Пьеса в трех актах, шести картинах 14 страница
Пужаков (глядя на осунувшуюся Крашенину) . Ну вот это нормально, это сознательно, а так стоять нельзя.
Крашенина . Я теперь полюбила его.
Пужаков . А это еще лучше, еще приличней. Поцелуйтесь с ним на прощание — он ведь один остается. А ты с нами будешь.
Крашенина приближается к Абраментову. Одновременно входит Мешков — согнувшийся, неряшливый в лице и одежде; он останавливается у ног Абраментова.
Крашенина (приподнимает черную руку Абраментова, целует ее и говорит мертвому) . До свидания. (Накрывает лицо Абраментова куском покрывала от изголовья) .
Пужаков (радостно) . Вот это нам приятно… А то раньше красивые девки мужиков любили за одно лицо, а на лице — глупость. Крашенина стоит молча.
Мешков (неопределенно) . Неясность жизни была…
Пужаков . А нам давно все ясно. Социализм, брат, это тебе не один пот на рубашке, а вот… что-то такое… серьезное: геройская жизнь и смерть… Что ж я Семена-то забыл поцеловать! (Идет к Распопову и целует его) . Ну, Сеня, прости меня. Я, знаешь, может, и сам бы умер, — по-товарищески, чтоб с тобой быть, да теперь вместо тебя нужно жить — опять мне забота.
Мешков (про себя, недоуменно) . А мне что делать в этой жизни? (Горестно) . Я не могу ни погибать, ни целоваться. Я стесняюсь жить… (Абраментову) . Сережа, ведь я же говорил тебе, что я пустяк…
Входит Жмяков, одетый в черное, намеренно грустный, до торжественности.
Жмяков . Оркестр прибыл, товарищи, двадцать три человека состав. На дворе дождь и молния! (Снимает шляпу и отряхивает ее от капель дождя) .
|
|
|
Пужаков . Ну зачем оркестр? Зачем людей еще больше расстраивать? И так печально будет.
Жмяков . Нисколько, товарищ Пужаков. Наша печаль превратится в звуки, а звуки рассеются.
Пужаков . Вот тебе раз.
Жмяков (в дверь) . Прошу вас, товарищи. (Хозяйствует у гробов, готовит их к выносу) .
Входит человек шесть-семь рабочих.
Пожалуйста, будьте любезны — в главную залу.
Рабочие и Пужаков поднимают гробы на руки и быстро трогаются с места.
Осторожнее. Без темпов, пожалуйста.
Идут вслед за гробами. Позади всех уходит Крашенина. Остается один Мешков.
Мешков (находит телефон на стене и берет трубку) . 4-81… Благодарю вас… Я вот вам звонил уже… Это объявление по поводу смерти одного гражданина, члена секции… Да, да, — о котором скорбит двоюродная сестра… (Слушает) . Нет, он еще не похоронен… Он ждет объявления… Все лежит. (Слушает) . Сегодня помещено?! (В волнении) . А… а где же газета, ее утром не продавали, где ж она? (Слушает) . Когда? К четырем часам дня? Отчего к четырем — из-за объявления?!.. Ах, бумагу не доставили… Спасибо, спасибо!.. Правильно все напечатали: Иван Васильевич Мешков, да? и — умер? (Слушает) . Скончался?.. Спасибо, спасибо… (Вешает трубку. Один) . Ну, мне надо кончаться… Уже давно, давно пора, дорогой мой друг, бедный мой человек, — ни помолиться тебе некому, ни попрощаться не с кем… Вот умер Сережа, и мне его не жалко — сердце пусто, ум давно без памяти, чувства безответны… Я весь уже легкий, скучный, как усталое насекомое, которое несется ветром в старую осень.
|
|
|
Глухо, точно очень далеко, играют похоронный марш. Звуки встают, как вещи, неподвижно.
Мешков (прислушиваясь) . Сережа, ты обманут. Ты видишь, они не могут сами тосковать по тебе и заставили музыку… Сережа, ты скоро уйдешь в материк, в тесную землю, опять в тюрьму. Зато у нас с тобой останется одна свобода — свобода быть забытыми.
Музыка прекращается. Слышится далекий раскат грома.
Ну, мне пора ложиться. Сейчас перестану дышать! (Ложится на стол. Вдруг привстает и сидит на столе) . Скучно чего-то. (Сходит со стола, идет к телефону, снимает трубку) . Барышня, дайте мне номер какого-нибудь человека… (Ждет, слушает) . Что вы говорите?.. Хорошо. (Кладет трубку) . Гроза: телефоны не работают, человек не отвечает. Пойду погляжу на улицу — какая там гроза. Сейчас вернусь. (Уходит) .
В другую дверь входит Жмяков.
|
|
|
Жмяков (садится в усталости) . Устал горевать… Трупы унесли в дождь, живые пошли сочувствовать, а оркестр с полдороги пойдет в садик и там заиграет другие мотивы… А затем наступит вечер, погода изменится, выйдут домработницы и начнут под музыку воздух рассекать. Шумит население на земле!
Приходит Девлетов, в мокром плаще, с маленьким чемоданом. Ставит чемодан на пол.
Девлетов . Здравствуйте, Владимир Петрович. (Садится, утирает платком лицо) . Я с поезда только что… Был в Москве. Там говорят, что нас уже включили в общий ток силовых гигантов, что выслали нам давно особый диспетчерский радиопульт, но — у нас ведь нет ничего. Усердствуют от ужаса чиновники!.. Встретил в гробу Сергея Дмитриевича, встретил Семена Федоровича Распопова… Эх, Владимир Петрович, Владимир Петрович, что же вы-то смотрели?
Жмяков . Не хотелось, Илья Григорьевич, ток прерывать. Были бы аварии на механизмах, брак, скандал, промфинплан бы сорвали.
Девлетов . Ну и что ж? Справились бы потом, не очень страшно… А то ведь вы людей пожгли, и каких людей… (Иронически) . Промфинплан бы сорвали. Вот вы и сорвали его. Что такое «промфинплан»? Это не бумага, это вот те люди, какие погибли… Извольте теперь идти под суд. Кто там еще был? Мешков и Крашенина? Тоже под суд. А я буду общественным обвинителем… Не беспокойтесь, я вас укатаю прочно…
|
|
|
Жмяков (расхаживая, слегка напевает) . Колокольчики-бубенчики…
Девлетов . Вы что издеваетесь, Жмяков?
Жмяков . Вы забыли еще одного подсудимого.
Девлетов . Кого?
Жмяков . Директора — вас.
Девлетов (встает) . Вы правы, Жмяков. Общественным обвинителем будет Пужаков.
Жмяков . Я даю согласие.
Девлетов . Его не требуется. Идемте — вы напишете аварийный рапорт, — сейчас же, при мне.
Жмяков . Прекрасно, со всем вдохновением, ударно… Будьте любезны. (Дает директору дорогу) .
Одновременно входит в другую дверь вымокший на дожде Мешков с газетой в руках. Жмяков замечает его и делает ему рукой знак прощания. Оба уходят.
Мешков (один, медленно и внимательно читает газету) . «Убитая горем двоюродная сестра с глубоким душевным прискорбием извещает всех родных и знакомых о своевременной кончине инженера-механика, члена секции ИТР Ивана Васильевича Мешкова». (Складывает газету) . Хорошо. Плохо только, что сестра извещает, а не треугольник. Подумают теперь, что я антиобщественник был, раз завком промолчал… Неприятно… (Спохватывается. Запирает обе двери на ключ. Садится) . Теперь совсем хорошо. Плохо только — домой нельзя пройти: газета вышла, увидят, что я живой, и окружат вниманием. (Пауза) . Говорить мне чего-то охота, мнение какое-то появилось… (Развертывает газету, читает молча, потом вслух) . «Партком, завком, дирекция, рабочие-ударники… о смерти в огне… незабвенного, верного пролетариату товарища, храбрейшего инженера Сергея Дмитриевича Абраментова, пришедшего из рядов врагов…». (Озирается) . Из рядов врагов!.. А я откуда? Я врагом не был. Я все время сочувствовал. Я наоборот даже. Я слишком честный. Я умираю от честности, потому что осознал, что я дурак новой жизни, — я стесняюсь жить!..
Резкий стук в дверь.
(Бросает газету, потом прячет ее под стол, быстро раздевается наполовину; опомнясь, одевается опять).
Стук в дверь повторяется.
(Подбегает к телефону, берет трубку, хрипло шепчет) . Барышня, барышня!.. Скажите мне что-нибудь, ради бога…
Стук в дверь, голоса.
Голос Жмякова . Да здесь же он, я вам говорю. Я его только что видел, он мокрый был…
Мешков (в телефон, хриплым шепотом) . Барышня, а барышня!.. Прошла гроза или нет?.. Барышня, товарищ…
Стук в дверь. Голоса.
Голос Пужакова . Дай я высажу всю снасть. Мешков хороший человек.
Дверь трещит. Мешков бросается к столу, на котором лежал Абраментов, влезает на него и ложится вниз лицом. Дверь вышибается извне. В дверном отверстии появляются: Пужаков, Девлетов с чемоданом, Жмяков с газетой и несколько рабочих, мужчин и женщин; позади, — Крашенина под руку с мужем. Звук упругого пневматического удара — негромкого, неглубокого и мощного. Комната сотрясается. Стол, на котором лежит Мешков, подпрыгивает, — и Мешков скидывается на пол. Мешков вскакивает на ноги. Мгновение общего тревожного напряжения. Жмяков, наоборот, чрезвычайно спокоен. Крашенина вырывает руку у мужа.
Девлетов (бросая на пол чемодан) . Что это?! Немедленно всем в цеха!
Новый удар. Комната сотрясается. Общее волнение. Мешков покачнулся всем телом, но устоял. Девлетов, Крашенина и Пужаков бросаются к выходу. Жмяков спокоен.
Жмяков (Девлетову) . Спокойно, директор. Это пробуют новые молоты, это неполные удары.
Девлетов и другие останавливаются.
Девлетов . Да, я вспомнил. Кто проверяет установку? Чья сейчас смена?
Крашенина (подходя) . Моя смена.
Девлетов . Почему вы не в цеху?
Крашенина (тихо) . Я провожала в могилу своего товарища — Абраментова.
Пауза.
(Вдруг отворачивает свое лицо ото всех и закрывает его руками) .
Муж Крашениной . Олечка, не плачь! Ведь я с тобой остался. (Обнимает ее за плечи) . Крошка ты моя…
Маленькая пауза.
Девлетов (медленно) . Так… (Крашениной) . Ольга Михайловна, завтра у вас будет внеочередной выходной день.
Крашенина . Как вам не стыдно! У меня новые молота на испытании.
Девлетов . Здесь не стыд, а мой приказ. Здесь я директор. Гражданин Крашенин, проводите свою жену домой.
Крашенина (оборачивается с высохшим лицом) . Я сама уйду. Мое сердце прошло (Уходит) .
За нею следом уходит ее муж.
Пужаков . Бедная ты наша женщина!
Случайные рабочие, бывшие свидетелями сцены, расходятся. Раздается нежная музыка. Входит почтальон с громадной сумкой на животе; весь оборванный, одежда на нем в клочьях.
Почтальон . Давайте мне теперь прозодежду. Пока я шел до сих пор, по адресу, мне разные цехи, индустрия и машины костюм изорвали… Там все крутится, мечется, бушует, жжется — почтовому человеку пройти негде… Принимайте «молнию»!
Девлетов (берет телеграмму, читает) . «Поздравляю днем рождения милого друга мужа. Тася. Мерзавец, зачем ты фактически бросил семью и плачущих по тебе детей?» Кто сегодня родился?.. Адресовано мне, прислано из моей же квартиры. Значит, мерзавец, товарищи, это я.
Почтальон . Да, наверное, ты: ты же адресат, ты же расписался.
Пужаков . Пускай пишут, пускай поздравляют, пускай обижаются, товарищ Девлетов. Все равно всем известно, что мы люди нежные и культурные… Илья Григорьевич, как ты мне посоветуешь: я хочу зубы себе вставить… А то завод у нас приличный, жизнь наступает высшая, а я беззубый… Так бы мне зубы не особенно нужны были, я и десною жую вкусно, — но все же это как-то некрасиво в нашу эпоху… Ты глянь сюда, до чего меня пища довела. (Открывает рот и показывает щербины отсутствующих зубов) .
Почтальон первым заглядывает в рот Пужакова.
(Почтальону) . А ты чего глядишь на меня? Тебе одежда нужна? На! (Снимает с себя пиджак) .
Почтальон . Прочь ты от меня, деляцкий элемент! Я на вечерних курсах учусь и стою сейчас черпаю от вас различные знания. Не оскорбляй меня рвачеством, квалифицированный черт! Ты видишь — я стою посредине техники, темный, как бутылка. А сознание во мне светлое, и я тебя обгоню.
Маленькая пауза.
Пужаков . Ну до чего ж наш пролетариат сердцем возгордился. Это прямо сукин сын стал!
Почтальон, бормоча, уходит. Из сумки на его животе возобновляется музыка.
Девлетов (подходит к Мешкову, который стоял неподвижно во время всей сцены) . А это что такое?
Жмяков . А это, Илья Григорьевич, наш сознательный покойник, инженер Мешков. Он, по официальным данным, скончался.
Девлетов (всматриваясь в Мешкова) . Отчего он скончался?
Жмяков . Он стихии выдвиженчества испугался, Илья Григорьевич.
Мешков . Мне нужно скончаться, Илья Григорьевич, а я не умею, — я никак, я разучился.
Девлетов . Ну и черт е тобой… Дай я тебя сам сейчас убью, негодная тварь, если тебе нужно и ты не умеешь… Где револьвер? Ты думаешь — что?.. Ты думаешь — социализм это тебе ширпотреб? Ширпотреб?! — куда вся сволочь, шлак, весь гной всех времен стечет? Ты думаешь — социализм для всех, а для тебя в особенности? Прочь с земли, скучная твоя душа!.. Где револьвер? Кончайся!
Жмяков . Я человек безоружный, Илья Григорьевич.
Пужаков (вынимая револьвер и отдавая его Девлетову) . На, возьми, только пользоваться не советую: брак продукции.
Девлетов (хватая револьвер, Мешкову) . Ты социализм хочешь кончить, стервец, а не себя. Ты инженер и член социалистического общества, тебя пролетариат поставил в один ряд с собою, свой ум отдал тебе на выучку, технику — маховое колесо революции — поручил тебе держать на высших оборотах, он хотел заставить твое сердце чувствовать и биться вперед, он спас тебя из могилы истории, мясо от себя оторвал и тебе выдал. А ты — ты кончаться, ты — в гроб, ты буржуем своего туловища себя вообразил! Ты пролетариату в лицо, в душу, в открытые руки плюнул. Ты — что такое? Тебе чего? Тебя все рабочие завода знали и уважали, а ты недоволен! — что тебе? — специального счастья захотелось в нашем несчастном мире — покоя в благородства над гробами миллионов?!! Эх ты! (Бросает револьвер на землю) .
Пужаков . Тише, директор… Чего ты человека калечишь!
Девлетов . В отпуск! На месяц! На два месяца — на курорт!.. Завтра же оформить ему путевку! Надо прекратить эту психологию на заводе. Мертвых сохранить, живых вылечить.
Мешков . Можно, я… можно, я сейчас пойду подежурю за Крашенину?
Девлетов . Ступайте.
Мешков (делает движение и опять останавливается) . Надо мной там массы засмеются…
Пужаков . Идем, Иван Васильевич. (Берет Мешкова под руку) . Идем, никто не засмеется. Мы люди тактичные, нам нравится интеллигенция. А ты ничего не бойся, — массы — они ведь добрые… Это только субъекты — сукины сыны.
Мешков . А я… я полагал, что человек нарочно не отвечает мне… Я скучал…
Пужаков . Так то ж ты по буржую скучал, а не по человеку. Ты ж ни разу не жаловался мне, что скорблю, мол, и бедствую грудью…
Уходят. Остаются Девлетов и Жмяков.
Девлетов . Ну, Владимир Петрович, а вы что такое?
Жмяков (серьезно) . А я же, Илья Григорьевич, последний мелкий буржуй на свете. Прикажите — и меня не будет.
Девлетов . Дурите пореже, Жмяков… Невежда хулиганит финкой, а интеллигент — умом. Но нравитесь вы мне чем-то, черт вас знает.
Жмяков . А тем, что я счастливый гад, Илья Григорьевич.
Девлетов . Гадами ведь целый мир был заселен — разве вы забыли? А вам надо перестроиться; я серьезно говорю.
Жмяков . Зачем же тратиться, Илья Григорьевич? Я человек дешевый и веселый, — я в социализм колокольчиком-бубенчиком вкачусь, позвоню немного и замолкну сам.
Девлетов . Прямо хуже вредителя, сукин сын.
Жмяков . Хуже, Илья Григорьевич, гораздо хуже. Вредители же пессимисты были, а я всякой исторической необходимости рад. Даже вперед необходимости рад… А суд-то нам будет, Илья Григорьевич?
Девлетов . Обязательно. Непременно.
Жмяков . Благодарю вас. (Движется и напевает) . Пускай могила нас всех накажет — мы еще разик поживем!
Частым тактом бьют тяжелые молоты. Комната сотрясается. Жмяков легко танцует в такт тяжелому ритму. Сразу тихо. Жмяков останавливается.
Девлетов . Врешь, Жмяков, все равно ты нашим будешь! (Берет чемодан) . Кроме нас — кому ты нужен? Кто оценит или поймет твою тревогу и твой характер?.. Социализм велик! Будь здоров! (Уходит) .
Пауза.
Жмяков (грустно) . Товарищи, я люблю вас… Но любить вас — с моей стороны бестактно, и я скрывался под улыбкой… Ах жизнь, неужели ты вся прожита? Неужели ты серьезна и прекрасна, начиная с осени девятьсот семнадцатого года? Ах сволочь и гад! Зачем тебе жизнь, когда ты лишь сожалеешь, но не действуешь! Вперед, мерзавец! (Бросается в пространство) .
Входит почтальон, в прежней порванной в клочья одежде.
Почтальон . Ты куда? Чего ты мечешься: ведь адрес потеряешь!
Жмяков . Да куда-то вперед, сам не знаю…
Почтальон . Ну вот видишь, а ты мечешься! Прими-ка местную срочную, задержанную на аппарате… Распишись на обратной расписке… Первый раз застаю я человека на одном и том же месте — и правильно! Раз есть почта и телеграф, люди должны жить неподвижно. Читай при мне — что там тебе сообщают — советский связист должен интересоваться смыслом продукции своего труда. А то, может, я хожу без смысла и растрачиваю зря основной капитал своего тела: ведь это ж — дефект!
Жмяков (читает) . «Сего числа три фазы вашего завода введены в контакт с высоковольтной магистралью республики. Энергетический резерв страны распоряжении завода. Включайте нагрузку республиканское кольцо. Автоматический радиопульт выслали почтой две декады назад. Включайтесь на расстоянии. Инструкция при аппарате. Линейный инженер Брекчиус». Люблю я вас, Брекчиус! Почтальон, на сколько задержана эта телеграмма?
Почтальон (размышляя) . Содержание довольно смысловое. Я доволен, что хожу… Да я полагаю, что суток на четверо депеша опоздала: у нас электричество в проволоке ослабело и аппараты Бодо перестали активничать.
Жмяков (задумчиво) . Суток на четверо… Абраментов умер трое суток назад. На трое суток задержано включение. Трое лишних суток мы гнали генератор с перегревом и перегрели людей.
Почтальон . Выходит — так. От почты, братец ты мой, люди плачут, радуются и сразу помирают. Почта, телеграф — это слишком серьезное дело. Ты люби эту область!
Жмяков . Хорошо, буду любить. Где посылка в наш адрес?
Почтальон (засовывает руку в сумку, делает там в глубине несколько манипуляций, вынимает наружу небольшой специальный прибор — вовсе не похожий на радиоприемник, хотя тех же размеров, что радиоприемник; прибор начинает играть нежную музыку еще в руках почтальона; почтальон ставит его на стол, прибор играет) . Вот она — ваша посылка; я думал, что это пустяк! Без адресата. А я люблю радионауку и технику и сделал себе приемник, чтоб мне была музыка, когда я нервничаю или когда мне скучно. Я уж пятый день хожу под марш.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 66; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!