ЗАПИСКИ ДЛЯ МОИХ ПОТОМКОВ – 2 16 страница



Раз отправились дети – эта девочка и ещё двое детишек помладше – по грибы и не вернулись вечером домой. Искали их, искали, несколько дней по лесам рыскали, но не нашли. Потеряли всякую надежду увидеть живыми. И вдруг детки явились – голодные как волки, но целые и невредимые. То‑то было радости, то‑то счастья!

А вышло вот какое дело. Ребятишки потеряли дорогу и заблудились. В тот день девочка отдала младшим половину еды, какую они захватили из дому. Вторую половину положила в корзину, а сама ничего не ела. Переночевали кое‑как в лесу. На второй день она опять поделила остатки съестного на две части. Одну отдала малышам, вторую спрятала для следующего дня.

Шли они, шли, ягоды да кору жевали. Вышли к реке и увидели на берегу луг с сарáнками. Чисто пожар какой – так и красно от цветов. Только им не до красоты было. Девочка знала, что луковицы у саранок съедобные. Вот они сначала выкопали и поели немного, потом набрали луковиц полные корзинки. Налили в бутылки воды и дальше тронулись. Ещё два дня проблудили в лесу да и вышли вдруг на соседнюю деревню. Оттуда их домой привезли.

Всё это младшие ребятишки рассказали. Девочка же, как вышла из машины, передала малышей родителям из рук в руки, а сама в обморок упала. Врач, что её осматривал, после сказал: «Вот геройская девчонка! Одним святым духом держалась, как ещё дошла».

Бабушка вздохнула:

– Иной человек, конечно, махом что‑то совершит, из воды или огня спасёт – и слава ему. А на медленное, не видное геройство не всякий способен. Не любой…

– Бабушка, – спросила я, – а как девочку звали? И этих детей?

– Лидой. Как и сейчас зовут. А ребят – Викой и Васяткой.

Васька прошептал:

– Как моего отца и Валентинкину маму… А эта девочка… была тётя Лида, да?

– Она самая. Выросли ваши мама с папой, сами семьями обзавелись. А тёте Лиде не повезло, одна осталась. Может, поэтому стала немного сердитая. Одинокий‑то человек всегда сердитым делается. Ещё и некоторые детишки начали пакостями донимать… Но это уже совсем другая история, – сказала бабушка.

Мне стало так стыдно, что в переносице заболело от слёз. Я отпросилась погулять. Мы, не сговариваясь, повернули в сторону дома тёти Лиды. Её, к счастью, не было дома. Мы перелезли через забор и очутились во дворе. Васька сложил чурки в поленницу, нашёл в сарае молоток, гвозди и прибил всё, что где‑то отвалилось или сломалось. Я подмела двор, покормила кур и полила огород.

Вечером тётя Лида заглянула к бабушке и говорит:

– Чудеса! Кто‑то славно поработал у меня во дворе.

– Кто бы это мог быть? – всплеснула руками бабушка. – Неужто домовушки завелись? – а сама хитренько на меня посмотрела. И тётя Лида тоже.

Тут я вдруг обнаружила, что и от добрых дел человек краснеет. И опустила голову, чтобы бабушка с тётей Лидой этого не заметили.

 

 

Бабушка и узелки

 

Моя бабушка толстенькая. Про толстых людей говорят, что они тучные. И правильно: когда толстяки сердятся, они похожи на хмурые грозовые тучи. Но бабушка совсем не тучная – она облачная. Вся розовая, с пушистыми белыми волосами, похожая на весёлое утреннее облачко.

Мне нравится, когда она будит меня на рассвете и обнимает пухлыми подушечными руками, вкусно пахнущими шанежками. Стряпнёй пахнет весь воздух в старом доме. Я ужасно люблю бабушку и её дом – он такой уютный, со всякими сараюшками, хлевом, баней и новой нарядной беседкой на краю картофельного поля. В хлеву живут корова Мотя и поросёнок Борис Иваныч, в курятнике – куры, в конуре – лайка Мальва. У всех своё жильё.

Я помогаю бабушке доить Мотю, вместе с ней кормлю Бориса Иваныча и кур. А когда у бабушки есть свободное время, она играет со мной в разные игры. До тех пор, пока не испортит всю игру. Вот я кидаю клубок ниток и кричу: «Ложка!» Бабушка бросает мне обратно и кричит: «Кошка!» Это игра в рифмы.

– Холодильник!

– Морозильник!

– Король!

– Валет!

– Бабушка, – говорю я, – король к валету не подходит.

– Ещё как подходит, – спорит бабушка, – за дамой подходит!

 

 

Такая она у меня спорщица, выдумщица и веселушка. Когда бабушка смеётся, на её щеках появляются солнечные зайчики, а смех у неё мягкий, как лёгкие завитушки и колечки облаков. И ещё бабушкин смех немножко похож на кудахтанье. Бабушка и сама‑то похожа на жизнерадостную белую курочку.

Она часто забывает о делах, которые должна выполнить за день, поэтому завязывает узелки на носовом платке, чтобы не забыть. Вот и теперь она завязала три узелка. Во‑первых, надо поставить в кладовой мышеловку; во‑вторых, распустить на нитки старый свитер; в‑третьих, начать из этих ниток вязать носки дяде Сене, у него самые большие в семье ноги. Говорят, его мама, бабушкина сестра, умерла рано, и мамой для дяди Сени стала бабушка… Я всё время ужасно боюсь, как бы кто из моих родных нечаянно не умер, я этого не переживу.

 

 

Мы с бабушкой вытирали в комнате пыль, и я подумала о том, что пыль – это уснувший ветер. Осенью он усыпляет в воздушных ладонях увядшие цветы и листья, и они превращаются в тени с цветочным запахом. А вот времена года никогда не умирают, им повезло больше, чем людям. Зима, весна, лето и осень возвращаются на землю снова. Листья снова отрастают…

Вечером бабушке вздумалось сварить борщ с мясом. Захотелось борща, и всё тут. Взрослые, конечно, стали бы сильно возмущаться, ведь наедаться на ночь вредно. Но они уехали, и мы с бабушкой могли делать всё что вздумается. Борщ так борщ! Он получился вкусный‑превкусный, со всякими пахучими травками, которые одна бабушка знает, со свёклой, помидорами и сметаной. Карлику Носу такой борщ и не снился! Я съела целую тарелку, и бабушка тоже. Потом она завязала узелок, чтобы не забыть поставить кастрюлю с борщом в холодильник. Ночи этим летом жаркие, борщ может прокиснуть. Я попросила у бабушки чистый носовой платок. Мне, пока не забыла, тоже было необходимо завязать узелок. В него поместилось всё, что я хотела взять с собой в город: друзья, Мальва, все остальные звери, старенький дом, девочка Лида – много всего. Я положу платок в коробку с моими сокровищами. А если будет скучно или плохо, развяжу узелок, порадуюсь и завяжу снова.

Мы посмотрели фильм по телевизору. Посидели на веранде, глядя на усыпанное звёздами небо. Кругом стояла тишина, только далеко в лесу, как в настенных часах, мерила чьё‑то время поздняя кукушка. Я испугалась, что бабушка захочет загадать, сколько ей осталось жить, а кукушка отсчитает мало, поэтому решила её отвлечь и спросила как бы для проверки:

– Про узелок не забыла?

– Не‑а, – зевнула бабушка. – Спать охота. А борщ ещё горячий. В холодильник нельзя, а оставишь – испортится. С мясом ведь, так скорее киснет.

Мы ещё немного посидели. Бабушка сказала:

– Запамятовала, где вы в городе живёте. Если приеду, поди, заблужусь. Ваш дом напротив гастронома или как?

– Вот забываша, – засмеялась я. – Это гастроном напротив нашего дома!

Прошло полчаса. Бабушка потрогала бок кастрюли:

– Что за напасть такая! Не студится никак!

Я уже совсем клевала носом, и она уговорила меня лечь:

– А я малость посижу и тоже лягу.

Я еле добрела до кровати и тут же, будто в прорубь, провалилась в сон.

Утром луч солнца ворвался в мои глаза, и сон разбился вдребезги. Я даже не успела бы завязать узелок, чтобы его запомнить. Это бабушка открыла в моей комнате шторы и зачем‑то заглянула под кровать.

– Ну что, бабушка, не забыла поставить вчера борщ в холодильник?

– Как же, не забыла.

– А что ищешь?

– Да вот тапочки куда‑то запропастились.

В поисках тапочек мы осмотрели каждый угол. Их не было нигде – ни дома, ни на веранде. Пришлось бабушке обуться в дяди‑Сенины старые шлёпанцы, в которые могли влезть не две, а четыре её ноги. Она в этих шлёпанцах была смешная, как Маленький Мук.

– Умывайся скорее! Позавтракаем и к Моте пойдем, Бориса Иваныча покормим, курам зерна кинем.

Бабушка открыла холодильник… и вдруг закричала так, что я подпрыгнула на полметра!

– Тапочки!!!

Ну да, конечно! В холодильнике как ни в чём не бывало аккуратно лежали бабушкины холодные тапочки! А закрытая кастрюля стояла на прежнем месте, и борщ в ней, конечно, прокис.

Бабушка села прямо на пол, закудахтала, как курочка, и всё не могла остановиться. А я быстренько побежала в комнату, развязала узелок на платке, подождала и снова завязала. Я собрала все мягкие лучистые колечки и завитушки, прокатившиеся по старому дому, – чудесный кудахчущий бабушкин смех, который я люблю больше всего на свете!

 

 

 

Ариадна БОРИСОВА

ЗАПИСКИ ДЛЯ МОИХ ПОТОМКОВ – 2

(повесть)

 

 

Продолжение полюбившихся читателям записок девочки Валентинки охватывают события её жизни в городе с сентября до следующего лета. Валентинка ходит в школу, пытается прогуливать математику и испытывает ревность к новорождённой сестрёнке. А также заводит новых друзей, ищет ключи от счастья и попробует стать ходячей добродетелью.

 

 

 

Нечестные слова

 

К нам в гости пришёл папин друг дядя Саша. Взрослые сидели за столом и разговаривали, заедая свои слова пирожными. Я забеспокоилась: надо было придумать и сказать что‑нибудь умное, иначе дядя Саша посчитает меня глупой. Ужасно трудно искать подходящие мысли и одновременно жевать с закрытым ртом, не роняя крошек. Когда нужно следить за собой, от еды не получаешь никакого удовольствия. Яблоко кажется намного вкуснее, если откусываешь от него большие куски, так что брызжет сладкий пахучий сок и раздаётся звук, похожий на скрип снега. Но взрослые этого не понимают. Поэтому приходится аккуратно отгрызать крошечные кусочки, долго жевать и глотать не торопясь, чтобы не испортить желудок. При этом становится совершенно безразлично, яблоко это или бумага.

Недавно дядя Саша ездил в Англию. В общем‑то, научиться разговаривать по‑английски легко. Я ещё в пять лет умела отвечать, как меня зовут: «Майонез из Валя». Правда, тогда мне было непонятно, при чём тут майонез, а теперь я знаю все английские буквы и могу составить несложные предложения.

Дядя Саша сказал, что англичане вовсе не такие сухие, как о них говорят. Я, не подумав, спросила:

– Вы имеете в виду, что они немного мокрые?

 

 

Папа почему‑то прикрылся газетой, но я всё равно заметила, как у него мелко‑мелко затряслись плечи. У взрослых всегда так: сто́ит что‑нибудь спросить, как они отправляют тебя спать или, в лучшем случае, начинают смеяться. Поводы для смеха у взрослых и детей разные.

Уж от их‑то вопросов мне никогда не бывает смешно. Нет ничего веселого, если у тебя спрашивают: «Куда девалось земляничное варенье, оставленное для Нового года?», а ты знаешь, что никакого варенья больше нет. Потом приходится выслушивать разные неприятные слова. Как будто варенью не всё равно, когда его съедят.

И вообще, сегодня печальный день. Завтра я иду в школу. Лето кончилось…

У меня красивое новое платье‑форма, но если по правде, я не люблю платья. Лучше всего носить футболку и шорты, в которых большие карманы – в них так много всего вмещается, а мама говорит, что я выгляжу как мальчишка. Она затянула мои волосы белым бантом, и уголки моих глаз поехали вверх. Я стала похожа на китайского болванчика, который стои́т на бабушкином комоде.

У нас в классе появился новичок по имени Олег Степанов. Он рыжий, с веснушками, как у жирафки, и с пушистой головой. Когда мама ходит в парикмахерскую, ей делают такую же пушистую голову. Рыжего новичка посадили за мою парту, больше свободных мест не было. До этого я сидела одна. Римма Анатольевна говорит, что мне ничего не сто́ит свести с ума любого послушного ребёнка. Я начертила на парте границу, отделяя свою территорию от новичка, а он обозвал меня дурой. Конечно, такое стерпеть было невозможно. Я схватила пенал и стукнула его по лбу. Все мои карандаши и ручки весело разлетелись по классу. Новичок взял учебник и тоже ударил меня по голове, так что в глазах запрыгали солнечные зайчики. Это было красиво, но больно.

Римма Анатольевна выставила нас обоих из класса. В коридоре мы не стали драться. Неинтересно, когда никто не видит. В книгах пишут: «Она испепелила его взглядом». Я попробовала «испепелить» новичка, а он сказал, что я похожа на быка. Мне сделалось смешно, и мы расхохотались. Оказывается, новичок раньше жил в деревне. У них в семье была корова, были свиньи и куры, совсем как у моей бабушки. Я сразу перестала сердиться и первой подала ему руку:

– Меня зовут Валентинка.

Мы долго жали друг другу руки, пока он всё‑таки не победил. Сегодня я съем все кислые витамины из пластиковой баночки и завтра сумею победить новичка.

На следующий день мы писали сочинение по картине. Там двое детей сидели на перевёрнутой лодке на берегу реки и смотрели вдаль. Рядом бегала симпатичная собачка. Римма Анатольевна сказала, что сочинение нужно писать от имени одного из героев картины. Только, по‑моему, эти дети еще ничего геройского не совершили. Может, они собирались спасти утопающего? Но на картине его не было видно.

 

 

Летом мы купались и ныряли в озере. Там на дне растёт мягкая скользкая трава и живут хрупкие ракушки. Однажды я решила прыгнуть с мостика в глубину и, чтобы не утонуть, надела спасательный круг. Я прыгнула вниз головой, поздно сообразив, что мои ноги окажутся наверху, и застряла в этом надувном круге, как пробка. Меня вытащили ребята.

От воды было ужасно больно, она защемила нос и виски. После этого я несколько дней не подходила к озеру. Но мальчишки убедили меня, что я никогда не стану матросом, если не справлюсь с трусостью. Я сразу бросилась в воду и от ужаса поплыла. Так я научилась плавать и скоро плавала не хуже остальных. Если корабль затонет, я, наверное, смогу продержаться в море целый день, надо только потренироваться в борьбе с акулами.

 

 

Обо всём этом я думала, глядя на картину. Ленка Сивцева уже старательно писала, высунув кончик языка. Новичок тоже писал, даже вспотел под носом. Все сочиняли что‑то своё. А я вспоминала, как мы летом играли в прятки и я присела под мостиком в озере. Моё сердце стучало громко, как будильник, когда по мостику прямо над моей головой кто‑то дробно застучал сандалиями. Но меня так и не нашли. Я сидела под мостиком, пока почти совсем не оглохла. В ушах плотно сидели водяные тампоны. Потом мы немного поиграли в больницу: Павлик был доктором, а я пришла к нему лечиться от глухоты.

Вообще‑то ничего не слышать было не очень интересно. Я скакала то на одной, то на другой ноге, трясла головой и приговаривала: «Ушки‑птички, набрали водички, отдайте обратно, мне неприятно». Тишина горячо лопнула, и в уши ворвался громкий‑прегромкий шум, я даже испугалась немножко. Оказалось, это обыкновенный всегдашний шум, который человек обычно не замечает: шелест листьев, свист ветра и дыхание друзей. Я очень обрадовалась, и ребята тоже. Было только жаль, что я не научусь разговаривать пальцами, ведь теперь необходимость в этом отпала. Позже Васька принёс цветные стёклышки, мы ловили в них солнце и смотрели, как оно меняется у нас на глазах, становясь то зелёным, то голубым, как на другой планете… Глядя на картину, я представила, что это мои деревенские друзья сидят на перевёрнутой лодке возле хмурого осеннего озера, а рядом бегает бабушкина собака Мальва. И все они скучают о лете и обо мне…

В городе у меня нет верных друзей, которые, не задумываясь, отдали бы за меня свою жизнь. Да и я ни за что не захотела бы умереть, например, за Ленку Сивцеву. И тем более никогда не взяла бы её в разведчики. Она несправедливая и врушка, и может выдать тайну любого клада, сто́ит сунуть ей кулак под нос.

Прозвенел звонок, а я так и не написала ни строчки. И, конечно, Римма Анатольевна поставила мне двойку.

Когда на следующем уроке учительница начала зачитывать вслух одно из сочинений, рыжий новичок стал совсем красный и опустил голову к парте. Я поняла, что это его сочинение. А все кругом угорали от смеха.

«Я вилял хвостиком, – читала Римма Анатольевна, – смотрел на детей умными, преданными глазами, и лай у меня был звонкий и заливчатый».

Уши у новичка стали похожи на лепестки роз. Я не сразу сообразила, что писал он от имени собачки.

 

 

«Я умею ждать… Жду и тревожусь, а хозяина всё нет. Вдруг дети закричали: «Папа, папа!», и на песок ступил красивый человек.

Это был мой хозяин. Я прыгнул и лизнул его в суровое обветренное лицо. Пели птицы, пахли травы. Я всё‑таки дождался. Я был здо́рово навеселе́!»

Римма Анатольевна принялась объяснять слово «навеселе». Оказывается, это значит быть пьяным. Все смеялись, как безумные.

Можно прочитать смешно всё что угодно. Папа научил меня такой игре: надо придумать какой‑нибудь вопрос, а потом читать любые газетные заголовки как ответ. Получается очень смешно. А когда Римма Анатольевна читала сочинение новичка, мне ни капельки смешно не было.

Взрослые слова – как игра в испорченный телефон. С одной стороны слышится одно, а с другой – получается другое. У папиного друга, который собирает старинные вещи, есть шарма́нка. Это такой музыкальный ящик. Я где‑то слышала выражение «сыграть в ящик» и спросила папиного друга, когда он собирается это сделать. Мне очень хотелось послушать шарманкину музыку. Он сначала удивился, а потом долго смеялся. Мне объяснили, что «сыграть в ящик» – это значит умереть. Тогда я тоже обиделась на эти нечестные взрослые слова.

Мне стало жаль новичка. Я вдруг поняла, что он мне нравится, и сильно захотелось чем‑нибудь досадить Римме Анатольевне. Если в бутылку из‑под шампанского бросать рублёвые монетки, под конец накопится две тысячи рублей, это я узнала от знакомых студентов. Я уже бросила в бутылку три таких монетки. Как только у меня будут большие деньги, я куплю на базаре удава. Мама говорит, что там можно купить практически всё. Я выдрессирую это благородное животное, чтобы оно, как Каа из книги о Маугли, загипнотизировало Римму Анатольевну.

Началась перемена, и новичок куда‑то убежал. Я нашла его под лестницей. Он плакал, упёршись лбом в перевёрнутую вверх головой швабру. Я тронула новичка за плечо. Он повернулся ко мне и злым шёпотом сказал, чтобы я не лезла к нему. Мы опять чуть не подрались, но потом помирились.

Я больше не хочу звать Олега новичком. Я поняла, что буду с ним дружить и, возможно, когда‑нибудь отдам за него свою жизнь.


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 103; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!