Онтология и музыка пифагорейцев 18 страница



и вы, исповедующие меня, отрицаете меня.

Вы, говорящие правду обо мне, лжете,

и вы, лгущие обо мне, говорите правду.

Вы, знающие меня, невежественны,

и те, не знавшие меня, узнают меня.

Ибо я – знание и невежество.

Я – позор и отвага.

Я бесстыден и я пристыжен.

Я – сила, и я – страх.

Я – война, и я – мир.

Взгляните на меня!

Я – опозоренный и великий.

Взгляните на мои нищету и богатство.

Не будьте надменны со мной, сброшенной на землю,

и вы найдете меня среди тех,

кому надлежит прийти.

И не смотрите на меня, когда я в навозе,

но и не уходите и не оставляйте меня,

когда я отринута,

и вы найдете меня в царствах.

И не смотрите на меня, когда я в изгнании

среди опозоренных в подлых местах,

и не смейтесь надо мной.

Не изгоняйте меня в мертвую страну. Я сострадательна, и я жестока.

Будь внимателен!

Не презирай мою покорность

и не восхищайся моей властью над собой.

В моей слабости не оставляй меня

и не бойся моей силы.

Почему ты презираешь мой страх

и проклинаешь мою гордыню?

Я – тот, кто скрывается во всех страхах,

сила в трепете страха.

Я – слабость,

и я приятна в благодатных местах. Я бесчувственна, и я мудрая.

 

Почему вы ненавидите меня в своих сборищах?

Ибо я молчалив среди тех, кто молчалив,

а когда я явлюсь – я скажу.

Почему вы ненавидели меня, греки?

Потому что я варвар среди варваров?

Ибо я мудрость греков

и знание варваров.

Я – разум греков и варваров.

Я – чей образ велик в Египте

и у кого нет образа среди варваров.

Я ненавидима везде

и везде любима.

Я – та, кого зовут Жизнь

и кого ты назвал Смертью.

Я – тот, кого называют Законом,

а ты назвал – Беззаконием.

Я – та, кого ты преследовал,

и я – та, кого ты настигал,

кого ты разбазаривал

и кого собирал.

И я – та, перед кем ты стыдился

и перед кем был бесстыден.

Кто не празднует праздников

и у кого много праздников.

Я безбожна,

и я – та, чей Бог велик.

О ком ты размышлял

и кого унижал.

Я неученая,

но они учились у меня.

Я – та, кого ты презирал

и о ком ты думал.

От кого ты скрывался,

и вот ты передо мной.

Но когда ты прячешься,

я сама являюсь тебе.

И когда ты появляешься,

я прячусь от тебя.

 

Возьми меня от понимания и печали,

возьми меня к себе от понимания и печали.

Возьми меня к себе из мест подлых и низких

и отними меня у тех, кто добры и уродливы.

От стыда возьми меня к себе в бесстыдстве,

и от бесстыдства и стыда возьми

и упрекай меня в себе.

 

И приди ко мне ты, знающий меня

и знающий мою основу,

и утверди великих среди малых.

Выйди к детству,

не презирай его за то,

что оно мало и ничтожно.

И не отказывай малому в величии,

ибо малость постигается через величие.

 

Почему ты проклинаешь и почитаешь меня?

Ты ранил , и ты миловал.

Не отделяй меня от тех, кого ты знаешь.

И не гони их прочь...

 

Я знаю первых, и те, кто за мной, знают меня.

 

Но я – разум... и отдых...

Я – знание о моем вопрошании

и обретение тех, кто ищет меня,

и повеление тех, кто спрашивает обо мне.

И сила сил моих в моем знании

ангелов, которые были посланы по моему слову,

богов всех времен, явленных по моему совету,

и духа каждого человека, который во мне.

Я – тот, кто почитаем и ценим

и кто презираем и унижен.

Я – мир,

и война пришла из-за меня.

Я – чужестранец и житель этой страны.

Я – субстанция, и я – несубстанционален.

Те, кто не со мной, не знают обо мне,

и те, кто во мне, знают меня.

Те, кто близки, не догадываются обо мне,

и те, кто далеки, знают меня.

В день, когда я близко,

ты далек от меня,

и в день, когда я далека от тебя,

я близка.

Я ...внутри.

Я ...природна.

Я ...творение духов.

...вопрошание душ.

Я – контроль и неуправляемость.

Я – союз и разделение.

Я – пребывание и растворение.

Я – внизу,

и они поднимаются ко мне.

Я – осуждение, и я – оправдание.

Я безгрешен,

и корень греха идет от меня.

Я – вожделение видимости,

и внутренний самоконтроль во мне.

Я – слышимость, доступная каждому,

и речь, которую нельзя понять.

Я – немой,

и велико множество моих слов.

 

Слушай меня в мягкости и учись у меня в грубости.

Я – выкликающий,

и я сброшен на лоно земли.

Я готовлю хлеб, и в нем мой разум.

Я – знание моего имени.

Я – говорящий, и я – слушатель.

Я являюсь... вхожу... моя печать...

я ...защита.

Я – та, которая зовется истиной,

... и уникальным...

Ты почитай меня ... и клевещи на меня.

... победи их.

Суди их прежде, чем они осудят тебя,

поскольку судья – в тебе.

Если ты осужден ими, кто оправдает тебя?

А если ты оправдан ими, кто удержит тебя?

Ибо то, что внутри тебя, то и снаружи,

и тот, кто дал тебе форму,

тот оформил тебя и изнутри.

И то, что ты видишь снаружи,

ты видишь в себе:

оно видимо, и оно – твое одеяние.

Внимайте мне, слушающие,

и учитесь, знающие меня.

Я – слышание, доступное всем,

я – речь, которую нельзя уловить.

Я – имя звука

и – звук моего имени.

Я – знак буквы

и – смысл разделения.

И я...

...свет

...слушающие тебя

...великая сила.

И ...того, кто создал меня –

я назову это имя.

Взгляните на эти слова

и на писания, завершенные прежде.

Вникните, слушающие,

и также ангелы и те, кто были посланы,

и вы, духи, вставшие из мертвых.

Ибо я – тот, кто есть лишь один,

и нет никого, кто бы меня осудил.

Ибо много прекрасных форм

в бесчисленных грезах,

в грехах и невоздержанностях

и в постыдных страстях,

и быстротечных радостях,

на которые человек набрасывается,

пока не отрезвляется

и не поднимается в места отдохновения.

И они найдут меня там,

и они будут жить,

и они умрут снова.


нИЛЬЯ БОКШТЕЙН
Фрагменты о метафизике

 

 – Ты стесняешь мою свободу.

Я хочу быть неповторимым

и творить вместо тебя.

 – Я знал, что ты от меня отвернешься,

ведь я запрограммировал тебя

как олицетворение зла,

ибо это – иллюзия твоей свободы.

Добро же принадлежит мне

по праву в невременности первотворчества.

1

Я вообразил, что я страдаю, и когда я решил:

я и мое страдание – разные субъекты, –

это была первая мысль.

Хотя мыслью я должен был бы назвать

воображение.

Но я назвал "я" – "инх",

а страдание – "саферон"

и представил, что они

самостоятельные формы,

отделенные от меня.

То, что не отделено, я назвал "йи".

Я прибавил к нему "нх",

и возникло "йинх" – непознаваемое.

А страдание, еще неотделенное,

стало "ин". Так возникли четыре формы

и отделенное от них страдание,

которое познается каждой из них по-своему

и постепенно становится

самостоятельным лицом – лицант-сафероном.

2

 – Из "А" можно доказать происхождение "Б".

Но как объяснить, откуда взялось "А"?

А если не объяснять –

мышление остановится.

— Вы считаете, что мышление движется

принятием положений

принципиально недоказуемых?

— Нисколько, но изначальное положение

должно содержать свойство,

исключающее вопрос о его возникновении,

то есть началом "А" является

первичный феномен сознания,

ибо свойство его – восприятие себя

как символа пустоты.

Этот первичный феномен сознания

можно назвать "эм".

Для себя в идеале он – символ

все более сложных образов.

Для нас – это один образ,

в котором наша душа становится

неповторимой настолько,

что исключает дальнейшее

стремление к усложнению,

переходящее к сотворенному ею миру,

и этот образ она считает Господом Богом.

3

— Что вы называете метафизикой?

— Размышления о сверхчувственном.

— Если Астарм воспринимает себя одновременно

в нескольких пространственно-временных

системах – значит он входит

в область метафизики?

 – Для нас – да, но у него

есть свое метафизическое пространство,

ибо шкала семантического знака "чувство"

для него передвинута

и обозначает сферу его сознания,

мы же воспринимаем это не как чувство,

а как многомерность высших миров.

4

 – Но если художнику предоставляется

возможность реализовать потенциал сознания

в чувственных образах,

а у него столь же сильна потребность

во внеисторических метаразмышлениях,

что ему предпочтительнее выбрать?

 – Если потребность в метафизике

у него столь же сильна,

как возможная реализация

исторического бессмертия

в чувственных образах,

он должен сначала отключиться

ото всего, оставив в своем сознании

только чистый лист утреннего удивления,

и первое, что против этого восстанет,

будет его наиболее благоприятным призванием.

5

— Что есть свобода?

— Расширение границ наших возможностей.

— Значит, наши желания

без знания результатов

не являются свободными?

— Для нас они свободны в той степени,

в которой, если им противиться,

чувство зависимости возрастает.

Но Ингинх видит нас в картинах,

и все наши побуждения –

краски его настроений.

— А побуждения Ингинха свободны?

— Свободны постольку, поскольку

он не зависит от персонифицированных картин,

но время запрещает ему повторять

сделанное одновременно другим Ингинхом.

— Значит, Ингинхи находятся под контролем времени,

то есть наиболее целесообразной проэкции

мировой культуры?

— Совершенно верно,

но Ингинх может отказаться от картины,

если она станет живым лицом и

начнет приказывать,

как ему рисовать.

В этом он свободнее нас,

ибо мы подчиняемся

его эмоциональным пульсам,

которые являются нашим интеллектом,

прочее – же инстинкт.

6

— Неужели Эфрам творил мир,

подчиняясь нашему принципу творения –

мучениям невыраженных возможностей созидания?

— Нет, для Эфрама не представляет никакого труда

сотворить мир и себя в нем.

— Но если это так,

то как он может осознавать

принципы своего творения?

— Зачем ему осознавать?

— Но если он не думает,

можно ли говорить о его сознании?

Ведь если у него нет сознания,

его можно отождествить с машиной.

— На каком основании ты считаешь,

что сознание и мышление Эфрама

строятся по законам нашим?

— Если нет, то для нас

они не являются сознанием и мышлением

и думать о них бесполезно.

Если об этом невозможно думать,

значит оно для нас не существует.

Поскольку наше сознание –

отражение в нас бесконечного,

то если мы не находим в нем

сознающего себя в мышлении

нашего типа Эфрама,

мы можем с ним не считаться.

7

 – Ты думаешь, если сознание Эфрама

исключает мысль о нашем понимании,

то по отношению к нам оно низшее?

Тогда объясни,

что такое сознание и мысль,

и мы увидим, может ли сознание

быть над мысленным,

и если да, является ли

надмысленный принцип сознания

более сложным, чем сознание мысли?

 – Сознание есть внутреннее отстранение

сознающего от бессознательного.

Сначала сознающий должен сказать:

"во мне хаос", указывая на то,

что его "я" уже не относится к хаосу.

— Но откуда возник хаос?

— Ниоткуда. Он всегда существовал.

— Это не объяснение.

— Хаос вызван первым актом воображения Эмма –

первичного феномена сознания.

"Я вообразил, что я страдаю" –

эта строка не нуждается

в существовании какой-либо предварительной

или одновременно с ней существующей реальности,

ибо позади нее – абсолютное ничто,

и в нем просыпается "я" с сознанием,

что проснувшись, оно что-то потеряло,

хотя за ним – только "ничто".

Так возникает первая иллюзия –

антипод сознания, –

которая служит для сознания

первым духовным субъектом преодоления.

8

Нетрудно заметить, что мысль

"я вообразил, что страдаю"

образует Троицу

экстермической числовой космогонии:

 

1. "я" – бытие, Элус

2. "вообразил, что страдаю" –

воображаемая потеря чего-то

или конец пассивности – Ток

3. "я вообразил" – Творец, Эфрам, Бог.

 

— Но откуда Эмм узнал слова?

— Ниоткуда. Он сказал: "Я есмь"

и этим сотворил время,

то есть символ изменения,

реализацией которого явилось

воображение Эмма.

Однако после первой Троицы творения,

не включенной в будущую числовую космогонию:

Слово – Пространство – Время –

Ло-Ар-Тим /Лоартим/, –

Эмм погрузился в бездну бессознательного,

так как Лоартим был слишком абстрактен,

чтоб доставлять конкретную радость,

и воскрес Эмм только

как высший центр сохранения сознания

разумных существ, в том числе человека,

в шестом – девятом статимах

числовой экстермической космологии.

9

 – А не думаете ли вы, что Эмм

мог вообще не существовать

до девятого статима

числовой экстермической космологии?

— А что вы тогда предложите

в качестве начала бытия?

— Философскую ночь – Софимнур.

— Но если вы не можете доказать,

как из ночи произошел хаос,

то вам нужно постулировать

первоначальность сознания –

становление хаоса для выявления

своего лица в нем по принципу:

я – воображение – страдание – мысль,

что возвращает нас к уже доказанному.

 – Хорошо, но зачем тогда

временное исчезновение Эмма?

Не лучше ли допустить, что Эмм,

когда исчерпает созданную им картину,

преображает ее в другую

или стирает ее, если картина,

понимая сама, что она

принципиально неудачна,

не желает преобразовываться.

Или же если она совершенна настолько,

что заключенный в ней мир

в ее образе осуществил бессмертие

каждой своей сознающей части.

 – Это можно допустить, но такое допущение

снижает возможности нашего мышления,

ибо снимает трагедию Эмма:

сознание Эмма становится слишком радужным,

а создаваемые им картины примитивны

и не решают наименее вероятных проблем,

преобразующих в воскресение

все более сложные формы смерти.

Уходя в бездну бессознания,

Эмм искал в ней компонентов

для своего олицетворения,

чтобы выплыть во внешнее теперь ему солнце,

неся перед собой новую картину

им сотворенного мира.

Для сохранения своего сознания

Эмм стал рабом им сотворенного мира

на время, которое в тот момент

казалось ему вечностью,

хотя забытая им его трансцендентная душа

во сне чувствовала, что это не так.

 – Но это допущение, хотя оно и верно

для некоторых, а именно:

неудавшихся и спокойных художников, –

оно недостаточно

для удовлетворения нашего мышления.

Эмм был слишком безлик,

чтобы страдать, как мы.

Ведь каждый из нас может утверждать,

что именно в нем воплотился Эмм –

первичный феномен сознания,

а следовательно, Эмм вообще исчез

с появлением двух разумных индивидов,

и теперь мир движется

высшими центрами сохранения сознания

многочисленных разумных существ,

предчувствующих рождение Артьюма –

самого сложного разумного образа,

который превратит Вселенную

в лица своих картин.

10

— А где же в вашей системе

любовь и милосердие Артьюма?

— Любовь и милосердие Артьюма –

это высшие центры сохранения сознания

разумных существ до того, как они

сами становятся духотворцами,

и тогда рожденный ими иной духомир

впитывает их любовь к себе

как родительскую.

И поскольку Артьюм один,

он любит образы сотворенных им картин,

а их обитатели воспринимают это

как любовь к каждому из них

через сложную систему

духовных посредников,

каждый из которых воспринимается

интранизированной им системой сознания

как абсолютный Бог,

источник бессмертия,

то есть законченное воплощение

своего уровня.

 – Но если любовь и милосердие Артьюма –

высшие центры сохранения сознания

разумных существ до того,

как они сами становятся богами,

значит это – наиболее реальное

изо всего, что можно себе представить.

— Что значит более реальное?

— Если человек действительно верит

в любовь и милосердие будущего Артьюма,

то Артьюм отдает ему всю свою память

и делает его величайшим художником

вместо себя, а сам занимается размышлением

над созданиями обоих.

11

 – Почему не допустить, что Эмм

сразу представляет фигуры

по принципу трансэстетической

или просто эстетической цельности?

 – Сначала он воспринял себя точкой,

потом – линией, потом – квадратом,

кругом, камнем, деревом,

птицей, свиньей, и, наконец, человеком.

Это – принцип физической эволюции

с намеком на наше предвзятое толкование

некоторых животных.

Однако то, что в истории

наблюдается как эволюция,

в духовном мире представляется

как творение.

 – Непонятно, если Эмм действительно страдал

от глубины своего потенциала сознания

и отсутствия зеркала,

почему он сразу не представил

всю нашу историю в картинах

и не увидел в ней Бога?

 – Он именно так и сделал

и, увидев в ней Бога,

от радости исчез.

Это была вспышка мирового сознания,

а мы ее воспринимаем

по частям во времени

как бесконечную эволюцию Вселенной.

— А как себя чувствует Бог

после того, как вспышка


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 61; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!