней накануне. Пожалуй, поздновато строить из себя стыдливую девочку в его присутствии.
– Проходите, – пригласила она его в дом. – Я буду готова через минуту.
* * *
В иных обстоятельствах Нора, возможно, испытывала бы неясное волнение, вставая под горячий душ, в то время как внизу ее терпеливо ждал довольно симпатичный мужчина, не являвшийся ее мужем. Но его преподобие Джеймисон был слишком мрачен и озабочен, слишком поглощен своими собственными злыми демонами и потому не вписывался ни в один даже самый сомнительный романтический сценарий.
|
|
|
В принципе Нора не была уверена, является ли Мэтт Джеймисон священником. Он больше не проповедовал в Сионской библейской церкви, только и занимался тем, что вел журналистские расследования и распространял свою жуткую газетенку, ту, что превратила его в изгоя. Из того, что она слышала, жена и дети оставили его, друзья перестали с ним общаться, а абсолютно незнакомые люди порой били его на улице.
Она не сомневалась в том, что он получал по заслугам, но все равно питала слабость к человеку, который помог ей пережить самые тяжелые часы ее жизни. Из всех тех, кто лез к ней в духовные наставники после Четырнадцатого октября, одного лишь Мэтта Джеймисона она могла вынести более пяти минут.
Поначалу, как и все остальные, он вызывал у нее отторжение. Нора не была религиозна и не понимала, почему каждый священник, проповедник и шарлатан, насаждающий идеи религий «нью-эйджа»[54], считает себя вправе бесцеремонно лезть к ней в душу и уверен, что она должна утешиться тем, что трагедия ее семьи – точнее, ее уничтожение – это часть Божьего плана или прелюдия к славному воссоединению с любимыми в некоем неопределенном будущем. Настоятель Прихода Скорбящей Божьей Матери даже попытался убедить ее в том, что она не уникальна в своем горе, что, по большому счету, ее ситуация мало чем отличается от той, в которой оказалась одна его прихожанка, потерявшая мужа и троих детей в автокатастрофе, но сумевшая найти в себе силы вести относительно счастливое и полноценное существование.
|
|
|
– Рано или поздно мы все потеряем своих возлюбленных, – сказал он. – Нам всем придется страдать, ни один из нас не избежит этой участи. Я стоял рядом с ней, когда она смотрела, как все четыре гроба опускают в могилы.
«Значит, ей повезло! – хотела крикнуть Нора. – Она хотя бы знает, где они!» Но она удержала язык за зубами, понимая, сколь бесчеловечно прозвучали бы ее слова, если б она назвала эту несчастную женщину везучей.
– Уйдите, пожалуйста, – спокойным тоном сказала она священнику. – Идите домой и миллион раз произнесите молитву «Аве Мария».
Его преподобие Джеймисона ей навязала сестра. Та уже многие годы была членом Сионской библейской церкви, вместе с мужем, Чаком, и сыновьями. Всей семьей они утверждали, что заново родились на свет в один и тот же момент, что, на взгляд Норы, было маловероятно, но свое мнение она держала при себе.
|
|
|
По настоянию Карен вместе с детьми она однажды посетила богослужение в храме Сионской библейской церкви – Дуг отказался «тратить впустую воскресное утро», – и евангелический пыл его преподобия вызвал у нее неприятие. В детстве она была пассивной католичкой, в зрелом возрасте – столь же равнодушной атеисткой, посему подобную манеру проповедования она впервые наблюдала вблизи.
Нора жила у сестры уже несколько месяцев, когда его преподобие – по приглашению Карен – стал раз в неделю навещать ее для проведения «духовных наставнических бесед» в неформальной обстановке. Она не была в восторге, но к тому времени чувствовала себя уже настолько слабой и подавленной, что сопротивляться сил у нее не было. Познакомившись с ним лично, Нора сделала вывод, что его преподобие Джеймисон вовсе не столь категоричный догматик, каким он представлялся с кафедры. Он не засыпал ее избитыми фразами и стандартными поучениями, не вещал с отталкивающей убежденностью о мудрости Господа и Его благих намерениях. В отличие от других священнослужителей, с которыми ей случалось общаться, он расспрашивал ее про Дуга, Эрин и Джереми, и внимательно выслушивал ее ответы. После его ухода Нора нередко с удивлением отмечала, что ей стало немного легче на душе.
По возвращении к себе домой она положила конец их беседам, но вскоре сама стала звонить ему по ночам, когда раздумья в бессонные часы наводили ее на мысль о самоубийстве, что бывало довольно часто. Он всегда сразу же приезжал, в любое время суток, и оставался у нее столько, сколько было нужно. Без его поддержки она ни за что не пережила бы ту страшную весну.
По мере того, как ее психическое здоровье восстанавливалось, она стала понимать, что теперь Джеймисон теряет почву под ногами. Порой он бывал таким же подавленным, как и она. Часто плакал и все твердил про Восхищение Церкви и про то, как это несправедливо, что он не попал в число избранных.
– Я отдал Ему все, – жаловался он с ожесточением и горечью в голосе, будто отвергнутый возлюбленный. – Всю свою жизнь. И что получил в знак благодарности?
У Норы не хватало терпения выслушивать подобные речи. Семью его преподобия трагедия не затронула. Его чу́дная жена и трое милых ребятишек по-прежнему находились там, где он их оставил. Если уж на то пошло, он должен бы пасть ниц и благодарить Господа все дни напролет.
– Те люди были ничем не лучше меня, – продолжал он. – А многие – хуже. Так почему они теперь с Господом, а я по-прежнему здесь?
– С чего вы взяли, что они с Господом?
– Так сказано в Священном Писании.
Нора покачала головой. Она рассматривала возможность Восхищения Церкви в качестве объяснения событий Четырнадцатого октября. Все рассматривали такую возможность. А как не рассматривать, если об этом кричали на каждом углу? Только логики в этом объяснении она не видела никакой, ни секунды не верила в его жизнеспособность.
– Не было никакого Восхищения, – сказала она священнику.
Его преподобие рассмеялся, будто жалея ее.
– Это событие описано в Библии, Нора. «Тогда будут двое на поле: один берется, а другой оставляется»[55]. Истина прямо перед нами.
– Дуг был атеистом, – напомнила ему Нора. – Атеистов на небеса не берут.
– Возможно, он верил втайне. Быть может, Господь знал его сердце лучше, чем он сам.
– Не думаю. Он вечно хвастался, что в нем нет ни капли религиозности.
– Но ведь Эрин с Джереми… они-то уж атеистами не были.
– Они вообще никем не были. Они были маленькими детьми. И верили только в маму, папу и Санта-Клауса.
Его преподобие Джеймисон смежил веки. Она затруднялась определить, думает он или молится. Когда священник открыл глаза, он показался ей таким же растерянным, как и прежде.
– Не понимаю, – произнес его преподобие. – Я должен был вознестись в числе первых.
Нора вспомнила этот разговор позже, летом, когда Карен сообщила ей, что у его преподобия Джеймисона случился нервный срыв и он на время оставил обязанности священнослужителя. Она подумывала о том, чтобы заехать к нему домой, справиться о его самочувствии, но так и не решилась. Она просто отправила ему открытку с пожеланиями скорейшего выздоровления. А вскоре после этого, где-то незадолго до или после первой годовщины Внезапного исчезновения, вышел в свет первый номер его газеты – пятиполосный самиздат с оскорбительными обвинениями в адрес пропавших Четырнадцатого октября. Этот крал у своего работодателя. Тот садился пьяным за руль. У третьего были неуемные сексуальные аппетиты. Его преподобие Джеймисон стоял на углу улицы и бесплатно раздавал прохожим свою газету, и, хотя многие утверждали, что деятельность священника их шокирует, недостатка читателей у его издания не было.
* * *
После его ухода Нора с недоумением думала, как она могла оказаться столь глупой, столь неподготовленной к тому, что стало сразу очевидно, едва он вышел из своей машины. Тем не менее, она пригласила его на кухню и даже угостила чаем. Он давний друг, убеждала она себя, им надо пообщаться по старой памяти.
Но, сидя напротив него за столом, разглядывая его осунувшееся лицо с затравленным взглядом, она поняла, что он пришел к ней не для дружеского общения. Вид у его преподобия Джеймисона был изнуренный, и в какой-то степени она уважала его за это, по той же причине, по какой порой стыдилась собственного хрупкого душевного равновесия, того, что ей удавалось, после всего, что случилось, продолжать жить, льнуть к жалкой идее некого подобия нормального существования – восьмичасовой сон, трехразовое питание, прогулки на свежем воздухе, занятия спортом. Иногда ей это тоже казалось безумием.
– Как вы себя чувствуете? – осторожно спросила она, давая понять, что интересуется не из вежливости.
– Выдохся, – ответил священник, и он действительно выглядел утомленным. – Как будто мое тело набито сырым цементом.
Нора участливо кивнула. Сама она сейчас физически чувствовала себя великолепно: тело после душа теплое, разморенное, мышцы приятно побаливают, мокрые волосы спрятаны на голове в тюрбан из махрового полотенца.
– Вам нужно отдохнуть, – сказала она. – Отпуск бы взяли, поехали бы куда-нибудь.
– Отпуск. – Он презрительно фыркнул. – И что я буду делать в отпуске?
– Сидеть у бассейна. На время отрешитесь от повседневных забот.
– Для нас это уже в прошлом, Нора, – назидательным тоном произнес он, словно обращался к ребенку. – Прошли те времена, когда можно было сидеть у бассейна.
– Может быть, – согласилась она, вспомнив свои собственные бессмысленные попытки радоваться солнцу. – Так, просто мысль в голову пришла.
Он смотрел на нее отнюдь не дружелюбно. Молчание перерастало в напряженность. Нора подумала, что, может быть, стоит справиться у него про детей, узнать, не помирился ли он с семьей, и в конце концов решила не спрашивать. Хорошими новостями, если они есть, люди обычно сами охотно делятся.
– Я видел ваше выступление в прошлом месяце, – сказал Джеймисон. – Впечатляет. Должно быть, вам понадобилось немалое мужество, чтобы решиться на это. И у вас природный дар оратора.
– Спасибо, – поблагодарила Нора, довольная его комплиментом. Тем более что он прозвучал из уст такого опытного трибуна, как преподобный Джеймисон. – Я сомневалась, что смогу, но… даже не знаю. Просто мне казалось, что я должна что-то сделать. Чтобы сохранить память о них. – Она понизила голос, делая ему признание. – Всего три года, а мне порой кажется, что прошла целая вечность.
– Целая жизнь. – Мэтт Джеймисон взял чашку, вдохнул пар, поднимавшийся от напитка, потом, так и не глотнув чаю, снова поставил чашку на стол. – Мы все жили в мире грез.
– Я смотрю на фотографии своих детей, – продолжала Нора, – и иногда даже не плачу. Не знаю, благо это или проклятие.
Его преподобие Джеймисон кивнул, но она видела, что он ее толком не слушает. Мгновение спустя он поднял что-то с пола – это оказался конверт, что был у него в руке на подъездной аллее – и положил на стол. Нора совсем забыла про этот конверт.
– Я принес вам свежий номер своей газеты, – сказал священник.
– Зря утруждались. – Она вскинула руку, пытаясь вежливо отказаться. – Я не…
– Не зря, – резко перебил он ее. В его голосе слышалось предостережение. – Вы должны это прочитать.
Нора тупо смотрела на конверт, который его преподобие пододвигал к ней кончиком указательного пальца. Она издала непонятный звук – то ли кашлянула, то ли рассмеялась.
– Вы серьезно?
– Это о вашем муже. – К чести Джеймисона, он был искренне смущен. – Я мог бы поместить материал о нем еще в октябрьском номере, но придержал, чтоб напечатать уже после вашего выступления.
Нора отодвинула от себя конверт. Она понятия не имела, что за тайна в нем кроется, и знать не хотела.
– Прошу вас, покиньте мой дом, – сказала она. Его преподобие Джеймисон медленно поднялся с табурета, словно его тело и впрямь было набито сырым цементом. С минуту он с сожалением смотрел на конверт, потом покачал головой.
– Мне очень жаль, – произнес он. – Но я всего лишь посыльный.
Обет молчания
Вечерами, после ежедневного Приема Пищи и Часа Самообличения, они просматривали досье на людей, за которыми намеревались установить слежку. Теоретически, конечно, они могли следить за кем угодно, но отдельные личности были обозначены как объекты особого внимания – либо потому, что, по мнению Контролеров, они уже созрели для того, чтобы вступить в их ряды, либо кто-то из членов организации обратился с Официальной просьбой держать эти лица под пристальным надзором. Лори глянула на досье, лежащее у нее на коленях: АРТУР ДОНОВАН, 56 лет, Уинслоу-роуд, 438, кв. 3. На фотографии, прикрепленной к внутренней стороне папки, был запечатлен абсолютно обычный немолодой мужчина – седеющий, толстопузый, напуганный до смерти, – толкающий перед собой пустую магазинную тележку по автостоянке; сильный ветер растрепал его зачес, прикрывавший лысину. Разведенный отец двух взрослых детей, мистер Донован работал техником в фармацевтической компании «Мерк» и жил один. Согласно последней записи в досье, вечер предыдущего четверга Донован провел у себя дома, перед телевизором. Вероятно, он почти все вечера так проводил, потому что Лори ни разу не видела его на улице во время своих вечерне-ночных прогулок по городу.
Не соизволив прочитать про себя, как полагалось, молитву во спасение Артура Донована, она закрыла папку и передала досье Мег Ломакс, новообращенной, которую она обучала. Каждый вечер во время Самообличения она ругала себя за этот недостаток, но, несмотря на свои неоднократные клятвы исправиться, снова и снова натыкалась на ограничительные рамки собственной способности сострадать. Артур Донован был для нее абсолютно чужим человеком, и, в принципе, ей было все равно, что с ним случится в Судный день. В этом заключалась печальная истина, и притворяться не имело смыла.
«Я всего лишь человек, – говорила она себе. – В моем сердце нет места для всего человечества».
Мег, напротив, разглядывала фотографию с меланхолическим выражением на лице. Она качала головой и цокала языком, довольно громко, что было неприемлемо для всех, кроме Учеников. В следующее мгновение она достала свой блокнот, начеркала несколько слов и показала записку Лори.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 46; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!